Глава 41. Плата по счетам

Вячеслав Вячеславов
На следующий день мы улетели в Кению на скоростном самолёте, что, однако, заняло три часа полёта почти на границе со стратосферой. Наконец-то Снофрет сполна насладилась видами Земли с высоты. От иллюминатора не оторвать и на минуту. Не ощущая вкуса, выпила стакан апельсинового сока, не глядя на меня, вернула ёмкость, проговорив:

— Я чувствую себя Изидой, поднявшейся к богам, и уже нашедшей Осириса. Это так прекрасно! Жаль, слишком много облаков, и я не могу всё тщательно рассмотреть. Позже я, думаю, ещё не раз вернусь к этому полёту.

Из аэропорта на вертолёте перелетели в окрестности города Найроби. Бунгало сестры находилось в непосредственной близости от заповедника «Амбасери» — «Солёная пыль», где смотрителем был её муж Кунга, стройный негр моих лет, с симпатичными мелкими кудряшками, которые перешли по-наследству моим племянникам. Бунгало по-африкански открыто всем ветрам и птицам, и закрыто от солнца нависающими кронами деревьев, где идёт своя жизнь, птиц, ящериц, насекомых. Здесь ароматы и запахи иные, чем в Позднем Египте, но жара и сушь та же.

Ирина в первый час встречи с некоторой настороженностью присматривалась к будущей невестке. «Невозможно представить её из прошлых времён. Заурядная смазливая девчонка. Надолго ли это у тебя? Ну-ну, посмотрим. Не успеешь к одной привыкнуть, как ты обзаводишься другой».

«Не ворчи — тебе не идёт — старушечьи морщины появятся. Не так уж много у меня было зазноб, и ещё меньше ты видела».

«В последнем я с тобой согласна».

Зато темнокожие племянники Семён и Светлана с восторгом облепили Снофрет. И они ей приглянулись. С удовольствием следовала за ними, если звали полюбоваться и поиграть со щенками овчарки Дези, которую привезли из Жигулёвска, училась по-хозяйству простым вещам, о которых до этого и представления не имела. Племянникам нравилось её обучать: одно дело — знание из электронной памяти, другое дело — применение на практике, со всеми огорчительными ошибками и восторгами первооткрывателя.

Вместе с племянниками, которые на этот раз выступали в роли гида, мы три дня облетали африканские достопримечательности: исток Белого Нила на озере Виктория, высоченную заснеженную гору Килиманджаро, знаменитую равнину заповедника Серенгети, огромный кратер потухшего вулкана Нгоронгоро, алмазные и золотые копи ЮАР, полюбовались древними петроглифами в глубоких пещерах некогда цветущей Сахары.

Особенно впечатлил ревущий водопад Виктория на реке Замбези в Родезии. Снофрет уже была подготовлена к этому великолепному зрелищу, но трудно сдержать восторг при виде низвергающейся в бездну клокочущей миллионами тонн воды. Грохочущий поток поднимал мельчайшую водяную взвесь до сияющих под солнцем облаков, словно это клубы дыма. И стояла высоченная красочная арка радуги, словно преддверие рая.

Рядом с этим творением природы чувствуешь себя ничтожно малым и незначительным. Думаешь даже не о Боге, а о тщетности человеческой цивилизации, которая не в состоянии создать столь же величественное и прекрасное, как этот водопад в окружении буйной зелени. Из-за безумного рёва разбивающейся воды других звуков не слышно, ментальная связь кажется голосом из преисподней, и это постепенно подавляет, заставляет с облегчением удалиться прочь.

На комфортном флаере, уже вдвоём, пролетели искрящийся на солнце Нил, от истока и порогов до серых, почти невзрачных пирамид на жёлтом фоне песка и каменных осколков. Обошли изогнутую кверху пятидесятиметровую галеру Хуфу, которая 45 веков пролежала в одном из коридоров пирамиды Хеопса в разобранном виде в ожидании воскрешения фараона, который её соберет, чтобы отправиться в вожделенный загробный мир.

И снова полёт на флаере. Даже меня, искушённого, впечатляли перемены за последние года, что я здесь не был: появились новые города, посёлки, рукотворные оазисы с блестящими под солнцем каналами. Скоростные дороги серой паутиной пронзали всё жёлто-зелёное пространство с частыми зеркальными солнечными панелями, аккумулирующими энергию, — пустыня отступала под напором технологического прогресса и увеличивающегося населения. Снофрет переполняли эмоции. Почти не отрывала взгляда от открывающейся панорамы. Восторженно воскликнула:

— Я словно Изида, облетающая на крыльях свои владения! Восхитительное чувство. Даже в мечтах не могла подобное представить.

