Продолжение.
Начало:
http://proza.ru/2011/12/16/682
Студенческий роман
(«застойного времени»)
Меж строчек дневника
Глава 2 завязочная. Знакомства и встречи
Гордая вывеска «Бар ЦЕНТРАЛЬНЫЙ» уВАжняет козырек крохотного подвальчика, вкопавшегося в угол старинного дома на улице Ленинградская.
Внутри на редкость тихо. Ленивые танцы, томные шепотки редких завсегдатаев, но всё это без признаков обычной экспансии. Фарт так фарт: одна из овальных кабинок в оплётке бурого дерматина пустует. Точнее, налицо ровно один клиент: субтильный очкарик в рыжем бобрике. Но и он при нашем явлении срочно отлучается на покур.
«Незаселённой территории» в кабинке - на пятерых, однако Владя дрёпается на его место. Черный «дипломат» хозяина небрежно откинут…
- Владя, давай без хамства. – Прошу я.
- А мне тут по кайфу.
- Ну, мест же хватает. – Урезониваю по-хорошему.
- И я про то.
- Могу уступить свое. – Продолжаю я увещевать.
- Обойдусь. Не переношу чистюль. Простите, братцы… – и он с выразительной оттяжкой щелкает по «дипломату».
- Законное же место. – Влезает Гарик.
- Всё относительно и всё возвращается на круги своя. – Зевает Влас.
А ведь мы еще и не начали пить.
- В смысле? – вскидывается Игорь.
- А вот и чистюля. – Указывает Влас.
- Чтоб мы тебя еще раз… - с затухающим шипом присмирело глохнет Клибанов.
- Извините, вы заняли не свою кабину, - оговаривается и, - не свое место, - тут же поправляется пришелец. Близорукие глаза сквозь линзы строги, но без вражды.
- Уверен? – грубо осаживает Владя.
- Что?
- То. Рули в гальюн. – Шкерит по слогам Верхновский.
- А? – Тот озадаченно поправляет очки. – Куда, простите?
- В свой постоянный рабочий кабинет – самый достойный этакого обормота приют, - высасывает Влас, горбясь и в приступе ненависти отводя глаза.
- Не просветите, где это? – подвинувшись к учтивцу, владелец «дипломата» нагибается и отпускает увесистую плюху.
- Ага! – Влас с готовностью распрямляется, – извольте, прошу...
Рыжий не заставил себя ждать.
Отсчитав паузу благородства, я стал поздно-замыкающим. Брови и зрачки соседей активизировались, губы пришли в смачное оживление.
Всё-таки я не опоздал. Влас первым нанёс джеб, который прошил почти всё пространство малюсенького фойе. Очкарик уклонился, с неожиданным проворством вывернул ударную руку и ребром ладони по затылку довершил разгром. Наш задира вписался маковкой в дерматиновую стенку.
Я не просто молчал, я ликовал, что не кричу банальное: «Да, бросьте, мужики»… Влас был в корне не прав и получил свое. А я не препятствовал этому, и не видел в этом предательства.
- Всё? – тихо поинтересовался с бобриком.
- Гад. – Хрипнул Владя, пытаясь попряметь, и схлопотал десертно.
- Так что, мое место всё ещё ваше?
- Ваше. – Буркнул Владя, которому было нестерпимо стыдно: мимо проскользнула пара джинсовых нимф.
- А теперь мы пойдем в другой бар… с Вилем, – появляясь и акцентируя «хвосты», объявил Гарик.
Оправив пиджак, победитель с достоинством направился к столу.
- Кто ж знал, что он нормальный и… регбист. – «Осознав» внешне всю свою дурь, везюкал Верхновский и охнул от боли в руке.
– А ты ошибочно принял его за говорящего павиана, а это повод… – Домыслил я.
- Всё вернулось на круги, и мы теперь знаем, кто есть кто, а кто всего лишь павиан. – Судейски констатировал, по праву босса, Игорь.
- Что за намеки, сер? – окрысился Владя, но это не добавило ему ни величия, ни шарма. – Типа я - павиан?
- Вы удивительно ловко ловите мысль младшего на лесенке эволюции.
- Он не павиан, он маскаррон - ходячая тушка для пристегивающихся рожиц, – вклинился я.
- Сер номер два, – Лицо Влади пошло зеленью, – я ведь потребую объяснений.
- В стиле регби? – Зверел мило и я. – Приматам он, похоже, импонирует.
- Раз, два, три – базар умри. Что за народ, ещё ни грамма, а уже на ушах! – веский подход Игоря произвел впечатление, и мы взяли курительный антракт.
- С чего ты взял, что он регбист? – первым нарушил я пятиминутку беззвучия.
- Было дело, в регби вот также заломали руку, – Владя иногда может контузить своей логикой. Что и было отмечено Гариком:
- Очень доходчиво!
- Как дела в Гудменс-Филдсе? – хороший симптом: Владя приходит в себя, только рука подёргивается.
- Чего? А да иди ты! – отмахивается Гарик, тоже неплохой симптом: опала благополучно минула Власа…
***
В соседнем баре было совсем неуютно. Ввиду потерянного из-за дуэлянтов времени, мы поспели к «шапочному разбору».
