Серёнька

Татьяна Аверина
Серёньке недавно исполнилось 30 лет. Половина жизни! И что он достиг? Сидит на скамье напротив судьи, рядом конвоир. Сзади шепчутся несколько любопытных. Соседи, блин! Интересно, как человека унижать будут. Хорошо ещё, что в клетку не посадили!..

Сергей с самого детства страдал от своей внешности и своего имени. С детского сада он был крупнее остальных, такой розовощёкий увалень. Это умиляло многих взрослых, которые норовили ущипнуть его, и в лучшем случае за щёчку. А окружающие дети без конца приклеивали какую-нибудь обидную кличку – Толстый, Толстозадый, Гадзила, Балу. Он уже всех и не вспомнит. Почему-то всех Сергеев называли Серыми. Но он со своими размерами и розовыми щеками в эту кличку не вписывался. Дома мать звала ласково – Серёня (отца мальчик никогда не видел). Он молился, чтобы это имя не вырвалось за стены их квартиры.

Зря молился. В седьмом классе мать вызвали в школу, когда его застукали курящим в туалете. Беседа матери с учительницей происходила в классе, когда часть детей ещё его не покинула после урока. Так надо было матери громко доказывать, что её Серёнька на такое не способен! С тех пор его иначе уже и не называли, намертво имя Серёнька приклеилось.
Учился он слабо, соображал туго по всем предметам. И руками делать что-то особенное не мог. Всю голову мать сломала, куда его определить после окончания школы. Пришлось устроить сынка к себе на фабрику. Типа – подай – принеси – отнеси. Вот и ходил Серёнька из цеха в цех, как Пьер Безухов на поле сражения. Не вписывалась его колоритная фигура в рабочую обстановку. Надежды, что заберут в Армию, где из него настоящего мужчину сделают, не оправдались, нашли врачи какую-то болячку странную – плоскостопие. А как им, стопам, плоским не стать, когда на них столько кг давит?

Худо-бедно жили они с матерью в однокомнатной квартирке на пятом этаже пятиэтажки. Мать пыталась познакомить сыночка с потенциальными невестами. Он не прочь был жениться, но девицы не желали заключать с ним узы Гименея, пугались, дальше знакомства дело не шло.

Но монотонный ход их существования был жестоко нарушен. Мать сильно заболела. Она не любила лечиться, врачей просто боялась, у неё и карточки в местной поликлинике не было. Раз в год на фабрике делали медосмотр, где все работники пробегали по конвейеру врачей, один из которых стучал по коленкам, другой - заглядывал в уши, третий заставлял читать буквы… И болезней особых обычно не находили, народ со спокойной душой продолжал трудиться.

А здесь Алевтина Михайловна занемогла не на шутку. Пришлось даже скорую помощь вызывать. Отвезли мать в районную больницу, где она через две недели безуспешного лечения тихо скончалась. Соседки, которые хоронить помогали, перешёптывались – устала Аля жить. Серёнька, не стыдясь, плакал, размазывая слёзы рукавом по пухлым щекам. Его пытались успокоить – пожила Алюшка, отпустить надо её, пусть отдыхает. Где же пожила, когда даже до пенсии не дотянула?

Остался Серёнька один, тогда только и понял, как много в его жизни непутёвой мать значила. Хоть волком вой, а ничего уже не исправить. Слонялся по квартире из угла в угол, из комнаты на кухню, в холодильник заглянет, опять в комнату вернётся. В холодильнике через пару дней уже ничего не осталось, всё, что с поминок сердобольные соседки туда положили в Серёнькино пузо перекочевало. Пусто, можно выключать! А делать-то что, ложиться и умирать?

Ночью посетила парня мысль удачная (недаром говорят, что во сне очень дельные идеи людям в голову приходят). Придумал он, где жену себе сыскать, чтобы готовила и холодильник тот пополняла. Сразу после работы отправился он прямиком на рынок и стал там кружить между прилавков. А сам не на товар смотрит, а на товарок, на продавцов то есть. И высмотрел. Невысокая, плотненькая, шустрая такая, овощами торгует. Купил у неё Серёнька капусты вилок, морковок штук пять, картошки кило, а потом и спрашивает:

- Не подскажешь, красавица, что ещё надо, чтобы щи сварить, или борщ, чего полегче варится, и побыстрее, а то сильно кушать хочется!

