В прокрустовом ложе. Главы 101-111

Анатолий Гончарук
Звездные войны
Несколько раз мне краем уха довелось услышать новое словосочетание «звездные войны». О чем идет речь, пока не очень понятно. И вот на лекции по ППР полковник Тетка вдруг заговорил об этих самых войнах.
– Товарищи курсанты, приходилось ли вам слышать о новой американской фальшивке под названием «Звездные войны?»
Нет, никому из нас слышать об этой фальшивке не приходилось. Довольный полковник Тетка продолжил свой рассказ.
– Это новый голливудский боевик, – (слово «боевик» Тетка произнес с нескрываемым отвращением), – в котором рассказывается о Третьей Мировой войне. Мне удалось его посмотреть, так что, чтобы не быть голословным, я вам вкратце расскажу о нем. По сюжету фильма наша страна первой (!) нападает на Соединенные Штаты Америки и наносит ракетно-ядерный удар. Разумеется, Америке не остается ничего другого, кроме как нанести ответный удар по СССР. В результате этой войны выживает очень мало людей. В фильме особенно много времени уделено созданию противоракетного щита, который размещен в космосе и не доступен для наших ракет и авиации.
– Товарищ полковник, разрешите вопрос? Курсант Кучук. А для чего американцам нужен такой фильм, ведь это же явная ложь! Все прогрессивное человечество знает, что Советский Союз самая миролюбивая страна на планете и первой такую войну никогда не начнет.
– Вы совершенно правы, товарищ курсант, – прямо-таки просиял Родственничек, – но американской военной машине нужны все новые и новые деньги. Ради получения сверхприбылей от военных заказов империалисты пойдут на любое преступление. Этот и многие другие заказные фильмы позволят Пентагону получить новые миллиарды долларов из бюджета страны, чтобы продолжить «холодную войну» против нас.
КорС вдруг громко от души рассмеялся на всю аудиторию, чем привел в замешательство не только преподавателя, но и всех курсантов роты.
– Извините, товарищ полковник, – вскочил Сергей. – Я мельком глянул в окно, а там порывом ветра сорвало парик с головы женщины, а она лысая! Она его и сейчас еще ловит.
Полковник подошел к окну, курсанты тоже бросились к окнам. Все было точно так, как рассказал Королев. Лысая женщина подпрыгивает под деревом, так как ее парик ветром забросило на ветки.
– В самом деле, забавно, – произнес Тетка. – Товарищи курсанты, сядьте на свои места, продолжим. Было бы ошибочно думать, что такие фильмы это несерьезно, что это просто развлечение. «Звездными войнами» одурманиваются, оболваниваются десятки, сотни миллионов граждан капиталистических стран, которые верят тому, что видят на экранах своих телевизоров и в кинотеатрах. Вы, как будущие офицеры-политработники, просто как люди с высшим образованием это должны очень хорошо понимать.
Вечером следующего дня я пошел в увольнение. Путь мой на главпочтамт пролегает по Пушкарю (то есть по улице Пушкина). У входа в один из видеосалонов стоят Лео, КорС, Вася и Дима.
– Толик, – позвал меня Лео, – здесь через десять минут будет новый фильм, не хочешь с нами посмотреть его?
– А какой именно фильм? – лениво поинтересовался я.
– Ты не поверишь: «Звездные войны!»
– Как? Их можно посмотреть у нас в стране? – изумился я, и сразу же согласился идти на этот видеофильм.
Увиденное поразило всех нас гораздо больше, чем слова полковника Тетки. Ведь на самом деле фильм, можно сказать, детский и никаким СССР там и близко не пахнет. Во время просмотра фильма мы смеялись и плевались. (Плевались, разумеется, образно). Из видеосалона мы вышли, молча. Какое-то время мы шли по улице, не проронив ни звука, потом КорС недоуменно сказал:
– Как он нас всех? На что он рассчитывал? Думал, что мы не увидим этот фильм? Это же даже не пустословие, а гораздо хуже! Неужели целый полковник не понимает, что такой ложью он подрывает доверие к нему и вообще?
– Может, он не видел этот фильм, – растерянно отозвался Лео, – и судит с чужих слов? Может Родственничка самого ввели в заблуждение, а он все принял за чистую монету?
Что и говорить, все мы испытываем гнетущее чувство разочарования. На следующий день, когда мы безмятежно сидели на самоподготовке, к нам пожаловал командир роты. С беспристрастным видом он объявил нам, что до отъезда на стажировку всем взводам, и наш не исключение, нужно побелить потолки в своих аудиториях. В смысле в тех аудиториях, где мы занимаемся самоподготовкой.
При ротном никто ничего не сказал, но после его ухода страсти закипели не на шутку. Мне включаться в эту, в общем-то, бессмысленную полемику не хочется, и я думаю. Когда первые страсти немного улеглись, «замок» обратил свое внимание на меня.
– Иванов, – шумно возмущается «замок», – ты чего один молчишь? Тебе что, хочется белить эти проклятые потолки?
Все курсанты дружно замолчали и уставились на меня.
– Думаю я, – говорю я. – Мне кажется, что можно обойтись без побелки.
– Это как? – заинтересовался «замок». – Объясни?
– Здание-то совсем новое, – начал я объяснять, – я предлагаю просто обмести потолок и все. Пыли, конечно, будет много, но если белить, то полы и мебель все равно придется вымывать.
– А что, – поддержал меня Миша, – это будет намного быстрее и проще, чем белить потолки. Сергей, что скажешь?
«Замок» немного подумал и сказал:
– Предложение вроде дельное, но я не смогу соврать ротному, что мы потолок побелили. Нет, не проходит твое предложение, Иванов.
Но взвод недовольно зашумел, горячо поддерживая меня.
– А давайте сделаем так, – говорю я, – мы обметаем потолки, вымываем все, а я доложу ротному, что потолок побелили. А ты, Сергей, на момент осмотра помещения ротным, будешь отсутствовать. Ну, там, живот у тебя свело или еще что-нибудь. Что скажешь?
– Ну, если ты сам ротному все скажешь, тогда давай, – сразу согласился «замок».
Ребята с энтузиазмом принялись за дело. Результат даже меня самого приятно поразил, так как потолки были действительно как новые.
Через сутки (чтобы ротному не пришла в голову мысль о том, что в аудитории не пахнет известью), я доложил ротному, что потолок побелен. И ротный, как и следовало ожидать, не поленился и пришел лично увидеть результат наших трудов.
– Правда, потолки белые стали? – спрашиваю я. – Правда, товарищ майор? Вы посмотрите, какие они белые!
– Правда, – внимательно посмотрел на потолок и на удивление быстро согласился ротный, – молодцы, третий взвод! Ну, просто молодцы! Пойду, приведу вас в пример остальным взводам, а заодно и подгоню их.
И он очень довольный убыл к остальным взводам, а ребята стали шумно выражать свое удовольствие и радость.
– Ну, Симона, – сказал «замок», который пришел в аудиторию после ухода ротного, – ну ты и сукин сын! Я хотел сказать, молодец! Большое тебе спасибо от всех нас!
– Спасибо это очень много, – шутит Миша, – наливай! Толик, и как тебе все так легко дается и удается? Ну, чего ты молчишь? А, понимаю, ответ будет нескромным! Я угадал?
– Угадал, – улыбаюсь я. – Понимаешь, Миша, я способный, а способный человек становится ленивым!
Нашу тайну никто не выдал, так что остальные три взвода потолки в своих аудиториях честно побелили. Как пошутил Лео:
– Не нашлось у них во взводах своего Симоны! А больше у нас никто и не способен на такие экспромты! В тех взводах никому даже не пришло в голову спросить, как мы так быстро справились с побелкой такого огромного и высокого потолка!
После его слов даже КорС промолчал и не стал ехидничать в мой адрес. Ведь наша аудитория это лекционный зал на роту, а остальные взводы занимают обычные классы на один взвод. Какое-то время я сомневался в правильности того, что мы не поделились «секретом» с остальными взводами, но потом думать об этом как-то забыл.

Перед стажем
Вася хотел пойти на кафедру тактики и общевойсковых дисциплин к нашему преподавателю, чтобы договориться о консультации, но «замок» остановил его.
– Откуда там, сейчас преподаватели? – удивился Уваров. – Они все сейчас за городом. У них традиция – сжигать годовой учебный план училища и отмечать это дело.
– А как же борьба с пьянством? – растерялся Вася.
На этот раз ему не то, что не ответили, на него вообще никто даже не взглянул. Я читаю свежие газеты и вырезаю оттуда материалы по истории страны. КорС насмехается надо мной и моим занятием.
– Вот ты собираешь эти материалы и думаешь, что все в них истинная правда? История государства это ведь всего-навсего точка зрения нынешней власти на прошлое. И это значит, что она необъективна! Историю ведь творят личности, пишут историки, а переписывают подонки. Да, да, именно подонки! А вся наша нынешняя история это ложь, которой нас водят за нос. Да и лезут в историю вечно те, без кого там прекрасно бы обошлись. То, что написано пером, можно ведь переписать другим пером! Верно? Так что завтра, когда снова начнут переписывать историю, ты и сам поймешь, что тормозишь!
– Чего-чего? В морду дать? Так я сейчас! Опомниться не успеешь!
– Безотказная тактичность! Редко кому это удавалось. Но вот тебе я верю. И не обижайся ты. «Тормоз» это просто умный задним числом. Все-все, молчу! Кроссовки свои дашь мне в увольнение?
– Не дам.
– Зажал? – Королев потрясен моим отказом. – Так сильно обиделся? Это на тебя совершенно не похоже. Неужели все-таки зажал?
– Нет, – вздохнул я, – их у меня просто украли.
– Как украли? Ты же их позавчера стирал, я видел!
– Вот тогда и украли. Поставил на подоконник сушить, а утром их там уже не оказалось. И никто ничего, разумеется, не видел и не слышал.
– Жаль. Сволочи. Вот бы поймать за руку! – мечтательно говорит КорС.
– Хорошо бы, – мечтательно сказал я, так как и сам испытываю страстное желание поймать вора. Ух, чтобы я тогда с ним сделал!
Что интересно, так это то, что подозрений никаких. Вот в 30-й роте тоже были кражи, так там, у ребят были подозрения на одного курсанта, они его «соблазнили» большой суммой денег, номера которых заранее переписали, а его взяли, что называется, с поличным. Курсанты его отметелили от всей души, а потом сдали ротному, и того вора отчислили из училища. Тут мои размышления перебил Веня.
– КорС, а как зовут эту высокую, у которой на голове прическа «взрыв на макаронной фабрике»? Я вас позавчера видел в городе, – спрашивает Веня.
– Жанна, – нехотя ответил Королев, сразу интуитивно почувствовав, что лучше, пожалуй, было бы не отвечать.
– А фамилия ее как? – как и следовало ожидать, не отстает Веня.
– Бакай, – так же неохотно, но все-таки ответил Королев.
– Ну, надо же! Слушай, а она, часом, не родственница нашего замполита роты? А я-то думаю, что это ты все время слушаешь песню «Жанна из тех королев».
– Сергей, а куда в увольнение ходил? – спрашивает Лео.
– В «Пончиковую», – насмешливо ответил Королев.
– Зачем? – не подумав, спрашивает Лео.
– Не поверишь, пончики есть, – благодушно объяснил КорС.
Все расхохотались, один Лео растерянно глядит по сторонам. Да еще Зона, молча, слушал, да кушал ватрушку со сметаной и не улыбался.
– Ну, ты, Лео, даешь! – больше всех смеялся Алеша. – Ну что еще делать нормальному курсанту в увольнении с девушкой? Только «Пончиковые» и посещать! Ха-ха!   
  В аудиторию заглянул капитан Туманов.
– Ну, и чего вы здесь крича, кричите? А ну тихо! Начальство надо бояться!
– Есть кричать тихо! Есть бояться! Как прикажете!
– А вот развязность ваша не уместна! Учитесь, товарищи курсанты, учитесь, вы ведь будущие лейтенанты, а это значит, что вы должны знать больше всех остальных офицеров!
– Это, в каком смысле? – спросил «замок».
– В том, что лейтенант должен все знать и хотеть работать. Старший лейтенант должен уметь работать самостоятельно. Капитан должен уметь организовать работу. Майор должен знать, где и что делается. Подполковник должен уметь доложить, где и что делается. Полковник должен самостоятельно находить то место в документах, где ему необходимо расписаться. Генералы должны самостоятельно расписываться там, где им укажут. Командующий родом войск должен уметь ясно и четко выразить свое согласие с мнением Министра Обороны. Министр Обороны должен уметь в доступной, понятной форме высказать то, что от него хочет услышать Верховный Главнокомандующий. Поскольку вам до полковников еще очень далеко, не говоря уже о генералах, то не тратьте время зря – учитесь.
Под наш дружный смех взводный ушел своим неторопливым шагом, а Лео вдруг предложил:
– Ушел указатель. Давайте поговорим о женщинах.
– Чего о них говорить-то? – весело сказал Веня. – Всем известно, что женщина в советской армии и в военном флоте предмет особенный и разглашению не подлежит. Так что ничего не выйдет!
Лео заметно растерялся, но скомкал, смял свои нахлынувшие чувства.
– Иванов, – пошутил Королев, – жаль твои кроссовки. Слушай, а ты объявление напиши: «Прошу вернуть за пристойное или непристойное вознаграждение!»
– КорС, – повернулся я к нему, – ты, что ли взял?
– С ума сошел? Притормози!  – резко повернулся ко мне Королев и начал активно протестовать. – Толик, ну как ты мог так обо мне подумать?
– А я тоже так же подумал, – сказал «замок». – То есть, что КорС взял, опомнился и теперь не знает, как вернуть!
– Что говорить, у многих из нас возникли такие сомнения.
– Да ну вас всех, не брал я ничего, – насупился Серега.   
– А жаль. Только еще больше меня расстроил. Может, все-таки мне кроссовки еще подбросят?
Но мне их, к сожалению, так и не подбросили.

Про НЗ
Ничто не предвещало неожиданностей, когда в разгар самоподготовки прибежал дневальный и сообщил, что мы должны бегом отправляться в роту.
– Слушай, Шеф, – лениво спрашивает Зона, – а что случилось?
– Не поверишь, но командир роты в этот раз забыл мне доложить. Бегите, давайте!
Пришлось бежать. В казарме первый и второй взвода уже переодеваются в смотровое х/б и получают оружие. Понятно, внезапный строевой смотр. И точно – в Симферопольском гарнизоне проверка из штаба Одесского военного округа.
– Третий и четвертый взвода, бегом на построение! – сердится ротный.
Блеск на сапогах мы наводили уже на плацу. Почему-то на смотровом комплекте х/б у Вени стрелки так себе. И Веня лихорадочно ищет, у кого есть монеты номиналом «5 копеек». Найдя, к своей неописуемой радости, два пятака, Веня с Лео стали наводить ему стрелки на брюках.
