Глава 7
В кафе почти никого не было. За столом у окна пили кофе и курили. Виктор Иванович сидел, обхватив руками голову, и думал. Мысли вертелись комариным роем и кусали его, кусали. Он терял уже счет времени. Сколько сидит за столом – неизвестно. Понял лишь то, что удача уплывала, а невезение липло к нему как осенняя грязь.
Хочешь – не хочешь – дожди разжижают землю. Никакой тебе поблажки. Природа единая для всех, не то, что закон, одному писаный, другому - неписаный…
От перенапряжения на лбу появилась испарина. «Почему я такой невезучий? Все планы рухнули». Он потерял всё или почти всё. Куда девались его ловкость, талант и удачливость? Невезение ощущалось на каждом шагу, особенно в последнее время.
Около него сидела женщина, которая тоже, время от времени, прикладывала носовой платок к увлажненным глазам. Ей было тридцать с небольшим, но сегодня можно было бы дать и больше.
Это была Аня. Её волосы были покрыты чёрной косынкой. Значит, можно было предположить, что произошло непоправимое.
- В жизни всегда есть выбор, - сказала она.
Виктор, не поднимая головы, кивнул.
- Теперь и я понимаю, но шанса исправить ошибку, нет. Почему тогда не сказала мне, что у нас дочь, почему? Всё могло быть иначе, всё. Понимаешь!? А сейчас… у меня ведь других детей нет.
- А ты их хотел?
- Хотел.
Из-за прошлой обиды, она и сегодня не хотела говорить с ним о семейных отношениях, чувство мести заставляло её сопротивляться. Она сидела и глотала комки один за другим подступающие к горлу. Всё это время жила с обидой на него. И, тем не менее, не могла отрицать того, что любила его безответной любовью, что Викой дочку назвала-то в честь его.
- Как это случилось?
- Как? Разве сердце тебе не подсказывало?
- Подсказывало, но я не мог тебе помешать, ты жила своей жизнью – я своей.
- Эх ты…
Аня рассказала, что однажды, поздним вечером, когда Викторию провожал её парень, его сбила машина. Кто был за рулем, так никто и не знает, но после того случая, Вика начала ходить, спрашивать, пыталась повторно возбудить уголовное дело. Она была единственным свидетелем аварии. Прокурор заинтересовался. Стал проверять первоначальные данные в деле. Оказалось много накладок, неточностей… она говорила, что ниточки тянутся в ресторан… и не только… почему, не знаю. Вика боялась говорить, я это чувствовала, а чем могла ей помочь? Несколько раз её встречал какой-то парень и предлагал не настаивать на продолжение расследования. Она отказалась, а они... Я пыталась её отговорить, не получилось. Её убили в подъезде нашего дома, ножом… никто не слышал. Она не кричала. Утром соседи обнаружили, бедняжку… а у меня, так и застряли слова того подонка: «Скажите ей, чтоб она заткнулась, иначе её заставят заткнуться навсегда».
Аня рассказывала и заикалась. От долгого плача никак не могла отойти. Перенесенное горе было настолько велико, что волосы немного серебрились.
- Видишь ли, как всё повернулось. Ты и сам знаешь, там никому не прощают, тем более, излишнего любопытства.
- А парня-то, где парня сбили, можешь показать?
- На Угловой, где дом новый строится. Знаешь?
Вместо ответа Костров зарычал как медведь.
- Проклятье! – ударил кулаком по столу. – Проклятье! – продолжал рычать он. – Это ж я был, я! Понимаешь, я! Это я убил свою единственную дочь, я…, - скулил Костров. – Я… я…
Аня сидела с широко открытыми глазами и слушала. Правая рука прикрывала рот, казалось для того, чтобы истерика не могла вырваться наружу.
Костров плакал.
- Убийца, - шептала Аня, - убийца…
К их столику подошла девушка – разносчица, и спросила: Может чем-нибудь помочь?
- Нет, спасибо, уже не нужно, - сквозь слезы выдавила Аня.
Девушка пожала плечами и отошла.
- Ну и дура, - сказала она, скривив губы.
Многие, кто находился в кафе, давно уже обратили внимание на сидящую в углу парочку. Кто-то думал, что это обычная семейная ссора, кто-то ради любопытства, но те и другие ждали развязку.
