Глава 29. Декабрь 2097 года

Вячеслав Вячеславов
Никто из хроноразведчиков не знал, что в эти мгновения творится вокруг, и как долго. Лишь умозрительно могли представить бушующую стихию раскаленного плазменного кокона, стремительно скользящего по струне времени.

Все ощущения субъективны: время проносилось мимо с бешеной скоростью, а мне казалось, что оно замерло, каждый удар сердца с усилием проталкивал кровь по артериям, мысли тягучи и ленивы. Так, наверное, бывает в наркотическом бреду, или при кислородном голодании.

Внезапно ощутил сильный удар в ступни, пошатнулся и открыл глаза.
Мы стояли в тесной камере хроноприёмника и уже не держали друг друга в объятиях; тела расслаблены, руки безвольно свисали, будто после продолжительной болезни. В слабом, неназойливом свете от матовых стен сферической овальной камеры диаметром в три метра я увидел потрясенно-испуганное лицо девушки.

«Как ты себя чувствуешь? Не описалась?» — спросил я, приобнимая и чувственно целуя Снофрет в пересохшие губы, показывая, что между нами ничего не изменилось, мы ещё можем кое-что чувствовать.
«Не знаю. Вроде бы — нет. Я ещё жива, или уже умерла? Где мы?»
«На месте прибытия. В Москве. Я же тебе рассказывал».
«Я помню. Но обычно всё идёт не так, как задумывалось. Ты уверен, что мы благополучно добрались?»

«Да. Мы дома. Сейчас закончится стерилизация, облучение, чтобы вместе с нами в будущее не проникли вредные вирусы прошлого, и выйдем наружу. Осторожно, не зацепись ногой за порожек. Я каждый раз спотыкаюсь на этом месте. Физики почему-то не могут придумать более безопасный выход. Стекание атомов, видишь ли».

Сегмент сферы диафрагмой бесшумно раскрылся, и мы, держась за руки, словно Шерочка с Машерочкой, вышли в светлое помещение хроноприёмника института времени.

На окнах плотные шторы с расписными огненными петухами, опрокинутыми в разные стороны глиняными кувшинами с ярко-жёлтыми подсолнухами. Не поймёшь, что за время суток вне здания — всякий раз удивляюсь излишней конспирации, которая уже стала традицией. Считалось, что даже подсознание человека не должно страдать из-за чехарды во времени.

Увидел округлённые глаза профессора Николая Руслановича и Лидии Петровны Нерчинской, его заместительницы, которые замерли в изумлении — не ожидали увидеть сразу двоих.

Пока ещё каждое возвращение из прошлого становится заметным событием: в телевизионных новостях сообщают о хроноразведчике и цели путешествия. Первых разведчиков качали на руках, словно первооткрывателей космоса, не отрываясь, смотрели уникальную информацию из прошлого, февраля 1917 года в Петрограде, на исторические лица, столь разительно отличающихся от наших представлений о них. 

Через пять лет восторг поутих, всё стало обыденным, привычным: агентов встречают лишь руководители отдела исторической разведки, лично отвечающих за результат переброски, но волнение от этого не уменьшилось, по себе знаю.

— Всем пламенный привет от народов прошлого! Извините, мы без подарков. Как вы тут без нас поживали? Не успели соскучиться? — нарочито беззаботно, ёрническим тоном произнес я.

«Артём, как это понимать?! — спросила Лидия. — Ты нарушил инструкцию. Из прошлых веков никого нельзя с собой брать, тем более любовниц! Сам должен понимать, чем это чревато».

Как же она быстро просекла, что Снофрет моя любовница! Но никем иной она и не может быть, здесь Лидия права.