Проверять нашу роту подошли моложавый полковник и подполковник. Первый подошел к нашим взводам, а второй – к первому и второму. Вместо привычного осмотра внешнего вида и знания общевоинских уставов, полковник приказал нам выложить все содержимое вещмешков.
– Товарищ курсант, – обратился он к Роме Журавлеву, и после того, как тот представился, спросил, – а что это у вас осталось в вещмешке? Достаньте, пожалуйста.
Действительно, в пустом вещмешке что-то заметно выпирает. Рома вынул железную коробку от халвы.
– Товарищ полковник, это мой НЗ, – говорит Рома.
– Покажите, товарищ курсант, – приказал проверяющий, и глаза у него загорелись каким-то хорошим светом.
Рома раскрыл коробку и протянул ее полковнику. Я скосил глаза и рассматриваю, что находится в Ромином неприкосновенном запасе.
– Подполковник Егоров, – позвал полковник второго проверяющего, – подойдите ко мне!
Подошедший подполковник тоже с удовольствием стал рассматривать НЗ. В нем, насколько я вижу, находятся: моточек медной проволоки, капроновая нитка, лезвие «Рапира», перочинный ножик, зажигалка, спички, бактерицидные пластыри, бинт, «Стрептоцид», бальзам «Звездочка», марганцовка, леска, рыболовные крючки, поплавок, грузила, английские булавки, небольшой кусочек наждачной бумаги и много разной карамели.
– Товарищ курсант, а это что?
– Это соль.
– А с чего у вас такое увлечение?
– Так я с БАМа. Вырос в тайге, а там без этого никуда!
– Что, пригождался вам когда-нибудь ваш НЗ? Расскажите!
– Так точно. Однажды мы втроем: я, мой друг Антон Литинский, – Рома обернулся назад и показал рукой на покрасневшего от удовольствия Литина, – и еще один наш приятель осенью в выходной день пошли в тайгу собирать ягоды лимонника. Погода испортилась, солнце спряталось за облаками, и мы как-то неожиданно и непонятно заблудились. Третий наш приятель поскользнулся, упал и вывихнул ногу в щиколотке. В общем, пришлось нам ночевать в тайге.
Без преувеличения рассказ Ромы слушают не только проверяющие, но и абсолютно все курсанты. Почему-то нам Рома раньше этой истории не рассказывал.
– Из коры сухих деревьев и елового лапника сделали постель. Бечевками привязали несколько жердей к деревьям, сделали крышу и две стены. С третьей стороны был ствол огромного старого кедра.
– А с четвертой развели костер? – предположил полковник.
– Так точно, товарищ полковник.
– А с едой как у вас было? Пришлось поголодать немного?
– Никак нет. С едой у нас никаких проблем не было. В наших краях ходит такая пословица: «Идешь в тайгу на день, бери еды на три дня». Так что еды у нас было много. Да и осенью дело было – грибы, ягоды, кедровые орехи, смола с хвойных деревьев. Хотя вы правы, мы с Антоном, – Рома снова кивнул на Литина, – сделали удочки и наловили в озере рыбы. Потом испекли ее в фольге прямо в костре.
После этих слов лично мне захотелось в лес. И чтобы тоже – рыба на углях!
– На следующий день вас нашли?
– Так точно. Ночью шел дождь, но мы не замерзли. Огонь удалось сберечь, так как место мы удачно выбрали – под кроной огромного кедра. И дров с вечера много запасли.
– Огонь развести тоже просто было?
– Нет. Но у нас у всех была растопка, например, сломанные теннисные мячики. Опять же смола с деревьев, сухие птичьи гнезда. Мы их в карманах штанов высушили своим теплом. А дрова ломали с деревьев. С земли не подбирали, так как они влажноватые были.
– Хорошо, хорошо. А почему в вашем НЗ нет иголок с нитками? Вам известно, что, например, в армии Чингисхана за отсутствие иголки с ниткой воина карали насмерть?
– Никак нет, я этого не знал. Но у нас ведь всегда есть иголки с нитками – во всех головных уборах и в вещмешках.
Ротный заметил, что проверка идет как-то странно, и подошел к нам. Он, молча,  стоит и с удивлением наблюдает за происходящим.
– А для чего вам проволока?
– Вместо веревки. Меньше места занимает.
– А зачем вам столько конфет? Вы такой сладкоежка? – улыбнулся подполковник Егоров.
– Это еда для экстремальной ситуации. Я по телевизору видел, что в НЗ английских летчиков только карамель и есть. Я и решил, что не стоит изобретать велосипед и просто перенял их опыт.
– Ну, с вами товарищ курсант Журавлев, все ясно, а теперь давайте посмотрим на остальных. Третий взвод, у кого есть НЗ – к осмотру!
НЗ оказались: у «замка», Игрека, Лео, Вени, у меня, Миши, Литина, Лиса и Димы. Проверяющие с интересом стали рассматривать наши неприкосновенные запасы. НЗ Литина тоже находится в жестяной коробке от халвы, только меньшего размера. У «замка» и Игрека – в круглых железных коробках от монпансье леденцового. У Вени в красивой железной коробке квадратной формы от импортного чая. (Что значит, из генеральской семьи!) У Миши небольшой НЗ упакован в алюминиевый футляр от кубинской сигары. Лис выпотрошил внутренности кроны «Корунд» и в его корпусе разместил свой небольшой НЗ. Лео, Дима использовали алюминиевые футляры от таблеток «Валидол».
Увидев их НЗ, проверяющие расцвели в улыбках, и показали свои НЗ. У обоих они тоже находятся в футлярах от «Валидола!» Только полковник носит свой НЗ, как брелок с ключами, а подполковник на шее! Но больше всего насмешил проверяющих офицеров мой «футляр». В качестве оного я использовал стеклянную банку с железной крышкой от меда. Знаете, такую, рифленую из толстого стекла?
– Товарищ сержант, – смеясь, спрашивает полковник, – вы, конечно, парень крепкий, но зачем таскать с собой такую тяжесть? К тому же стекло бьется!
– Товарищ полковник, я использую эту банку уже лет семь, если не больше, но пока еще ее ни разу не разбил. К тому же она герметичная, и спички в ней всегда, в любое время года сухие.
– Ну-ну, – миролюбиво сказал полковник и не стал спорить. – Товарищи курсанты и сержанты, покажите, будьте добры, содержимое ваших капсул. А это что?
У «замка», Игрека, Вени, Литина и Миши, кроме НЗ, оказались еще небольшие радиоприемники с запасными батарейками.
– А вот это правильно, – расцвел в улыбке подполковник. – Чтобы знать обо всем происходящем, об изменениях, необходимо иметь приемник! Товарищ курсант… Зернов? А почему у вас такой миниатюрный НЗ? Как-то не густо?
– На безрыбье…
– На безрыбье так и навсегда можно остаться. Подумайте над этим. Безрыбье – это компромисс, а наш народ отличается бескомпромиссностью!
– Товарищ сержант, – снова обратился ко мне полковник, – а для чего вам йод? Почему не зеленка? Йодом ведь нельзя мазать раны, в отличие от зеленки?
– А это не для ран. Йод я при необходимости использую для обеззараживания воды.
– Как это? – повернулся ко мне Игрек.
– Так это, – вместо меня ответил полковник. – Чтобы вы знали, товарищ сержант, до того, как воду стали очищать хлором, для целых городов воду очищали именно йодом! Товарищ курсант Литинский, а зачем вам увеличительное стекло?
– Для разведения огня. Здесь в Крыму это возможно.
– А воздушные шарики вам для чего?
– Чтобы при необходимости знак подать. Ну, внимание привлечь. У нас на Дальнем Востоке много вертолетов имеют геологи, строители, военные, а яркие шарики красного и желтого цветов хорошо заметны и их могут увидеть. Здесь мы все в форме защитного цвета, так что в случае чего, думаю, шарики пригодятся!
У Миши, Лиса, Димы оказались разломанные пополам лезвия «Спутник». Увидев их, полковник сказал:
– Знаете, товарищи курсанты, поскольку от НЗ, случается, зависит очень многое, а лезвие у вас по одной штуке, лучше не поскупиться и купить хорошее лезвие. Например «Жилетт», не пожалеете.
Подполковник Егоров что-то очень уж долго крутит в руках Мишкин футляр от кубинской сигары.
– Нравится? – спрашивает Миша.
– Конечно, нравится, – вздыхает подполковник, – он заметно больше, чем мой футляр от «Валидола».
– Берите его себе, товарищ подполковник, – сделал Миша красивый жест.
– Э нет, так не пойдет, – смеется полковник, – про меня забыли!
Ротный первым сообразил и спрашивает:
– Курсант Кальницкий, а дома у тебя еще есть такой же футляр?
– Пять штук еще точно есть. Могу сбегать домой.
– Вы что, местный? – еще больше заинтересовался полковник.
– На соседней улице живет, – подтвердил ротный.
– Товарищ майор, так может, вы дадите ему увольнительную записку? Пусть сходит домой?
– Думаю, так будет долго, – рассудительно говорит ротный. – Капитан Дядченко, берите курсанта Кальницкого и прямо отсюда идите к нему домой. Только одна нога здесь….
– Есть!
И Миша с мамой Жорой поспешили к КПП-1. Проверяющие офицеры тем временем продолжили осмотр наших неприкосновенных запасов.
– Карманные зеркальца это, конечно, хорошо, а вот то, что компасов ни у кого из вас нет, это не очень здорово.
– Без карт местности компас ни к чему, – отвечает ротный, – по Солнцу и часам можно определиться не хуже. К тому же мы здесь не туристы, а военные, действуем в составе подразделений.
– Понятно, понятно, – перебил ротного полковник.
Он разглядывает небольшие блокноты и простые карандаши из НЗ Ромы и Литина.
– Что интересно, – улыбается подполковник Егоров, – конфеты в запасе мало у кого имеются, но соль есть у всех! И перочинные ножики тоже. Мыло есть не у всех. А вот фонариков нет ни у кого. Это минус. Товарищи курсанты, а почему ни у кого нет чая?
– Так ведь фруктовых деревьев и ягодных кустов в Крыму хватает. Всегда можно заварить отменный чай из молодых побегов, – снова за нас ответил ротный.
– А все-таки, товарищи курсанты, – лукаво улыбается подполковник, – неужели ни у кого из вас нет ничего из еды, кроме карамели?
Как по команде мы стали выкладывать из своих котелков и подсумков с противогазами тушенку, овощные консервы с мясом, галеты, печенье, сушки, сахар-рафинад, шоколад, «Гематоген», банки со сгущенным молоком…
– Да, – довольно крякнул подполковник, – только коньяка со спиртом и не хватает!
После этих слов офицеры рассмеялись.
– Ну что, товарищ майор, – решительным тоном говорит полковник, – подведем итоги. Из 24-х курсантов взвода у десяти есть НЗ. Что отрадно, НЗ есть у всех сержантов третьего взвода. Это вселяет надежду на то, что и у остальных курсантов они тоже появятся. Хотя я уверен, что уже сейчас ваш третий взвод готов выживать и выполнять боевую задачу в любых условиях! Я ставлю вашей роте за смотр оценку «отлично!»
Ротный расцвел от удовольствия, а тут как раз подоспели мама Жора и Миша. По тому, как запыхался взводный, понятно, что они торопились.
– Товарищ полковник, вот, – протянул руку Миша. В ней оказалась коробка от кубинских сигар, а в ней пять новеньких алюминиевых футляров от сигар. – Берите!
– Спасибо, товарищ курсант, – расцвел полковник. – Огромное вам спасибо!
Он взял из коробки два футляра. Подполковник Егоров тоже взял два. Оставшийся футляр Миша протянул ротному, и тот не отказался. Я услышал, как несколько курсантов у меня за спиной тяжело вздохнули. Видно, им тоже хочется иметь такой футляр.
Собственно, на этом строевой смотр для нашей роты и закончился. Комбат был немало удивлен тем, что наша рота получила отметку «отлично», тем более что остальные роты «отстрелялись» на «удовлетворительно».
Для остальных пяти рот нашего батальона комбат провел еще лично три строевых смотра, пока не остался доволен их внешним видом и знанием общевоинских уставов.
– Повезло нам с проверяющими на строевом смотре, – радуется Зона, наблюдая за тем, как батальон строится на третий строевой смотр.
– Каждая метла метет по-своему, – говорит КорС.
– Удача любит умных и подготовленных, – важно говорит Веня.
– Ой, насмешил! Это ты-то умный и подготовленный? Да ты деревянный!
– Ошибаешься. Это ты весь деревянный, а я только до пояса! – смеется Веня. – Хочу напомнить, что у меня есть НЗ, а у тебя?
– А у меня есть частично то, что у меня есть!
– Это как?
Оказалось, Зона перепил, в смысле выменял за чекушку водки, у Лиса его мини НЗ, так как Лис занялся комплектацией большего по объему и более качественного НЗ. В качестве емкости для оного он использует пластмассовую коробочку с надписью «Мотоаптечка».
Тут к нам в кубрик сунулся Яд.
– Товарищ сержант Иванов, – дурачится он, – разрешите посмотреть вашу легендарную стеклянную баночку от меда?
Голос у него при этом противно елейный.
– Это что сейчас было? – с непередаваемым удивлением спросил КорС. – Нарываешься? Так я сейчас быстро разобью твою морду лица! Хочешь?
– Вот, Толик, – говорит Миша, – ты говорил, жалко банку эту просто так выбросить? А ты ее разбей о башку этого придурка! Все польза будет!
– Эй, Яд, откуда такой невероятный прилив храбрости?
– Яд решил, что сегодня он героический герой! – смеется Саркис. – Может, он просто пьян? Или накурился какой-то дури?
– Дури у него и так в башке хватает!
– Похоже, Яд просто основательно сошел с ума, – удивился Лео. – Эй, Аркалюк! Юра! Забери отсюда это дерьмо, пока оно еще теплое! Ха!
Я признаться, не очень понимаю, за что бить Яда, но пока я раздумываю, КорС вдруг сильно ударил того кулаком в голову. Яд сильно наклоняется в сторону, и тут все тот же Королев бьет его в голову сапогом. Яд падает, как подкошенный.
Как говорится, аудитория разразилась бурными аплодисментами.
– Доигрался, – удовлетворенно констатирует Лис. – Причем добился этого своими собственными руками. В смысле, своим языком!
– Так ему и надо, – злорадствует Лео, – за столько лет службы так ни во что и не врубился.
– Эй, сволочь, – подоспел Аркалюк, – что это ты разлегся, как роженица?
Что касается меня, то я немного недоумеваю из-за поступка Королева. Остальные ребята наоборот пребывают в твердой уверенности, что КорС все сделал правильно. Ну, пусть так все и будет.
– Третий взвод, – довольно говорит Юра Аркалюк, – вам «зачет!» Эй, чудила, вставай!
