«Что ? Что, что? Что вы сказали? А можно повторить…» Граммофонная иголка срывается с наигранного места и неуклюже зависает протяжным мостом - между прошлым и будущим. (Повтор мелодии)
Уже много лет произносится один и тот же диалог, который становится монологом и вовсе невыдуманным, а имеющим к автору данных строк прямое касательство. Да. Я немного глуховат. Самую малость, самый мизер. График работы моих слуховых рецепторов, а точнее Кортиевых волокон, показывает со слов обследовавшего меня врача , что «патологический отклонений в работе мембранного аппарата нет. Нарушения настолько незначительные, что проводить лечение представляется нецелесообразным. Рекомендуется ежегодное посещение отоларингологического кабинета. При ухудшении слуха немедленно обратиться к ЛОР врачу».
Мой случай с одной стороны уникален, с другой банален. Для простоты назову его , по аналогии с недосыпом, недослух, хотя мой приятель, постоянно раздражаясь от моего слухового запора, использует более красноречивое слово - глухня. "Эй, глухня, подай мне, пожалуйста, сумку с фильмами" - кричит он мне из соседней комнаты."Я уже наливал тебе суп с фрикадельками… Ты хочешь добавки?" - отвечаю я ему и искренне полагаю, что угадал его просьбу. Кто-то смеётся. Кто-то бесится, требуя, чтобы я немедленно надел слуховой аппарат и поставил его как минимум на второе деление, хотя больше четырех делений в его конструкции просто нет. Кто-то, устав от сплошных лексических нестыковок и изматывающих повторов, тихо-громко, не важно, захлопывает за собой дверь и оказывается вне досягаемости моей звуковой волны, на другой звукобеговой дорожке. А кто-то, по инерции включаясь со мной в хоровое пение, повышает голос на полоктавы да так , как это делают опытные учителя, входя в классную комнату и общаясь исключительно на повышенных тонах. От души накричавшись, исполнив весь учебный репертуар, я в конце концов не выдерживаю и уже тихим, осипшим голосом произношу: «Спасибо! Большое спасибо. А можно чуть тише..?»
Несколько слов о моём спасителе – слуховом аппарате. Он достался мне по наследству от мамы - и в смысле генетики, и в смысле того, что у мамы появился свой собственный «одноногий моллюск». Эта маленькая штучка, или, как я иногда ласково называю, домашнее животное, внешне напоминает плоскую, прямоугольной формы улитку с выступающим из под известнякового панциря хоботком. Иногда этот пластмассовый хоботок забивается серными какашками и тогда нужно срочно отправлять его на санобработку. Работает аппарат от малюсеньких круглых батареек, которых хватает примерно на месяц. Если оставить его включенным на максимальном уровне, то есть , как я уже говорил, поставив рычажок на цифру четыре, он будет в течение долгого времени, пока не сядет батарейка, издавать противный свистящий звук, от которого нормальный человек либо поседеет, либо у него выпадут волосы на голове, и совсем без вариантов - человек благополучно сойдёт с ума!
Так получилось, что в одну тёплую, июньскую ночь моё дополнительное ухо влипло в историю, превратившись в психотропную мину замедленного действия. Я мирно похрапывал и смотрел эротичные сны, а мои гости вместо того, чтобы эти сны превращать в реальность, всю ночь пытались найти источник звукового умопомешательства, играя, как дети в детском саду, в игру "холодно - горячо", а точнее "тихо – громко - ещё громче". К ужасу моих терпеливых гостей диван, на котором они изучали технику Камасутры, соскочил с петель и грохнулся на пол. Утром я обнаружил своего приятеля одного, со слезоточивыми, невыспавшимися глазами, валяющимся на сломанном диване в позе неприкаянного ребёнка и делающего вид , что солнца больше не существует. "Ну, спасибо... " - только успел он произнести, как в дверь кто-то позвонил. Оказалось, что пришла соседка снизу и потребовала объяснений «этой кошмарной, ночной вакханалии». "А чего было?" - спросил я приятеля после того, как захлопнул за душевнобольной соседкой дверь. "Да всего лишь хотели одну штучку выключить, да диван починить. А так всё нормально..." – ехидно произнёс он и отправился в ванную комнату крахмалить зубы.
