Художник Юра

Геннадий Кульчитский
  А ещё у Советова был пациент Юра, славный малый, художник, творческая личность. Как и многие инъекционные наркоманы, он начинал с травки. Курение марихуаны в среде его друзей было обычным явлением. Собирались обычно у него в мансарде, под крышей, где у него была своя мастерская.
  Его отец, заместитель директора большого оборонного завода незадолго перед своей смертью получил от завода новую квартиру в большом особняке на две семьи. Особняк был удобно расположен в уютном, зелёном уголке города, недалеко от центра. Мать с отцом заняли первый этаж, а Юре досталась вся мансарда. Там была у него спальня, небольшая кладовочка и большая мастерская, где он был полным хозяином. Отец туда не заглядывал вообще, мама редко. Раз в неделю приходила женщина – домработница, которая убиралась в его апартаментах.
  Юра окончил художественное училище, после окончания которого, отец его устроил на завод художником-оформителем. Плакаты, оформление праздничных колонн демонстрантов были его основной работой. Работа, не интересная, не творческая, «серые будни», как любил он сам выражаться, до поры, до времени его устраивала. Всё же он работал по специальности с красками. А «отрывался» он дома в своей мастерской. Всё своё свободное время он проводил там. Он перепробовал всё: и скульптуру, и портреты, и акварель. На этюды он не выезжал, а открывал большую фрамугу в своей мастерской и рисовал виды, которые открывались из его окна. Он выполнил множество эскизов и разных вариантов картин и в результате у него получился цикл картин, который он назвал «Времена года». Он очень гордился этим циклом и мечтал его выставить на какой-нибудь выставке. А ещё он рисовал небо, которое видел из своей мастерской, открывая фрамугу. Небо было всегда разное, никогда не повторяющееся. У него накопилась огромная папка эскизов, которые он со временем мечтал воплотить в цикл картин под общим названием – «Небо». Это была его мечта.
   После смерти отца, материальное благополучие их семьи закончилось, денег хронически не хватало, и Юра стал подрабатывать «халтурой». «На продаж» он рисовал нотюрморты, репродукции с картин известных художников и цветы. Благо цветов у них в квартире и на приусадебном участке было предостаточно. После смерти отца мама полностью посвятила себя выращиванию цветов на приусадебном участке возле дома и комнатных цветов. Весь первый этаж у неё был заставлен цветами и комнатными, и теми, которые она осенью выкапывала и переносила в дом. Порой Юре казалось, что мама на этой почве теряет рассудок. Она разговаривала с цветами, как с людьми, не обращая никакого внимания на присутствующих и на него тоже. Продавала его картины одна знакомая на львовском «Эрмитаже». Есть в этом городе такой небольшой живописный рынок в самом центре, где продают картины, керамику, «вышиванки» и другие художественные произведения из дерева и металла. Но в основном картины. Его картины продавались редко, но Юра всегда, как ребёнок, радовался этому маленькому успеху. Тем более, теперь нужно было на свои личные покупать и краску, и холсты, и кисти, и прочую мелочь или тащить с завода. 
   С работы его уволили, после одного интересного случая. К какому-то празднику, он в числе других был занят оформлением колонны к демонстрации. Ему поручили рисовать очень крупный портрет «дорогого Леонида Ильича». Не долго думая, он взял  старую фотографию Брежнева и с неё скопировал этот портрет. Генсек получился очень похожий, Юрину работу похвалили и отдали в цех для установки на тележку. Скандал разразился утром в день праздника перед самой демонстрацией, когда представитель райкома принимал оформление колонны. Оказалось, что на груди у Брежнева не хватало одной золотой звезды героя, которую ему вручили совсем недавно. Откуда Юре было знать об этом «знаменательном» событии, если он вообще очень редко смотрел телевизор? Ему позвонили, срочно вызвали на работу, но он не смог подняться с пастели и сказал, будившей его маме, чтобы она послала их куда подальше. Звезду дорисовал кто-то другой, а сразу после праздников Юру уволили «по собственному желанию», видимо,  ради памяти отца заменив более жёсткую формулировку на эту. С этого времени, он нигде не работал, а пробивался исключительно халтурой. 
   Его мастерская постепенно превратилась в кают-компанию, куда наведывались друзья на «косячёк». А поскольку друзей было много и, если раз в неделю каждый из них заглядывал на «косячёк», то у Юры, вся неделя получалась с «косячком». А когда никто не заглядывал, наступал «творческий кризис». Юра уже в нормальном состоянии не мог работать, краски ложились не так, не было нужного видения, вдохновения и он названивал товарищам. Если ничего из этого не выходило, летом он подрезал недозрелые маковые головки у мамы в огороде и у соседей тоже, и кололся по вене. А зимой начинал варить «ширку» из запасенной впрок «соломки».  Он не заметил, что куда-то подевались его старые друзья, а их заменили новые, которые приходили к нему уже не порассуждать об искусстве под «косячок», а на «ширку». Приходили и незнакомые ребята его возраста и моложе. Утро начиналось с того, что он обзванивал новых товарищей и уточнял у кого, сегодня что есть. Так ежедневно формировалась компания и необходимый комплект исходных материалов для варки «ширки». Это продолжалось достаточно долго.
   Юра уже не один год был «в системе», когда кто-то из его юных друзей «раскололся и спалил точку». Его и двух его знакомых «приняли». Выручил Юру, бывший коллега его отца по заводу, которому позвонила мама. У того остались какие-то старые связи в милиции, куда взяли Юру. Товарищ отца его попросту выкупил в райотделе. Выкупил и отвёз к Сергею Борисовичу. А дальше состоялся такой приблизительно разговор.