– И не просто чудила, а прямо скажем – дрянь человек, – говорит Саркис. – Слушайте, а на что он рассчитывал, когда шел посмеяться над Симоной?
– Неизвестно на что, – отвечает Аркалюк, – ни в какую логику его глупость не укладывается. Второе отделение первого взвода, ко мне! Есть сантехнические работы! Берем и тащим это в наш кубрик. Нашатырь есть у кого-нибудь? Нет? Тогда давайте будем отливать его водой.
Видно Яд достал и ребят из первого взвода, так как, пока они тащили его в свой кубрик, голова Яда дважды «выпадала» у них из рук и ударялась о пол. Пацаны из четвертого взвода не поленились и вышли на взлетку, чтобы посмотреть на это действо.
– КорС, ты сегодня молодец, – оценил «замок».
– Не надо меня хвалить.
– Что так?
– Не люблю, когда меня хвалят, – озадачил всех КорС, – всегда недооценивают!
Да! Забыл похвастать – Веня от щедрот своих подарил мне точно такую же металлическую коробку от чая «Lipton», как у него. В ней места больше, чем было в банке от меда, и теперь я заполняю появившееся свободное место. В частности, я решил положить в свой НЗ небольшой кусочек мыла. Сначала думал хозяйственного, но Миша убедил меня использовать детское мыло. Сейчас Миша занят тем, что осторожно пилит мыло на тонкие куски.
– Это, какое мыло? – деловито интересуется Вася.
– «Яичное», – зачем-то врет Миша.
Вася какое-то время размышляет, а потом изрекает:
– Нет, мне не подходит. Мне нужно такое мыло, чтобы я мог помыться весь.
Когда отсмеялись, Артем спросил Мишу, где он покупал грузила для НЗ.
– Сам сделал, – озадачил его Миша. – Кстати, мужики, я в увале буду с однокашниками на даче стрелять из воздушки. Потом я деформированные пульки соберу, расплющу их на наковальне, и выйдут плоские грузила, которые можно согнуть и зажать на леске. Кому-нибудь нужны такие грузила?
Оказалось, что нужно всем и не по одной штуке. Из увала Миша, как и обещал, всем принес по несколько штук таких самодельных грузил. А свою банку от меда я подарил Васе.
– Слушай, Яд, – миролюбиво спрашивает Аркалюк, – ты что, действительно идиот?
– Сам ты, – огрызается Яд. – Да я, чтобы ты знал, вообще гений!
– Угу. Только сильно замаскированный. Очень сильно.

Дорога
Вот и пришел день отъезда на войсковую стажировку в должности командиров взводов. Нас, как и положено, в армии, несмотря на то, что сейчас июль, отвезли на железнодорожный вокзал в крытых грузовиках. Прибыли мы туда с ефрейторским зазором, то есть за два с половиной часа до отправления поезда.
Разумеется, нам приказано стоять на месте и не разбегаться. Вот мы и стоим, словно истуканы. Бао отлучился в привокзальное кафе «Встреча» и вернулся в порванных брюках.
– Бао, блин, – матерится Хлопец, несмотря на присутствие гражданских пассажиров, – то есть, курсант Марковский, доложите мне, ну, кем это нужно быть, чтобы учудить такое? И это за пять минут до поезда!
На самом деле до отправления нашего поезда еще почти два часа.
– Я не виноват, товарищ старший лейтенант, – канючит Бао. – Только вышел я из кафе, доедая на ходу курицу-гриль, как собака, голодная, как зверь, не сказав ни слова, набросилась на меня.
Пришлось Хлопцу везти Бао обратно в училище, чтобы спешно заменить тому брюки. Недалеко от нас стоит довольно большая группа юношей и девушек из Удмуртии. Это нас просветил Колотун-Бабай, наш Костя Морозов. Он ведь из Ижевска, столицы Удмуртии.
– Толик, а Толик, – вкрадчивым голосом говорит Костя, – хочешь, я тебя научу, как на удмуртском языке будет «Добрый день?»
– А зачем мне? – нехотя отвечаю я.
– Познакомишься с какой-нибудь девушкой. Вызовешь, так сказать, первоначальный интерес знанием нескольких слов на ее родном языке.
Посмотрел я на невысоких, рябоватых удмурток, и мне подумалось, что первоначальный интерес я могу попытаться вызвать и без знания двух слов на удмуртском языке. Хотя, впрочем.… Все веселее будет, чем просто стоять и потеть. О том, насколько сейчас станет интереснее, я и представить себе не мог.
Выучил я эти два слова, выбрал девушку посимпатичнее, подошел к ней и громко поздоровался на ее родном языке. Вопреки моим ожиданиям девушка радости не выразила. Хотя, как сказал бы классик: «Эффект был велик». Разговоры тут же прекратились, как по команде. Все девушки побледнели, юноши напротив – покраснели, отложили свои рюкзаки, гитары, дела и без лишних объяснений набросились на меня с кулаками. В первой волне их было человек тридцать, не меньше. А вслед за ними спешат те, кто дальше стоят.
Поскольку у меня нет выбора, да и поздно давать обратный ход, приходится отбиваться сразу ото всех. Сам не осознавая как, я отбиваюсь от толпы наседающих удмуртов, быстро уклоняясь от их кулаков. Безусловно, риск был велик. Хорошо хоть, наши курсанты тоже недолго думали и поспешили мне на помощь. Несколькими точными ударами Рома «прорубил» проход ко мне, и стал прикрывать мне спину. Сразу стало легче. Вслед за курсантами вмешались наши руководители стажировки и старшие тех студентов-туристов, или кто они там на самом деле.
– Иванов! Турок вы американский! Нет, прав был капитан Дядченко, когда говорил, что вы притягиваете неприятности, – в сердцах заметил Хлопец. – Пожалеете вы еще о своем поведении, товарищ Иванов. Вспомните тогда мое слово, да поздно будет. И что это за привычка у вас такая, чуть что, сразу за кулаки хвататься? Э, я вам тут прописные истины читаю, а вы и ухом не ведете!
Поправив форму, я подошел к наследнику Павлика Морозова.
– Кто-то должен за это ответить. Ну-ка, говори как на духу, что я сказал той девушке?
– Ты сказал: «Я тебя поимею!» – радостно сообщил мне Костя. – Только матом!
Курсанты рассмеялись, а я отправил Морозова объясняться перед его земляками за его бестактность. Не задумываясь, Костя направился к своим землякам. Не знаю, что он им там нагородил, но вскоре удмурты заулыбались, и началось братание. Только что обмыть это дело мы не смогли – наши офицеры не позволили.
Потом мы вместе пели песни под гитару, до самого прибытия нашего поезда. Костины земляки добродушно махали нам на прощание руками, а девушки даже слали воздушные поцелуи.
Когда подошел наш поезд, и мы стали размещаться в вагоне. После того, как поезд  тронулся, мы стали стелить постели и ходить друг к другу в гости. Пока ехали по территории Украины, ехать было интересно – остановки были частыми, не успел, как следует окончиться один населенный пункт, как уже начинается другой. Частые остановки даже раздражают, зато к поезду местные жители выносят все, чего душа пожелает – ягоды, фрукты, копченую и вяленую рыбу, пиво, водку и вино, вареные вареники и кукурузу, мороженое.… Всего и не перечислишь.
Когда въехали на территорию РСФСР, стало скучнее. Теперь от станции до станции ехали часа по два без остановок, а к поезду выносят только картошку-пюре, соленые огурцы и помидоры. Такой скудный рацион даже обжоре Зоне быстро приелся. Мы начали роптать.
Зато в Сызрани меняли паровоз и колеса, так как дальше путь предстоял по узкоколейке. Нам разрешили прогуляться по привокзальной площади, и мы вывалили двумя взводами из вагонов. У продовольственного магазина стоит очередь, как к мавзолею Ленина.
– Что тут? – деловито поинтересовался Миша у местных жителей.
– Дефициты выбросили! – восторженно сообщили ему.
Нам тоже захотелось отведать дефицитов. Пятидесяти четырем курсантам не стоило большого труда отодвинуть очередь в сторону. Когда мы ворвались в магазин, то стали осматривать прилавки. На прилавках были банки с морской капустой, трехлитровые банки березового и томатного сока и печенье в пачках.
– А где дефициты? – выразил всеобщее недоумение Мишка, все еще оглядываясь по сторонам. – Под прилавком, что ли?
– Так это же и есть дефициты, – показал мужчина из очереди на печенье в пачках и сок.
– Извините, – за всех ответил Миша, и мы, не сговариваясь, покинули магазин. Довольная очередь вернулась на место.
Вагон нам достался еще тот – все из дерева, мы таких вагонов еще и не видывали. Надо полагать, именно в таком самом вагоне когда-то дедушка Ленин ездил в ссылку в Шушенское.
Когда въехали на территорию Казахской ССР, ехать стало еще скучнее. Теперь от станции до станции ехали часов по 8-10. Чай у проводников еще был, но без сахара. Правда, пассажирам-казахам проводники-казахи давали к чаю конфеты, а нам нет.
– Кучеряво живут, – позавидовал казахам Зона.
Зато мы увидели пасущихся верблюдов – кораблей пустыни и узнали, что такое электросторожа. Очень жарко и, не глядя на протесты проводников, мы вынули все окна в вагоне. Ну, кроме туалетов и купе проводников.
– Да, – подвел неутешительные итоги Миша, – торопиться здесь некуда.
Удивляет здесь все – почтовые ящики на столбах, невысокие деревянные подиумы на которых люди пьют чай. Да и на автобусных остановках вместо привычных лавочек установлены такие же деревянные настилы. 
Хлопец в поезде не бездельничает, заставляет нас ежедневно бриться, и с печальным постоянством проводит утренние осмотры и политинформации. 
– Смотрите, смотрите! – встрепенулся Зона, увидев в степи город с золотыми и зелеными куполами. – Что это, как вы думаете?
Мы уже видели глинобитные лачуги, в которых живут местные жители, в которые можно забраться только на четвереньках. А вот такую красоту мы видим впервые.
– Может, здесь кино снимают про средние века? – предположил КорС.
Но он ошибся. Наш проводник объяснил, что это туземное кладбище. Живут люди в лачугах, а прах покоится в сказочных дворцах. Такие вот метаморфозы.

Если
Ну, вот мы и приехали на стажировку, почти приехали. На железнодорожной станции Тюратам нас встретил подполковник из УИР (управления инженерных работ), в котором нам предстоит проходить войсковую стажировку.
Везут нас автобусом, и сопровождающий нас подполковник всю дорогу до города Ленинска агитирует нас проситься служить к ним на Байконур. Все ему здесь нравится: и выслуга полтора года за год, и зарплаты выше, чем в средней полосе, и снабжение хорошее, и рост по служебной лестнице тоже не плохой.
– Вот смотрите, мне тридцать четыре года, – радуется наш сопровождающий, а я уже подполковник!
Честно признаться, никому его рассказы неинтересны, а его словоохотливость и разговорчивость даже раздражают, поэтому я вслух выражаю всеобщее мнение.
– А знаете, лучше служить старшим лейтенантом в Крыму, чем подполковником на Байконуре!
Все курсанты со мной согласны и одобрительно кивают головами, поддакивают. Подполковник резко прервал свое бахвальство, может быть, даже слишком резко. Он растерялся, не нашелся, что сказать, и обиженно замолчал. Теперь, когда он молчит, ехать стало совсем хорошо! Подполковник притворился, будто глядит в окно, а сам исподтишка косит на меня, да и на других курсантов тоже. Да и ладно.
– А подполковник-то, – усмехнулся Веня, – так важен… и обидчив оказался!
Подполковник теперь являет собой миру абсолютную бесстрастность.
– Оно и к лучшему, – словно прочитав мои мысли, сказал КорС. А потом наклонился ко мне и шепнул: – Не дай тебе Бог попасть сюда, служить! Подполковник, похоже, амбициозен и злопамятен, и, без всякого сомнения, стал бы тебе мешать служить в меру своих скромных способностей и возможностей!
– Думаешь? – переспросил я.
– Я, понимаешь, не дурак! Глупо получилось. И может без надобности.
Наш встречающий глядел на нас и вымученно улыбался. Там где Лео строил свое отделение, лился бесконечный поток слов, лишенных склада и лада это Веня упражняется в красноречии. Как всегда.
– Солнце светит в левый глаз, ни фига себе жара, – декламирует он.
Действительно, здесь очень жарко. В Крыму все-таки легче было.
– Это точно, – вторит Вене Лео, – не могу дивиться!
Ну, как бы там ни было, вот я и приехал на войсковую стажировку в должности командира взвода на Байконур, в город Ленинск. 
На первом же построении меня удивил тот факт, что командир части вышел на развод в черных солнцезащитных очках. Как-то это не особенно принято при советской-то власти. Я не удержался и спросил командира роты, в которой я проходил стажировку:
– Чего это командир части в темных очках? Синяк что ли скрывает?
– Да, нет, – ответил, несколько смутившись, ротный. – Просто, если командир выпивший, он всегда темные очки надевает. Он больше любит ночевать в кабинете – под столом, куда его вечером приносят на покрывале из соседнего кафе.
– То есть командир и днюет и ночует в части?!
– Если честно, то он известен тем, что никогда не трезвеет!
На стажировке я пробыл месяц. За это время я ни одного раза не видел командира без темных очков. Даже интересно, а какие у него глаза вообще?
– Вот дурацкий здесь почтамт, – громко возмутился Веня, – ждешь два часа, а тебе говорят, что никто не отвечает. И нужно заказ снимать и по новой заказывать, и снова два часа ждать, а просто повторить вызов нельзя! Что за порядки? Просто возмутительно, никакой управы на них нет!
– Между прочим, Венечка, чтоб ты знал, здесь есть еще телеграф, – насмешливо прищурившись, лениво говорит КорС.
– Ой, вы меня удивляете! Ну и что? – недоумевает Веня.
– А то, что если тебе, действительно, что-то срочное нужно сообщить, то знай, что телеграф посылает телеграммы по всему миру и дальше.
– Смешно. Очень, – возмущается Веня, – а поговорить?
Королев тоскливо разглядывает плакат на стене методкабинета, в котором нас поселили. Там написано: «Нельзя учить, не воспитывая, как нельзя воспитывать, не обучая» (Д-1 МО и ГПУ СА и ВМФ).
– КорС, а чего ты пошел в политрабочие, а не в командиры? – вдруг спросил Веня, – из тебя вышел бы хороший полководец. Я так думаю.
– Полководцы, как вам всем известно, смелые люди, они готовы рисковать жизнью других людей. А я не готов.
– Да-а, – вздохнул Вася с умным видом, – погоны – нелегкая ноша.
– Это кому как, – рассудительно сказал Королев.
Непревзойденная наивность Васи, кажется, уже давно никого особо не удивляет и не раздражает.