А красавица засмущалась и стала рассказывать, да Серёньке это всё равно, что китайскую грамоту объяснять, результат нулевой. Ну и упросил девушку – прийти и помочь с готовкой. Так в его квартире Оксана эта черноглазая и поселилась. А что – и ей хорошо (она комнату снимала, с Украины сюда приехала с целью здесь обосноваться), и ему – приготовит, постирает, уберёт. А скоро и до постели дело дошло, и всё у них хорошо получилось, что те дурные девки шарахались, до двадцати пяти лет нецелованным парня продержали?

Казалось – вот оно счастье, живи и радуйся. Но стала Оксанка канючить – денег мало, ремонт надо сделать, мебель поменять. Да и техника в доме вся времён царя Гороха, стыдно подруг в дом пригласить. Почувствовала свою власть женскую. А тот и не против вовсе, оказалось даже приятно, когда над ухом кто-то жужжит. Видя, что не очень её и слушают, хитрая Оксанка пугнула, что уйдёт, что устала здесь зазря спину гнуть, даже машинки стиральной нет, а его шаровары в тазик не помещаются!
В это время и подвернулся под эту ситуацию школьный приятель – Колян. Подослал его чёрт. Случайно встретились, разговорились, и предложил Колян способ нехитрый, как большую деньгу из ничего делать. С той встречи и началась Серёнькина преступная жизнь.

Посетовал Колян на свою злую судьбу. Оказалось, что он подсел на наркотики. Ещё в школе баловался, куря в компаниях Марь Ванну. Потом постепенно перешёл на более серьёзную дурь. В их районе с покупкой дозы проблем не было, занимался один толкач. Но, не так давно, накрыли его. Теперь беда, приходится ребятам мотаться в соседний посёлок, чтобы дозы купить. И неплохо было бы наладить здесь торговлю, пока место свободное и клиентов полно. Немного нужно – денег тысяч пять, да весы аптечные.

Серёнька слушал, и было у него на душе как-то муторно. Знал, что от наркотиков тех людям одно зло. Но если на них можно деньги делать, почему бы нет? Договорился он с Коляном встретиться на следующий день, мол – с женой надо посоветоваться и всё взвесить.
Оксана, на удивление, идею Коляна поддержала. Если всё с умом делать, то страшного ничего не случится. Надо ловить удачу, пока сама в руки плывёт, ведь золотое дно. Она же согласилась выделить на раскрутку дела скопленные тяжёлым трудом деньги, пять тысяч были припрятаны у неё в тайничке. Серёньку наличие такого тайничка покоробило, но если бы не он, пришлось бы искать денежки, а тут – вот они, готовенькие.

На следующий день встретились дельцы новоявленные, и закрутилось дело. Показал Колян, где в соседнем посёлке тот барыга проживает, у которого можно дурь оптом брать (барыга оказался матерью трёх цыганят). На пять тысяч взяли десять грамм героина. Оксанка в тот же день притащила  весы аптечные, самые обычные, с двумя тарелочками на цепочках, и коробочку с разновесами. У кого она нашла эту ржавую рухлядь, парни не спросили. Здесь механизм не сложный – знай, уравновешивай. А ржавь Оксанка почистила, где смогла. Проинструктировал Колян, показал как чеки развешивать и в бумажку заворачивать. Из одного грамма получается десять чеков, если по сто рублей продавать, то выручат десять тысяч. Навар двойной!

Договорились, что Колян будет покупателей направлять, а за это бесплатную дозу иметь. Точка со следующего дня уже действовать должна, так что, выставив друга, Серёнька на своей кухне принялся за дело. Оксанка ему нос и рот тряпкой замотала, чтобы не нанюхался, и пригрозила, что бы не дай бог… Но Серёнька и сам знал, что за гадость эту люди потом жизнью платят. А у него жизнь только налаживаться начала. Вот поторгуют годик, купят, что там Оксанке надо, и завяжет он с этим. Ведь дело незаконное, если что… Страшно представить, что будет, если что…

Всё пошло, как по маслу. Со следующего дня потянулись в их подъезд люди-тени. Но шли они по одному, вели себя тихо, так что у местного населения к ним претензий не было. Нюхачи после себя особых следов не оставляют, так – бумажку мятую. А этими бумажками вся лестница загажена, одной больше, одной меньше – не заметно.
Оксанка с рынка ушла. Стала домохозяйкой. Днём она на кухне борщи варила, а ночью Серёнька за свою готовку принимался. Приноровился порошок слегка бодяжить песочком сахарным, в пудру стёртым. Из одного грамма уже дюжину чеков выходило. Больше разбавлять опасался, клиент мог заметить. А Колян у них бегунком работал – к барыге за новыми порциями бегал. Сначала Серёньке стрёмно было другу деньги доверять, но тот свою преданность делу доказал, всё точно выполнял и не подвёл ни разу.

