Как рассказать об истории открытия, которое при популяризации выглядит тривиальным, а при возврате на профессиональный язык перестаёт быть понятным? Мастера научно-художественной литературы 60-х годов давно ответили на этот вопрос: надо рассказать о том, что чувствовали авторы открытия, о чём размышляли. И лучше, если своих переживаниях и размышлениях расскажут сами авторы. Так в музее ОИЯИ, в рамках историко-научного семинара был организован цикл лекций «История открытий — от первого лица». Открытие запаздывающего деления атомных ядер представлял один из его авторов ведущий научный сотрудник Лаборатории ядерных реакций Н. К. Скобелев.
Физик — дитя природы и остаётся дитём всю жизнь. Вот почему физики, как правило, выглядят молодо, а Николай Константинович именно так и выглядит: неприлично молодо. Подобно Ньютону в его возрасте, он сохранил зубы, и ни один волос, кажется, не упал с его головы, а в отличие от Ньютона, он даже не убелён сединами. Он прожил в мире ядерных реакций более полувека, прошёл через все распады и спонтанные деления, и это была действительно история от первого лица.
Бросив взгляд на публику, а большинство из них он хорошо знал, Николай Константинович весело улыбнулся и обозначил жанр:
— Семинар носит ЛИЧНОСТНЫЙ характер, поэтому я буду говорить в том числе и о себе!
Человек скромный, он начал с Беккереля, включив открытие радиоактивности в историю своей жизни. Чем традиционная лекция об открытиях отличается от рассказа авторов этих открытий? В какой-то момент лекторы откладывают в сторону то, что можно прочитать в учебниках, и начинают рассказывать о пережитом лично. Для Скобелева история ядерной физики стала частью его биографии в конце 1957 года, во время дипломной практики в Курчатовском институте. И причастил его не кто иной, как Георгий Николаевич Флёров. Темой дипломной работы стало измерение периода полураспада спонтанного деления америция-241; до этого его измерял Сегре, но результат показался Флёрову сомнительным, и молодому человеку предстояло перепроверить классика ядерной физики, к чему он не без некоторых опасений и приступил. Оказалось, что классик всё-таки ошибся, и поправка Скобелева стала частью его дипломной работы.
Из дорогих воспоминаний: однажды вечером в лабораторную комнату, где у Скобелева работал форвакуумный насос, заглянул Курчатов, его кабинет был чуть дальше по коридору. Спросил: «Чего шумишь?». Пришлось молодому человеку держать ответ, кто он такой и чем тут занимается, и беседа закончилась тем, что великий человек сказал: «Хорошо».
Таков первый сюжет в его научной биографии. А потом события переместились в Дубну, в Лабораторию ядерных реакций, где завершалось строительство новейшего ускорителя тяжёлых ионов. Шёл 1961 год, приближалось 7 ноября, коллектив Лаборатории ядерных реакций, мобилизованный на синтез 104-го элемента, готовился к решающему штурму. Руководил этой группой замдиректора Лаборатории С. М. Поликанов, правая рука Флёрова, и Скобелев попал к нему.
За пультом сидел представитель госкомитета по атомной энергии, готовый рапортовать наверх об успехе. Но рапортовать оказалось нечем. Сигнал, который, как полагали, подавал из микромира104-й, исходил от другого, уже открытого элемента. После того как первое разочарование прошло, Флёров заново сформировал команду, и началась трёхлетняя осада 104-го.
Между тем С. М. Поликанов с двумя единомышленниками продолжал изучать «таинственного незнакомца» на старом знакомом циклотроне Курчатовского института и пришли к выводу, что «незнакомец» этот — хорошо известный элемент америций с необычным периодом полураспада, который по чистой случайности совпал с тем, что предсказывали для 104-го. Так был открыт первый спонтанно делящийся изомер.
Лабораторию ядерных реакций недаром называют самой авторской лабораторией в ОИЯИ. Иногда говорят даже, что в ней никогда ничего не делалось без ведома Георгия Николаевича. Но это не совсем так. Историограф ЛЯР и соавтор открытия 102-го элемента В. А. Щёголев уточнял, что нарушения были, Г. Н. о них знал, называл «партизанщиной», преследовал, но когда получалось, говорил: «А! Ладно».
В случае с Николаем Константиновичем, однако, обошлось без «партизанщины». Георгий Николаевич, находясь под впечатлением растущего интереса к аномальному америцию и возросшей славы его бывшего первого любимого ученика С. М. Поликанова, отдал распоряжение искать другие спонтанно делящиеся изомеры с большим периодом полураспада, и Н. К. Скобелев был одним из тех, кто это задание получил.
Что из этого вышло? Повторилось то, что можно отнести к сквозным сюжетам истории науки. Пытались синтезировать 104-й — наткнулись на спонтанно делящийся изомер. Искали спонтанно делящийся изомер — открыли ещё один, неизвестный ранее вид радиоактивности: запаздывающее деление ядер.
После «краткого мига торжества» снова началась повседневная работа. Затем последовала почти детективная история с журнальной публикацией. Через несколько лет наступила очередь «бодаться» с комитетом по изобретениям и открытиям. Не хватало прямых свидетельств того, что делению действительно предшествует К-захват, и это тормозило регистрацию открытия, но вера в К-захват была и сохранялась до тех пор, пока не перешла в уверенность после того, как на Западе, повторяя эксперимент дубненской группы, выделили рентгеновскую К-линию дочернего элемента.
На фоне других эпизодов из истории науки, в которых кипят шекспировские страсти, запаздывающее деление выглядит пасторальной картинкой, но это хорошая история с крепким началом и счастливым концом: в 1975 году комитет по изобретениям и открытиям зарегистрировал открытие запаздывающего деления ядер, и оно было внесено в Государственный реестр открытий СССР.
Николай Константинович сам себе был и научным руководителем, и ответственным исполнителем темы, всё делал своими руками, но без соавторов не обошлось. Стоит ли уточнять, что одним из них стал Флёров? Стоит! Потому что иногда Георгий Николаевич самолично вычёркивал себя из списка авторов работы, говоря что хорошая благодарность лучше плохого соавторства. И сам же иногда аккуратно вписывал себя в список авторов. Угадать, что он выберет, соавторство или благодарность, заранее было невозможно: по словам В. А. Щёголева, Георгий Николаевич обожал «психологические этюды». Ещё одним соавтором стал главный инженер лаборатории В. И. Кузнецов.