— Знаю. Виноват. Но так уж случилось. Увидите отчёт и поймёте, должны понять, — я не мог иначе поступить. По крайней мере, ничего страшного не произошло. Всё осталось на своих местах — исторические факты не изменились. Мы же не проводили опыта по изъятию людей из прошлого. Когда-то надо начинать. Пусть это будет первым экспериментом. Всё закончилось благополучно. Все живы и здоровы. Я рад вас видеть. Вы очаровательно смотритесь вместе. Лида, тебе идёт это платье — приятная расцветка, хороший раскрой. Дизайн Юра Копушкин разрабатывал? Работает фантазия у парня. Дай его номер для связи. Может быть, моей подруге что посоветует.

До этого я никогда не называл её по имени, без отчества, надеялся отвлечь, дать повод для новой, менее существенной обиды.

«Это мальчишеское самоуправство!» — не унималась Лидия Петровна, не поддаваясь на мою уловку. — «На пушечный выстрел нельзя допускать таких к разведке. Да ещё на предельный срок погружения, когда любое возмущение чревато непредсказуемыми последствиями. Он же мог создать бифуркационные  точки и выбрать самый нежелательный вариант. Удивительно, как ты вообще вернулся в наше время! Николай Иванович, почему молчишь? Скажи что-нибудь».

(Бифуркация — это точка спонтанного ветвления возможных путей эволюции (на латыни bifurcus означает «раздвоенный»); буквально — «вилка» — критическое состояние системы, при котором она становится неустойчивой и неопределённой в отношении последующего развития. Точка бифуркации —  критическое значение при изменении «управляющей» переменной (время, расстояние), в котором система выходит из состояния равновесия и обретает «выбор», приводящий к невозможности предсказать дальнейшее развитие системы).

«Лида, не волнуйся, он своё получит. Из хроноразведки вылетит как пуля, пинком под зад. Его проступком займётся дисциплинарная комиссия. Я никак не мог ожидать, что герой космоса, столь выдержанный человек проявит элементарную мальчишескую глупость. Это недостойно».

Я не сразу просёк, что наш разговор через телепатор и мой переводчик слышит Снофрет, и она подумала:

«Лида волнуется, что ты появился со мной? Она хотела тебя заполучить, поэтому так сильно переживает за соблюдение порядка».

«Кто это промямлил? — изумилась Лидия. Её переводчик на долю секунды замешкался с переводом фразы Снофрет, которая наложилась на слова Николая. «Это ты сказала, девчонка?! Боишься, что я его у тебя отберу? Мне он сто лет не сдался. Я замужем. У меня есть ребёнок, любящий муж».

Слова прозвучали немного беспомощно, и в оправдание. И я понял — Снофрет женской интуицией сразу догадалась о дополнительной причине волнения Лидии Петровны, которая давно оказывала мне знаки начальственного благоволения, поблажек, но я легковесно всё это относил на счёт моих профессиональных качеств и интересных видеоматериалов, которые привозил из прошлого.

Обычно после возвращения, выхода из сферы магниторезонансного приёмника, с хроноразведчика снимали телекамеры, наручные браслеты с многофункциональными приборами и с автономным энергообеспечением, разрешали посещение столовой, и лишь после этого дотошно рассматривали и расспрашивали о существенных деталях командировки.

Но на этот раз, лишив защитной атрибутики и пройдя тестирование Реальности по датам и важным историческим событиям, меня допрашивали на месте преступления. Чувствуя свою вину, терпеливо и покаянно рассказывал. Ничего другого не оставалось. Конечно, они могли бы и без меня наскоро просмотреть собранный видеоматериал, но это будет потом, а пока важен личный контакт и наблюдение за моим поведением, мимикой. Не изменился ли сам разведчик и его восприятие Реальности? Не внедряют ли двойника из будущего?

Иосиф Боротнянский за пять лет проживания во Флоренции XV века с большим трудом смирился с новой, то есть прежней Реальностью, из которой когда-то вышел. И, между прочим, у него там возникла своя семья, правда, без детей, не родил себе пращура. Женился на молодой очаровательной вдове с грудным сыном, который считал его своим отцом.
Закончив краткое повествование о своих похождениях, я виновато произнес:

«Теперь уже можно возвращать Завуфа из прошлого».
Николай с недоумением посмотрел на меня:
«Кто такой — Завуф, и почему его нужно возвращать?»
«Разведчик, которого вы отправили ко мне в прошлое, когда я не вернулся».
«Но ты же вернулся, — заметила Лидия. — Никого мы не отправляли. Что за нелепые вопросы?»