– Представляете, – вошел в методкабинет Лис, – какой у нас забавный случай сегодня произошел на производстве?
– Нет, Лисенок, не представляем. А что, если бы сказали, что представляем, ты бы нам поверил? – смеется Дима.
– Ну да, – непонятно, что он имеет в виду, отвечает Лис и начинает рассказывать. – В начале рабочего дня поставили одного вэссэра (военного строителя) с полутерком стену тереть, где лишней штукатурки набросали. На построении на обед выяснилось, что его нет. Бросились искать, а он на том же месте, где его утром поставили  – там же и стоит! Протер штукатурку до кирпича! Можете это себе представить!
– Дурак он, что ли? – удивился Веня.
– Ага, причем и по документам, но этого как-то не учли! Теперь не знают, чем его и озадачивать!
– Копать его надо ставить! Вместо экскаватора!
В комнату вошел розовощекий и улыбающийся Дима. Он душевно напевает: «Учительница первая моя…»
– Ностальгия по школе, что ли замучила? – удивился Вася.
– Нет, похоже, он с учительницей переспал, – предположил я, разглядывая маслянистые глазки Димки.
– В самую точку, – победно сказал и расплылся в широкой улыбке Дима. – До сегодняшнего дня у меня еще не было учителей.
– Учителей? – ужаснулся КорС. – Пацаны, вы это слышали?
– Учительниц, я хотел сказать! – тут же поправился покрасневший Дима.
– Ну и как они, чем-то принципиально, так сказать, конструктивно, отличаются от представительниц других профессий? – насмешливо спрашивает Миша.
– Пока рано судить. Для серьезного исследования материала пока недостаточно, выборка пока очень маленькая.
Вошел красный, как вареный рак, Баранов и сразу бросился к кувшину с водой.
– Тема, что это с тобой? – сочувственно интересуется КорС.
– Ездили на площадку, и автомобиль по дороге сломался, – начал рассказывать тронутый вниманием Артем. – А жара плюс семьдесят градусов на солнце, и спрятаться негде. И в кабине не усидишь. Намучились почти до потери сознания. В Австралию хочу, там сейчас зима! Пусть и не такая, как у нас, но все-таки зима!
– Водителю не позавидуешь, – покачал я головой, – как он только инструменты в руках держать смог?
– В ведро воду из бутылки вылил, чай из наших фляжек и туда же ключи бросил. Полдня ремонтировались.
– Хорошо хоть сообразительный водитель попался, – говорит Вася.
– Во всяком случае, опытный, – подтверждает Артем.
– А чтобы пить совсем воды себе не оставили? – спрашиваю я, видя, что Артем никак не может напиться. – Не подумали что ли? Или решили, что ремонт много времени не займет?
– Мы видели, что замкомроты свою фляжку в ведро не выливает, ну и решили, что он с нами поделится. Но потом оказалось, что у него во фляжке коньяк. Он им с нами, разумеется, делиться не стал. Да я бы и не пил, – вздохнул Баранов и снова присосался к стакану с водой.
– Хватит болтать, – подытожил Миша, – выходи строиться на обед! Товарищ сержант Иванов, вверенное вам отделение выходит на построение на обед! Хочу вас прямо спросить, вы, случайно, не желаете принять командование на себя?
– Зачем? Мне кажется, это лишнее, ты неплохо ассистируешь! – смеюсь я.      
– Мой бледнолицый брат, – обращается Миша к Баранову, – как вы смотрите на то, чтобы отобедать с нами?
Тот растерялся, повернулся к Мише своим обветренным лицом кумачового цвета, и ошалело смотрит красными, воспаленными глазами.
– Понял, – смеется Миша, – вы сегодня только пьете! Остальные, внимание: руководство сменилось, теперь я здесь командир! Гопкомпания, все на выход, – с притворной строгостью говорит он. – А то у нас здесь все по-честному: кто не успел, тот опоздал!
Забыл рассказать – здесь такая жара, что спать можно действительно только укрывшись мокрой простынью. А вода здесь во всех кранах и днем и ночью теплая! В училище мы теплую воду «видим» только один раз в неделю в бане, а здесь везде и постоянно! Однако простынь довольно быстро высыхает, и спать становится невозможно, так как начинаешь потеть. Поэтому приходится ночью по несколько раз вставать, чтобы намочить простынь.
Утром, перед тем, как отправиться в город по своим делам, я спросил у дежурного по штабу, где в Ленинске можно купить цветы.
– Блин, Симона, – говорит из-за моей спины КорС, – мы же только-только приехали, неужели ты уже успел завести роман? Но, когда? Где?
– Успокойся, Сергей, это не то, о чем ты думаешь.
– Нет? Правда? А что это тогда?
– Здесь 24 октября 60-того года во время испытаний взорвалась новая межконтинентальная баллистическая ракета.
– Я в курсе. Во время той катастрофы погиб маршал ракетных войск Неделин. Но ты-то здесь при чем?
– Мой папа тогда служил здесь в должности командира взвода. Он был ранен и контужен, лечился в госпитале. Кстати, именно тогда он и познакомился с моей мамой. Узнав, что я еду на стажировку в Ленинск, папа попросил меня положить цветы к памятнику погибшим в той аварии. Его недавно установили.
– Выходит, если бы твой отец тогда погиб, тебя бы не было? Толик, можно, я пойду с тобой?
И мы пошли за цветами, а потом к памятнику. Узнав, куда мы идем, с нами еще напросился Вовка Еременко.

Бузотер
С утра нас распределили по объектам вместе с личным составом рот, в которых мы проходим стажировку. Наша рота сдает квартиры в одной из новостроек в 5-м микрорайоне Ленинска жильцам.
Мне доверили сдавать трехкомнатную квартиру подполковнику-ракетчику. Он оказался таким дотошным, что даже противно.
– Товарищ сержант, посмотрите, здесь вот на кухонной двери краска отлущилась.
Действительно, в одном месте отвалился кусочек краски размером в четверть однокопеечной монеты.
– Сейчас подкрасим.
– Нет, нет, вы уж, пожалуйста, замените дверь.
Как вам? И так везде – все ему не то, и все ему не так. Еле-еле сдав ему эту квартиру, я решил смыться со стройки. С собой я забрал еще Вовку Еременко, и мы пошли с ним на почтамт.
Перед тем, как выйти в город, не подумали и вышли в военной форме одежды. Жара плюс шестьдесят градусов, а мы в фуражках. Соответственно идем и потом умываемся. Когда надоело поминутно пот с лица стирать, взяли фуражки под мышки.
Только стоило нам снять головные уборы, как откуда-то из-за деревьев появился майор-ракетчик. Видно, что он торопится, но при всей его спешке он все-таки остановился и остановил нас.
– Товарищи курсанты! Ну-ка подойдите ко мне, – сразу крикнул он нам.
– Товарищ майор, по вашему приказанию прибыли, – доложились мы.
– А почему вы послали меня? – строго спрашивает майор с явным отеческим укором. В глазах его мягкая грусть.
– Куда? – не понял Вова и даже растеряно оглянулся на меня, стараясь припомнить то, чего на самом деле вовсе не было и, соответственно, помнить мы не можем.
– Когда?  – наивно выразил свое удивление и я.
– На хрен! Вот куда, – возмущается майор-ракетчик. Он как бы даже удивлен необходимостью объяснять такие простые и очевидные ему вещи.
– Неправда, товарищ майор, – сдержанно, но упрямо оправдываемся мы, – вы ошибаетесь, никуда мы вас не посылали, а уж тем более на хрен!
– Не издевайтесь, товарищи курсанты, – веско говорит майор, и уточняет, – вы мне воинскую честь отдали?
– Никак нет, – честно признаем мы, – не отдали.
– Ну, вот и считайте, что послали меня на хрен, – разъясняет нам майор, и, не моргая, смотрит на нас. – Это, то же самое, – не дав нам опомниться, категорически заявил майор.
Я с недоверием и интересом посмотрел на майора.
– А, ну если так, тогда конечно, – Вовка улыбается. Почему-то, он весьма легкомысленно, то есть без должной серьезности отнесся к словам старшего офицера.
– Ладно, на первый раз прощаю, – словно забыв о своем гневе, говорит ракетчик. – На первый раз делаю вам замечание, надеюсь, что этого будет достаточно. Идите.
– Есть! – придаю я невинное выражение своему лицу.
И мы с Володей поспешили прочь, радуясь тому, что эта волнующая история окончилась, пока майор не взял и не передумал.
– Вот…, – начал, было, Вовка, но я не дал ему договорить.
– Прикуси свой язык, – отрывисто бросил я, – и вообще – поменьше разговоров, больше внимания, а то еще на кого-нибудь нарвемся!
По возвращению с переговоров, в части мы застали Литина, который взахлеб рассказывал о том, что они с Ромой уже успели познакомиться с классными девочками. И девочки эти, якобы, угощали их вином и пивом.
– Что, – хмуро говорит Миша, – девчонки такие страшные, что сами наливают?
– Чего это Миша такой недовольный? – заметил я.
– Я тебе расскажу, – с заговорщеским видом прошептал КорС, – только чтобы Мишка не слышал. Я ему резиновую змею и паука в постель подложил. Он снял простыню и очень испугался. До сих пор вон успокоиться не может. Разошелся, блин, как холодный самовар. Только ты не проговорись, что это я ему подложил. Обещаешь?
В части делать было решительно нечего, и я отправился на Сырдарью. Во всяком случае, возле воды не так жарко, как в помещении. Я вернулся с речки, где купался полдня, а Кальницкий, увидев меня, улыбаясь, сообщил:
– Тут без тебя буза, командир, а тебя вечно, когда ты нужен, нет на рабочем месте.
– Что еще случилось? – стал я вникать в обстановку. – Кто бузит?
– Я, – с готовностью отозвался Лис. – Я требую надбавки!
– За что? – с сомнением спрашиваю я, хотя нутром уже чую, что ничего серьезного не предвидится.
– За вредность! За тяжелые климатические условия; за то, что живу в пустынных и безводных районах, на открытом воздухе и в не отапливаемых помещениях!
– Ишь ты, привилегии ему подавай! А за то, что в Гренландии лежат вечные льды тебе не добавить?
– А еще: суточные, квартальные и проездные хочу! – не унимается Лис.
– Ну, все, все. Я все понял – ты изучал ЕНИР (единые нормы и расценки), молодец. А на счет добавки забудь, ты ведь не в командировку едешь, а к бабе идешь. Можешь, кстати, съесть мой обед, силы тебе понадобятся! И не вздумайте мне мешать спать! И никакого тут дыма коромыслом! Я мечтаю выспаться, ибо не в своей тарелке! Да, Лис, на счет проживания в отапливаемом помещении персонально для тебя можно и подумать! Я сегодня же займусь этим вопросом и, поверь, сделаю все, что в моих силах! Ты же меня знаешь!
Однако такая перспектива Лиса отчего-то совсем не радует, он успокаивается и оставляет меня в покое. Я с чувством выполненного долга (все-таки буза прекратилась, и это моя заслуга), ложусь спать. Меня разбудил на ужин КорС. Он рад, что нарушил мой сон.
– Просыпайся, Симона, – сильно тормошит он меня за плечо. – Просыпайся, пришло время принять снотворное!
– Серега, а чего у тебя глаза такие красные? Или мне это со сна мерещится?
– В город я выходил, а там такой ветродуй! Вот теперь все глаза горят и слезятся от песка.
– Как, сразу все восемь? – зевая, спрашиваю я.
– Ах, ты так? – вскричал Королев и схватил свою подушку. – Насмехаться надо мной? Ну, хватит! Я требую немедленной сатисфакции! Сейчас мы расставим все точки над «ё!»
Я тоже, вскочив с кровати, схватил свою подушку. Сергей замахнулся, но я уклонился. А вот Королеву повезло меньше, он как раз делал шаг в мою сторону, когда я его ударил подушкой прямо в лицо. КорС рухнул на пол, как подкошенный. Я замер на мгновение, не зная, что и подумать.
– Чего это с ним? – растерянно спросил я. – От страха, что ли, умер?
– Зверь ты, Толик, однако, – осуждающе покачал головой Лис. – Эти подушки ведь практически каменные.
Подушки были ватные и сильно сбившиеся. Дима даже в шутку называл их кожаными, а я сам еще в день приезда шутил, что от таких подушек на голове будут мозоли.
– В лучшем случае – сотрясение головного мозга, – констатирует Лис. – Это как минимум, если ему повезло. Но везучесть Королева вызывает у меня серьезные сомнения.
– Это Толик со сна не сообразил, – вступился за меня Миша.
– Очень может быть, что теперь КорС станет, как бы это мягче сказать? Станет умственно ленив, – ехидничает Лис, хотя его ехидство, по-моему, не очень уместно в данном случае. 
Застонал и зашевелился КорС, затем он с трудом сел на полу. Взгляд у него безумный. Королев итак особой красотой не отличается, а сейчас так и вовсе выглядит ужасно.
– КорС, это тот самый я, – улыбнулся я, – ты вообще как?
– Симона, я не в претензии, – сказал он, обхватив голову руками. – Сам виноват. Не подумал, что это не подушки, а куски камней. Е-мае, как больно.
Он опускает руки, берет из рук Лиса стакан с водой и жадно пьет. Все смотрят на Королева сочувственно.
– Счет пока 1:0. Продолжите в училище, – шутит Миша, – во всяком случае, там подушки нормальные, перьевые.
– Теперь даже и не знаю, – сокрушенно кивнул головой Королев и тут же скривился от приступа боли, и снова схватился за голову, – Симона и перьевой подушкой убить может, особенно, если захочет этого.
– О! – восхищенно комментирует его слова Миша. – А ты, оказывается, не так уж и безнадежен! Ты учишься буквально на глазах!
– Я прямо польщен, – кривится от боли КорС.
– Сергей, – участливо говорит Саркис, который сейчас находится у нас, – ты голову на сквозняк положи, легче будет.
Королев попытался рассмеяться, но тут, же снова скривился от боли. Аппетит к нему вернулся только через день, а интерес к прочим нехитрым курсантским радостям, еще позже.
Стоит, пожалуй, упомянуть еще о том, что злые языки потом грешили, что я специально Сергея так ударил, но я на самом деле со сна не сообразил, что такой подушкой бить по голове нельзя. Даже въедливого и не всегда приятного КорСа.
Шли мы с Петькой Захаровым по городу Ленинску, изнывая под знойным, слепящим южным солнцем, и неожиданно увидели верблюда, привязанного к забору.
– На аллаха надейся, а верблюда привязывай, – блеснул я знанием арабской пословицы.
– Не умничай, – бросил Зона и добавил: – Давай, на него поближе посмотрим, я еще вот так, а не по телевизору, живого верблюда не видел.
Верблюд привязан в тени нескольких пирамидальных тополей. Как же все-таки приятно освежает тень! Правда, рядом с верблюдом свежий воздух совсем не ощущается, так как верблюд давно не мыт. А, может, они и мытые пахнут так же нехорошо?
