http://proza.ru/2012/03/11/1153 (предыдущая глава)
Глава 10. Конфликтный сосед
И снова мои мысли по кругу возвращались к Светлане Корнеевой. Нет, я теперь не мучился вопросом, где мог встречать её раньше. Смирился с мыслью, что если и встречался, то, скорее всего, где-то далеко-далеко, в своих юношеских снах, когда днями и ночами грезил о прекрасной женщине.
Сейчас все мои мысли и чувства были подчинены поиску убийцы. То обстоятельство, что Корнеев сам, похоже, убийца, если допустить, что смерть молодого таджика его рук дело – для меня сейчас не имело принципиального значения. Конечно, в тех случаях, когда жертвами по моим делам являлись совершенно безвинные люди, к моему профессиональному стремлению найти убийцу примешивались эмоции. Но нередко сочувствие к жертве мешало, сбивало с обычного рабочего ритма, придавало моей деятельности элементы пристрастности. Особенно, когда по делу появлялись первые фигуранты, предположительные убийцы. Пристрастность следователя иногда приводит к тому, что случаются самооговоры подозреваемых.
В ситуации с Корнеевым для меня было важно, чтобы убийце, отнявшему жизнь пусть у плохого человека, не удалось уйти от ответственности. Взял на себя смелость переступить черту – будь смелым до конца, отвечай. Может быть поэтому, апеллируя к моему чувству справедливости, пока ещё робко, где-то в области моего периферического зрения, снова замелькала тень Корнеева.
Моя интуиция, опыт подсказывали мне – убийца, скорее всего из самого близкого окружения убитого. Поэтому, вдова пока остается среди подозреваемых на первом месте. Но проверить надо так же приятеля Корнеева – Бекетова и этого мастера-ламинатчика, которого я совсем упустил из виду.
Я снова и снова перелистывал протоколы допросов, осмотров, перечитывал рапорты оперативников, анализировал всю имеющуюся информацию. Сосед Павлюченков, «инородцы», партнёры по бизнесу, друзья погибшего Смольянов и Бекетов, ну и, конечно же, сама Корнеева… Эти версии в моей голове переходили одна в другую, образовывая круг, вроде той змеи в известном символе, которая пытается проглотить свой собственный хвост.
Изучение детализации телефонных переговоров с домашнего и сотового телефонов Корнеевой Светланы заставило меня призадуматься.
Так… Вот разговор Светланы с дочерью…дочери с ее бой-френдом… родителями… деловые разговоры… Обо всем, всякая ерунда! И ничего, что говорило бы о страданиях от потери близкого человека!
Я даже пожалел Корнеева. И напрасно. Он оказался тут как тут. Перестал мелькать робкой тенью на стекле книжного шкафа, а устроился напротив, на стуле, куда я усаживаю допрашиваемых. И задолдонил:
«Да, не очень-то, похоже, моя Светлана страдает. Вот ведь! Ну ладно, жили плохо, но у нас же общий ребенок – уже взрослая дочь. Невеста, можно сказать! Где, положенные в таких случаях слёзы? Где жалобы родственникам и друзьям? Где стенания? В конце концов, могла бы и в следственное управление заглядывать почаще и тормошить следователя! Обычно-то потерпевшие бывают крайне назойливыми! Подозрительно она себя ведёт, ох, подозрительно, Иван Иванович!»
Тем не менее, я не увидел каких-либо намеков на конфликты в этой семье, которые могли бы закончиться убийством…
Так, ну а насчёт «инородцев»…
«Инородцев, инородцев! – заворчал Корнеев. – «Дались они вам! Ну, побил я таджика, да, не рассчитал по-пьянке своих сил. Умер он. Получил бы условное наказание за это, скорее всего, учитывая, как общественность вступилась за меня. Да если бы и захотели мне отомстить, то убийца не стал бы ждать, когда у меня появятся деньги!»
«Да, зачем ждать? – подумал я. – «Инсценировать разбой? Сложно всё это.
А по делу видно, что потерпевшего «пасли» продолжительное время. А если принимать в расчет версию про «мстительных инородцев», то встаёт вопрос – зачем надо, продолжительное время выслеживать жертву, рискуя при этом засветиться? Тут и раньше могло быть сколько угодно удобных моментов для мести, для убийства. Все должно быть проще…
Вот, к примеру, Павлюченков, сосед...
«Так-так-так!» – оживился Корнеев. Он даже встал и заходил по кабинету.–«Уже ближе! Ведь это такой гад, каких свет не видывал! Устроил автостоянку личную под своими окнами! А я где должен был парковаться, а?»
Да, был конфликт между соседями из-за парковки… А жизненная практика подсказывает – самые обычные бытовые конфликты, нередко и являются причиной убийства.
Я поднял телефонную трубку и стал набирать номер телефона Румянцевой. Но, ни на рабочий, ни на сотовый она не откликалась. А ведь Валентина уже давно получила от меня задание собрать информацию об этом Павлюченкове. Но полного отчёта от неё так и не дождался.
Придётся самому его допросить. И лучше будет это сделать не откладывая. Если не удастся допросить его самого – то хотя бы соседей. Заодно не мешает еще раз взглянуть на место происшествия, где разыгралась эта трагедия.
Захватив папку с документами, я спустился во двор, еще издали лаская взглядом свою синюю «десятку». Недоброжелательно покосился на старенькую Тойоту, которая явно осложнит мне выезд из дворика. Корнеев, семенивший рядом, услужливо пнул Тойоту: «Ставят, где попало, блин!»
Мне повезло. По улице Бебеля и по Технической я промчался без задержек. Никаких пробок не было. И вот выехал на залитый радостным весенним солнцем проспект Седова.
Впереди замаячило здание с колоннами, этакий ареопаг – заброшенный дворец культуры Железнодорожников. «Удивительная расточительность», – подумал я, глядя на этот пустующий посреди парка дворец, крыша которого, а также балконы и террасы, заросли молодыми березками и кленами.
Место происшествия было во дворе дома №22 по улице Коуровской, примыкающей к проспекту Седова. Весь квартал состоял из старинных, сталинской постройки, трех-пятиэтажных особняков. Между собой дома соединялись вычурными арками. Там и здесь можно было натолкнуться во дворах на полуразрушенные беседки с когда-то белыми, а сейчас облезлыми, колоннами, с полуразрушенной лепкой, изображающей львов и райских птиц. Во дворе работники ЖЭУ в синих комбинезонах, как на субботнике, дружно прятали мусор в черные пластиковые мешки. Я обратил внимание, что практически все они были таджиками. Вместе со взрослыми можно было увидеть таких же старательных подростков. Довольно споро они завязывали наполненные мусором мешки.
Мне нравился этот район старой Сортировки. Чем-то он напоминал старый Уралмаш, а также центральные районы окружавших Екатеринбург рабочих городов-заводов. Все здесь было выдержано в одном определенном стиле, стиле эпохи социалистического государства, победоносно возрождающегося после военной разрухи. Отсвет надежды и веры в скорое наступление коммунизма был на этих начинающих сейчас разрушаться кварталах. В этом районе практически не встречались новостройки, в отличие от центра, обрастающего небоскребами и стеклянными дворцами с замысловатыми куполами.
«Вот ещё один вам, господин следователь, повод для раздумий», – сказал Корнеев, выходя из машины следом за мной. – «В последнее время я-то жил у матери в Юго-Западном районе! А тут, у себя, появлялся редко! А убили меня именно здесь!»
Я обошел вокруг дом, в котором жил потерпевший Корнеев. И у меня стало зарождаться подозрение, что Корнеев стал жертвой, благодаря таившейся в этом тихом дворике идеальности условий для длительной слежки и последующего убийства.
Помимо двух беседок с колоннами, во дворе находилось здание котельной, с трубой, гигантским кирпичным телескопом устремившейся в небо; несколько металлических, окрашенных серебряной краской гаражей, не дававших соскучиться, по крайней мере, трем поколениям подростков. Ну, а посередине двора находился хоккейный корт, обнесенный глухим, достаточно высоким дощатым ограждением, аляповато разрисованным местными панками яркими красками.
Затеряться во всем этом многообразии преступнику не составляло никакого труда.
«Обратите внимание, господин следователь!» – Корнеев исправно исполняя роль гида, вывел меня на середину двора. – «При всем при этом, выходов со двора на улицу всего лишь два! С одной стороны можно выйти через арку на проспект Седова, с другой – на улицу Коуровскую. Ну, а там дальше – в парк и к заброшенному дворцу культуры. Каково? Казалось бы, идеальное место для убийства, но двор-то, хотя и большой, практически замкнутый! Всего-то и есть два пути отхода. Если у ближайшего выхода меня ждал проклятый водила Колабошкин – ни дна ему, ни покрышки! – то убийце после нападения придется бежать ко второму выходу через весь двор!»
«Да, как-то непрофессионально получается», – подумал я.
Павлюченкова дома не оказалось. «Он должен быть в гараже. Сегодня пятница», – сказала его мать, пожилая женщина лет семидесяти. Она стояла в прихожей, тяжело опираясь на палочку, и с тревогой глядела на меня. – «По пятницам он всегда там, с друзьями задерживается». Голова у нее по-деревенски была обвязана цветастым платком. Женщина плохо слышала, и долго расспрашивать ее было тяжело, да и бессмысленно. Я обошел еще несколько квартир, застал дома нескольких соседей, допросил их. На выходе из просторного и чистенького подъезда, я остановился и задумался.
«Вот-вот, Иван Иванович! – поймал мой взгляд Корнеев. – «И я о том же! Видите, где удобнее всего было меня подкараулить и совершить нападение. В подъезде! Во-первых, можно было укрыться в нише – колясочной»
Корнеев присел в затемненной нише и стал совсем невидимым и уже оттуда, глухо, как из погреба, продолжил вещать: «Во-вторых, здесь просторно. Подъезд на кодовый замок, как это принято сейчас повсеместно, не закрывается. Преступнику ничего не мешало расположиться здесь. Я с семьёй жил на третьем этаже. Убийца слышал бы, как я спускаюсь по лестнице и смог бы подготовиться. Но у вас почему-то убеждение, что нападение совершено на улице. Ну да, лужица крови на асфальте во дворе и показания моей вдовы, утверждавшей о моих криках со двора. А вот соседи ничего не слышали!»
Весь в раздумьях я зашёл в соседний подъезд и допросил еще нескольких соседей, после чего направился в гаражи. Никто из жильцов соседнего подъезда так же не слышал какого-либо шума во дворе; да и вообще, что-либо подозрительное в то утро не заметил.
Гаражи располагались в метрах трехстах от дома Корнеевой, возле уцелевшего островка когда-то шумевшего здесь соснового леса, на улице Маневровой, напротив Железнодорожной стоматологической поликлиники. Здесь был своеобразный тупичок. Улица Маневровая деликатно обходила сосны и уходила в сторону, чтобы продолжить свой бег дальше, обойдя этот сохранившийся уголок природы. «Надолго ли? – подумал я и увидел людей.
Павлюченков в окружении товарищей, видимо таких же автовладельцев, сидел возле раскрытого гаража, у дымящегося мангала, и кочегарил тонким металлическим прутом. Рядом на импровизированном столике высилась горка заправленных мясом шампуров. Тут же бегали чьи-то детишки. Ближе к ящику пива, деликатно прикрывая его от посторонних глаз, расположились детская коляска и трехколесный велосипед; и на все это мужское веселье взирала с затаенной угрозой женщина в белом плаще, державшая за руку девочку лет пяти.
– Присаживайся, старина! – пригласил меня кто-то из водителей, угадав во мне представителя власти. Мне освободил тарный ящик, служивший кому-то креслом. Павлюченков, мешавший импровизированной кочережкой раскаленные древесные угли, бросил на меня недобрый взгляд. Кивнув одному из товарищей на мангал, он подошел ко мне и пригласил в стоявшую неподалеку «Ниву».
– Меня уже оперативники всего задёргали! – пожаловался он. – Неужели всерьез меня подозреваете?
Выражение неудовольствия и досады так и не сходило с его лица. Он закурил и нехотя стал отвечать на мои вопросы.
– Дерьмо он, этот ваш Корнеев! – решительно заявил он, отвечая на вопрос о взаимоотношениях с потерпевшим. – Если б не спрашивали, то ничего бы и не сказал о мертвом! А так скажу – за что боролся, на то и напоролся! Расплодилось сейчас это племя, повылезло из подворотен! Как будто у них три горла жрать. Я понимаю, если бы ему надо было кормить много детишек или инвалида там, на ноги поставить. Нет, у детишек и инвалидов отбирают, чтобы тачку покруче купить, да чтоб пожрать и выпить до посинения. Дочка у него уже взрослая – нянчиться с ней ему не надо; да, по-моему, он ей от своего куска даже крошки не дает! Видел я, как он усаживался в машину свою, эту навороченную, из-за которой у нас конфликт произошел; так при этом криком кричал ей и ее парню, дескать, что я вам тут, автобус, что ли? Да рукой махал. Мол, вон трамвай – он вас быстро домчит, куда вам надо. И уехал. Дочка чуть не плакала… А у меня, если хотите, алиби. Не было меня здесь и – вообще в городе. У брата в Челябинске гостил. Аккурат, 19-20 апреля и гостил. Брат подтвердит…
«Обратите внимание, господин следователь! – снова закрутился возле меня назойливой мухой Корнеев, всё это время безуспешно пытавшийся проколоть колёса у павлюченковской «Нивы». – «Павлюченков заранее побеспокоился о своём алиби! Брат подтвердит! Знаем мы, как делается такое алиби! Злой он и очень мстительный этот Павлюченков. За обиду может жизни запросто лишить. Вы же сами всегда говорили, что убийство вызревает на навозной куче быта!»
После допроса, отказавшись от предложенного мне шашлыка и глотая слюнки от ароматного дымка, я поехал домой. Было около девяти вечера, в прокуратуру я заезжать не стал и, через каких-то двадцать минут, благодаря пустынным к этому часу улицам, был уже дома.
Вспоминая шашлык, от которого так решительно отказался, я достал из холодильника опостылевшие безвкусные сосиски. Бутылка прохладного пива, иногда две, обычно меня примиряли с этим продуктом.
И в то же время, даже сейчас, за ужином, из головы не выходили мысли об убитом Корнееве, о его жене, их взаимоотношениях…
Выйдя на балкон, снова вспомнил, что бросил курить. Я жил на окраине Юго-Западного района. Мои окна выходят на объездную дорогу и простирающийся за ней лес. Вдыхая сгустившийся к вечеру и напитанный влагой лесной аромат, я глядел на проносящиеся огни автомобилей, на длинную цепь высоких фонарных столбов, своими огнями уходящих в бесконечность, а точнее в сторону соседней Перми, и подумал: «А ведь неспроста в моем сознании выкристаллизовалась вот эта взаимосвязь: труп Корнеева и его жена. Есть, видимо, много деталей в этом деле, которых я ещё не осознал, но которые исподволь указывают мне на эту взаимосвязь. Все свидетели утверждают о наличии между ними конфликта. При этом у Корнеева была любовница…
«Что вам всё любовница моя покоя не даёт, а?» – возмутился Корнеев. – «Думаю, вам стоит подумать о том, что у моей вдовы тоже может быть любовник!»
«Да, – подумал я. – «А вот это я совсем как-то упустил!».
http://proza.ru/2012/03/13/2002 (продолжение)