Про собак и прочих божьих тварей

Антонина Скотч
Долгожданные деньки пришли: гололёд и зимняя стужа. Человек из двадцатьчетвертой квартиры вышел по обыкновению в семь часов утра и направился к троллейбусу. Тишина. Молчание замерзших деревьев оглушает непроснувшиеся дворы, тротуары, заборы, крыши, а ветер своими руками дергает за волосы человека из двадцатьчетвертой квартиры и бьет по еще теплым полным щечкам, злясь, раздражаясь, смеясь. Человек, траурно опустив голову, медленно перешагивает ледяные лужицы и бездумно шарит руками по карманам. Ах, и сердце замирает. Толстые пальчики правой руки наткнулись на что-то липкое. Человек на ходу срывает обертку и, кидая её на асфальт, резко, чтоб не украли, вкладывает конфету в рот, всю в крошках и маленьких шерстинках. Ветер продолжает бить по щекам, а на лице появляется что-то наподобие усмешки.

Тук-тук! Кто там? –А там никого.

Человек из двадцатьчетвертой квартиры снова бездумно шарит руками по карманам, изредка утирая рукавом куртки свой нос, и сплевывает кисло-сладкие слюни.

–А мне сегодня повысили зарплату!–стоя на лестничной площадке говорила соседка в красном халате и широко улыбалась.
–Ммм...Да–отвечал человек из двадцатьчетвертой квартиры, закрывая дверь.

Ветер сорвал с человека вельветовую шапку и, наколнившись, он больше не вспоминал вчерашнюю соседку. Перейдя большую дорогу, человек встал в толпу ожидающих троллейбус, достал на готовность проездной и широко-широко зевнул. Троллейбус, который идет на восток, подъехал и распахнул свою переднюю дверь. Медленно и долго замерзшие, мрачные люди вмещались в проем, толкаясь и матерясь. В надежде усесться, какая-то взрослая девочка уверенно пролезла перед крупной женщиной и человеком из двадцатьчетвертой квартиры и уже чуть было не поднялась на последнюю ступеньку троллейбуса, как почувствовала, что кто-то сзади яро спускает её со ступень, вцепившись в край куртки.

«Не трожь меня!»-кричала девочка в попытки схватиться за поручень. «Куда лезешь, куда лезешь?»-неистовала крупная баба, что даже пот проступил на лбу. Девочка не сдавалась, брыкаясь ногами.

«Сука!»–вскрикнул человек из двадцатьчетвертой квартиры и тоже, схватившись за край куртки, начал рывками сталкивать девочку. Раздалось приглушенное «скоты!» и девочка упала спиной на первую ступеньку. Победоносно прогоготав «тварь!» крупная женщина, а за ней и человек из двадцатьчетвертой квартиры в порыве нахлынувшей страсти пустились избивать тяжелыми кулаками валявшуюся девчонку.

«Ну что же вы? Дайте людям пройти!»–раздался жесткий голос мужчины из задних рядов. Улучив момент девочка вскочила, пролезла под турникетом, и скрылась в задней части троллейбуса.

Отдышавшись, человек из двадцатьчетвертой квартиры протолкнулся в салон и так и не разобрав, где спряталась взрослая девочка, доехал до метро, спустился по эскалатору, потрясся в вагоне,поднялся по эскалатору, проехал три километра на маршрутке, зашел в близлежащее зданее, показал пропуск, прошел два этажа по лестнице, повернул за коридором и уселся за наваленный документами стол, где и пробыл до часу дня.

Изпражнившись в клозете, и забыв помыть руки, он направился в столовую, взял поднос, простоял в иступлении очередь к кассе, заплатил, сидя за общим столом похлебал щи из тряпки, употребил в действии две говяжие котлеты из хлеба, и, вытащив ручищами из граненого стакана дешевый заварной пакетик прямо на стол, залпом выжрал мочевидную водицу с кусочком лимона и вернулся на рабочее место, где и сосредотачивался до конца дня.

Надышавшись бензина в маршрутке, человек из двадцатьчетвертой квартиры выжил в метро и оказался на остановке. Едва не отморозив сильно выпирающий нос, он дождался толлейбуса, и, впихиваясь, увидал в толпе знакомую куртку взрослой девочки. Поднажав, он распинал вваливающихся старух, наступил на лакированный сапог женщины в шубе и, ловко схватив край проклятой куртки, повернул девочку на себя. «Ах, ты...»–начал проговаривать человек из двадцатьчетвертой квартиры, но тут увидал другое, совсем не похожее на то наглое лицо взрослой девочки. Это лицо было еще наглее, а глаза ожесточеннее, что он даже почувствовал, будто испугался, когда та грозно прошипела «Что надо?». Как ошпаренный, человек из двадцатьчетвертой квартиры отпустил край куртки и, уставившись в лицо более наглой девочки, прокомандовал: «Да проходи уж ты, что встала?». Вновь и вновь чертыхаясь, он также заполнился в салоне и с мерзким чувством на сердце доехал до конечной. Там он, как и утром, перешел большую дорогу и очутился в тиши маленьких дворов.

Смеющийся ветер набросился на старого знакомого и снова принялся бить его по полным щекам. Грустный забор приветствовал его стоя, а деревья молчаливо наблюдали. Человек из двадцатьчетвертой квартиры бездумно рылся в карманах и медленно перешагивал ледяные лужицы. Зарываясь в тусклые облака, луна все меньше освещала асфальт и крыши вонючих пятиэтажек. Беззвучно посыпался мокрый снег и человек из двадцатьчетвертой квартиры остановился. Перед ним, загораживая дверь в собственный подъезд, разместились три жирные собаки разного размера и окраски. Они, явно не готовые к любезностям, не обращали на человека никакого внимания. Плешивая черная собака с белым ухом лизала лапу, а рыжая, и третья-цвета водосточной трубы-притворялись спящими.

-Пошли вон!-гаркнул он на собак. Забор, деревья, луна и собаки безмолвствовали.
-Пошли вон, кому говорю!–снова заорал человек из двадцатьчетвертой квартиры и, размахнувшись кулачищем, вмазал собаке с белым ухом.
Так собаки его и загрызли.

Тук-тук! Кто там? –А там никого.

Взрослая девочка едет в троллейбусе домой.

12.02.2011