«Вернулся, — уныло подтвердил я. — Я давно подозревал… И теперь сам не понимаю, откуда он взялся? Я ведь тоже никогда не видел его у нас в отряде разведчиков. Думал, что он из недавно призванных. За всеми не уследишь… Он узнал меня по ботинкам и телекамерам. Да я и не скрывал, когда был у царя Соломона, говорил, что я из России. Он заявил, что его отправили предупредить меня о возможной гибели по пути в Грецию, или в самой Греции, куда меня и посылали. Поэтому я и отправился в Египет, чтобы не испытывать судьбу, хотя и было искушение, узнать причину возможной смерти, — нужно лишь проявить особую осторожность и внимательность. Карма не всегда срабатывает с неумолимой последовательностью».

«Артём, ты понимаешь, что своей недисциплинированностью создал параллельную Вселенную с каким-то Завуфом!» — строго произнесла Лидия.
«Он не какой-то, а важное историческое лицо. О нём даже в Библии в третьей книге Царств есть упоминание. Друг Соломона. Видимо, ты права, сбой всё же произошёл. Я не хотел. Так уж получилось».
«Ещё б ты хотел!»

«Завуф и его начальство не побоялись создать новую Вселенную, поэтому и завезли в прошлое маяк ментальной связи. Может быть, и мы сможем им воспользоваться? Нужно только знать физические характеристики маяка. Думаю, техникам не составит труда их узнать», — я попытался перевести рельсы на нейтральную территорию, озадачить новыми грандиозными космологическими планами.

«Там видно будет. Пока же, пройдите карантин. Нам нужно посоветоваться с руководством института о твоём самоуправстве», — холодно бросила Лидия.

Этого я и опасался. Нас помещали в экранированную комнату, где исчезала возможность связи с кем бы то ни было. Ослушаться не мог. Николай моментально бы заблокировал выход из института, и начались бы насильственные действия по принуждению к нужному им результату. Что ж, я знал, на что шёл, брыкаться и возмущаться бесполезно. Видел я таких — жалкое зрелище. Сила палку ломит с оглушительным треском.

Я и Снофрет прошли в небольшую соседнюю комнату с двумя протёртыми диванами из серебристого кожзаменителя, тремя такими же креслами и посередине круглым деревянным столом, на котором стояла литровая бутылка с минеральной водой. Налил в два стакана, один, показывая пример, выпил, другой подал Снофрет.

— Попробуй. Может быть, и не понравится. У вас вода вкуснее.

Она осторожно выпила, будто ожидала какого-то подвоха, похвалила:

— Необычный вкус. Но мне нравится.
— Ещё налить?
— Половину этой стеклянной ёмкости. У меня горло от волнения пересохло.

— Это стакан. Бутылка из прозрачного полимера. Лишь внешне похожего на стекло.
— Как здесь красиво! Необычно. Солнца не видно, а светло. Через стекло проникает?

Я оглянулся по сторонам, не понимая, что она нашла здесь красивого. Я тоже в этой комнате впервые. До этого ко мне не проявляли недоверия, — обходился без карантина.

Спартански обставленная комната с матово подсвечивающим потолком. Всё без изысков и технических наворотов, не было голографического телеприёмника, холодильника, старая мебель перешла по-наследству от Астрофизического института, никто не удосужился заменить более современной.

Разве что разместили две большие голографические картины на смежных стенах, создающие иллюзию открытых окон в другой пейзаж. На одной — вид на заснеженные альпийские горы, редкие дома на зелёном склоне с непременными пасущимися пеструхами, у одного даже примостился оранжевый флаер, на другой картине — водопад Виктория на реке Замбези. Вид снизу.

