Надо уезжать

Владимир Бененсон
Надо уезжать

          Как всегда, прислонив велосипед к забору около калитки, Игорь вошел на участок, а я, увидев его с террасы, спустился ему навстречу.
- Я в магазин еду за молоком, тебе взять? – спросил он.
- Да нет, у нас вроде пока есть.
- На рыбалку вечером пойдешь? Впрочем, чего я спрашиваю. Меня с собой возьмешь?
- Конечно, возьму. По пути заеду часов в пять, – сказал я. – А ты чего такой серьезный?
- Да все нормально. Вечером поговорим.
        Вечером мы неспеша крутили педали своих велосипедов по направлению к водохранилищу. Справа и слева проплывали заборы дач. На Светкином участке раздавались звуки пинг-понга, но играющих не было видно из-за стены малины вдоль изгороди. Дальше, почти на выезде из поселка, Игорь по привычке нежно взглянул на старый двухэтажшый дом,  еле проглядывающий сквозь заросли отцветающей сирени. На этой даче летом жила Наташка, любовь и мечта его юности. Теперь она там жила с мужем, страшно потолстевшая и непохожая на себя самою десять лет назад.
        Потом наши велосипеды покатились с горки, через овраг, потом через поле, потом вдоль залива, и, наконец, отстегнув замок и отбросив цепь на пирс, мы сели в лодку, покачивающуюся на ласковых водах Клязьминского водохранилища. 
       Огибая ближайший мыс, равномерно взмахивая веслами, я мысленно поздоровался со знакомой цаплей, стоявшей в камышах, а Игорь сидел молча, видимо не зная, как начать запланированный разговор. Наконец мы доплыли до места и, развязав рюкзак, я вытащил из него пару удочек.
- Бери любую, – как  обычно предложил я. Немного помолчав и не отреагировав на предложение, Игорь, наконец, произнес:
- Володь, надо уезжать.
- Куда? – удивился я.
- Не куда, а откуда. Отсюда. Нечего здесь делать.
         Оторвав взгляд от удочки, я смотрел на ту сторону водохранилища, на пристань Горки, с которой, набирая скорость, отходила “Ракета”.
- И давно тебе пришла в голову эта идея? – спросил я.
- Ну, не важно, в-общем, мы уезжаем...
- Скоро?
- Месяц, два... В Америку.
- Класс!.. Хорошо, что ты мне раньше не сказал, а то я бы настучал на тебя в КГБ.
- Да ладно, Володь, это все мать. Просила не говорить никому пока не пройдут документы... И тебе надо уезжать, если есть возможность.
- Зачем? Я все здесь люблю. Люблю эти места, люблю друзей.
- Да здесь же просто опасно, разве ты не видишь? Вон, Рыжий с Лысым возьмут да и убьют тебя по пьянке.
- Это почему? У меня с ними хорошие отношения.
- Вот убьют, а потом наутро протрезвеют и пожалеют об этом, скажут:”Хороший, все-таки, Вовка парень был, зря мы его пришили.”   
       Вскоре Игорь уехал в Америку, а я до сих пор вспоминаю этот разговор и нашу жизнь на даче в молодости.
        Как-то вечером я к нему зашел. Было нам тогда по шестнадцать-семнадцать, оба мы учились в музыкальном училище на одном курсе. Пианино стояло на террасе, рядом на столе – пепельница с бычками, во рту у Игоря горящая сигарета, дым от которой иногда попадал ему в глаз, а он с удовольствием его зажмуривал, глядя на клавиатуру другим – открытым. Из-под пальцев звучало что-то вроде Бони М, Аббы или Смоков. Я, как всегда, сел рядом со своей сигаретой, но снаружи раздался свист и, выйдя на крыльцо, мы увидели за забором Рыжего и Лысого.
- Я сейчас занят, – крикнул им Игорь сдавленным голосом.
- Дай трояк, завтра отдадим, – крикнул Рыжий.
- У меня нет, – выдавил Игорь.
- Вовик, выручай, – обратился Лысый ко мне.
- Хорошо, идите ко мне домой и попросите у бабушки, скажите – я разрешил.
       Махнув рукой, Рыжий с Лысым побрели куда-то дальше, а Игорь облегченно вздохнул.
- Представляешь, уже два раза занимали и не отдают. Вот опять приходили.