Темный зал был полон ходячей и сидячей скуки. Манерные сопливые дрищи вдумчиво лепили из себя томных эстетов, а размалёванные куколки – печальных барышень-недотрог. И те и другие в позе третьеразрядного снобизма пахтали дымом густой мрак. В поисках сидячих мест мы долго курили и всматривались. Наконец, светомузыкальная вспышка ухватила в сумрачной глуби столик. Там маячили две тени. Кажется, в светлых блузах. Боясь, кабы не мираж, мы усилили наблюдение. Очередная вспышка убедила: за столиком ровно «две расчуфыфленные женские особи», как находчиво опоэтизировал Владя.
- Но если ничего, пусть живут пока…рядом. - Смилостивился Он.
- А если нет: тут уж кто кого… – добил Гарик, и через десять секунд мы достигли заявленных особей.
Даже не прищуриваясь, Владя взял быка за рога:
- Фрэйлины, если верить Фрэйду, вы ноете от скуки. – Последнее слово почему-то скапризничало, лишив себя и Владю первой «к».
- Он про свою невесту? – проронила одна с видом отзывчивого истукана.
- Мы её не знали, пока не явились вы. - Вторая оказалась не менее любезна.
Прореженный светомузыкой мрак скрадывал черты и детали, но обе показались ничего! Русая и чернявая, в этой последовательности они обозначились. …
- Раз так, позвольте и нам поскучать по-соседски. – Неусмиримый Влас продолжил дипломатическую завязку.
- Стоило так стараться, – это опять «отзывчивая»: светлая.
- Вы великодушны и учтивы. – Наш авангард не менее напорист.
- А главное, терпеливы. – Темная, очевидно, «словоохотливей».
Похоже, Владя слегка обескуражен. Атака захлебнулась. Нас не приняли, но и не прогнали. Сев, потрепанные и битые, мы страдальчески долго переминались в ожидании официанта. Когда терпение перепеклось в агонию, явилась фея питейного сервиса. В холеной ручке - куцый блокнотик.
- Милсдарня, пжалста, три «Адмиральских», - (речь, ясен пень, о коктейлях), - и по… яблоку. – Вальяжно заказал Владя.
- Настоящий джентльмен он всегда опередит даму, особенно, за пустым столиком, – ослепительно улыбнулась светлая, открыв нам сей прискорбный факт. Да уж, хороши!
- Это не от воспитания, это мужская интуиция. – Не отставала брюнетка.
Нас спасла официантка. Её усталые глазки изнемогающе закатились, а бугристый фантик губ снисходительно чвакнул:
- Давайте все сразу, но по одному.
Очевидно, от нас требовалось угодливо хихикнуть. Расторопностью, как всегда, отличился Владя, и заказ был милостиво принят.
- Мальчики – из древней породы рыцарей. – Распевно обратилась к подруге блондинка. Её комплимент не снискал нашего одобрения.
- Вообще-то слабый пол – неплохой товарищ по жизни, но за столом совсем не товарищ, - у меня с чего-то перекосило скворечник, - и вообще довольно косный тип. Рыцари и джентльмены – ржавый атавизм, типа корсета. Я ясно выражаюсь, тип? - адресовался я к беленькой. – Хотя нет, вы не тип, а – типа. И вы типа, типочка, - повернувшись к немногословной подруге, я подмигнул, адресуясь уже приятелям.
И тут Владя сделал предательский финт:
- У нашего спутника идиотская манера зажёвывать плоские остроты.
- Объективности ради свидетельствую, он еще пользуется отрыжками чужого интеллекта, – поспешил хлюсту на подмогу Гарик. Если это способ избавиться от «типок», мне он решительно не импонировал.
- Да и то! – разошёлся Власик. – Инвалидное чужебесие с лихвой компенсирует пустоту этого на редкость объемистого…
- …и звонкого, - подлый Гарик постучал по столу, - ящика для серенькой кучки.
С запозданием я отчетливо понял: при раскладе «Три плюс два» это лучший способ сбросить с хвоста конкурента. Ну, удоды, это вы зря. Еще посмотрим, кто тут ящик.
- Не буду ничего придумывать, – перешел я в контрнаступление. – Скажу прямо и правдиво: вы чумазые недоумки из стада квакающих пингвинов, детеныши вонючей плесени, плодящей чуму…
- Я же предупреждал! – пророчески вздохнул Владя.
- Фу-фу, срочно потравите гнид, - я, морщась, замахал руками, - бар рискует своей репутацией, посетители - здоровьем.
- Внимание, почтеннейшая публика! Все на бенефис! Прощальная гастроль странствующего баобаба. – Рулады Влади возымели неожиданный эффект: девушки переглянулись и скептически поджали губы.
- Срочно спасайтесь. – Страшным шёпотом сообщил я. - По секрету только вам: из собачьего дурдома сбежала парочка бесноватых недопёсков. У них жесточайший приступ лая с последующим покусом. Прерывать – крайне опасно. Одобрительно улыбаетесь и крадучись - на выход. В фойе телефон, незаметно набираете «03». Психов я беру на себя. За 120 секунд ручаюсь. Время пошло. У нас ещё полторы минуты.