Не так уж часто можно было видеть плачущего офицера.
- За что? За что её-то?
Он приподнял голову, и Аня увидела его глаза. Никогда она не видела таких глаз. Сверкающие горошины чистого хрусталя катились по щекам и скатывались в рюмку, которая наполовину была заполненная водкой.
Горечь с горечью мешалась на столе.
Многим этого, казалось, не понять,
что по лезвию ножа прошелся след
и упал, и некому поднять…
- За что так-то, Анюшка, за что? Почему раньше не сказала мне о ней, почему? – чуть ли не задыхаясь, говорил Костров. – Может, всё и обошлось бы, может, было бы всё по-другому!?
- Я думала об этом, но постоянно откладывала. Хотела на свадьбу пригласить, не получилось. День так и не назначили, не успели.
- А мы успели.
Она повернулась на голос.
- Похоже, проблема решилась сама собой, - насмешливо произнес кто-то сзади.
Аня в ужасе, смотрела невидящими глазами на голос, а потом, её тело обмякло, и она рухнула без чувств к ногам Кострова.
Костров сделал глубокий вдох и замер.
Чуть левее – стоял молодой, плотного телосложения, высокий милиционер и играл наручниками.
Костров приподнялся. В это мгновение их взгляды встретились. Он увидел столько враждебности и неприязни, что мышцы живота напряглись сами собой, ожидая чего-то, а правая рука по привычке потянулась к кобуре. Её не было.
- Не советую этого делать, - сказал милиционер и, пристегнул один наручник к Кострову, а другой накинул на свою руку.
- Порядок, вот сейчас вставай.
Костров поднялся и, как собака на поводке, пошел к выходу. Любопытные взгляды, молча, проводили их, а чуть позже загалдели не хуже вороньей стаи. Его охватило холодное оцепенение. Он с трудом дышал, а губы продолжали складывать одно единственное слово «Нет, нет, нет…»
Когда за ними захлопнулась дверь, Ане помогли встать. Она вышла на улицу. Свежий воздух немного улучшил её состояние, и все-таки оно оставалось желать себе лучшего. Куда идти - она не знала. Домой – там никого. Куда? Кто её ждет?
Она бродила по улицам города, пока не успокоилась окончательно. За все время не думала, да и не могла думать, – за что арестовали Виктора. Ей трудно было понять, что именно он главное звено в чудовищной цепи этих диких, казалось бы, убийств. Ей тоже не хотелось жить. Жизнь потеряла смысл.
Услышав шум приближающего автомобиля, Аня дернулась на проезжую часть, но что-то помешало ей. В последнюю секунду она в ужасе остановилась, а машина, запищав тормозами, вильнула и, не останавливаясь, умчалась вдаль. Пахнуло запредельным холодком.
Впервые, придя домой, Аня заглянула в зеркало и увидела изморозь на своей прическе.
- Боже мой, - покачала она головой со слегка печальным вздохом, - боже мой. Кто бы мог подумать, что так быстро пролетают годы. Прошлое удаляется, мы стареем. Остается лишь желание вспоминать иногда то, что не скрылось еще в лабиринтах памяти. А может ли оно вообще скрыться? Наверное, нет.
Она стояла, чуть наклонив голову набок, и рассматривала своё отображение. Легкий стук в дверь прервал её размышления. Она подошла и, не заглядывая в «глазок», открыла дверь.
- Прости старую, решила вот заглянуть, пооткровенничать, - сказала соседка, - если ты не против, конечно. Я вас знаю уже много лет, и тоже душа не на месте.
- Заходи, - обрадовалась неожиданному обществу Аня, и пригласила её пройти на кухню.
- Может чаю?
- Не откажусь. Можно чего и покрепче. А то я мигом. Настойка рябиновая есть, во! Упадешь – не встанешь. Принести? Можно и послабже.
- Спасибо Катюша. Лучше чаю. Эти дни на меня столько обрушили разного негатива, не хочется голову дурманить. Вон, как всю обсыпало, - она подняла кофточку.
- На нервной почве, - закивала головой Катерина. – Крепись, что ещё можно сказать? Жизнь продолжается – нужно и о себе подумать.
- Креплюсь, думаю.
