Приближался Новый год. Первый Новый год на новом месте, без своего дома, без семьи.
Все врачи по очереди дежурили на «скорой помощи» поэтому отъезда на праздничные дни домой не ожидалось. Да как-то и не хотелось никуда уезжать, обстановка в медсанчасти была почти семейная, теплая.
Решили организовать поздравление детишек сотрудников Дедом Морозом со Снегурочкой. Роль деда Мороза досталась, естественно, мне. Над подбором Снегурочки тоже долго не думали. Жизнерадостная, веселая Тамара Бут, как никто другой, подходила на эту роль.
Поликлинические женщины сшили простенькие наряды. Мой «кафтан» был из красного материала, на котором обычно писали праздничные лозунги. У Тамары было что-то более нарядное. Из ваты сделали бороду, усы. Ватный же воротник, отвороты.
Помню, было довольно морозно и, главное, ветрено. Поэтому «ватную» отделку, бороду с усами обильно обрызгали лаком для волос, чтобы не раздувало.
Посетить нужно было семей пятнадцать. Начали с улицы Березовой, с детей начальника. Не потому, что начальник, а так был спланирован наш маршрут. Хорошо нас принимали и в бараках, где жили несколько наших сотрудников.
Потом поехали в поселок ГРП. Там ждал и маленький сынок Снегурочки, и дети Тетерской Тамары, Боревич – нашего зубного врача, и Павловых, Жолтиковых…
В семьях старожилов нас принимали еще теплее. Все знали Тамару. Сразу – за стол, а столы у всех были приготовлены не только из-за нашего ожидания, но и потому, что было 31 декабря! Ведь поздравлять мы решили по-настоящему, непосредственно перед Новым годом.
Вот вышли из очередной квартиры, с удовольствием, хотя и не без труда, влезли в нутро уазика. Хотел перед отъездом закурить, но спичка гасла на ветру. Решил перекурить в машине, с разрешения Снегурочки.
Саша Барков, водитель, прогревал мотор. Чиркнул спичкой, и вдруг все вокруг вспыхнуло! Мне показалось, что вспыхнуло действительно все, так как пламя было у лица, у глаз. Горели усы, борода, которых коснулось пламя спички.
Реакция была мгновенной: на воздух, благо, автомобиль еще стоял, в снег… Но снега ни на дороге, ни на обочине не было. Гололед. Саша вытащил из кабины одеяло, которым накрывался мотор, накинул на меня, все еще пытающегося нагрести и прижать к пылающему лицу хоть горсточку снега.
Недалеко уже дом Тамары. Там сын, муж. Мы подъехали через минуту-другую. Жжение лица нарастало. Первым делом я бросился к крану, плеснул на лицо холодной воды, прижал руки… На пальцах почувствовал отслаивающуюся кожу.
Саша уже открывал банку с гусиным жиром. Это средство, помню из детства, было в любом деревенском доме. Было оно и у Бутов.
Намазанный жиром, нисколько не успокоившийся, я лежал на диване. Мысли бурлили: не допоздравили, производственная (?) травма, алкогольное опьянение, Балясов будет ругаться…
Через несколько минут в комнату уже входил начальник медсанчасти, Анатолий Николаевич Аржанухин со скоропомощной укладкой, кто-то еще. Вкололи промедол. Михаил Иванович был внимателен. Никакого осуждения, только шутки, подбадривания.
Через полчаса я уже был в стационаре, который еще не открылся, в отдельной маленькой палате, имеющей свой выход на улицу. Дежурная медсестра уже была. Мне обработали лицо, кисти рук, которые тоже, оказывается, пострадали, наложили повязки с ливианом или с чем-то другим, но с рыбьим жиром. Все делалось под руководством Балясова. Мне стало легче, во всех отношениях.
Потом, помню, зашли с улицы Тамара и Нина Жолтикова, постояли, пошутили… Мне хотелось спать.
Так я стал первым пациентом в нашей медсанчасти. Правда, историю болезни не заводили, травму не оформляли. Но лечили основательно. Пролежал я там не меньше недели.
На следующий день пришла Юлия Сергеевна. Мы в Красногорском были дружны с семьей ее дочери Нади. С родителями были знакомы не так близко. Здесь с Юлией Сергеевной встречались несколько раз по работе, она работала главным бухгалтером ОРСа.
И вот, довольно неожиданно для меня, она пришла проведать пострадавшего, принесла морковный сок, только что приготовленный, и бутерброды с красной икрой, очень толстые. Она сказала, что это очень помогает при ожогах.
Есть и пить было затруднительно из-за сплошной бинтовой повязки на лице. Но рот все же был оставлен открытым. Поэтому пришлось все тут же съесть. Юлия Сергеевна не укоряла, не выражала очень уж явно сочувствия, говорила о жизни, о семьях, о будущем. В общем, поддерживала и морально.
И так, на протяжение всего срока лечения, каждый вечер она приходила, приносила сок, бутерброды. Икра, естественно, пахла икрой, рыбьим же жиром пахли мои повязки… Но я ел.
Об этом эпизоде, в том числе и о бутербродах, приходилось неоднократно рассказывать детям, близким, друзьям при встрече очередного Нового года, при открывании баночки с икрой, да и в других ситуациях.
Вот совсем недавно была у нас в гостях Надя, дочь Юлии Сергеевны. Встретились случайно, благодаря интернету. Конечно же, говорили о маме, о бутербродах, о том памятном Новом годе.
И Юлия Сергеевна, и Алексей Терентьевич, ее муж, живут сейчас вместе с Надей на Кубани. Им уже за восемьдесят. И тоже помнят меня.