— Хочешь за штурвал пересесть? Поуправляешь. Ничего сложного. Только резкие движения не делай. Всё плавно. Вот так. У тебя хорошо получается. Разбиться мы в любом случае не сможем, вмешается автоматика.

— Защита от дурака?

— Она самая. Если желаешь, соверши полный разворот, чтобы понять управление. Взгляни налево, это уже современный Каир, бывший Мемфис, где мы с тобой уже бывали. Если хочешь, пролетим над ним.

— Неужели это жилые дома? Такие маленькие! Взгляни, да это пирамиды! Детские игрушки на фоне небоскрёбов! Так и подмывает протянуть руку и поставить всё на попа.

— Давай снизимся. Что сейчас скажешь?

— С земли они сильней подавляют. Я сейчас считываю информацию об их строительстве, и поражаюсь народному терпению, его глупости. Как можно возвышать одного правителя и годами ему поклоняться, десятилетиями возводить усыпальницу?

— Давно такой умной стала?
— Ты прав. И это обидно, что нужно три тысячи лет, чтобы вдруг внезапно поумнеть.

— Ну, умные люди были во все времена, хотя они почти всегда приходились не ко двору правителей. Их уму завидовали, опасались, строили козни, предавали и убивали. Лишь в последние века их начали ценить.

В Каире пообедали в ресторане небоскрёба с видом на пирамиды, Сфинкса, и расстилавшийся внизу незнакомый город, который с высоты не производил впечатления столицы. Трудно любоваться почти стандартными высотными зданиями, которых, впрочем, везде стали строить намного меньше, после того как от сильного землетрясения обрушился знаменитый почти километровый небоскрёб в Дубае. Жертв насчитали свыше восьмисот человек. Стихия ещё раз показала человеку, что она сильнее его честолюбивых замыслов.

До вечера колесили по знойному городу с непременными пальмами. Побывали в музее Древнего Египта, где выставлены экспонаты: скульптуры, — ровесники Снофрет, но ей они не были известны, не приходилось сталкиваться, слишком велика разница между жрецами, приближёнными фараона и семьёй бедного феллаха. Переночевали в небольшой загородной гостинице, где бесцеремонных туристов было на порядок меньше, чем в пятизвездочном отеле, где больше смотрели, не друг на друга, а на подъезжающие автомобили, откуда выходили разнаряженные мировые известности во всех сферах бизнеса.

 Утром мы арендовали уютную моторную лодку и отправились в Файюмский оазис, чтобы на памятном промежутке пути наглядно проследить все изменения за тридцать веков. Снофрет сидела у борта полубоком ко мне, напряжённо следила за протягивающимся берегом, частыми проплывающими кораблями, катерами, глиссирующими лодками, молчаливая, придавленная грузом обрушившихся впечатлений. Слишком разительна была перемена декораций. Бесконечные многоэтажные здания на заднем плане перед зелёным берегом с непременными пальмами, огородами и полями.

«Я только здесь и сейчас поняла, что действительно живу в другом времени. До этого было чувство, что просто переехала в иную, незнакомую местность в ином мире. А здесь отчётливо вижу, узнаю… с трудом узнаю те места, мимо которых мы когда-то проплывали».

«Ностальгируешь?»

«Ах! Ты не понимаешь! Ностальгии нет. Я не могу найти нужных слов, чтобы выразить своё состояние. В вашем языке так много слов, синонимов… метафоры, гиперболы. Зачем они? Я ошарашена! Смущена».

«Ну вот. Всё же нашла нужное слово. Я тебя понимаю».

«Но ты сказал, что я ностальгирую. А у меня совершенно иное чувство. Я больше возмущена, разъярена несправедливостью, которую вытворяли с людьми, со мной, не желаю возвращаться в те времена. Я их с ужасом вспоминаю. Особенно этого… Как бы мне его забыть? Ты представления не имеешь, каково быть бесправной рабыней без малейшей надежды на спасение, на улучшение доли. Я не хотела такой жизни, но и умирать не желала. Я ведь ещё не жила. Жизнь в бедности и в постоянном унижении — это не жизнь. Мне кажется, что я с детства всегда подозревала, что существует иная жизнь, лучшая. Та, о которой рассказывала мама, вспоминая легенды о наших многочисленных богах. И когда ты гневно оттолкнул Харнама, причинившего мне боль и унижение, ты мне показался Осирисом, который внезапно появился из другого мира, чтобы спасти меня. Но потом, к моему ужасу, ты почему-то захотел от меня избавиться».