Так у них хорошо дела пошли! Первым делом купил Оксанке стиральную машину, чтобы шароварами не попрекала. Мебель на кухне сменили, ведь теперь на этой кухне их благополучие делалось. Телевизор новый большой купили, ковёр. И почему-то список тот, что купить надо, меньше не становился, только рос. Такой закон подлости – чем больше денег, тем больше их не хватает. Серёнька в уме своём нематематическом прикинул, что за год им все вдруг образовавшиеся в домашнем хозяйстве дыры не залатать… Придётся ещё годок накинуть.

На всякий случай, если кто в милицию настучит, в доме у них больше пяти грамм порошка одновременно никогда не было (кроме первого раза). Вроде – для своего личного пользования, так ему барыга подсказала, ей тоже клиентов не с руки было терять, особенно таких постоянных. Сердечная оказалась женщина, хоть и цыганка. Ещё она посоветовала, что если, не дай бог, милиция нагрянет – всё добровольно им в руки отдать, так как иначе они весь дом перевернуть и сами всё отыщут.

Такой налаженный у них бизнес организовался! Оксанка мужа хвалить не уставала – какоё молодец, всё в семью! Хозяйственный! В доме теперь было уютно, чисто, мебель, ковры, телевизор на полстены. А женщине нужно перед кем-то похвастаться своим благополучием. Вот и стали к Оксанке её подружки ходить, которые ещё на рынке с ней сдружились. Охают, ахают, кто бы подумал, что этакий тюфяк, а оказался женихом завидным!

Как-то пришли к ней две подружки под вечер. Она им в комнате столик накрыла, чаёк, пирожные, конфеты шоколадные. Сидят, чай пьют, беседы ведут и телевизор смотрят. Серёнька в кухне закрылся, потихоньку там своим делом занят и Коляна поджидает, тот с минуты на минуту прийти должен.

Тут звонок, как договаривались – три коротких, один длинный. Открыл Серёнька дверь, Коляна впускает, а следом – люди в масках… Сколько их было, Серёнька не считал, но много. Сразу по всем уголкам квартиры как тараканы разбежались. Из комнаты крик женский, посуды звон. Серёнька инструкцию помнил, руки вверх и сразу пошёл всё добровольно властям  сдавать. Они всё забрали, но его и Коляна положили в комнате на пол, где уже Оксанка с подружками лежали, и по всей квартире такой шмон устроили, только треск шёл. И забрали неудачливых дельцов в милицию. Кончилась светлая полоса. Ох уж эта жизнь, так мало парню счастья отпустила…


Ночь, проведённая в камере предварительного заключения, врезалась в память Серёньки несмываемыми чернилами. Он не заснул ни на минуту, представляя, что заперт здесь навсегда. От этого снизу живота поднималась волна ужаса, сжимая в тисках сердце и челюсти, которые болели обе разом. Колян храпел, изумляя своим несерьёзным отношением к происходящему. Да и какие там у него чувства, у наркомана, атрофировались уже все от дури.
 
Так много и долго Серёнько думал первый раз в жизни, аж мозги закипели. И к утру у него был выработан план действий, как ему казалось, очень хитроумный.

Когда утром за Серёнькой пришёл конвоир, чтобы вести заключённого на допрос, тот сидел деревянным истуканом, лишь глазками хлопал. Его силой подняли и толчками погнали по коридорам в кабинет к дознавателю. Там усадили за стол и стали задавать вопросы. Но отвечать на вопросы Серёнька не мог, язык не слушался. Когда дознаватель понял, что легче допросить фонарный столб,  приказал увести заключённого обратно в камеру. И тут не только язык, у Серёньки отключились все органы, которым шевелится положено. Так как доставить в камеру такую тушу было проблематично, сомневающийся в болезни своего подопечного дознаватель всё же вызвал к нему врача.