При таких особенностях работы Евстахиевой трубы и кохлеарного нерва мне приходится занимать по отношению к собеседнику максимально приближенную позицию. На работе я поступаю проще, советуя всем, кому я позарез нужен, звонить по телефону. Во всех остальных случаях моё внутренне и внешнее ухо должно в идеале располагаться на расстоянии вытянутой руки, ну а при более близком контакте человеку разрешается разговаривать со мной интимным полушёпотом.
Постоянная привычка домысливать только что произнесённую кем-то фразу со временем приводит к тому, что домысливаешь буквально всё! Один мой давний знакомый, талантливый поэт, эрудит, полиглот да ещё к тому же физик по образованию, рассуждал на тему моей глухни примерно так: «Костя, - как то раз сказал он мне, блестя за чашкой кофе незабудкового цвета глазами, - твой странный , выборочный слух постоянно настроен на поэтическую волну, а потому тебе вовсе не обязательно слышать то, что говорят другие… Сложно найти гения в мире, который бы не имел какого-нибудь врожденного дефекта или во благо себе приобретённого качества... Несмотря на все недостатки организма, например, твою слабую слышимость, сильную близорукость, человек способен представить мир более красочно, более выпукло, более музыкально, не прибегая к услугам своих органов чувств. Воображение - вот самый главный орган и, судя по твоим произведениям, которые я успел просмотреть, оно функционирует вполне нормально. Пиши Константин. Больше и чаще. Список необходимой литературы я вышлю электронным письмом как только смогу». Кофе допивался и, пока я готовил новую порцию черной отравы, мой неожиданный гуру успевал пролистать очередную заумную книгу, вынутую им из книжного стеллажа, строго по диагонали, как это делают профессионалы беглого чтения. Предположу, что у него тоже есть «дефект» – феноменальная память..?
Разговор состоялся примерно десять лет тому назад. Сейчас, когда я пишу этот текст, мне представляется логичным вывод о том, что глухня может быть очень даже естественной для человека. Я привык к ней так же, как животные привыкают к новым условиям окружающей среды. Постоянная готовность, сконцентрированность организма дослушивать и домысливать «мир вокруг» на физиологическом уровне приводит к тому, что голова в какой-то момент просто отключается и слышит исключительно саму себя. При таком высоком зашкале ощущений начинаешь слышать даже то, чего не происходит в действительности, например, телефонный звонок, стук в дверь и прочие «слуховые галлюцинации». Причём, что забавно, мои собеседники, как бы заражаясь моей глухнёй, тоже начинают воспринимать эти потусторонние шумы и звуки, искренне удивляясь тому , что слух работает как-то не так, а уши повёрнуты не в ту сторону.
Телефонные звонки, слава Богу, я ещё слышу, хотя лучше бы их кто-нибудь глушил так же, как в советские времена глушили Голос Америки и другие «голоса свободы». Собственные наблюдения за своим слухом показывают, что слух чаще всего садится при простуде, при головной боли, при важных разговорах с начальством о текущих финансах и з/п. При полной луне и непозволительном обжорстве. При ярком-ярком солнце и удивительно сочном пейзаже вокруг мои уши делаются ватными и безвольными, а улитки во внутренних ушах как будто сворачиваются и засыпают. Я резко глохну, когда иду по городу пешком от края до края, а в голове кроме подслушанных музыкальных образов нет ничего. Я становлюсь слабослышащим, когда мой знакомый, искушенный в различного рода фантомах и галлюцинациях, ставит мне диагноз: «Это чистая психосоматика». И я теряю слух, как дар речи, когда мне нечего возразить и нечем оправдать своё бесстрастное, сухожильное эхо, заполненное постоянным гулом приливно-отливной волны.
Иногда в ушах взрывается гейзер – я зеваю и автоматически наружу вылетает стая птиц, поселившихся в моих улитках. Они делают плавные круги над водой. Хватают мелкую рыбешку и уже с этой добычей, подгоняемые попутным ветром и здоровым аппетитом, устремляются обратно - в моё слуховое гнездо.
Не смотря на то, что прошло много времени, к ЛОР врачу я так больше и не ходил, зато успел написать за это время несколько поэм и одну книгу прозы. В ней есть рассказ про глухого м/ч, который влюбляется в очаровательную пианистку. Она изумительно играет этюды Шопена и увертюры Листа. Он блаженно вздыхает и, по-детски радуясь, хлопает в ладоши, думая, что мелодия закончилась: «Что? Что ты сказала, дорогая? Это ещё не всё? »