- Какая у тебя доза?
- 6-8 кубиков ширки за сутки в зависимости от качества приготовления.
- Есть желание уколоться?
- Если бы сейчас, что-то было, укололся бы не задумываясь, не смотря ни на что.
- А есть желание лечиться?
- Желание лечиться есть, я давно уже об этом думаю, но не знал, как подступиться, помог случай.
- С какими мыслями ехал сюда?
- Ехал с мрачными мыслями, что ничего не получится. Слишком глубоко я сижу в этом дерьме.
 
После укола препарата у Юры появилось другое выражение лица.
На вопрос доктора: «Как себя чувствуешь?» - он отвечает: «Уже позабытые ощущения. Чувствую себя свободно, напряженность исчезла, мыслей о наркотиках нет. Просто не верится!»
Юра пробыл в отделении 10 дней, перед выпиской Сергей Борисович спросил его не принимал ли он за это время наркотики. Получив отрицательный ответ и предупредив о возможных последствиях, он на всякий случай сделал пробу Налтрексона. Пациент действительно был чист. Следующая встреча состоялась через две недели.

- Юра как себя чувствуешь? Как сон? Как тяга к наркотикам.
- Чувствую себя нормально. К проблеме наркотиков больше  не возвращался. Объявил всем друзьям-наркоманам, что я завязал и предупредил, чтобы больше не звонили. Да они и знают, что меня «приняли» и что я лечился. А вот со сном хуже. Две первых ночи спал по 4-5 часов, но потом как-то постепенно стал прибавлять помаленьку, это, наверное  «психика» на меня навалилась. Сейчас сплю по 6-7 часов, но сон крепкий.
- Как с работой?
- Вернулся к своим холстам. Радуюсь, как пацан. И вообще все краски воспринимаются так, как я их уже давно не воспринимал. Смотрю на мамины цветы тоже другими глазами, как будто несколько лет их не видел вообще. А может, так и было, мелочей не замечал, жил, как зомби.

 Следующая встреча состоялась по инициативе Юры. Он принёс в подарок картину.
- Как дела, Юра? Как самочувствие?-  Юра рассмеялся:
- Дракон побежден, он стал совсем маленьким и я спокойно с ним справляюсь сам, думаю, что скоро он исчезнет совсем!
- А препарат принимаешь?
- За эти полтора месяца только один раз. Запас ещё есть. Но нет необходимости. Всё у меня нормально и со сном и прочее. Вот я вам в подарок нарисовал картину, пусть висит у вас в кабинете.
 
Картина располагалась вертикально, была выполнена почти, как чёрно-белая, в коричневатых тонах. Центральной фигурой картины был прямо стоящий старец с бородой, в лице угадывались черты лица Сергея Борисовича. Одна рука его была вытянута вдоль тела. В ладони другой, согнутой в локте, он держал ослепительно белый,  светящийся изнутри сосуд. Старец по грудь возвышался над толпой дистрофичных обнажённых тел, почти трупов, которые протягивали к сосуду, как бы с мольбой, свои худущие руки. Некоторые из них уже лежали, некоторые пытались подняться, некоторые в бессилии и изнеможении падали. Кто-то из них, стоя, кто-то на коленях просил о помощи, в раскрытых беззубых ртах застыл крик. Картина поражала фантазией, глубоким смыслом и талантливым исполнением. Какая-то жуть исходила от неё, она захватывала и не отпускала, приковывая к себе взгляд.
 
Юра совсем немного не дожил до трёх лет трезвости. Где-то в районе, на очередной «халтуре», он заразился гипатитом и умер от цирроза печени. А картина до сих пор так и висит в кабинете у Советова, там, где её повесил собственноручно Юра.