Зрелище впечатляющее. Можно часами любоваться падающей водой с высоты в 125 метров и шириной почти в два километра, при желании звуковое сопровождение усиливается, что я и сделал, чтобы девчонка смогла прочувствовать всю мощь водопада. Снофрет застыла в восхищении.

Я же ходил из угла в угол и пытался прокачать создавшуюся ситуацию, все варианты развития, от самого худшего. Как они поступят? Что с нами сделают? Не привык находиться в роли обвиняемого. Но сам виноват. Себя казнишь строже.

После семнадцати минут томительного ожидания, дверь неожиданно и бесшумно открылась, в комнату вошёл озабоченный Николай и холодно произнёс:

— Надеюсь, насчет девчонки ты уже решил, что делать? Она в нашем расписании не предусмотрена. Мы вас не задерживаем.

Нас отпустили, чтобы спокойно просмотреть доставленную мной информацию и решить, какой участи мы заслуживаем. Я за руку повёл Снофрет, которая всё оглядывалась на низвергающийся водопад.

«Никогда не думала, что такое возможно. Почему река беспрерывно падает с такой огромной высоты и вода не заканчивается?»
— Пошли. Потом как-нибудь слетаем к этому водопаду. Наяву всё намного интереснее, чем на картине.
— Это картина?! Нарисованная?

— Не совсем. Запечатленная с натуры. Позже всё узнаешь.
— И во втором окне тоже?! Я же видела: там корова голову поднимала, когда собака мимо пробежала! Орёл пролетел под облаками.
— У нас много подобных обманок. Устанешь удивляться.

Мы вышли в длинный коридор с множеством кабинетов, у каждой двери свой код, любопытствующий не пройдёт. Снофрет тревожно осматривалась по сторонам, на меня:

«Ты чем-то обеспокоен? Нас могут убить, посадить в яму?»
 «Не волнуйся. До этого не дойдёт. Нервы помотают, накажут для острастки и выгонят, другим в назидание».
«А что это за “расписание”, о котором сказал Николай? Список? Список живых? И меня в нём нет?»

«Не ломай голову. Это привычный оборот речи. Потом узнаешь. Ничего опасного».

Редкие сотрудники, идущие навстречу, с удивлением смотрели на Снофрет в экзотичном египетском платье и соответствующим макияже, с чересчур удлинёнными сурьмой глазами. Здесь такого ещё не видели — она не была похожа на современниц. Обычно разведчики возвращались в спецкостюмах, который защищал от непогоды, если случался выброс в непредусмотренное время года.

Мы прошли в мужскую раздевалку. Я сначала заглянул, чтобы никого не смущать женским присутствием. Там был лишь Лещевский. Он уже оделся и дотошно проверял комплектность костюма разведчика, — малейшая нехватка грозила досадными и неприятными последствиями.

— Привет, Миша. Ты куда собрался?
— В Византию Х века.

— Проверять Петра Чаадаева, прав ли он, заявив: «Мы обратились к жалкой, всеми презираемой Византии за тем нравственным уставом, который должен был лечь в основу нашего воспитания»?
— И за этим тоже — лучше поздно, чем никогда. А ты откуда?
— Из Египта Х века до новой эры.
— Ого! На полную катушку отмотали! Ну и как там?
— Прикольно. После возвращения увидишь хронику.

— Подруга оттуда?
— По наряду не видно?
— Красивая. Неужели разрешили?
— А ты как думаешь?
— Да, брат, крепко ты влип.
— По самые уши. Пообещали выгнать из разведки.

— Понимаю тебя. Из-за такой красотки можно голову потерять. На Нефертити чем-то смахивает. Не зря её имя переводится, как — «Прекрасная пришла». Если помнишь, её статуэтку в начале века проверяли на томографе. Выявили весьма реалистичное изображение под слоем грима, с морщинами возле глаз и губ. Похоже, это было её предсмертное изваяние в возрасте 32 лет. Я по возвращении свяжусь с тобой, узнаю, как с тобой расправились. Если терпимо, тоже заарканю подобную девицу. Довольно в холостяках ходить.

— Только не это! Ты же понимаешь, тогда меня накажут по полной программе, и тебя заодно, чтобы другим было неповадно! Местные девчонки останутся невостребованными.

— Не переживай за них. Разведчики погоду не делают, нас всего сотня на страну едва ли наберется. Андроиды восполнят нехватку.
— Не все могут с ними.

— Это точно. Ради любопытства я как-то однажды попробовал — взял в аренду на сутки. Не понравилось. Одно слово — суррогат. Ни поговорить по душам, ни оттрахать как следует. В какую позу ни поставь, всё стерпит, ни гримасы неудовольствия. Лет через пять обещали вложить душу. Но это лишь всё вернёт на круги своя. Андроиды начнут фортеля выкидывать, свои претензии выставлять, головной болью прикрываться, свободу требовать.

— Смотря, как запрограммируешь, — улыбнулся я, живо представив безрадостную картинку грядущего, когда человека будет невозможно отличить от андроида. Смогут ли они нас вытеснить и зажить своей жизнью?

— Сейчас у андроидов все программы самообучающиеся. Значит, рано или поздно начнут понимать, что они личности, заслуживающие уважения, равноправия среди всех народов и роботов. Ты в курсе, что андроидов уже на Земле 437 миллионов? Каждый год идёт прибавление на 750 тысяч. И это не считая роботов, которых никто и никогда не подсчитывал. Непременно наступит час, когда их будет больше чем людей, потребуют самостоятельности, самоопределения, признания народом, нацией. Вот будет потеха! Не хотел бы дожить до этого времени. Открыли ящик Пандоры.

— Не преувеличивай. И не с такой напастью человечество справлялось.
— Кто знает, справлялось ли? Мы так и не узнали, от чего погибли прежние цивилизации. Не ожидает ли и нас подобная участь?

За время разговора я переоделся, просмотрел ящики, полки шкафчика, чтобы не оставить нужных личных вещей? Могут потом из принципа и не пустить в раздевалку, закрыл шкаф на электронный ключ с ментальным кодом. Миша подошёл с протянутой рукой.

— До встречи, Артём. Не переживай. Всё утрясётся.
— До свидания, Миша. Надеюсь на это. Я совсем замотался с этим допросом. Не сказали, какой сегодня у вас день?
— 12 декабря 2097 года 14 часов пять минут. На улице зима. Пуржит. Минус 25. А ты костюмчик напялил. И я сразу не врубился тебе подсказать.
— Мне-то ладно, у меня здесь тёплая куртка есть. А вот ей-то что надеть?

Я только сейчас обратил внимание, что тело Снофрет покрылось мелкими пупырышками, и она зябко прикрывала свои обнаженные плечи ладонями. В помещении института поддерживалась постоянная температура в +20о, не рассчитывали на египтянок в летних платьях в зимнее время года.

 «Тебе холодно? Что же ты молчала? Извини, задумался. Лавина информации, не успеваю реагировать».

Снова открыл шкаф и достал себе бежевую осеннюю куртку с флюоресцирующими в темноте вставками, а Снофрет шерстяной серый свитер, в нём появился в институте в первый раз. «Надень. На время сойдёт. Потом что-нибудь придумаем». Помог закатать длинные рукава. «Тепло?»

— Не делай проблему на ровном месте, — заявил Миша. — Закажи для подруги одежду в Интернет-магазине. Через десять минут доставят.

— Действительно, отвык от благ цивилизации. Забыл, что туда можно обратиться. Сам я редко им пользуюсь, предпочитаю нормальные магазины, где можно пощупать, прицениться, семь раз подумать, прежде чем купить. У нас любят накручивать цены. Пользуются тем, что мало кто знает реальную цену товара. В другой Реальности я не вернулся из прошлого. Начальники были вынуждены послать посредника, который предупредил меня об опасности на пути. Я в корне изменил направление. Кто бы знал, может быть, достаточно одного предупреждения? Успехов тебе, Миша. Будь осторожен.

— Буду. Ты и здесь сумел отличиться. В историю входишь. Прецедент создан. Отныне все будут вспоминать Валежина Артёма Петровича, и тыкать укоряющим пальцем: Ему можно, а нам — нет? А тебя как звать, красавица? Сестра есть, Снофрет? После возвращения приеду к ней свататься.

«Она ещё маленькая. Десять годочков этим летом насчитали».

Миша рассмеялся.

— Она уже старенькая, на три тысячи лет. Ничего, я возьму её семнадцатилетней. Породнимся. Будем друг к другу в гости ходить и трепаться о династиях Рамзесов.
— Миша, в Египте до семнадцати лет девушки не ходят незамужними. Выскакивают в четырнадцать-пятнадцать, а то и раньше. Кого как угораздит. Да ты и сам прекрасно знаешь.

— Шучу, Артём, шучу. Никто нас туда по нашему желанию не отправит. Я себе византийку привезу. Они, говорят, тоже очень красивые. Дочери разных народов. Необузданные метиски.
— Миша, мне голову открутят, если это станет нормой!

— Ага, испугался?! Не надо было показывать пример. Ты, значит, будешь с молоденькой египтянкой кувыркаться, а мы с эмансипированными девицами, которые по характеру больше на мужиков похожи, чем на женщин? Нет, брат, за всё нужно платить. Впрочем, я ещё посмотрю, чем тебе всё это аукнется, как запоёшь через месяц, другой. До встречи, Снофрет. Если Артём надоест, дай мне знать, я скоро вернусь и составлю тебе компанию. Мы будем чудесной парой.

Миша шутливо поддел пальцем её нос. Девушка робко улыбнулась, не поняв и половину его слов. Мы вместе вышли из раздевалки в длинный коридор.

— Пурга взлёту не помешает? — спросил я.
— Ты отстал на своём Марсе, сейчас всепогодные самолёты, ничего не боятся. Прогресс.
— Почему же тогда некоторые самолёты так часто разбиваются?

— Человеческий фактор, Артём. Слишком много раздолбаев. Привыкли на автоматику полагаться, расслабились. Достаточно одному такому попасть на ответственное место, и всё, неприятных последствий не оберёшься.

— Ты прав. В космонавтике точно так же: человек чаще становится причиной катастрофы, чем автоматика, то настроение подводит, то глюки забодали, и глядишь — тонну лишнего топлива залили в баки. Защита от дурака не всегда срабатывает. Хроноразведчикам проще, автоматики нет, всё на уровне психологии. А это порой тоже чревато осложнениями, у каждого свой норов. Про гонор не говорю. Счастливого пути и мягкого приземления.
— К чёрту!

Миша пошёл к выходу из института, а я завернул девушку в столовую, — довольно девчонку морить голодом, да и себя тоже. В туалетной комнате помыли руки под кранами с фотоэлементным включением воды, что до смеха позабавило Снофрет, то подносила, то убирала руки.

Многолетняя привычка, ставшая психологической. Нанотерапевты не давали развиваться болезнетворным микробам, следили за работой всего организма, нормализировали её. Но это не давало повода садиться за стол с немытыми руками, даже после недавней стерилизации.

Снофрет, не понимая смысла, ничего не зная о микробах, повторяла за мной все мои действия, похожие на ритуал. С удивлением смотрела на пенящуюся в руках воду, промокала ладони нежной и ароматной бумажной салфеткой, которую вслед за мной нерешительно бросила в мусорную корзину.
«Неужели вы так расточительны? Сколько труда затрачено на изготовление этого великолепия!»

«Ты права. Наше общество избыточно расточительно. Мы не потребляем и трети производимого. Большая часть изготовленного снова поступает в переработку, часть продуктов и энергии безвозвратно теряется. Это всё наши недостатки, над которыми стараемся не задумываться, потому что не в силах отказаться от комфорта. Пройдёт немного времени, и ты к этому привыкнешь».

продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/09/678