«Но, ты же понимаешь…»

«Это я сейчас понимаю. Ты не должен… Нет, не то… Но я рада, что ты вмешался. Ты без меня смог бы прожить, а я бы погибла. Мне было суждено влачить жалкое существование».

Мы надолго замолчали, тщетно пытаясь разглядеть среди новостроек следы некогда большого поместья Антефа. Всё застроено высотными домами вперемешку со старыми, началом пока ещё этого века. На удивление, нас почти никто не узнавал. То ли не ожидали скорого прибытия, то ли были равнодушны. Понять можно.

Народ с трудом выживал за счёт туристов и продажи подделок статуэток, ювелирных изделий из захоронений фараонов, а мы проходили мимо бесчисленных лавок, не желая обременять себя лишним грузом.

Глаза завистливы, а потом не знаешь, как избавиться от ненужных вещей. К почтовой закладке не приближались. Да она, кроме нас, никого не интересовала, мы боялись к ней подступиться, решили на время забыть, чтобы не искушать судьбу. Всё было на грани мистики: дотронешься до схрона, и всё пойдёт не так, как желаешь.

На скоростном флаере пролетели над Суэцким каналом, окаймлённым зелёной полосой насаждений среди жёлтых песков, унылой Нубийской пустыней, Эфиопией, издавна претендующей на историческое родство с царицей Савской, и долгое время скрывающей в дальнем храме израильский ковчег завета, которому молва приписывала чудодейственные, магические и физические свойства, вплоть до энергетического конденсатора большой мощности. При соприкосновении человека ударяло сильным разрядом, что и описано в Библии.

Девять дней беззаботной жизни в бунгало Кунга и Ирины пролетели как одно мгновение. Три раза всей семьёй выезжали в театр Найроби на драматические и балетные спектакли заезжих гастролеров. Голографические передачи всё же не давали полного ощущения сопричастности к искусству. По просьбе Светланы пришлось купить билеты на шоу сверхмодного певца Джона Карпентера и высидеть весь концерт среди невообразимого буйства молодежи. Семен, по молодости лет, к нему был равнодушен, больше тяготел к биологическим наукам, стремился посильно помочь отцу. Да и к концу заключительных аккордов Джона Светлана потеряла пыл неофита, кисло проговорила:

— Это было здорово. Можете вынимать свои затычки.

Это она про наши «беруши», которые я засунул себе и Снофрет уже на второй минуте, когда понял, что последует невыносимая звуковая атака. А я спросил египтянку:

— Как тебе понравилось развлечение нынешней молодежи?
— Они действительно от этого балдеют или притворяются?
— Об этом спроси свою подругу. Она полдня уговаривал меня полететь на этот концерт. Знает, что отца и мать просить бесполезно. Они не поощряют увлечение своей дочери.

— А ты?
— Что я?
— Ты поощряешь? Затратил столько времени на дорогу и сам концерт.

— Я не поощряю. Но считаю, что клин вышибают клином. Света страстно желала побывать на концерте своего кумира. Её мечта осуществилась. Воочию увидела и услышала поведение и вой фанатов Карпентера. Теперь задумается о многом.

— Может быть, ей тоже надо было так же кричать и танцевать, как и остальные ребята? Почувствовала бы сопричастность.
— Возможно. Светлана, ты почему не вопила? Не прыгала вместе со всеми?

— Что я, чокнутая? — хмуро отвернулась от меня племянница, разглядывая сверхмодно одетого сверстника, который продолжал бесноваться между рядами кресел. Его, смеясь, успокаивали старшие друзья. Наркотическое воздействие громкой и ритмичной музыки по-разному воздействовало на психику подростков. Всё зависело от генетической настройки организма.

Ночной перелёт на флаере проходил в молчании. Под равномерный гул электромоторов вглядывались в неподвижные разноцветные огни на земле и стремительно проносящиеся в воздухе флаеры, самолёты. Каждый по-своему осмысливал увиденное на концерте. Не так уж и далеко мы ушли от пляски кроманьонцев вокруг костра. Та же радость и эйфория от ощущения молодости, задора под звуки барабана и примитивной свирели.