- Чтобы избавиться от нашего общества, – мы внимали брюнетке, - друг друга унижать не стоит...
- Нормальным людям, – подклеила русоволосая. - Не понимаю. Как можно?
- Можно, мы хотя бы коктейли попробуем? – безжалостно довершила разгром светлая. – Которые заказали…
- Наивная, - засмеялась соседка, - захват наших коктейлей – главная цель их замысла.
- Как же я сразу не догадалась?! – всплеснула руками брюнетка. – Что ж, рыцари, бейте в литавры, поле битвы за вами.
- Дела… – Прогудел Гарик.
- Вы превратно истолковали пьесу, – примерил я удел парламентера. – Наш замысел прямо противоположен вашим домыслам. И в доказательство мы оплатим ваши коктейли и даже предоставим их в ваше распоряжение.
- Это и называется милосердием. Кавалергарды отдыхают! – тёмненькая морщилась от укрощённого смеха.
- Ир, ты разве не поняла? – Усмехнулась подруга. – Их три. Нас две. Третий, как водится, лишний. Вот два и ополчились против третьего. Всё по-товарищески, в отечественных традициях мужской дружбы...
***
Вот и девушка подтвердила. Я был прав насчет Влади и Гарика: сбагрить меня хотели! Или нет, и мы уже просто не умеем иначе. Включись я пораньше, - в изгои угодил бы Влас. Или Игорь. Валяние в дёгте с пухом как-то незаметно сделалось стереотипом нашего внутреннего общения. Для нас - норма. Для посторонних – пока ещё нонсенс. Так что, спасибо, девушки, за холодный душ.
- Я всего лишь защищался. – Попытался защититься я.
- Мне и в голову не могла прийти такая трактовка нашей дружеской перепалки, – порционно выдохнул не сдающийся Владя.
- Приятно, видите ли… - только и молвил Игорь.
- На свете много приятного. – Язвительно улыбнулась, которая темнее, кажется, Ира. – Допустим, партия в «козла». Не ваш конёк?
- Исключительно в холле Гудменс-Филдса, – нашелся Верхновский.
Фурии впервые смутились, на лицах отразилось непонимание.
- Как, вы не слышали про Гудменс-Филдс? – измываясь, Влас не чует меры. – А про Гаррика?
- Которого? Сантехника Егора Степаныча из нашего ЖЭКа или что актер восемнадцатого века? – невинно уточнила русая.
Я почтительно прижал руку к сердцу. Но Владя глубоко враждебен рыцарству:
- Мы имели в виду ещё одного Гарика. Вот этого вахлака. Сами видите: и лицом комик, и душой сантехник, то есть, фу-фу, духом.
- Дурак! – Гарик рискованно побурел.
- А при чём тут Гудвин, Урфин? – допытывала русая.
- Гудменс-Филдс это патриархальный театр в Лондоне, есть такой городок на чужбине. – Заносчиво базлал Влас. Я стыдливо закрыл лицо руками.
- Эсма, не находишь, они спесивы, как эфиопские козы?
Почему козы, а не козлы? Это подумалось даже вперед вопроса: «А что такое эти самые эфиопские козы и есть ли они вообще?». Вслух, однако, вырвалось вот это:
- Я вас попрошу без обобщений.
Все нити полемики сфокусировались возле светлявой «особи», кажется, вот странное имя, Эсты. Чёрнявая, по моей версии Ирина, обратно «обесточилась».
- Первый ноль не в мою пользу. – Объявила «белая» королева. - Не скрою, пристыжена.
- Кем? – изумился Гарик.
- Не кем, а чем. Я актриса, и впервые слышу про Гудменс-Филдс.
- Эсма, какой кошмар. – Без всякого кошмара чеканила Ирина. – Ты не слышала про Гудменс-Филдс, знаменитый театр деревянных человечков имени Урфина Джюса?
Все-таки не Эста, а Эсма, хм…
- Кошмар потому, что узнали про это от эфиопских коз? – спросил я, но Владя скудоумно перебил:
- Что есть Эсма?
В этот момент я догадался и потребовал:
- Отставить! Прошу включить извилину. Раз актриса, то…
- То... Черт её… пардон, его… тебя… - Влас досадливо вперился в меня.
- Со средних веков уличные актрисы звались, ну, ну же… Эсмеральдами! –мой час возмездия и торжества настал.
- Прям-таки все. – Съязвил Верхновский. – Эсмеральда Монро, Эсмеральда Алфёрова, Эсмеральда Фрейндлих…
- Не паясничай. Самая древняя, пятнадцатого века, Эсмеральда. – Я жёстко отстаивал свою «эврику».
- Паяцев ранее шестнадцатого века история не помнит. – Важно пророкотал Гарик. Факт приобщения к великому однофамильцу делал дело: наш технарь вольно и самоуверенно расширял культурные пределы собственной компетенции.
- Видите ли, сударь, даже я, историк по призванию, не буду столь категоричен. Хотя бы потому что помню императора Нерона. Ввиду чего склонен доверять некоему Виктору по фамилии Гюго. У него актриса Эсмеральда прописана в том самом 15-м веке. А вы, простите, - обратился я к русой красотке, - как-то связаны с этой особой?