– Чего там на него смотреть, верблюд он и есть верблюд, – сказал я и пожал в недоумении плечами.
Петька по-хозяйски обошел вокруг верблюда, похлопал того и по горбу, и по морде, а потом еще и выдохнул верблюду в морду сигаретный дым. Верблюд тоже в долгу не остался и моментально плюнул в Петьку, причем без промаха. На белоснежной рубашке растеклось омерзительное пятно сочно-зеленого цвета. Надо же, а я-то был уверен, что верблюды плюют белой пеной, как в фильме «Джентльмены удачи». Полдня Зона стирал в Сырдарье свою рубашку, но она так и оставалась зеленой.
– Да брось ты эти сопли, и охота тебе с ними возиться? – не выдержал я, так как ждать окончание стирки мне уже порядком поднадоело.
– Это не сопли, – взвился Зона, – это трава пережеванная.
Я не выдержал и с насмешкой в голосе пропел.
– Восток дело тонкое, Петруха.
     Восток, как капризная старуха.
     Товарищ Сухов, мимо вас не пролетит и муха!
  Однако, перехватив недобрый Петькин взгляд, я не стал развивать тему дальше, чтобы еще больше не огорчить незадачливого Зону. К обеду он все-таки и сам пришел к выводу, что рубашка испорчена окончательно, и выбросил ее. По Ленинску ему пришлось идти с голым торсом, прячась в тени домов. На голове его красуется нелепая кепка с прозрачным козырьком зеленого цвета, что делает Вовку еще смешнее.
Когда мы вернулись в часть, ко мне сразу подошел Саркис, который, оказывается, прождал меня уже два часа.
– Симона, выручай! – сразу бросился он ко мне, как к родному. – Хочу, очень хочу с одной женщиной познакомиться, помоги!
– Мне не совсем понятно, с каких это пор тебе в этом деле помощь нужна?
– Нет, ты только послушай! Она всегда ходит вместе с подругой. Ходят парой. Надо эту «пару» разбить. Ну, так как, поможешь?
– А к другим пацанам почему не обратился? – поинтересовался я, кивнув в сторону наших курсантов.
– Другие не чета тебе, они только болтать и хвастать горазды, а мне нужно реально «пару» разбить, – как будто даже удивляясь моим словам, отвечает Саркис. – А к Мише я с такой просьбой подойти не могу.
Всем известно, что Миша Мирзояна откровенно недолюбливает, так что разговор у них, действительно, вряд ли получится. 
– Нет, Саркис, – огорчил я приятеля, – у меня есть невеста. Я на других женщин ни смотреть, ни думать о них не хочу, не то, что знакомиться с ними.
– Брось, Толик, – чуть не плачет Саркис, и не обращает на мои слова никакого внимания, – мы твоей невесте ничего говорить не станем! Выручай, а?
– Нет, – снова отказал я. – Все, что я могу для тебя сделать, это поговорить с Мишей. Думаю, что, по крайней мере, он меня выслушает.
Понимая, что, поскольку отказываться от знакомства с понравившейся женщиной он не хочет, а, значит, другого выхода все равно не остается, Саркис согласился. И я отозвал Мишу в сторону.
– А вторая женщина хоть симпатичная? – лукаво улыбнулся Миша, выслушав меня.
– Иди ты! Стал бы я тебе предлагать, – серьезно отвечает Саркис.
– Ну, показывай, – принял Миша решение.
Мы втроем вышли в город и стали ждать, пока понравившаяся Саркису женщина с подругой не выйдут с работы. Работают они в нашей же воинской части. Женщина Саркиса была на вид лет на 20 старше его, но я ничего не сказал. Ее подруга выглядит лет на двадцать пять. Это была худенькая, симпатичная шатенка.
– Тебе повезло, – промурлыкал Миша, обращаясь к Саркису, – иду на таран!
«Крепость» против Мишиного натиска продержалась недолго. Вечером Миша сказал, что его шатенку зовут Ларисой. Мы как раз смотрим по телевизору финал III Всесоюзного телевизионного конкурса молодых исполнителей «Юрмала-88», поэтому на Мишины слова я особого внимания не обратил. Может, он и собирался еще что-то сказать, но передумал. Звучит песня:
– Осторожно! Двери закрываются! 
     Слышен голос металлический…
– Кто такой? Почему не знаю? – полюбопытствовал КорС, вернувшийся из умывальника.
– Александр Малинин какой-то, – тут же ответил Лис, – победитель песенного фестиваля в Юрмале. Что, понравился?
– Не совсем, – скривился Королев, – мне кажется, что ему с таким голосом романсы петь нужно, а не эту белиберду.
Тут раскрылась дверь, и к нам заглянул Юлька. Он оглянулся назад и радостно позвал кого-то:
– Наконец-то нашел, здесь они все! Заваливай! – и уже обращаясь к нам, добавил: – Я подергал все кабинеты, пока вас нашел!
– Вон оно, в чем дело! А я, было, решил, что это землетрясение, – шутит Лис. – А, оказывается, это ты кабинеты дергаешь! Кстати, научишь меня?
– Чему? – удивленно смотрит Юлька на Лиса.
– Как кабинеты дергать, чему же еще? – пришла очередь «удивиться» Лису.
Тут к нам стали заходить курсанты первого отделения, которые пожаловали к нам в гости. Вечер теперь предстоит долгий – чаепитие и обмен впечатлениями о стажировке. Но я ошибся, о чае, за исключением меня, никто так и не вспомнил. Всех больше устраивает водка.
– Симона, ты что, и в самом деле не будешь с нами пить? – возмущается «замок». – Но это, же полнейшее пренебрежение правилами! Впрочем, ты сам сплошное нарушение и отклонение от правил, – махнул он рукой, смирившись с мыслью о том, что пить я с ними не стану.
– И правда, Толик, – шутит Миша, заедая первую рюмку соленым огурцом, – неужели тебе не противно смотреть на наши пьяные рожи, и слушать наши такие же пьяные речи? Ну, мужики, нельзя же так долго играть в молчанку? Наливайте и говорите уже какой-нибудь тост!
Лис тут же с готовностью и нескрываем удовольствием бросился наливать по второй.
– Слушай, Симона, – шутит «замок», – все равно ведь зря сидишь. То есть просиживаешь. В смысле, зря простаиваешь! Может, ты приготовишь нам чего-нибудь на закуску? Ты сам готовить есть умеешь?
– Сам есть умею, – отшучиваюсь я, – а готовить нет!
– Вот так и знал, – притворно вздыхает «замок», – что нам еще и самим придется готовить себе закусь! А еще турист называется! Кто со мной чистить картошку? Хочу жареной картошки.
– Давайте лучше пить чай, – шучу я, точно зная, что кроме меня его пить больше никто не станет.
– Ну, нет уж, – вскричал «замок», – давайте пить то, что пили!
Как я и предполагал, все горячо поддержали его предложение, так что чай я пил один, так сказать, в гордом одиночестве. Зато на конфеты и пирожные никаких конкурентов у меня не было. Напились ребята сильно, хотя и знали, что на следующий день нам предстоит ехать на экскурсию.

Экскурсия
Экскурсоводом на площадке, с которой в 1961 году Юрий Гагарин полетел в космос, был полковник. Его просто распирает от счастья, что он причастен к тем геройским событиям, и что он может поделиться своими впечатлениями с кем-то.
– Скажите, товарищ полковник, – неожиданно для всех задал вопрос Вася, – а правду говорят, что Гагарин и Серегин разбились не на самолете 27 марта 1968 года, а на 18 дней раньше во время полета вокруг Луны?
Мало того, что от Васи никто ничего подобного не ожидал, так еще и вопрос оказался интересным!
– Странное дело, – довольно охотно откликнулся наш экскурсовод, – но до сих пор рождаются разные, порой просто таки экзотичные версии о гибели первого космонавта Земли. Тема космоса по ряду причин является закрытой, что порождает множество мифов. Самый распространенный из них тот, что на орбите побывало намного больше людей, чем это считается официально. Просто этих незнаменитых героев по самым разным причинам засекретили. Кстати, товарищ курсант…
– Курсант Россошенко, – выпрямился Вася.
– Товарищ курсант Россошенко, спасибо вам за хороший вопрос, дающий нам еще одну тему для разговора.
Вася расцвел и покраснел от удовольствия.
– Лично я считаю, что в этих космических сказках есть одно достоинство – полеты человека в космос все еще вызывают у людей романтические чувства! Что касается Юрия Гагарина, то довольно часто благодаря политике гласности, открытости и демократизации нашего общества стали говорить о том, что до успешного полета Гагарина в жертву прогрессу и отечественной науке были принесены как минимум одиннадцать советских летчиков. Среди этих, так называемых «нулевых» космонавтов, фигурируют Алексей Ледовский, Терентий Шиборин, Андрей Митков, Мария Громова, чей ракетный самолет будто бы потерпел катастрофу в июне 1959 года.
Действительно, и я кое-что слышал об этих трагедиях.
– Надо отметить, что на эту тему много говорили и раньше. Источником этой информации, а точнее сплетен, стал выдающийся деятель ЦК Коммунистической партии Чехословакии, который в декабре 1959 года, находясь в Италии, рассказал там о нескольких неудачных космических полетах в СССР.
– А как же знаменитый летчик-испытатель Владимир Ильюшин? – несколько развязно спросил КорС. – Ведь общеизвестно, что его корабль в начале 1961 года осуществил «твердую» посадку, в результате чего Ильюшин попал на долгие месяцы в госпиталь.
– Ильюшин действительно довольно продолжительное время находился на больничной койке, но попал он туда не из-за космической или авиационной, а из-за самой обычной автомобильной аварии. А вот еще слухи: в 1961-1962 годах якобы погибли космонавты Завадовский, Михайлов, Костин, Цветов, Нефедов и Кирюшин. Первые двое в этом списке вообще вымышленные персонажи! Нужно ли продолжать дальше? – рассмеялся полковник, приглашая и нас посмеяться над нелепыми слухами.
Мы внимательно слушаем и одновременно крутим головами по сторонам, рассматривая экпонаты и фотографии музея.
– Теперь, что касается версии о том, что Гагарин и Серегин погибли во время полета вокруг Луны. Тогда на орбиту Луны действительно отправили «Зонд-4», но он был беспилотный. Он своей задачи выполнить не смог, что и породило разные спекуляции и инсинуации вокруг этой темы. Мол, гибель первого космонавта Земли скрыть было невозможно, поэтому пришлось инсценировать аварию самолета, пилотируемого двумя летчиками-испытателями, которые благополучно катапультировались из него незадолго до падения самолета. Я категорически утверждаю, товарищи курсанты, что все это выдумки. Гагарин и Серегин погибли 27 марта 1968 года во время полета на самолете.
– Скажите, товарищ полковник, – с насмешливым любопытством ворвался я в первую же паузу, – а случались ли здесь какие-либо курьезные случаи?
– Случались, товарищ сержант! Да еще какие! – подпрыгнул на месте веселый полковник. – Еще какие! Слушайте сюда, ребятки. Еще до первого полета человека в космос наши специалисты запустили на спутниках отсюда – с Байконура – магнитофонные записи человеческой речи. Это делали для проверки голосовой связи между землей и кораблем.
Мы все стояли, только что не по стойке «Смирно», и слушали обещавший быть интересным рассказ Байконурского старожила. А он говорил тоном радушного хозяина.
– На Западе из-за этого поднялся настоящий шум, мол, русские отправляют на орбиту пилотов-смертников! Вот их-то голоса и перехватывают радиоразведки США, Франции и Великобритании!
– А что мы? – спросил я нетерпеливо, потому что стало интересно. – Отреагировали как-то?
– Еще как, молодой человек! Еще как! После этого наши ракетостроители отправили в космос кассету с записью хора имени Пятницкого!
Мы дружно расхохотались, гордясь нашей великой страной и ее находчивыми и веселыми людьми.
– Сержант Иванов, – шепнул Хлопец, – я был бы тебе весьма благодарен за то, что ты помолчишь. Так что?
– Легче легкого!
– Иванов, – подмигнул Лео, – чти Бога и комиссара!
– Младший сержант Леонтьев! Помолчи тихонько.
Все наше пребывание на легендарной площадке повергло нас в состояние непрекращающейся радости и гордости.
– Начнем с того, что первым космическим аппаратом стал стальной шар диаметром 58 сантиметром и 83,9 килограмм с радиопередатчиком и четырьмя антеннами. Его назвали ПС-1, то есть «Простейший спутник-1». Через пять минут после запуска спутниковой ракеты именно это приспособление передало на полигон Тюратам сигнал, который мог услышать любой радиолюбитель на Земле. Первым на Западе услыхал сигнал нашего спутника астроном-любитель Хайнц Камински из немецкого города Бохум. Через год в этом городе даже был проведен фестиваль космонавтики.
– А когда это было?  – поинтересовался Веня.
– Четвертого октября 1957 года, а вы что, этого не знали? Хрущев узнал об этом во время обеда у высоких партийных чинов Украины. Когда ему сообщили, что ПС-1 на орбите, он воспринял это известие совершенно спокойно. Он и мысли не допускал, что наши советские ученые не справятся! Хотя за пределами СССР никто не верил, что наша разрушенная страшной войной страна сможет запустить космический аппарат.
– Все ждали, что это сделает США? – предположил я.
– Именно! Но сразу же  «Нью-Йорк Таймс» написала, что 90 % разговоров про спутник пришлось на долю США, а 100 % дела сделали русские! Мы сделали! В США в честь этого события даже выпустили юбилейную партию водки «Спутник» и знаете, – подмигнул он, – она остается популярной и сейчас!
– А хорошо бы сейчас опохмелиться, – мечтательно говорит Миша. – И вовсе не обязательно водкой «Спутник». Лично я согласен на любую другую.
– 27 летний Юрий Гагарин – первый космонавт человечества. 12 апреля 1961 года на корабле «Восток» он сделал один виток вокруг Земли. Первый полет продолжался 108 минут. Первая жертва покорения космоса – 40 летний Владимир Комаров. 24 апреля 1967 года во время спуска на Землю, в его корабле «Союз-1» отказал основной парашют, и корабль разбился. Товарищи курсанты, почтим его память молчанием. 
– А суеверия есть какие-нибудь, связанные с… – начал, было, я, но Хлопец саданул меня локтем под ребро, и я замолчал.
– Очень хороший вопрос, товарищ сержант! – довольно отозвался полковник. – 24 октября 1960 года здесь, на Байконуре, произошла авария. А потом еще в 1964 году. Так что в этот день на нашем космодроме пусков не бывает. А еще у космонавтов есть традиции. Например, перед вылетом космонавты смотрят кинофильм «Белое солнце пустыни»…. 
