Страх смерти

Святослав Сергиевский
Все мы боимся смерти, страх так привычен для живых существ, однако за столько веков Человек так сильно изменился, что в наше время реально не бояться ничего. Моя история об этом.
Прямо на него смотрят дула пяти автоматических винтовок, любимый темно-серый плащ перестает развеваться.
- Нет, ребят. Вам меня этим не испугать, вам нечем мне угрожать в принципе.
- Ага, конечно. Подбадривай себя, смельчак! Небось внутри весь трясешься и молишься всем богам сразу!
В ответ на такое можно было сделать лишь так, как сделал он. Слегка усмехнувшись, глубоко вдохнуть, поднять на главаря шайки пронзающий взгляд и в доказательство того, что и так читается в глазах, сказать:
- Дурак. Я не боюсь смерти, потому что я уже жил. И уже умирал...
Вы, люди, не знаете этого так хорошо, как я. Жрецы Древнего Вавилона были сильнейшими в мире, я захотел огромной силы и убил одного из жрецов так, чтобы забрать его магию. Долгая история...Однако в ритуале что-то пошло не так, я стал демоном. И с тех пор мое проклятие - перерождаться до скончания времен, помня прошлые смерти в деталях, а жизни в обрывках. Я устал... Так сильно устал от этого. Душа разрывается в несколько сторон, я не знаю покоя уже несколько тысяч лет. Хоть и пытался искупить свой грех. Был брахманом в Индии (угораздило же родиться в этой касте), был одним из последних знаменитых инквизиторов, был сильным экзорцистом, помощником Далай-ламы X и даже шаманом. Но каждый раз это заканчивалось одинаково: в следующей жизни моей судьбой жестоко играли. Я был третьесортным наемным убийцей, смотрителем кладбища, палачом во время Великой Французской Революции, вором и политическим фанатиком. И я искал смерти, понимая, что все равно не успокоюсь. Рассказать тебе мои любимых истории?
В Средние века медицина была не на высоте, доктора в очень многих случаях могли лишь развести руками, а во время эпидемий даже их не спрашивали - хоронили всех и сразу. Я был инквизитором Парижа, когда нас застала Черная Смерть... Не посмотрев на мой чин, меня кинули в общую могилу и засыпали землей. А теперь представь себе, что я почувствовал, когда проснулся. Это был летаргический сон, временное состояние, по параметрам близкое к смерти. Адский смрад, о да, несколько секунд я мог дышать тем воздухом, что оставался там, под землей. Мертвая кожа подо мной, мертвая и разлагающаяся, инфицированная кожа с этими ужасными наростами.
Я был вором в Париже, но уже в XVIII веке. И вот однажды на балу (на котором я очень хотел поживиться) герцогиня де Бюсси упала в обморок, я как последний дурак бросился ее поднимать, ибо ее муженек и пальцем не пошевелил. Прикосновение, разряд, скандал, шепоток, дуэль за дворцом. Он промазал, я попал ему в плечо, однако после моего выстрела прозвучал еще один - его помощник прострелил мне голову из кустов. Самое милое в этой истории - то, что герцогиня отравила его в тот вечер, а потом и сама отравилась. Мое тело так и не нашли в какой-то жуткой канаве.
Что еще говорить... Я тонул на судне для перевозки преступников, прикованный цепями и не способный выплыть. Получал кинжал под ребро сзади от одного из психов, несмотря на то, что был палачом, любимым народом. Один из демонов разорвал мне глазные яблоки, другой вогнул все ребра внутрь, слепой экзорцист - эх, было время. Меня сбрасывали с горы, топили с камнем, привязанным к ногам, пытали до смерти (испанский сапог, кошачья лапа, дыба с шипами и огнем - это вам не шутки), в 30-е большевики распяли меня на кресте в моей церкви, Иван Грозный приказал казнить меня путем постепенного отрезания мяса (каждый опричник по кусочку), на русско-турецкой цепным снарядом меня разорвало надвое, меня замуровывали в стену, потом еще раз хоронили живого (задыхаться в гробу - то еще удовольствие). Я умирал от малярии и брюшного тифа, от напалма и иприта, был расстрелян из пулемета своими же, оказался в Нагасаки 9 августа 1945 года, много чего было. Теперь понимаешь, почему я ничего не боюсь? И не особо верю в людей. Существа, создавшие столько способов убивать друг друга, недостойны пребывания на земле. А Бог? Не знаю, есть ли он... Но если есть, то он большой весельчак, у которого поехала крыша.