Местный врач не смог определить причину недуга. А когда больной закатил глаза так, что были видны только белки в красных прожилках, и повалился на пол, вызвали скорую помощь. Небольшой консилиум решил, что больного нужно госпитализировать, чтобы провести обследование. С большим трудом тело было загружено в машину и доставлено в местную больницу. Рядом с койкой поставили специальную охрану, так как дознаватель чувствовал, что приступ паралича его подопечным умело симулируется. День, два и вернётся обратно в камеру, как миленький.

Но недуг оказался сильнее. Через неделю к больному разрешили пропустить Оксану. Та приехала с гостинцами, но бездвижное тело гражданского мужа пищу потреблять не смогло. Оксана хлопотала вокруг, поправляла подушки, одеяло. Влила в приоткрытый рот немного сока, накормила конвоира и уехала, получив разрешение приехать на следующий день.
Кто бы знал, как сложно пришлось Серёньке в тот день. Притупившееся чувство голода (неделю на одних капельницах) от запахов Оксанкиных котлет вспыхнуло вновь, он чуть не захлебнулся слюной, пока конвоир их ел. Хорошо, что тот не заметил, как он сглатывал слюну, занят был. Конвоиры вообще здесь хорошо устроились: книжки читают, с сестричками любезничают. Плохо ли – в тепле, сыты, а служба идёт. Уверены, что этот мафиози голышом от них не сбежит. И ночами спокойно сопят, тогда Серёнька может немного мышцы размять, самую малость. Ведь скоро пролежни будут, если меры не принять.

На следующий день Оксанка привезла бульон, что-то там ещё жидкое и протёртое. Она влила всё это в рот своего горемычного супруга. Потом заставила медсестру и конвоира перестелить постель, смазала Серёньке бока и спину. Он не смог удержать слёз благодарности, потекли предательски по щекам две горючие капли. Но Оксанка умело их смахнула и похлопала мужа по опавшим бокам. Не ошибся он тогда на рынке, верную подругу себе выбрал.

Больше месяца пролежал Серёнька, бревно изображая. Все обследования были проведены, никаких особых отклонений в его организме обнаружено не было. Пришлось потихоньку выздоравливать, не век же лежать. Недели две ушло, чтоб просто встать, на самом деле мышцы не держали тело, ноги дрожали. Зато челюсти быстро в норму пришли и пищу хорошо перемалывали. Пришлось Оксанке носить котлет на двоих, конвоиры тоже привыкли их кушать.

Потом Оксана опять на рынок устроилась торговать, заначки все потрачены были. Стала не каждый день приезжать. А скоро Серёньку в камеру вернули. Что интересно, Коляна там уже не было.

И вот наступил этот страшный день суда. В ходе судебного заседания вдруг выясняются страшные вещи. Оказалось, что милиции его сдал Колян. Что бывшему дружку пообещали, неизвестно. Эта новость Серёньку оглушила. Он сидел на скамье (ему судья разрешил сидя отвечать, после болезни неизвестной человек) и чувствовал,  что опять в болванчика превращается.
Потом выяснилось, что не должны были его в камере держать, так как он добровольно всё своё подпольное хозяйство отдал и попался на этом первый раз. Только при аресте эту бумажку о добровольной сдаче почему-то не составили.

Дали Серёньке три года условно и отпустили из зала суда. (В это время действовала указ – всем, кому до трёх лет наказание назначали, срок условно давали). Ушёл он, тяжело опираясь на плечо Оксанки и на клюшку. И было его искренне жаль. Почему так судьба жестоко обошлась с человеком? И внешностью, и умом обделила. А власти его в своих грязных играх использовали, повышая показатели по борьбе с наркоторговлей, нашли с кем бороться! Он бы бросил свою преступную деятельность, если бы его тюрьмой просто припугнули. Настоящие торговцы на воле гуляют. Колян следующего толкача на улицах посёлка ищет. У него тоже судьба такая, зависит он от наркотиков.
 Одно радовало, не ошибся Серёнька с подругой, может и правда Оксанка его не бросит? Ведь не плохой мужик – добрый, с квартирой. Где в наше время лучше найдёшь?

Написано на основе реальных судеб. Среди народных заседателей на том суде сидел автор этого рассказа.