Хотя многим ребятам после вчерашнего было не очень хорошо, но экскурсия понравилась всем без исключения. Даже Хлопцу.
По возвращению в часть мы пошли на обед. Однако там были рассольник и каша из пшена, а я не ем ни то, ни другое. Пришлось идти в ближайший продуктовый магазин. Там я совершенно обомлел, увидев полные контейнера сгущенного молока, зеленого горошка и майонеза. Дома у нас такое выбрасывают только перед большими праздниками. Несмотря на жару, я накупил и сгущенки, и горошка и майонеза и отнес их в ближайшее почтовое отделение. Хватило ровно на две посылки домой. То-то мама обрадуется! Только бы майонез не разбился, потому что он в стеклянных банках.

Планка
Миша пришел от Ларисы утром и сразу завалился спать.
– Не выспался, бедняга, – драматичным голосом громко прошептал КорС.
– А как? Он же всю ночь работал. И видно, как каторжный, – прокомментировал с завистью Лис.
– Гады вы все, – беззлобно ответил Миша, – завистливые!
И крепко уснул. Я тоже завалился спать, так как с вечера долго, до четырех часов утра читал книгу. Проснулся я уже к ужину, и взволнованные курсанты со смехом рассказали мне, что пока я дрых, приезжал начальник УНР полковник Корженевский, мужик строгий и правильный, громогласный и прямолинейный. Услыхав в рабочее время музыку в методкабинете, он ворвался к нам, а тут такая картина: дым коромыслом, двое курят, трое едят, двое спят, и магнитофон играет.
– Ох, и орал же он, – восхищенно вспоминал КорС. – И где он только слова-то берет? Догадываюсь. Потом спрашивает: «А кто у вас старший?» Ну, мы на тебя кивнули, мол, вот, спит. Он тебя разбудил, а ты встал, и простынь со сна не удержал, и она упала.
– И что? – подавляя зевоту, спрашиваю я.
– Ну, ты даешь! Ты же всю жизнь без трусов спишь, – дружно расхохотались все.
– А-а, – стал вместе со всеми посмеиваться и я.
– Правда, ты стоял, совсем не чувствуя неудобства. Полковник глаза вытаращил в крайнем смятении, и видать волосы у него на лысой голове зашевелились, потому, как фуражка чуть не упала. Он чуть не подавился!
– Чем?
– Словами! Словами, конечно, не фуражкой же! Спрашивает: «Вы старший?» Ты: «Мы!» Он: «Что тут у вас делается?»  Ты поглядел по сторонам, пожал плечами и говоришь: «Бардак, товарищ полковник!» Ну, он приказал навести порядок и вышел, а ты, молча, завалился спать. Неужели не помнишь?
– Почему не помню, я же не пьяный был! Только, честно говоря, мне казалось, что это сон такой! Ну, а дальше-то что было?
– Не спеши, все узнаешь! Мы вначале бросились, было, тут все вымывать, чтобы привести все в порядок, а потом смотрим, тебе все равно, ну и нам все равно! Окурки и объедки мы, конечно, убрали, ну и комнату проветрили. Кровати заправили, форму на себе тоже. Но полы мыть не стали! Должны признать, друг наш любезный, что ты все-таки чрезвычайно безрассуден!
– Так заходил к нам еще грозный полковник? – прикрываясь ладонью, я зевнул и сладко потянулся.
– А как же! Ворвался как в первый раз. Привык, что его все боятся и надо полагать, что рассчитывал он здесь увидеть совсем иную картину, – смеется Лис.
– Он еще и слова произнести не успел, как ты во сне перевернулся на грудь, простынь осталась под тобой, и вышло, что ты показываешь ему свой голый зад! Он невольно даже отпрянул! Не любит он, видать, видеть обнаженную натуру. Он не юный натуралист. Хорошо хоть ты не издавал никаких звуков, – язвит КорС.
– И что? – со скучающей миной спросил я. – Похоже, меня во второй раз не будили?
– Нет. Полковник опять вытаращил глаза, сплюнул с досады, как-то по-детски обиженно посмотрел на тебя и, молча, удалился! Сам не свой! Похоже, это зрелище все-таки не вызвало у него особого интереса! Ха! – рассмеялся Лис.
– Ну, а из местных начальников нас так никто и не трогал, – продолжает Королев. – Надо полагать, не впечатлил ты их! И не стыдно тебе было?
– Ну, ты и спросил! – расхохотался Лис. – Толик, даже если бы и не спал, то не постеснялся бы! Плохо ты его, оказывается, знаешь!
Тут зашевелился и открыл глаза Миша, кровать под ним жалобно заскрипела.
– Слушай, Миша, а ты чего не мог выспаться у своей зазнобы? – оглянулся на скрип Лис. – Неужели здесь лучше, чем в постели с женщиной?
– Не лучше, но не мог, – подавляя зевоту, отвечает Миша.
– Не дает спать? – лукаво улыбаясь, понимающе кивнул Лис.
Миша долго зевал, но наконец, ответил.
– Не в том дело. Муж с утра после дежурства приезжает.
– Понятно, – первым ответил КорС. – А вообще сволочь ты, Кальницкий.
– Чего это? – оторопело спросил Миша и смешно заморгал от удивления, прогоняя сон. Его всего передернуло от слов Королева. Но и КорС отпрянул от одного взгляда Миши.
– Мы же все будущие офицеры, вот представь, что это мы на дежурстве, а к нашим женам нахальные курсанты пристают?
– У нас все по доброй воле! Хотя, в целом, может, ты где-то и прав.
И Миша заявил, что ему как-то сразу совсем расхотелось заводить контакты с замужними женщинами. Я вышел на свежий воздух, радуясь, что до окончания стажировки осталось всего три дня, и тут ко мне подошел замкомроты первой роты и деловито спросил:
– Слушай, сержант, у нас тут такое дело, завтра у нас пьянка – ротный капитана получил, и замполит второй роты в отпуск уходит. Ты не мог бы нам кого-то прислать политзанятие провести, ну из тех, кто стажируется в первой роте?
– Я стажируюсь в первой роте, – не сдержался и улыбнулся я.
– Да ну? – недоверчиво переспросил старлей. – Нет, ну, сержант, это круто! Пришлешь курсанта?
– Договорились, – сказал я, как, само собой разумеется.
– Спасибо, – и он с чувством пожал мне руку и пристально глянул мне в глаза. – Так я могу рассчитывать? 
– Не подведем, товарищ старший лейтенант, – твердо пообещал я. – Сам проконтролирую! Так что отдыхайте, ни о чем не беспокойтесь.
– Ну и лады, – с облегчением сказал он.
Вообще-то в первой роте со мной стажируется Дима, но я решил в помощь ему припахать еще Ваську. Они оба лучше всего подходят на эту роль.
– Проводить будете по очереди и не забудьте несколько фотографий сделать  для фотоотчета, – инструктирую я их.
– Ой, – даже подпрыгнул и сразу заметно расстроился Васька, – я о фотографиях совсем забыл. Где же ты раньше был?
Странный вопрос. Я был там же, где и сейчас.
– Все забыли, – проворчал КорС и зачем-то повторил. – Симона, и где ты только раньше был? А ты ведь наш командир и обязан был нам об этом напомнить. Столько времени зря потеряли.
– Ничего, впереди еще два дня – наверстаем! Ну, голуби мои сизокрылые, смотрите не подведите! Я за вас поручился перед офицерами роты. И прапорщиками тоже.
– Не обижай нас, Симона! Проведем на высшем уровне! – в один голос заверили меня Дима и Вася.
Я промолчал, что офицерам вовсе и не нужно на высшем уровне, им лишь бы кто-то с солдатами был, чтобы они могли в это время уже сесть за праздничные столы!
Ребята старались, и, конечно же, справились на славу, даже военным строителям понравилось.
– Ну, что, товарищ старший лейтенант? – поинтересовался я на следующий день у замкомроты. – Все прошло как надо?
– А то! Молодцы, – подтвердил замкомроты, и тут же удивил меня, – только зря вы так хорошо политзанятие провели. Это явно было ни к чему.
– Почему? – озадачено переспросил я, пребывая в уверенности, что ребята все сделали правильно.
– Вы планку установили, теперь хуже, чем вы провели, и нам проводить занятие не годится. В общем, «удружили» вы нам, ничего не скажешь. Молодой ты еще, не понимаешь. А своим кадетам скажи, что не стоит так вкладывать душу ни в политзанятия, ни в наших военных строителей.
  Я не поинтересовался тем, почему старший лейтенант так считает, и Диме с Васей этого не передал. Точнее передал, разумеется, только благодарности за отлично проведенное занятие.

Будильник
Ночь перед отъездом из Ленинска в училище Миша тоже провел у Ларисы. Уже в поезде Миша стал негромко рассказывать мне:
– Она, лежа на моей груди, подняла голову и с чувством прочла:
– Широк и желт вечерний свет,
     Нежна апрельская прохлада.
     Ты опоздал на много лет.
     И все-таки тебе я рада.
     Прости, что я жила скорбя,
     И солнцу радовалась мало.
     Прости, прости, что за тебя
    Я слишком многих принимала.
– Здорово, правда? – расправляет она пальчиком мои непослушные брови.
– Правда, – охотно соглашаюсь я, – мне тоже нравится Ахматова. А чего ты второе четверостишье пропустила?
– Противный ты, – смеется Лариса, – мог бы сделать вид, что не знаешь этого стихотворения и сделать женщине приятное!
– С удовольствием! Сейчас же исправлю свою ошибку!
– Как же ты ее можешь исправить, ведь слово уже вылетело?
– А я не о слове, а о том, чтобы доставить тебе приятное, то есть удовольствие! Готов выполнить все, что только тебе заблагорассудится!
Нам хорошо, вставать мы не торопились, я без устали ублажал ее, как мог, а потом Лариса все-таки нашла в себе силы, чтобы подняться.
– Не могу отпустить тебя голодным, – грустно улыбнулась она, – ты пока полежи, отдохни, неутомимый ты мой!
На прощанье она испекла в духовке курицу с рисом, пожарила картофель фри и сделала два салата – овощной и фруктовый. После чая было мороженое. Когда мне оставалось до ухода минут двадцать, Лариса вдруг отпрянула от меня, прервав поцелуй, и неожиданно спросила:
– Слушай, а ты часы ремонтировать умеешь?
– А что? – уклончиво ответил я, облизывая губы, намекая на то, что меня по-прежнему волнует совсем другое. Но она проигнорировала мой намек, хотя, разумеется, мои чувства и желания были ей понятны.
– У меня будильник поломался, а без него плохо. И в продаже их нет, – грустно вздохнула она.
– Давай сюда свой будильник, – сам себе, удивляясь, решительно сказал я, – и еще отвертку давай.
Мишка лукаво улыбнулся и, подмигнув мне, неожиданно заявил:
– Не поверишь, Толик, но я в ту минуту думал только о тебе! Удивляешься? Понимаешь, я представил себе, а как бы ты повел себя на моем месте? Так что можно сказать, что посоветовался с тобой!
– То есть, ты уверен, что я на твоем месте непременно соврал бы, да? – вскипел я. – Весьма «лестный» отзыв, ничего не скажешь.
– Почему? Я имел в виду совсем другое. Ты бы обязательно попробовал. Ну, хотя бы попытался!
– Тогда другое дело, – остыл я. – Что там дальше было? Починил?
– Лариса обрадовалась и сказала, что пока я буду заниматься ремонтом, она сварит мне кофе. Я отодвинул защелку, прикрывающую механизм от пыли и сунул туда отвертку, благо она была тоненькая. Потом я, то же самое проделал со второй такой же крышечкой. И, о чудо! Часы пошли! Уж не знаю, что там и как, но часы заработали! Я установил правильное время и завел будильник. Когда Лариса вошла в комнату, я ей гордо показал на идущие часы.
– Вот здорово, – обрадовалась Лара, – выручил, ну просто выручил! А то мужу рано вставать на мотовоз, и без будильника никак.
Я деликатно улыбнулся, мол, не стоит благодарности! А сам думаю, хорошо, что уже пора уходить, а то сейчас заказы на ремонт посыплются, как из рога изобилия. И точно, она спрашивает:
– Слушай, Миша, а ты бы мог телевизор посмотреть?
– Мог бы, – весело сказал я и не соврал, ведь посмотреть я мог бы, но не больше! – Жаль, что ты раньше не сказала, а теперь у нас  уже просто нет времени, – и я картинно показал на часы, – жаль, но время уже упущено.
Последняя чашка кофе, последний поцелуй, и уже на пороге Лариса, обняв меня за шею, горячо сказала:
– Останься, – губы  у нее так трогательно подрагивали от волнения.
– Ты же знаешь, что это невозможно. Тут уж ничего не попишешь.
– Миша, ты не забывай меня, – попросила она. – И пиши мне!
– Куда? – удивился я, потом сообразил, – на часть?
– Нет. Пиши на главпочтамт – до востребования, – подумав, предложила она.
– Хорошо, – твердо пообещал я и пошел, – пока! Мне было очень хорошо с тобой!
– Мне тоже. До свидания, – со слезами на глазах сказала она.
И Миша замолчал, так как рассказывать больше нечего. Он задумался о чем-то своем. Надо будет потом спросить, пишет ли он ей.
– А мы в части нервничали из-за твоего отсутствия, думали, опоздаешь. Даже вещи твои за тебя собрали, – говорю я, отвлекая приятеля от его дум. – Слушай, Миша, а я и не догадывался, что ты можешь цитировать на память Ахматову!
– Как же, – смеется он, – не будешь ее знать, когда Столб с первого курса грузит тебя литературой «серебряного века» российской поэзии! Ты столько читал, а наши койки рядом стоят, забыл? Ну, я сначала слушал, что тебе Столб рассказывает, потом через твое плечо читал то, что ты читаешь. А затем и сам стал в библиотеке брать книги поэтов и поэтесс того времени. Лично мне больше всего нравится творчество Цветаевой и Ахматовой. Иванов, чего ты все время улыбаешься? Видишь, что ты со мной сделал? Я сам себе удивляюсь! Эх, сказал бы мне кто раньше, что я буду стихи читать и запоминать, я бы тому в лицо наплевал или вообще в морду дал!
– Но ведь тебе это пригодилось? – смеюсь я.
– Еще как пригодилось, – признал Миша. – И, чтоб ты знал, не один раз! Но если я вдруг стану сентиментальным, виноват в этом будешь именно ты! Так и знай!
В последний раз прошли мы мимо достроенной жилой девятиэтажки, которую уже сдали в эксплуатацию, и в которую уже въезжают счастливые новоселы.
– Вот это темпы, – восхищается Колотун-бабай.
А потом нас ждала обратная дорога, потом училище, и летний отпуск – целый месяц. В училище мы возвращались воинским эшелоном. Это полным ходом идет вывод наших войск из Афганистана. Одна из частей, возвращается эшелоном к месту постоянной дислокации в европейскую часть страны. Вот к их поезду и прицепили наш вагон. Разумеется, мы ходили по составу, знакомясь с солдатами и офицерами, чтобы узнать, так сказать, из первых рук о войне. Потом солдаты стали приходить к нам.