- Да позвал бы ты их домой, налил бы им портвейну, поиграл на пианино, нормальные они ребята... И деньги твои они скоро тебе отдали бы.
- Ты что, с ума сошел? Впустить их внутрь! Да они же потом зимой залезут и обворуют. Нет, нельзя им показывать внутри.
- А ты думаешь, они к тебе ни разу не залезали?
      Этот вопрос загнал Игоря в тупик. Закурив следующую сигарету, он отправился назад к пианино.
      Незадолго до этого, проходя мимо моего участка, Рыжий с Лысым махнули мне рукой. Я вышел к ним, а Рыжий сказал:
- Вовик, пошли с нами дачников бить.
- А я и сам дачник, – ответил я.
- Да какой ты дачник, идешь?
- А куда вы идете?
- На генеральские дачи. Представляешь, там один козел, весь такой в джинсах и кроссовках, с двумя телками гуляет. Так он нас вчера деревней обозвал. Жаль, народу рядом много было, а то бы я ему рожу начистил.
- Ладно, подождите, вы все равно мимо пруда идете. Пока вы будете рожи чистить, я рыбу половлю, а потом вместе пойдем обратно.
По дороге на генеральские дачи Рыжий вдруг вспомнил:
- Слушай, Вовик, ты тут одной девчонке нравишься. Давай я ее с подружкой к себе приглашу, посидим, выпьем...
- А кто это?
- Да Маринка, на Свердлова ее дача, недалеко от карьеров.
- Знаю. А подружка Оксанка?
- Ну да, но она моя.
- А что, давай, – согласился я.
         Побить того козла им в тот вечер так и не удалось. Завидев Рыжего с Лысым издалека, вся   компания в джинсах и кроссовках просто скрылась за высоким забором одного из генеральских участков. Вернувшись ко мне на пруд, они без всяких эмоций рассказали эту короткую историю, а Рыжий предложил:
- Бросай ты эту рыбалку, все равно у тебя ничего не клюет. Пойдем назад, я возьму          мотоцикл, съезжу к Оксанке и, если они согласятся, заеду за тобой.
         Через пару часов Рыжий-таки за мной заехал и в тот вечер я впервые побывал у него в доме. На улице он производил впечатление хулигана-деревеньщины, который только и думает, что надраться и дать по роже какому-нибудь очкарику. У себя же дома он оказался очень гостеприимным. Притащил кучу какой-то неплохой бормотухи, еды, сигарет, магнитофон, и к девчонкам относился просто и вежливо. Время мы провели как нельзя лучше и домой я заявился только под утро.
         Несколько раз в течение лет Рыжий с Лысым приходили занимать у меня деньги и всегда отдавали. Как-то в разговоре со мной Рыжий узнал, что на заливе в камышах хорошо идет щука, а у меня нет болотных сапог. Вечером того же дня он привез мне свои, сказав, что ему они все-равно не нужны.
         Как-то они опять заняли у меня очередной трояк и не отдали. Время спустя я увидел их у своей калитки и, подойдя, понял, что о долге своем они не забыли, но хотят занять еще. Игоря они планомерно обирали уже несколько лет и он к этому привык, называя это налогообложением.
- Вовик, дай денег, выпить хочется, – с каким-то непонятным выражением голоса обратился ко мне Лысый.
- А где пить собираетесь? – спросил я.
- Не знаю, может в лесок пойдем...
- Я тоже с вами, только возьмите водки, я бормотуху не хочу. Подождите, сейчас деньги принесу.
       Их лица моментально преобразились. С облегчением и радостью Рыжий быстро заговорил:
- Вов, возьми чего-нибудь закусить, хоть лучка с хлебом, и стаканы.
- Все будет, – улыбнулся я.
        В лесочке, прилично надравшись,  мы сидели на траве, глядя на небо и думая каждый о своем. Вдруг Лысый сказал:
- Володь, про тот трояк я не забыл, просто денег не было. Как будут – отдам.
       Лысого я увидел впервые на футбольном поле, где по вечерам собиралась довольно большая компания ребят всех возрастов погонять мяч. Делились на две команды и играли почти до самой темноты. Иногда, чаще в середине вечера, появлялся Лысый. Ребята сразу начинали шутливый спор о том, за какую команду он будет играть.
- Берите его себе.
- Нет, мы выигрываем, пусть к вам идет.