- Внучка в… щас… пять в скобках… четыре на ум… в семнадцатом колене. И тоже, представьте, пляшу. Правда, без козочки.
- Если не считать эфиопских коз. – Находчиво вспомнил Гарик.
- И даже без них. – Невозмутимо продолжила девушка, соскабливая со стакана ноготком сахарный налет. – Козлы попадаются. Отечественной выделки.
- Балет? – предположил я.
- В точку. Спасибо, что не начали с корякской капеллы «Красная тундра» имени Моржа Хренова.
Мы погасили смешки из неподанных бокалов, изобразив их пальцами.
- А, если не ошибаюсь, Ирина… тоже артистка? – спросил я, сам глядя на танцовщицу Эсму.
- Любопытному варвАру… - начал бойко Владя и тут же сдулся… - чик-чик в Гудменс-Филдсе.
- Я не из клана Терпсихоры. Я скромная советская студентка, – лично разрешила мои сомнения Ирина.
- И мы! – радостно оскалился Игорек.
Эпохальная фраза стоила торжественного выноса. И нам их вынесли - три бокала. Ритуально слизнув часть сахарного ободка, я втянул глоток и принялся сотрясать стакан. Ледышки мелодично бились о запотевшие стенки. С фирменным шиком отставив левую руку, Владя трубочно посасывал третьего «Адмирала». Весь его вид отражал базовое пренебрежение Вселенной.
- В связи, пингвины не звери, чтобы шастать стадами. Они селятся колониями. – Расстреляла паузу Ирина.
- Мысль глубокая, ещё бы знать по поводу чего. – Осторожно молвил Гарик.
- Вот этот товарисч, - тычок в меня, - назвал вас стадом пингвинов,.
- В запале, - пискнул я. – Каюсь.
- Но кака... квакающие пингвины – тоже недурно.
- На фоне плесени и гнид. – Уточнила Эсма незлобиво.
- «Спящая красавица» проснулась. - Засмеялся Владя. - Мы же предупреждали: Виль – мастак заслюнявленных острот.
- Слава Аллаху, с одним нехристем познакомились! – Эсма даже хлопнула в ладоши.
- Отблеск атавизма. Его называли этикет. В эру этих… корсетов. – Поддержала гримасницу Ирина и давай поочередно представляться – Ирина, Эсмеральда… Ирина, Эсмеральда... Эсмеральда, Ирина...
***
Она уже не казалась такой отрешённой и холодной, как на первых порах. Улыбка списала всё.
Я залюбовался её лицом. Зрение успело приспособиться к темноте, и то, что я видел, а видел я улыбку, красило его. С глазами сложнее. Их скрадывала полутьма, но сквозь неё угадывалось… Что? Ум, это точно. А ещё, по-моему, в них водилась доброта. Глаза смотрели не вяло – размазанным лучиком сквозь бутылочное стекло, - они искрились. Мне даже показалось, они звали заглянуть в себя, глубже.
В глазах Эсмы перемены не заметил. То ли тёртая. То ли сидела не напротив: наискось по боку, - и мой слепенький фокус такие дали попросту не «осилял». То ли просто не вызывала интереса…
- Виль. – Спохватился я, неизбежно повторяясь, и небрежно ткнул пальцем по сторонам. – Гарик, он же Игорь. Владя, Шикарный…
- А по батюшке? – спросила она же.
- Что? – вылупился с обычной непонятицей Игорь.
- ФИО? Гарик Аверьянович или там Баклажанович, вам, я думаю, видней. – Терпеливо растолковала Эсмеральда.
- Ну, дураки мы, неполноценные, умилосердИтесь, девоньки. – Возопил я, бия в грудь.
Они засмеялись, и мы (под этим словом я обобществил индивидуальный вклад Гарика) взяли всем еще по коктейлю, плюс конфеты фабрики «Россия».
Будучи сентиментальным, я давно не отслеживал музыкальный фон и поэтому упустил из виду баюкающий темпо-ритм группы «Модерн токинг». Владя, более продвинутый в меж-половых завязях, живо пригласил Ирину на медленный «Шерри, шерри бренди». Я озлился. И сам не знаю, с чего. Игорь плавно завладел Эсмой. Но это внешне: психо-ток инициативы шёл от неё. Парню осталось подставить руку или плечо.
Не «спящая красавица» была эффектна. Особенно в танце. Даже такой дивный партнер, как Гарик, не успев ничего изгадить, целиком отдался ее воле и вкусу.
Я мрачно зрил во тьме и тихо зрел в одиночестве. Карлссон в отставке. Малыш улетел вместе с моторчиком.
- Идейный враг телодвижений?
О, чей же это сладкий в ухо воркоток?
Гадать даже из кокетства не пришлось. Ира! Карлссон встрепенулся, смазал пропеллер. Его искренне порадовало тягостное зрелище Влади: взъерошенный, чванный, полный траура он взирал на меня, как на рака в укропе. Ага, Малыш вернулся к Карлссону, а Моторчик отправили на свалку.
- Не совсем так. Предпочитаю бессистемные, но резвые тело-кривлянья. – Я пытаюсь выдержать тон, но от нежданной радости звучит надтреснуто и провально.
- Плоскостопие? – она участливо пробует понять.
Я смеюсь и ничего уже не говорю… Говорят другие органы.
Само собой, танцевал я, как Топтыгин на перекате. О чём не пришлось даже напоминать, коленки и стопы всё делали сами. Она лишь сдавленно делала: «ой…ой…ой». Но потом обречённо затихла. Когда количество тычков грозило перейти в качество синяков, я попробовал попытаться упредить их словесно.
- Я это понимаю, – в редкие случаи, когда мне это удавалось, говорила она. Но чаще лишь вздрагивала. Наконец, со вздохом райского облегчения прошептала. – В принципе, это оригинально, - и кроху потерпев, - да и без принципа тоже...
- Хорошо ещё, что такой оригинал не достался красотке Эсме.
- Ты бы точно постоял за репутацию эфиопского козла.
- Насмерть, но скорее - за патагонского свинобрюха.
- А там какие-то особенные свинобрюхи?
Ликуй, старина: она усомнилась, но не в свинобрюхах, мы квиты!
- Я так полагаю, они там не менее своеобразные, чем козы в Эфиопии.
В приступе смеха ее лицо познакомилось с моим плечом. Тут случился прилив. И нежности, и плоти – напополам. Карлссона разобрало и понесло. Его пропеллер шинковал остроты, точно галушки. И не всегда остроты. Но Ира была довольна. Кроме доброты, в ее глазах обитал смех. Так, по крайней мере, хотелось думать «мужчине в расцвете сил». И от этого самообмана он был доволен больше её.
Время мчалось в темпе винтокрыла...
- Кто-то лгал, что любит только быстрые.
- Приглашая тебя, я спасаю Эсму от ночных кошмаров, а они после медленного со мной ей гарантированы.
- Ей не грозит. С тобой она пойдёт лишь из вежливости.
- Люблю ясность. Догадывался, что не в её вкусе… - говоря дежурное, я на самом деле пытался угадать, что там воркуют наши голубки.
«Ах, у тебя такое редкое имя…» - «А у тебя-то какое»… Впрочем, нет, это уже, скорее, пройденный этап. «Если не секрет, сколько тебе лет?.. Да что ты?» - «А тебе? Не может быть! Потрясающе выглядишь» - «А ты!»…
- Ира, если не секрет, тебе сколько лет?
- Про женский возраст читай у французов?
- Это девиз парижских кокетниц. У нас не катит. Мне 21, не считая ста лет одиночества.
- Поздравляю. Неожиданный поворот в… процессе…
- …который пошёл, потому что главное - нАчать. – И невозмутимо повторил. - Сколько тебе лет?
- Упорство, достойное эфиопских родичей. Проще таки уступить: после ста лет одиночества мне сто двадцать. Доволен.
Я тупо выстроил в уме столбик и ответил всё равно, что промолчал... Но не она:
- Это у нас на один вечер?
О, в крутости поворотов мы дадим фору кому-угодно! Что, хотелось бы знать, за «это»? и почему, объясните, «на один вечер»? Но пора отвечать:
- Всё зависит от погоды.
- Не любишь свиданий под зонтом?
- Боюсь свиданиться по лужам.
- Могу одолжить калоши.
«Свидания - анахронизм, на них носят передачки», - так и срывалось с языка, но губы предпочли компромисс:
- Ты права, от сырости у меня пухнет плоскостопие, купоросятся сосуды, и я вынужден спасаться соляркой для подзарядки дизеля в правой груди. – Всё это выдаю на едином духу.
- Батюшки, у нас и сердце не на месте?! Экая ведь зверушечка! – она приблизила бледное лицо. Волосы шелковили щеку. Слегка разбуженная «адмиральской» бурдой чувственность толчково запульсировала. А где-то внизу горячо и нежно распускались бутоны. Мне было легко, приятно, не везде комфортно, но очень хорошо.
- Ещё меня тревожат черепичные сдвиги. Это в черепе.
- Мы ещё и шиз… - она сделал паузу, коей я и воспользовался:
- Шшш... Всего лишь неврастеник. А его дразнить чревато, и по закону в том числе.
- Это я усвоила из вашей стартовой разминки. Но почему-то не страшно.
- Зря. Владя точно не в себе. После вашего вальс-бАстона. С чего б?
- Просто я при случае умею доложить партнеру, что мы с ним не сиамские близнецы, у которых всё общее: руки, грудь или по…
- О-па! Резонно и доходчиво. – Я был впечатлён и даже оглянулся на Владю.
Верхновский скучал: мрачно и откровенно. А также агрессивно пренебрегал. Еще бы! – фиаско. Столь круто, на моей памяти, им погнушались впервые. Владя хлебал у стойки водку (вопрос на потом: откуда деньги? Скорее всего, таки выцыганил у разомлевшего Игоря «чирик», не меньше. В ту же минуту Гарик лично мне на ухо поплакался: в наглую занял 12 «рваных»). А пить он умел. Не в смысле душевности. В плане устойчивости ног.
Я покачал головой: жди беды. Владя ждал. Ждал и скучал. Скучал классически. Зевая и меча тошнотворно-уничижительные молнии, он вот-вот должен был решиться на конфликт…
В баре хватало аппетитных милашек, но Власу они были теперь глубоко по... пояс. Уязвленный в самую печень, он истекал желчью. Сомнений не было, наш модный шикарь положил глаз на Иру. А она посмела отвергнуть. Да еще в пользу нешикарного приятеля. Владе, как воздух, требовался шанс самоутвердиться.
***
В бар втиснулись две космогривых каланчи. Первая… кажется, мужского… да точно, именно-таки мужского рода. Вторая - без каблуков, и где-нибудь полкепки уступает Владе в длину. Похоже, баба.
Гордо улоктясь в стойку и стойко не замечая всё, что ниже его крохотных буркал, дылда щёлкнул пальцами под нос худосочнику слева. Тот реактивно уступил стоечный пуф барышне с баскетбольной антропометрией. В том режиме компактной парочке организовали бокалы с шампанским. Сдвиг «Гималаев» резко гармонизировал ландшафт и атмосферу. Все звуки унялись, минимум, на дюжину децибелов. Верзила тешил соседей уютным взглядом, от которого все становились приземистей и ущербней. Однако всё это было лишь бледной прелюдией данс-шоу, в которое, захмелев от напёрстка шипучки, пустился детинушка. Ещё минута и вот он уже грузно выбрасывает страусиные конечности. Рядом перетаптывалась «дрофочка». Народ опасливо уползал к периферии.
Владя плотоядно: «А-а-га!» - облизнулся и встал…
- Владя, ты как насчет яблочка? - попыталась отвлечь догадливая Эсма.
- Обходимся. – Ответ звякнул льдом...
Шикарь против шишкаря. Оба скачут, оба выгибаются. Владя у нас парень не мелкий. Но на фоне такого баклана просто тушканчик. Между тем, сравнительно изящные коленца недомерка вызывают восторг бакланихи. От избытка чувств девушка-дрофа скалит ослиные зубы и слюняво цыкает.
- Щас сильнее грянет буря, – честно предупредил я.
Ира беспокойно посмотрела на бретёров. В её глазах заметался испуг. За испугом пряталось небо, а небо (я, честно, как-то и не ожидал) точило такую беззащитность! Прижавшись, девушка лепетала вздор. Смешно и так трогательно. Меня понесло в такие выси, что оттуда хотелось плевать. На всё и обильно. Не на всех, правда, получится. я был последовательно реалистичен в этом, как только в фокус попадал циклопический выбор Влади. У Гарика (рост метр девяносто, бицепс - сорок один) выбор Влади также не вызвал энтузиазма.
Тем временем обнаглевший «тушканчик» открыто подмигивал соседке, и та задорно всхрюкивала. Спелось, сладилось… да не срослось! Не дали! Кашлянув во вест размер грудной пневматики, патлатый жердяй сгрёб «недомерка», погнул плечо и шепеляво выдохнул:
- Слыщь, прыщ, не маячь. У моих коленок и без тебя близорукость.
Вот и всё! Влас подловил придурка и уже занёс сачок.
- Чьих? – к Верхновскому не придерешься: «кронпринц на выезде». – Чьих, говорю, будешь? Из Жирафрики? В цирке вакансий нет...
Пытаясь схватить суть, долговязый хмуро насупился, после чего замедленно, как товарняк перед стрелкой, буксанул, да так и замер в притопе с полусогнутой левой.
- Не плакай. – Участливо щебетал Владя. - В зоопарке страус крякнул…
Шея громилы все больше напоминала разводную башню.
- Страусиха скучает. Надумаешь, звони.
Когда нужно, голос Влади приобретает летучесть и мощь. Его было слышно всем, кто хотел слышать. И другим тоже.
- У нас обширные связи. На птицеферме пристроим, если что …
Звереющий «жираф» припечатал Владю к дерматиновой стенке и... припал к ней ширью всей своей грудной рамы - наш друг ускользнул угрём. «Живые» края импровизированного «ринга» уже не только дышали, но и шумно болели. За Голиафа. Все и громко. Кроме нас, которые молча, но искренне! Одна лишь «дрофушка» жалобно скулила невесть за чью долю. Гарик ринулся в бой, но Эсма, буквально, впилась, не пуская.
Схватка становилась всё менее зрелищной. Потеряв товарный вид, «жираф» моржовой тушей волочился за Владей, чьи руки владели чубом и ухом врага, чьи безразмерные «ласты» озадаченно месили наэлектризованный воздух. В районе сортира Владя в вольную уважил все его мягкости и жёсткости, а под финиш препроводил в эффектный нокаут.
- Оревуар! – салютовал триумфатор и исчез, и ясно почему: продолжение пахнуло казённым финалом аод кодом «02».
Хнычущая «дрофа» придала «Жирафрике» спорную прямолинейность и сволокла в туалет. Как говорится, умыться и смыться.
Реакция публики была ритуальной, но робкой. Как будто исход поединка никого не удивил. Минут шесть заушно поосуждав наш столик, народ вернулся к прерванным делам. И никому не пришло на ум хоть как-то почтить подвиг нарушителя спокойствия, что, рискуя 15-ю сутками личной свободы, «уторжествил» справедливость и спас поруганную честь доброй дюжины праздных выпивох. Где? Откуда-то, озираясь, возник спугнутый «Жирафрикой» увалень. Но даже он водрузился на пуф с таким гордым видом, что всем стало ясно: Владя тут не причём.
Ещё пара минут, и подвиг Давида был предан забвению…
- Случай на миллион, когда шлюпка топит дебаркадер. – Прокомментировал Гарик. – Вся хитрость в том, что шлюпка из свежего дуба, а дебаркадер проржавел до днища.
- Как хотите, ваш друг не герой. – Резюмировала Эсма.
- Того же мнения. Сам не прав, нас поставил в неловкое положение и в вытрезвитель попадёт. – Подлила на спичку масла Ирина.
- Бери выше: под статью о драке в общественном месте. – Подзудил Гарик.
- Он, верно, рискует влететь? – всерьез сокрушалась Ира, но Владе об этом узнать не суждено.
- Закроем тему. – Предложил я. – Герой давно за канадской границей.
- И мы рискуем куда больше, как свидетели и соучастники, - усилил Гарик.
- В конце концов, сам виноват. – Вздохнула Эсма.
И Владю дружно забыли или, как говаривали греки, предали остракизму. Впрочем, своё чёрное дело он сделать успел. Дальше всё у нас клеилось не так… У нас - с Ириной.
Мы молча допивали коктейли. Она не возражала против задержек её ладони в моей руке. Но девичьи глаза туманило безразличие. Или хмель. Могу и ошибиться. Изредка я косился на стольников. Пожирая друг друга глазами, а потом уже и без глаз, Игорь и Эсма целовались. Мне стало тошно и уныло. У нас не то, совсем не то...
Подсела третья парочка. Внедрение окончательно смутило. Нас. Эсме с Гариком весь мир был лишним...
***
Часам к 11-ти поддатые слои стали вымётываться. Кто нехотя, кто бойко, кто радостно, кто понуро. Всё зависело от качества реальных приобретений и количества неоправданных трат. По этой части редко, у кого всё было в полном ажуре. В отличие от нас с Гариком, гордо удалявшихся с очень качественными приобретениями. К сожалению, качество обладания и у нас было разным. Гарик и Эсма распрощались с нами за дверью бара…
На улице вдутые барышни дурковато хихикали, свинушно повизгивали и жеманно отмахивались от сомнительно щедрых пастушков, что тащили их в ловимые тут же «моторы», но потом с отчаянной решимостью бухались на чужие коленки и с рёвом уносились в ночь. И в этом ты весь, Виль: уж так добр, так объективен, когда самому не чмокается. Мрачный неудачник Виль молча клял подлое мироустройство, а ещё больше - бездарно фукнутые гроши…
…Влажно-свежий Асфальт седовато клубится. Очень тихо по нему идём мы. Дразня, суля и дыша, за углом хоронится разгульная средневековая ночь. Что-то ты заготовила, дикая ночь? Слепящие ракеты финок с моментальным транзитом в вечность? Или тёплые меха вселенского сердца-пульсара, чья полифоническая ритмика ежесекундно высекает токкату чьей-нибудь любви и, одновременно, заупокойную мессу? Одним этой музыки хватает на час, на день, на месяц… Счастливым - на долгие-долгие годы. А в обуглившейся сковороде над головой беззвучно спекаются брызги серебра. Чем чернее дно, - тем больше их, но всё мельче и мельче они. И посреди этой мелюзги властно, маняще и прожигающе бушуют Сириус, Вега, Капелла, Арктур, Альтаир – бесценные напайки небесных фаворитов.
Ирина томно вздохнула, медленно остановилась и повернулась лицом. Руки прижаты к моим плечам, чудно пахнущие волосы плотно щекочут мои губы.
«Парень, пора! Твой шанс!»…
Я зажмурился и крепко сжал ее правое запястье. Большего, к счастью, не успел.
- Мы, наверное, поженимся? – уверенно и предупредительно отзвенело из ее уст, а в плутоватых глазах плясали две Капеллы, а, может, Спики, которые постепенно рассыпались на тысячи смешинок.
Дипломатично хмыкнув, я решительно снял её руку со своего плеча, просунул в свою одесную*, дугой свернутую у бока, и великодушно отвечал:
- Достойный девиз для следующей пятилетки.
- Ну вот. – Прыснув, она качнула чудною копной, зрачки озоровато сверкнули. – Всего-то? Почему так долго?
- Потому что мы, наверное, поженимся.
Она беззвучно засмеялась и почти тут же перестала. Глаза налились чем-то. Иногда чужие глаза мне кажутся двойными: от слёз и нежности. Кажется, её сейчас такими и были. Не совсем, правда, ясной оставалась причина.
Не я же…
- Я живу рядом, не провожай. – Она опустила лицо. Скрывая? Что?
- Джентльменство – хотя и рудимент, но не аппендикс. Я его чувствую, но удаоить не могу.
- Нет, серьезно. Провожать не надо.
- Позволь… как же?..
- Мы увидимся, если захоЧЕМ, завтра в 6 у кинотеатра «Молот». Знаешь, «треугольник»? – она произнесла это решительно и монотонно, как готовую формулу.
Я кивнул: «треугольником» народ окрестил три кинотеатра, соседствующие вдоль одной из центральных улиц.
- А ваша сторона захоТИТ? - И не без напряжения ждал ответ.
После ее отказа от «проводов» внутри родилась ледяная пустота. И стало, в общем-то, страшновато: что как уйдет и… ВСЁ? Ничтожность переживаний по поводу своей обольстительности разом заслонил страх реальной потери. Потери этого человека.
Потому что вдруг остро пронзила мысль, что нас, наше завтра, наше будущее сейчас связывывает зыбкий песочный мостик, который мог рассыпаться от легчайшего и своенравного ветерка по имени: «не захочу». И вдвойне беда, что для катастрофы вполне хватало одностороннего «не захочу». И я твердо знал, с чьей стороны он мог дунуть, но мне не было стыдно за удар по гордости и самолюбию. Какая гордость? Эта девушка была мне необходима! Медленно, как в последний раз, с настигающим изумлением обвел взглядом эту фигурку, это ещё мало знакомое, но уже такое близкое лицо, - будто бы видел всё это впервые. А ведь, и верно, впервые - после часа застолья в сумраке бара. И ведь верно, впервые – именно это Лицо - теперь - после всех женских лиц вообще.
- А ты захочешь? – повторил я уже без косноязычия.
- Утро вечера мудренее, и всё зависит от погоды. У меня астма, радикулит и дождевой сплин. – Глаза ее снова искрились.
Припомнила, отомстила! О, женщина! Но как же я был рад вам, искорки смеха!
- В таком случае я принесу калоши, зонт и кашне из эфиопских козюлек. А ты мне прихвати чувяки из патагонского свинобрюха.
- И солярки для правостороннего дизеля, – заколыхавшиеся волосы обожгли мою щеку, рассылая пылкие струи. Я непроизвольно поймал их на лету… губами. Она нахмурилась.
- Нечаянно. – Виновато шепнули губы. Кажется, мои.
Погрозив пальчиком, она неожиданно замкнула эти губы, отпрянула и быстро удалилась.
***
С растерянно разинутым ртом и аналогичными глазами отследил я этот маршрут до угла. За которым уже не пряталась средневековая дикая ночь. Когда угол съел девушку, сердце сплюснуло панической тревогой: а если больше не увижу? И поскольку это было величайшей новинкой, я чертыхал источник унижения, разумеется, притворно, поскольку первый же понимал фальшь своего возмущения. Потому что, если без фальши, этот человек был мне интересен и, кажется, необходим!
Батюшки, Виль, что это? Неужели Она? С её ухода не прошло еще и полминуты, а тебе уже невыносимо скучно. И пусто. Ах, это твое привычное состояние? Но почему-то именно сейчас ты впервые прочувствовал его с такой остротой. Оставшись без... Сколько же лет ты жил в аду одиночества? Баста, ты не хочешь больше жить в этом аду.
Я шел, бормоча себе: «Брось, всему виной выпивка, от неё вся тоска, все мления и сентиментальный бред. Соберись и будь мужчиной. Ну же, нюня. Надо обязательно развеяться, нагулять настроение. В конце концов, утро вечера мудренее. Так что нагуливаем настроение», - после чего весьма «логично» тормознул частника:
- До улицы Подшипниковой, шеф.
- Не шеф, а патрон, – внёс ясность кучер конца ХХ века.
- Так точно, патрон, но адрес прежний…
…Дома морила тоска, просто доканывала. Не спасли ни музыка, ни табачные метания по балкону. И даже не читалось: буквы слипались в сплошные антрацитовые полосы, перебиваемые белыми пустотами. Зебра, а не текст. Мысли неизменно возвращались к темноволосой девушке с серо-голубыми глазами. Они скакали и петляли, но больше: платонического плана, что, тем более, было в новинку. Возбуждённый, я погружался в чуткую дрёму, беспрестанно просыпался, дёргался. Во сне Ирина была рядом и, более того, уже в постели. Путая явь и пугая грёзы, даже часто-часто пробуждаясь, я долго не мог очнуться, думая, что во сне, а пребывая во сне, казалось, что бодрствовал. И невозможно было понять, где больше реальности, а где иллюзии, рассудка и помешательства: во сне или наяву.
Туман и омут! Я горячечно выкрикивал её имя, нежно беседовал с ней, спорил и просил не исчезать. Как знать, быть может, бредовый шквал усугублялся некоторым перебором. Чушь! Что такое для бывалого морского волка жалкий «Адмиральский» квартет?
Ближе к утру всё кануло в унылое безразличие и бессобытийную пустоту. В итоге, проспал аж две пары!
* Одесную, десница - правая рука.
Продолжение следует -
http://www.proza.ru/2012/03/17/58