Мы гоняли с ними чаи, подолгу беседовали и пели песни под гитару. Отчего-то пели только грустные песни. После песни «Белым, белым, белым полем дым» Миша вдруг предложил спеть мою песню о стажировке на Байконуре. Я ее спел, подпевала половина взвода. Настроение у всех после этого улучшилось, и мы пели уже только веселые песни.
– Знаете, – сказал Саркис, когда мы в очередной раз пили чай, – песню о стаже написал он, – и он показал рукой на меня.
Солдаты заулыбались и стали хлопать. В общем, пришлось спеть песню еще несколько раз на бис. От Куйбышева до Симферополя мы ехали уже обычным пассажирским поездом. На вокзале нас встречал ротный. Он был одет в непривычную форму – в одной рубашке (без кителя) и без галстука! Да и рубашка у него с коротким рукавом. (Нет, вы не подумайте, брюки и фуражка на месте!) Нам такой формы еще видеть не приходилось.
– Класс, – выразил общее мнение КорС, – а на Байконуре в любую жару в кителях ходят! Теперь и в жарком климате служить будет легче.
В училище мы с дороги бросились в умывальник, чтобы помыться. Казарма сразу наполнилась криками курсантов. Мы уже отвыкли от того, что вода в кране может быть холодной, так как на Байконуре она всегда была теплая. Мы переночевали и на утро нас отпустили в отпуск.
И вот я уже в поезде «Симферополь-Львов», которым мне предстоит добраться домой. Со мной в купе оказалось трое студентов Симферопольского госуниверситета. Поскольку ни в карты, ни в домино я не играю, то мы стали с ними играть в шахматы. Играли всю дорогу. Выиграл я один раз, а все остальные партии я безнадежно проиграл. Каждый раз они мне предлагали сдаться, но я неизменно отказывался и играл до последнего. С поезда я сходил раньше студентов, им предстояло ехать еще дальше. Провожая меня, они мне сказали:
– Если наша армия так будет держаться не только на шахматных полях, но и на полях сражений, то мы можем спать спокойно!
Я только улыбнулся этим словам. На самом деле я все время думаю о Новелле, о нашей предстоящей встрече, о нашей свадьбе. О близости с ней. Мог ли я играть хорошо?

Расставанье
 «Простим горячке юных лет,
                И юный жар и юный бред».
                А. С. Пушкин
Так вышло, что позвонить Новелле, своей невесте, после возвращения из войсковой стажировки я не успел, так как нас в город так и не выпустили. Поэтому я не знал, дома она уже или нет. Добравшись в Гайсин, я тоже не стал звонить, а просто пошел к ней домой, чтобы узнать у ее родителей, когда приедет Новелла. Даже если ее еще нет, можно увидеться с будущей тещей, порасспросить ее о Новелле. Глаза в глаза мне легче говорить, чем по телефону. Да и просто сама возможность увидеть квартиру, в которой жила моя любимая, у меня вызывает радость и волнение.
Однако дома у Новеллы меня ожидал приятный сюрприз. Позвонил я в дверной звонок, дверь открыла моя будущая теща, но спрашивать необходимости не было – в комнате, прямо напротив входной двери на диване лежала Новелла. Мама пригласила меня пройти, я вошел в прихожую и все смотрю и не могу оторвать взгляд от любимого лица Новеллы, от ее роскошного, желанного тела. Но самый большой сюрприз еще ждал меня впереди.
Новелла не спеша оделась, и мы пошли в город. Воодушевившись тем, что моя невеста уже здесь, я развлекаю ее разговором. Мне так не терпится поведать ей о том, как сильно я скучал по ней, как мучительно тянулось время в разлуке; о том, как мне хочется жениться на ней и с полным на то правом назвать ее своей! Я так счастлив, что она сейчас рядом! Сейчас, сейчас я поведаю ей о том, что она – смысл всей моей жизни, моя бесконечная любовь!
Но не успели мы еще выйти со двора, как я, несмотря на то, что я ослеплен ее присутствием, ее близостью, запахом ее волос, обратил внимание на то, что я иду, заливаясь колокольчиком или там соловьем, а невеста моя молчит и вообще выглядит как-то вяло и безрадостно.
– Солнце, мое, что с тобой? – заботливо поинтересовался я. – Может, устала? Может, тебе нездоровится, или случилось что?
И тут случилось невероятное. Во всяком случае, если бы сейчас небо обрушилось на землю, я бы удивился этому гораздо меньше.
– Да я книжку читала, – без тени смущения и как-то даже, как мне показалось, несколько раздраженно ответила моя милая.
В первое мгновение я даже не поверил своим ушам, но сразу почувствовал, как мое сердце рванулось к горлу. От такого ответа мне стало обидно, а в висках у меня начала толчками пульсировать кровь. На несколько мгновений я онемел, не мог произнести ни слова, и даже застыл на месте.
Один Бог знает, как мне удалось собрать в кучу мысли и чувства. Страшно захотелось, чтобы земля в этот миг провалилась у меня под ногами. Сердце мое пронзила невыносимая боль. И, тем не менее, я прекрасно понял всю важность этого момента.
– Так я помешал? – только и нашелся я, что сказать. Спросил я внешне весело и вызывающе, хотя сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди. – Что ж, не смею задерживать, иди, читай дальше. Прощай!
Я сказал Новелле: «Прощай», но мне ужасно не хочется прощаться с ней. Я бросил на любимую последний взгляд.… Потом огромным усилием воли я заставил себя отвернуться от Новеллы и пошел прочь. На какое-то мгновение мне показалось, что все это происходит в дурном сне. Ну, не может же этого быть на самом деле? Это я вам, должно быть, долго рассказываю, а на самом деле все это заняло всего несколько секунд.
– Толик, подожди, – попыталась остановить меня Новелла. – Я совсем не то имела в виду…
Но я уже не расслышал ее последних слов. Мое сердце разрывалось от любви, сознание рвалось на части, но я не стал оборачиваться и ушел. Внешне, как мне кажется, я был спокоен, ничем не выдавая себя и своих чувств, хотя душа уже даже не пыталась сдерживать слезы.
Знала бы ты, любимая, с каким трудом удается мне сохранить эту видимость спокойствия. Надо держать себя в руках, и я ни разу не оглянулся и не посмотрел в ее сторону. В общем, со стороны я, наверное, производил впечатление человека, которого ничто не может вывести из равновесия.
Как же так? Мысли вихрем неслись в моей голове, но скоро осталась только одна – сразу сделал я категорический вывод – она меня не любит. Мне стало окончательно ясно, она меня не любит. Она меня не любит. Разве можно ее поведение, ее слова объяснить еще чем-то другим? А я-то, влюбленный дурак, как я этого раньше не понял? Больше ни о чем я думать не успеваю, не хочу, да и не могу.
Я испытываю невыносимую боль. Ничего похожего мне еще никогда не приходилось испытывать. Мое сердце грохочет, как паровой молот, готовое вот-вот не выдержать и лопнуть, но возврата к прошлому уже нет. Низ живота свело то ли от страха, то ли от обиды. Вот уж никак не мог представить себе, что мне придется мучиться от неразделенной любви. Мое счастье было вмиг уничтожено.
У стадиона я споткнулся. Здесь меня Новелла видеть уже не может, и силы внезапно покинули меня. Я едва держусь но ногах. Я никак не могу сообразить, что делать, и потому я нетвердым шагом направился домой. Я больше не могу скрывать свое величайшее волнение. У магазина «Спутник» я столкнулся со своим лучшим другом.
– Ого, – сдержанно улыбнулся он, – никак и у тебя нервы завелись? Что случилось? Пойдем сегодня на дискотеку? Подлечим твою нервную систему?
– Нет, извини, мне нужно домой, – вяло пожал я ему руку, заметил его недоуменный взгляд, и поспешил уйти.
Я не могу думать ни о чем, и ни о ком, кроме Новеллы. Все произошло слишком уж неожиданно, слишком быстро, так быстро, что все это очень напоминает кошмарный сон. На душе у меня тяжело, но даже поговорить мне о случившемся не с кем. Причем дело вовсе не в том, что я из тех людей, которые не ждут помощи со стороны. Просто тема настолько деликатная, что доверить я ее никому не могу.
В моих ушах все еще звенят леденящие душу слова: «Да я книжку читала». После  полугодовой разлуки чтение книжки для моей невесты оказалось важнее меня, моей любви. Чем больше думал я об этом, тем больше запутывались мои мысли. Ну, вот и все.
Однако это был не конец, это было только начало. Такой неожиданный, резкий разрыв с любимой девушкой круто изменил всю мою жизнь. Невыносимая боль от этой потери заставит совершать меня одну ошибку и глупость за другой, и моя жизнь пойдет вкривь и вкось. Только я тогда этого еще не понимал.
Всю последующую мою жизнь каждую ночь перед тем, как я засыпал, на меня накатывает волна щемящих сладких воспоминаний, связанный с Новеллой. И каждый раз от этих воспоминаний у меня голова кругом идет, и остановиться не может, пока я не проваливаюсь в сон. Я потерял спокойствие на всю жизнь.
Странное такое состояние – мир такой большой, а деться мне некуда. Вот беда. И почему мое сердце не из камня?
Итак, Новелла меня не любит, и с этим приходится как-то мириться. Я потом долго не хотел в это верить, но жизнь упрямо убеждала меня в том, что Новелле нет до меня никакого дела. Мне придется жить без любимой. Перспектива, блин.
Мне предстояло решить трудный вопрос, как мне дальше жить? Но думать об этом не было никаких сил, и я просто «плыл по течению». Первые дни я даже забывал кушать, так как у меня совершенно пропал аппетит. И только по вечерам, когда мама настаивала, чтобы мы поужинали вместе, я с трудом заставлял себя что-нибудь съесть.
В город я практически не выходил, мне там было невыносимо трудно. К тому же страшила мысль, что я могу встретить Новеллу, к тому же не одну, а с каким-нибудь парнем. Перенести это было бы еще большей пыткой. Скорей бы уже в училище, что ли. Но и время, и стрелки часов двигаются этим летом издевательски медленно. И ночь никак не приходит, и сон не идет. А когда приходили и ночь, и сон, то спал я отвратительно и мало. Аппетита тоже не было, и я заметно похудел. Вит иногда навещал меня дома, так как я и к нему больше не ходил.
Первые дни я еще втайне надеялся, что Новелла мне позвонит. Но она так и не позвонила. А за два дня до отъезда, кое-как оправившись от перенесенного потрясения, я выбрался из тяжелого клубка мыслей и вернулся к суровой реальности своего бытия. Суровой, потому что без Новеллы, без мечты быть с ней, мой мир вдруг стал черно-белым, унылым и тоскливым.
Совершенно неожиданно я с удивлением понял, что полностью оказался во власти одиночества. Меня вдруг окружила пустота, и я не знал, чем мне ее заполнить. Где-то я читал, что «Люблю» означает «Я возьму твою боль». А мою боль взять некому.
Чтобы не мучиться одному дома, и сбежать от грустных мыслей,  я решил навестить Виталия Шепелева. Своего лучшего друга я застал лежащим в гамаке с книгой в руках. Сказал бы с неизменной, но книги у него как раз каждый день меняются. В этот раз, как я успел заметить, Виталий читает «Дети Арбата».
– Привет, дружище. О чем призадумался? – пожал я ему руку и услышал обескураживающий ответ.
– О гуманизме, – сдержанно улыбается мой друг.
– О чем, о чем? – удивился я, решив, что он пошутил.
– О гуманизме, – повторил мой друг. – Вот, прочти! «Если бы вас (большевиков) при царе судили по вашим большевистским законам, то никакой бы революции не было!»
– Невероятно! Ты не находишь? Гуманен, оказывается, был наш царь-батюшка, – усмехнулся я.
– Я совсем о другом. Вот что, по-твоему, было бы гуманнее: поступать так, как поступал Николай II, или взять да и расстрелять один миллион смутьянов (большевиков, меньшевиков, эсеров, анархистов), и не допустить тем самым революции, гражданской войны, эмиграции,  репрессий? А сколько людей из-за этого вообще не родилось?
– О, – охнул я. – Эка ты хватил! Спасибо за откровенность. Не страшно такие крамольные мысли высказывать?
– Ты же не боишься собирать банкноты УНР? А ведь на них изображен тризуб! За это, небось, из твоего военно-политического училища враз выгонят, разбираться не станут, как думаешь?
– Прекращайте, давайте, – выглянул из окна отец Виталия.
Сегодня он не особенно приветлив, ничего не скажешь! Я хотел, было, высказать свое мнение, но Виталькин отец не дал мне и рта раскрыть.
– Что прекращать? – вальяжно спрашивает Вит.
– Философствовать. Все ваши размышления  о гуманизме яйца выеденного не стоят.
– Это еще почему? – взвился Вит, задетый за живое.
– Потому что это просто подведение философской базы под ничегонеделание. И не спорьте со мной. Совсем ополоумели оба.
– Да ладно! А я не согласен, – начал, было, Вит, но дядя Слава грозно глянул на него.
  – А ну тихо, оба! – строго произнес дядя Слава, и лицо его еще больше помрачнело. Его серьезный тон не допускает никаких возражений. – Вон наш участковый идет. Лучше нам перестраховаться, не нужно смущать милиционера такими заумными речами! Пусть себе идет спокойно! И вы тоже идите лучше в гараж и спойте что-нибудь для души. Да и мне под вашу музыку лучше работается.
Вит с видимой неохотой повернулся и направился в гараж, а я пошел следом за ним.
– Слушай, – вдруг вспомнил он, – неудобно как-то спросить, но спрошу, что это так оттопыривается в твоем кармане?
– Ой, это я тебе привез баллончик с газом для заправки зажигалок.
– Ух, ты, здорово! Вот порадовал, так порадовал! А где достал, это же дефицит!
– Это у нас здесь почему-то дефицит, а на Байконуре они в любом магазине свободно продаются. Я купил папе несколько штук, а потом вспомнил, что ты тоже куришь.
– Ну, еще раз громадное спасибо!
Мы играли до позднего вечера, потом я вернулся домой. Дома мама сообщила мне, что мне звонил мой школьный одноклассник Глеб Салий и попросил ему помочь картошку копать. Я согласился, и на следующее утро мы поехали в село, где у Глеба уже давно умерла бабушка, и они использовали ее дом, как дачу.
Было жарко, и я снял футболку, мокрую от пота, и повесил на ветку груши. Но, как, оказалось, повесил низко, потому, что такса Глеба ее стащила и зарыла в землю. Выяснилось это перед обедом. Когда мы общими усилиями нашли мою футболку, она представляла собой жалкое зрелище.