Она поставила чайник на печку, включила газ и, не заметив, как пролетело время, услышала предупреждающий свисток.
- Не огорчайся из-за меня, Катя, я совсем не несчастная. Уж если на то пошло, я чувствую себя намного виноватей…
- Виноватей? – озадачилась Катерина.
- Я, естественно печалюсь, что Вику постигла безвременная смерть, но и Виктора жаль не меньше, ведь я любила его… вернее – люблю.
- Глупости! – воскликнула Катерина с неожиданной рассудительностью. – Как ты можешь жалеть человека, которого едва знала, Аня? Не глупи…
- Ах, Катя, Катя… я знаю, это именно тот случай, который называют судьбой и тем не менее…
Катерина воспользовалась заминкой подруги и решила помочь ей по-своему.
- Ты женщина еще не старая, я в этом возрасте не думала ещё Лёшку рожать, а вон уже какой вымахал.
- Ты о чём это?
- А о том! Человек ты самостоятельный, независимый. Ах, Анька, Анька, зачем тогда вышла замуж за Степана? Не любила ведь его!? Знаю - не любила.
Катерина глубоко вздохнула.
- А кто бы с хвостом меня взял? – как бы оправдываясь, сказала ей Аня. - Я же Виктору не говорила, а Степан не знал, думал, что дочка-то его. Вот и расплата. Не зря мне цыганка наворожила.
- Не обижайся, что я так с тобой начистоту, а дети разве хвост, глупая. Плесни-ка еще чайку-то.
Аня добавила в чашки более горячего, и уже раскрасневшаяся, слушала наставления Катерины.
- Есть у меня на примете один генерал…, - пережевывая липкую карамель, неожиданно сказала Катерина. – Видный такой, статный…
- Нет уж, хватит.
- Не торопись с ответом. Я его знаю во с каких лет… и тебя не меньше. Человек он хороший, сама увидишь. Наш, кубанский.
- Спасибо Катенька, но в этом деле я уж как-нибудь сама. В сватовстве не нуждаюсь.
- Я не неволю. Хотела как лучше, - смутилась Катерина. - Прости если что. В этом возрасте искать трудновато, вот я и подумала. Мужик – поискать таких… знаю что говорю, сама бы не прочь… Короче думай, мужик красивый, хороший.
- Буду иметь в виду, - сказала Аня, больше для того, чтобы не обидеть Катерину.
- Что, думаешь, если генерал то старый? – не унималась Катя, - они ж рано в отставку уходят… ему чуть больше сорока. Афганец. Жена у него погибла. Двое детей. Слишком скромный, чтобы позволить себе некоторые отступления. Военный, как ни говори, привык порядок держать. Нахлебается, как говорят, досыта, а никогда не признается, тем более, незнакомому человеку. Чужая душа – потемки… сам не сделает первый шаг. Отогреть бы его надо, Анюшка, отогреть. Помянешь моё слово, не пожалеешь.
- Однако влюбляться уже поздно, а так…
- Не скажи Анюшка, не скажи. Влюбляться можно в любом возрасте, а главное поддержка… каково одной-то, а с ним ты опять воспрянешь.
Катерина поднялась, подошла к Анне и обняла её. - Домой пора, нельзя злоупотреблять гостеприимством. А ты не унывай, держи нос по ветру. Кто знает, может, твоя любовь еще впереди! Главное, не отчаивайся. Кто знает?..
Катерина ушла, а Аня, убрав со стола посуду, включила телевизор - показывали парное катание. Она пощелкала по другим каналам – не найдя лучшего, вернулась на первый канал.
Хандра прошла, и она заснула, свернувшись калачиком на диване. Программа кончилась, и голубой экран посерел, шурша до утра сероватыми проблесками, а утром назойливый писк настроечной таблицы разбудил её, но был уже новый день.
Впервые, за последние две недели, она спала спокойно и беззаботно. Впервые чувствовала тягу к жизни. Переживания отошли на второй план. Осознала, наверное, что надо жить. Как же иначе. Всё приходит и уходит: день ли, жизнь. Впервые она задумалась. «Может, Катя и права. Жизнь продолжается, нужно искать свой выход».
Продолжение следует. http://www.proza.ru/2012/03/14/1181