Какое маленькое горе,
Какая тихая печаль,
В пути от детства на просторе,
К заботам тяжким на плечах.
Е. Адасова
Учитель Колобков
И пока не закончилось лето, отлетают соловьи на зимовку. Летят они в одиночку или небольшими группами с конца июля до сентября.
В школе в третьем и четвертом классе у Лизы учителем был мужчина. Звали его Михаил Игнатьевич. В школу он попал для себя неожиданным образом. Промышленный район города Курска, где и была школа, был районом одного предприятия, Химического комбината, и, работая там, от каких-то, наверное, химических материалов у него стало портиться зрение. Он вынужден был уйти с завода и таким образом оказался в том же месте, где была и Лиза, уже девочка девяти лет. С этим периодом жизни и связаны огромные башмаки, набитые газетами, чтобы не падали с ног, и которые она носила все время учебы с сентября по май.
Был он полноватый, ее учитель, невысокого роста, уже с залысинами, казалось, что в высоту и в ширину он был почти одинаковым, у него сразу появилось и прозвище, звали его – Колобок. Но такое милое прозвище ничего общего не имело с его характером, требовательным, жёстким, когда ты был под его пристальным вниманием все время. В ее жизни это был единственный педагог, которого она встретила вообще, не только педагог, но и друг, защитник, тот, который следил за ней, то есть за ее жизнью до конца своей жизни. Можно повторить еще раз, никогда больше в жизни у нее не было человека, у которого она могла научиться чему-либо, и которого она бы назвала своим учителем.
Единственный ее учитель – Михаил Игнатьевич Лыткин. После школы, института, уже очень взрослой, она всегда входила в дом своего учителя тем ребенком, которого он встретил, доверчивым, беспомощным и благодарным.
Никогда под его взглядом она не чувствовала себя оборванной нищенкой, никогда он не отметил того, что у нее не было ни тетрадей, ни учебников, их не было потому, что не было денег их купить. Никогда он не показал своим видом, что перед ним стоит голодный и несчастный ребенок. Не было у него необходимости придираться к таким формальным пустякам.
Училась она по памяти, все, что слышала, то и запоминала, потом Михаил Игнатьевич потихонечку снабжал ее учебниками, рваными и с многолетними замечания и творческими предложениями нескольких поколений учеников, которые оставили на страницах ее учебников неизгладимые следы. Вместе с тем, кроме того, что она учила, в нее входили и неведомые законы, по которым предстояло жить и дальше. Толчок, сделанный ее первым учителем, был так силен, что позволял ей учиться уже во всех условиях, были ли они благоприятными или невозможными.
Конечно, это она осознала гораздо позже, а не тогда, своим детским податливым умом, и, кроме того, база знаний, полученная тогда, вернее возможность мыслить самостоятельно, стали основой для всего, что могла делать. Он замкнул Лизу саму на себя, внутренний мир был построен им, ее учителем, и он не разрушился уже никогда.
Доходить до всего самостоятельно, даже когда его не было рядом, уже позволяло в дальнейшем не только на учителя опираться. И хотя возможно, она встретила и более профессиональных людей, а не инженера, который перешел на работу в школу по необходимости, но только он мог носить это звание учитель. Только он мог поставить на ноги крошечного человека и сказать ему - иди. Пусть тебя и никто в этом мире особенно и не ждет, но у тебя есть он, хотя ты и кроха, этого и не понимаешь, не знаешь и не ведаешь, что в недалёком будущем и кто-то еще будет слабее тебя, и ты станешь ему опорой.