- Ну, давай монетку кинем, все-равно теперь всем кабздец настал!
       Лысый был очень активным в игре. Носился по всему полю без остановки, стараясь отобрать мяч и у чужих и у своих и забить гол. При этом сильно бил всех мешающих ему по ногам, сам того не замечая. Было ему тогда лет двенадцать, а на ногах у него были одеты солдатские сапоги, причем явно его размера. Чем-то он напоминал маленького казачка из народных плясок, который в середине танца выскакивал на сцену и начинал выкидывать коленца посреди расступившихся взрослых плясунов. Хватало Лысого ненадолго. Наигравшись в футбол за полчаса, он удалялся туда, откуда и пришел.
          Постепенно, встречаясь на улице, мы познакомились, но отношения между нами оставались неизменны: мы просто шли вместе до тех пор, пока нам было по пути. Был он хулиганом, драчуном и двоечником, но страха у меня не вызывал. Было только осторожное любопытство, думаю, и с его стороны тоже.
         Один раз, встретившись на дороге, мы двинулись вместе, а подойдя к его дому, он попросил меня постоять у калитки минутку, чтобы потом вместе продолжить путь. Прошло минут пять, а Лысого все не было. Я куда-то спешил, но уйти не попрощавшись не хотел. Войдя на участок, я увидел старый покосившийся дом, дверь была приоткрыта и я в нее заглянул. Меня поразила страшная грязь и бедность, но еще больше вид его матери – старой, темной старухи. Я хотел было что-то сказать, но Лысый буквально вытолкнул меня наружу. Смотрел он на меня с неподдельным страхом, а потом, как-то сжавшись, залепетал:
         -       Я же просил тебя ждать на улице, зачем ты пошел...
        Некоторое время мы шли молча. Мне уже давно было пора повернуть в свою сторону, но я не мог этого сделать. Наконец, я спросил:
- Ты куда?
- К Рыжему.
- А чего будете делать?
- Не знаю.
- Ну, пока.
- Давай .
       Последний раз мы встретились с Лысым за три месяца до моего отъезда в Америку. Мне тогда было тридцать три, ему, как всегда, на год меньше. Повстречались мы на пути к станции. Я ехал домой в Москву, он – в Лобню.
- Слушай, я тебя не видел больше года, – начал я.
- Да сидел я, вот только месяц назад выпустили.
- За что?
- За драку... А ты как?
- Уезжаю в Америку.
- Да ты что!
- Да.
- А чего так?
- Родители очень хотят и жена тоже.
- А ты?
- Я люблю родителей и жену.
- Что, насовсем?
- Сейчас да, а потом посмотрим.
       Войдя в вагон и сев на лавку, я в последний раз взглянул на Лысого из окна отходящей электрички. Он стоял, облокотившись на железные перила, и неподвижно глядел себе под ноги, на асфальт платформы.
       Уже будучи в Сиэтле, я несколько раз разговаривал по телефону с Игорем, который к моему приезду стал аборигеном, прожив в стране более трех лет. С энтузиазмом он рассказывал мне о всех премудростях жизни на велфере, в чем сам достиг несомненного совершенства. Игорь давал мне массу полезных иммигрантских советов от чистого сердца, а когда узнал, что я начал работать, сказал, что делаю я это зря. Объяснил, что музыкой хороших денег в этой стране заработать невозможно и нужно идти учиться на компьютерщика, что он сам и собирается делать.
       После обучения иммигрансткой грамоте Игорь всегда переходил на тему России. Через некоторое время я понял, что ради этого он и звонил. "Слышал, в Совке опять самолет разбился?", "Слышал, в Совке целый жилой дом взорвали?", "Слышал, журналиста убили?". Как-то я его поправил:
      - Игорь, нет больше Совка, есть Россия.
      - Да брось ты, как был Совок, так и остался!
      - А что бы ты хотел, чтобы Россия оставалась Совком или становилась лучше?
      - Да никогда в ней не будет лучше.
      - Нет, Игорек, не уклоняйся от ответа, что бы ты хотел?
      - Ну конечно, чтобы стало лучше.
      - Молодец, правильный ответ, но я тебе не верю. Если бы ты хотел добра своей Родине, то ты не нес бы в ее адрес только негатив. Тебе необходимо постоянно убеждать себя в том, что уехал ты не зря и не прогадал. