Бабушка и котлован

Юлия Черезова
        В погожий день начала апреля, когда солнце безжалостно топит последний снег, Маша и Аня остались дома с бабушкой. Сейчас она яростно шурудила на кухне,  поочередно заглядывая в кастрюли и ругая маму Маши и Ани на чем свет стоит. Мама уехала в командировку,  оставив сестер под приглядом бабушки,  а та времени зря не теряла – решила вплотную заняться инспекцией  хозяйства своей младшей дочери. Из кухни знай только и слышалось:
-Неряхи! Засранцы!
Маша с Аней присмирели и старались не раздражать бабушку, хотя Маша не выносила, когда ругали ее маму. Уже она порывалась пойти на кухню и твердо сказать той, что мама никакая вовсе не неряха, но бабушка так гремела кастрюлями, что Маша не сомневалась - ей тоже попадет под горячую руку, поэтому терпеливо сидела и ждала, когда бабушка сменит гнев на милость.

          Через час бабушка утомилась мыть кухню. Она вышла в комнату передохнуть, увидела непривычно тихих Аню с Машей и отправила их на прогулку, предварительно наказав Маше следить за младшей сестрой в оба.
Сестры оделись - Аня натянула боты из войлока и красную шапку,  Маша надела синюю шапку, и они пошли гулять. Маша и Аня жили в молодом сибирском городе, где  строили много и с удовольствием. Только, глядишь, закончили один дом, а вот уже роют котлован под следующий. Вот и во дворе пятиэтажки, где жили Аня и Маша, еще осенью вырыли глубокий котлован под новый дом. Теперь, весной, он был наполовину заполнен водой, образовавшейся из осенних дождей  и растаявшего снега. Детям во дворе особенно заняться было нечем – с горки кататься поздно, в  песке рыться рано, а вот в воде  поплюхаться – так  в самый раз. Но это так дети думали, а взрослые были категорически против  игр в котловане. И, надо сказать, небезосновательно: маленькие дети вполне могли  там утонуть, а старшие обязательно  промочили бы ноги и слегли бы  с какой-нибудь ангиной. Так рассуждали взрослые и строго-настрого запрещали детям приближаться к котловану. Дети, правда, все равно лезли в воду, и кто знает, сколько их пострадало в этих рукотворных озерах!
     Бабушка, начищая до блеска очередную кастрюлю,  крикнула Маше и Ане вдогонку:
-К котловану не подходить, в воду не лезть, не то выпорю! – правда, особого внимания на это сестры не обратили. Они росли непоротыми детьми, и, честно говоря, даже не знали, что это такое – «выпорю». Да и бабушка кричала так в основном для профилактики. 
   
        Первым делом Маша и Аня покружили по двору, поболтали со знакомыми, но они были еще совсем маленькими  девчонками, жили в этом доме  недавно, и не так уж много было у них знакомых. Солнце жарило, блеск воды в котловане слепил глаза. Мальчишки сидели внизу, у самой кромки воды на корточках и пускали кораблики из щепок.  Маша сказала:
-Ой, жарко-то как! – и сняла шапку.
Аня немедленно тоже начала развязывать свою шапку, но Маша строго на нее прикрикнула:
-Ты что, заболеть хочешь? Ты маленькая, тебе нельзя без шапки!
Аня надула губы и хотела зареветь, но Маша сказала:
-Пошли лучше воду посмотрим.
Они подошли к краю котлована и стали смотреть на водную гладь цвета какао. Глинистые почвы в городе всем лужам придавали насыщенный шоколадный цвет, и Маша часто ловила себя на мысли, что она непрочь отхлебнуть из лужи чашку-другую.  Но все прекрасно знают, что случилось с Иванушкой, когда тот выпил воды из лужи – он превратился в козленка. Умная Маша, недавно научившаяся читать, это прекрасно помнила. Да и вообще всем понятно, что в луже не может быть ничего хорошего. Так, задумавшись, Маша не заметила, что Аня потихоньку спускается к воде и уже даже наполовину спустилась, а точнее, съехала, потому как устоять на жирной мокрой глине было очень трудно. Аня съезжала и съезжала, и остановить ее не было никакой возможности – подошва ее войлочных ботиков была скользкой,  а руку ей Маша подать уже не могла, длины не хватало. Аня еще не поняла, что дело пахнет керосином и радостно тянулась к воде. Маша, побегав в поисках палки по двору, истошно крикнула:
-Анька, стой, не двигайся, утонешь! – Аня сразу ужасно испугалась и начала плакать. Мальчишки, пускающие свои кораблики, попытались оттащить Аню от воды, но сил у них было маловато, испуганная Аня же прямо одеревенела вся и только дико ревела. Ноги ее дрожали, ботики намокли, слезы горохом катились по лицу. Зрелище было душераздирающее, а взрослые, понятное дело, все на работе.
Маша рявкнула:
-Анька, держись, я за помощью!- и помчалась домой, на ходу содрогаясь от двойного ужаса – что будет с Аней и что им устроит бабушка. Страшно запыхавшись, она ворвалась в квартиру и крикнула:
-Аня тонет!
Бабушка, ни на секунду не потеряв присутствия духа, как была в фартуке и с тряпкой, ринулась вниз по ступенькам. Маша бежала за ней, стараясь не думать,  где Аня – у воды или уже в воде.

      Бабушка бежала споро, да и Маша не хуже, и они очень быстро очутились у котлована. Анина красная шапка виднелась далеко внизу, рев тоже был хорошо слышен. Она еще держалась на ногах, но с каждой минутой ей было делать это все трудней. Мальчишки подбадривали Аню как могли, но их  стало значительно меньше  - напугавшись, они разбежались по домам.
Бабушка ловко спустилась вниз и приказала Ане замолчать. Она схватила ее за руку, вытащила из воды и поволокла вверх, на свободу, чавкая и чмокая на ходу глиной. Наверху она отдышалась, схватила Аню за подол платья и понесла ее в одной руке, другой охаживая ее на ходу посудной тряпкой:
-Говорила тебе - не лезь в воду, говорила или нет?! Нет, Маша, ты-то куда смотрела?!  Если бы она утонула, а?!
Аня, опухшая от слез, рыдала во всю силу своих четырехлетних легких.
Маша бежала рядом, восхищенно думая: она, Маша, пожалуй,  не смогла бы нести Аню в одной руке, а другой бить ее тряпкой.

       Дома бабушка раздела Аню, бросила безнадежно глинистые ботики в таз, переодела в сухое и чистое. Все это молча, ругаться у нее уже сил не было. Потом в тишине ели все вместе суп, а после пили чай. Остаток дня Маша и Аня мирно играли в куклы и даже нисколько ни ссорились. Бабушка тоже успокоилась, села вязать жилет, периодически строго поглядывая поверх очков на внучек. Иногда она что-то шептала себе под нос, и чуткое ухо могло бы различить:
- «Слава Богу, цела...»