И вот, настало время задуматься о будущем и прошлом. Назавтра я должен быть в Москве, чтобы окончательно договориться с руководством хроноразведки, обговорить все детали соглашения, оплату всех затрат, и подготовиться к выбросу в прошлое. Снофрет я оставлял у Ирины.

Они уже успели сдружиться, несмотря на разницу в пятнадцать лет. Египтянка не пыталась казаться умнее и значительнее, чем есть. В новом мире она нуждалась в помощи, и получала её от всех окружающих, которых мы допускали к ней. Да и здесь не так уж и многолюдно: люди в экскурсиях по заповеднику предпочитают смотреть на зверей, а не на себеподобных.

Через пять дней родители обещали приехать в Найроби. Празднование рождества и Нового года в семейном кругу было нашей традицией. Исключением были мои три марсианских года, да вот сейчас приходиться спешить, по себе знал, упущенный час мог обернуться поражением всех наших планов.

Программисты, по моему заказу необходимых параметров нового выброса, долго не могли просчитать и установить точный момент перемещения в Поздний Египет, чтобы удовлетворить всем моим требованиям.

Мой шестой выброс в прошлое являлся коммерческим, поэтому за всё платил я, точнее, переводил со счёта Снофрет, потому что все недавно полученные средства оформил на неё. Мало ли что может со мной случиться в новом выбросе? От чего-либо неприятного зарекаться не стоит, а ей нужно будет жить, и не с пустыми руками.

Ухнули все деньги выданные фирмой "Радость души и тела" и половина гонорара телевидения за эксклюзивное интервью с нами, но я не расстраивался, никогда не видел и не чувствовал себя миллионером. И сейчас не старался подогреть интерес зрителей первого канала. Хотят смотреть — пусть глядят, но раздеваться и становиться верх ногами не буду, не родился быть комедиантом.

Родители всегда жили скромно, довольствовались загородным домиком и зарплатой. Зачем мне огромная вилла и головная боль в виде акций, то и дело прыгающих в цене? Одни банки укреплялись, другие прогорали. Биржевики переживали из-за нестабильности курса, седели, стрелялись, выбрасывались из окон небоскребов, зафрахтованных самолётов. Некоторые умники забирались в стратосферу. Выше не разрешалось, чтобы не захламлять космос мусором.

Не все, но значительная часть молодежи спешила хорошо пожить, быстро приобрести капитал, занималась рэкетом, разбоем, рейдерством, охраняли уже успевших хапнуть, расплачивались за уже совершённые преступления. Ничего нового не произошло на протяжении последних трёх веков. Потрясения следовали, чуть ли не каждый квартал. Политологи прогнозировали дестабилизацию в азиатских и африканских странах, падение курса валют.

Но отснятый видеоматериал на этот раз будет принадлежать мне и может принести хорошую прибыль, если сохранится интерес, а он был, судя по последнему опросу телезрителей, которые следили за каждым нашим шагом. Рейтинг передачи «Ветхозаветные страсти» на первом канале вышел на пятое место и колебался около 11%, уступая дорогим и раскрученным программам в виде красочных шоу и выступлений уже признанных юмористов, острословов.

Я разрешил Снофрет проводить себя лишь до взлётной площадки. Она стояла рядом со Светланой и Семёном, и грустно смотрела мне вслед.

«Я верю, ты вернёшься. Ты не сможешь исчезнуть. Ты единственное, что было хорошего у меня в жизни».

«Не скучай. Три месяца быстро пролетят. Но и больший срок не должен наводить на тебя панику. Ты уже знаешь, “кротовины” не появляются по нашему желанию, а зависят от множества физических величин».

«Я теперь всё знаю. Даже сама удивляюсь, есть ли предел моим знаниям? И есть ли то, чего я не знаю?»

«Ты не знаешь, когда я вернусь. И я не ведаю. Не плачь. Не разводи сырость в заповеднике — крокодилы утонут».
«Их здесь нет», — слабо улыбнулась Снофрет.
«Нет, так будут! Привезу одного в подарок!»
«Ты сам вернись, и Маху с Нубнофрет захвати».
«Обязательно. Всё так и будет. Не скучай».

Оранжевый флаер с лёгким гулом взмыл в знойное небо и развернулся курсом к международному аэропорту, скрывая провожающих за густыми зелёными кронами на фоне выгоревшей травы. С Иринкой и Кунга простился ранее, после завтрака, они спешили на работу — в заповедник привезли львицу, раненую браконьером — сразу же возникло множество внеочередных дел, мы лишь мешали, отвлекали внимание.

продолжение следует: http://proza.ru/2012/05/10/376