– Ах ты, зараза! – в сердцах сказал я. – Потные вещи любишь?
И стащив потный носок, натянул его таксе на голову. Сколько она пыталась его стащить – это у нее не выходило.
– А кот бы на ее месте снял, – флегматично сказал Глеб.
Умывшись, мы стали обедать прямо во дворе в тени громадного старого ореха. Что хорошо, так это то, что под орехом совсем нет комаров.
– Слушай, Глеб, как тебе работается? – спросил я.
Мой одноклассник, отслужив в армии во внутренних войсках, устроился на промтоварную базу.
– Ничего. Скучновато, правда, но жить можно, – флегматично ответил он.
– Вижу, – усмехнулся я. Стол ломится от ветчины, финского сервелата, рыбы. Да и оливье Вовкина мама приготовила много, и это притом, что зеленого горошка и майонеза в магазинах давно уже не продают.
– Знал бы ты, какие у нас там жмоты работают, – покачал головой Глеб.
– Не может быть, – охнул я, – мне казалось, что там все очень зажиточные. Во всяком случае, на первомайской демонстрации вашу колонну ни с какой другой не спутаешь, разве что с колонной райпотребсоюза – золото, брильянты, кожа, меха.
– Это да, но все равно, жмоты. Заместитель начальника все время приходит в наш отдел завтракать и обедать. Сам ни разу ни на копейку ничего не принес еще. И вечно спрашивает: «А сколько это стоит?», «Сколько стоит?» Однажды наша завотделом не выдержала и сказала: «Вам-то зачем? Вы ведь все равно ничего не купите!» Скандал был! Знаешь, зачем он спрашивал о том, что сколько стоит?
– Зачем? – рассеянно спросил я, так как после сытного обеда меня разморило, и я стал ленивым.
– А он подсчитывал, сколько он сэкономил. Вроде, как заработал, понимаешь?
– Ты был прав – скучно у вас. Слушай, а ты чего Вита не позвал? Все веселей и быстрее бы было?
– Он же женат теперь, семья, ребенок. Уже не то. У них свои планы. Ты Ленку Авдеенко видел?
– Ага. Все такая же ехидная. И руки и нос холодные, хотя она утверждает, что сердце и кровь у нее горячие. Я ей говорю: «Ах ты змея!» А тут подходит какой-то хмырь и говорит: «Это не змея, это жена моя!» Как будто одно другому мешает! А чего она за него пошла, а?
– Ей двадцать один год, она не красавица, – стал размышлять вслух Глеб. – Выбирать-то особенно не из кого. Это мужчины предлагают девушкам и женщинам выйти за них замуж, а женщины сами, как правило, не предлагают жениться на них. Они выбирают из тех мужчин, которые предлагают им выйти замуж, а это случается нечасто. А у некоторых женщин никогда не случается.
Не сговариваясь, мы помолчали, размышляя над его словами.
– Толик, а ты чего на собаку даже не ругнулся? – вспомнил Глеб.
– Так я нигде, в том числе и  в военном училище не ругаюсь. Знаешь, даже спорил два раза, что в течение семестра не буду ругаться, и оба раза побеждал.
– Хочешь сказать, что тебе стыдно признаться, но ты забыл, как материться?
– Слова-то я помню, конечно, но я и раньше-то почти не употреблял их, а теперь так вообще еще более воспитанным стал.
Обед был вкусным, да и проголодались мы, но после обеда, несмотря на жару, пошли дальше копать картошку. Я копаю, и никак не могу выкинуть из головы слова друга о гуманизме. А что, если бы тогда, при царе, действительно так бы и поступили – взяли бы, да и расстреляли всех большевиков, меньшевиков, эсеров и анархистов?

Свободный выбор
«Если бы только и было суждено в жизни телом остановить
пулю, летящую в сторону Родины, то и для этого стоило рождаться на свет».
Л. Леонов
Перед выходными папа рассказал, что ему уже надоело латать забор у бабушки. То рыбаки его разбирают на дрова, то соседи. То он сам ломается, и соседские куры лезут бабушке в огород, будто им мало своего. Хотя, впрочем, на свои огороды соседи кур не пускают. Тратиться на новый забор из железной сетки тоже не дешево, поэтому неудивительно, что папа решил сделать самый простой забор из живых растений, а точнее из вербы.
– Лучший советчик – необходимость, – шутит по поводу этого решения мой лучший друг.
У Витальки отпуск, поэтому он смог поехать с нами, чтобы помочь нам и поучиться на всякий случай. Так что настроены мы, работать от начала и до конца.
Папа поехал в село с вечера, а мы с Виталькой приехали уже на следующий день утром, так как очень хотелось сходить на дискотеку. Хата бабушки первая от плотины Дмитренковской ГЭС, к ней можно подойти через поле к воротам, а можно от речки Соб и через огород. Мы выбрали второй путь, так как у реки прохладнее, чем в поле. Мы с другом поприветствовали моего отца, уже готовившего необходимый инструмент и посадочный материал.
            – Папа, а где бабушка? – оглядываюсь я по сторонам в поисках ее.
– На дереве сидит, – ответил папа, неопределенно мотнув головой.
Виталька смешно задрал голову вверх, высматривая в ветвях вековых деревьев мою семидесятивосьмилетнюю бабушку. Увидев эту картину, папа добродушно рассмеялся и объяснил.
– На улице ветер повалил старое дерево, вот на стволе этого дерева и сидит бабушка!
И мы с другом пошли поздороваться с ней. Потом переоделись в рабочую одежду и поспешили к папе на помощь. 
– Понимаете, – объясняет папа нам, – нужно просто нарвать свежих веток вербы и воткнуть их во влажную землю, там, где должен быть забор. На следующий день можно его полить.
И мы занялись обновлением забора. Ветки вербы втыкали очень густо. Весь день мы ознаменовали упорным трудом на земле. Сегодня жарко, и мы время от времени устраиваем перерывы.
– Через неделю они пустят корни, и я их сплету в косы, – учит нас папа.
Я этого уже не увижу, так как через неделю уже буду в училище.
– Так они и будут расти, – продолжает рассказ папа, – через месяц можно еще раз переплести. В итоге выйдет живая изгородь. Еще через два-три месяца можно будет сделать первое обрезание. Садовыми ножницами нужно обрезать верхушки косичек, чтобы они разрастались в стороны. Забор подстригают два раза в год.
Мой друг решил не полагаться на память, и записывает все, что говорит мой папа.
– В жизни все пригодится, – подмигнул он мне.
К моему глубочайшему сожалению мой друг почти весь мой отпуск отсутствовал. Райком комсомола запряг его в агитбригаду, которая ездит во время сбора урожая по колхозам. Жалко, но приходится с этим считаться и мириться.
– Мне не совсем понятно, а зачем тебе это надо? – удивляюсь я.
– Раз делаю, значит, надо. Хочу сделать карьеру в комсомоле, – не моргнув глазом, заявил Вит. – А кроме этого, мне очень нравится петь. Ты же знаешь!
– Но ведь у вас есть утвержденный репертуар? – удивляюсь я. Совершенно невозможно поверить, что моему другу может нравиться такой заурядный репертуар. – Я слышал, что за любое отступление от него вашего брата гонят взашей из агитбригады.
– Все именно так, и все-таки немножечко не так. Есть еще «зеленый», то есть последний концерт. Никто не может нам запретить петь то, что мы хотим петь! И наказывать нас поздно! Ради одного этого концерта стоит все лето отработать в агитбригаде.
– Что же вы там такого поете? – недоумеваю я. – Неужели что-нибудь из репертуара «Чингисхана?»
Все еще ничего не понимая, я терпеливо жду ответа. 
– Вовсе нет. Поем песни Высоцкого, «Машины времени» и наши песни, то есть песни собственного сочинения. Видел бы ты, как нас принимают! Ради этого стоит постараться!
– Виталь, говорят, ты уже женился? – шутит папа, потому что мой друг женат уже два года и, разумеется, моему отцу это хорошо известно. – Так ты теперь знаешь, какое оно, настоящее счастье?
– Знаю, дядя Вань, отлично знаю, – отшучивается Вит, – только уже поздно!
Своим ответом он довел моего папу до слез, так он смеялся. Вит остался очень доволен сам собой.
Мы вернулись в Гайсин, и пошли в город. Возле Дома культуры мы встретили выпускника нашего училища Сашу Темрюкова, и зашли в кафе «Соб», чтобы выпить по коктейлю и поболтать. Золотые медалисты имеют право выбора – куда ехать служить. Мой земляк и приятель Саша Темрюков окончил военное училище с золотой медалью и, следовательно, мог сам выбирать, куда ему ехать служить. И он выбрал. Сам попросился в Афганистан. Многие его отговаривали, но он ничего не хотел слушать, а его настойчивость сделала свое дело – он поедет куда хотел.
– Значит, Афган? – спрашиваю я.
Саша не теряет присутствия духа, хотя видно, что уверенности у него заметно поубавилось. То ли под влиянием родителей, то ли наших ребят, которые уже отслужили в Демократической Республике Афганистан.
– Да, – с вызовом ответил Саша, и посмотрел мне прямо в глаза,  – я считаю, что настоящий офицер должен, раз уж есть возможность, пройти через войну.
– Привет! А почему так категорично? – подошел к нам Виталий Шепелев, – все офицеры Советской Армии ведь все равно не могут пройти через эту войну. Почему именно ты? Смерти ищешь?
– Не ищу. Но если придется, буду рад отдать жизнь за Родину, – почти торжественно сказал приятель и победно глянул на него.
– За какую, такую Родину? – удивился Вит. – Это там, в Афганистане, Родина? Мне твоя патриотическая лихорадка совершенно не понятна. Впрочем, жизнь – дело добровольное, но ты, если уж ты так ленив – не строй дом, не сажай дерево, а вот начало новой жизни дай.
– Не понял? – мгновенно огорчился и обиженно переспросил Саша, но тут, же с вызовом бросил. – Просто, Виталий, ты человек сугубо штатский, и, как все штатские, многого не понимаешь.
– Ну, да, ну, да, верный принципу пролетарского интернационализма, движимый самыми светлыми чувствами ты готов не пожалеть даже своей собственной жизни. А твои дети тут при чем? Нет, Саня, ты сначала женись и роди ребенка, – миролюбиво отвечает Вит. – Хотя бы одного. А потом уже можешь ехать и умирать, раз тебе так этого хочется, а иначе все это полная бестолковщина. По-моему, это слишком очевидно. Даже странно, что ты этого не понимаешь.
Саша ничего не ответил. Он сидел, сильно ссутулившись, и пил коктейль.   
– Твоя смерть ничего не изменит, а вот жизнь другое дело. Ладно, какие хоть войска? – более терпимым тоном спрашивает Вит.
–  Мотострелковые, – неохотно ответил Саша.
– А когда быть за речкой? – снова спрашивает его Вит.
– Не знаю. В Душанбе следует быть 17 августа.
– Ну, лады, мне бежать пора. Увидимся вечером у Чали. Пока, – протянул Вит руку Сане. – Да, на счет Родины – если на нас нападут, я с удовольствием и гордостью встану в один строй с тобой. Но там. ... Ты не сердись, но я просто не понимаю, за какие такие интересы мы там воюем. Я бы туда проситься не стал.
– Если все так будут рассуждать... Так надо, понял? – рассудительно говорит Саша. – Лично я сделаю все от меня зависящее…
– Правильный ты, Саня, – перебил его Вит, и сочувственно кивнул, – даже чересчур. Пользу хочешь принести? Только и от пользы бывает вред. Правда, если подумать, то и от вреда бывает польза.   
– Я понял, что только понапрасну теряю время на разговор с тобой, – несколько высокомерно ответил Саша и, гордясь собой, отвернулся от нас.
Когда мы с Витом отошли, он сказал мне:
– Знаешь, Толик, у меня об этой войне сложилось свое мнение. Правда, своими наблюдениями, а тем более выводами я ни с кем не делюсь.
Очередной отпуск заканчивается, завтра уже пора в дорогу собираться обратно в военное училище. Ну, а сегодняшнюю, последнюю ночь перед отъездом, я с Витом, Чалей и с Толиком Исаевым, с которым я учусь в одном училище и на одном курсе, погуляем на славу. Поезд у нас рано утром, а билеты мы с земляком, конечно же, взяли в одном купе.
И вот отпуск к моей радости окончился, пришло время возвращаться в училище. Вит, как всегда, несмотря на ранний час, провожает меня на железнодорожную станцию Зятковцы. Мы расстались, и поезд «Львов – Симферополь» повез меня в Крым. Жизнь, какая бы она не была, продолжается.
Вместе с нами в купе оказался какой-то полковник, который ехал отдыхать в один из военных санаториев Крыма. Увидев нас, а мы оба были в военной форме, полковник очень обрадовался, что у него попутчики военные, хоть будет ему с кем поговорить на общую тему – об армии!
Мы сразу извинились и сказали, что немного поспим, а то мы всю ночь не спали. Только и успели сообщить попутчику, что мы учимся в военно-политическом училище. Однако словоохотливого полковника ждало разочарование. Поезд шел до Симферополя восемнадцать часов. Ровно столько мы и проспали. Впервые за месяц я выспался. Мне снился чудесный сон, в котором мы с Новеллой были вместе. Так не хочется просыпаться…
Когда нас разбудила проводница, полковник обижено сказал:
– Вы меня обманули. Вы, наверное, учитесь не в военно-политическом, а в пожарном училище.   
Мы не стали разубеждать его и просто рассмеялись. Нас ждет родное училище. Последний летний курсантский отпуск закончился. Учиться остается меньше года, и мы станем офицерами.
А перед глазами у меня все время стоит Новелла. Как ни горько это осознавать, но я ее потерял. Все это так неожиданно так не отвечает моим мечтам и планам.… Но разве я могу сейчас что-то изменить?
Было такое огромное счастье, но видимо, оно не может длиться вечно. Вроде все ясно, но я не могу в это поверить. Новелла! Неимоверно дорогой для меня человек, моя половинка, которую я люблю всей душой, всем сердцем отказалась от меня. И ничего назад уже не вернуть и не исправить.
А, может, написать, позвонить ей? Впрочем, конечно же, нет. Бессмысленно, все бессмысленно. Но как, же мне тяжело я боюсь сойти с ума от тоски и боли. Воистину, опустела без тебя земля.… Время потеряло для меня смысл. И справиться с собой у меня никак не получается.
Значит, надо просто жить заново. Учиться жить заново, хотя к чему это приведет, я не знаю. Да и не могу знать. Может, в училище я почувствую себя в своей тарелке? Во всяком случае, времени на мысли и переживания там будет намного меньше. Но все равно, Новеллочка, я теперь буду разговаривать с тобой в мыслях. Каждый день. Я тебя никогда не забуду и не перестану любить. Чтобы ни случилось. 








Конец 3-й книги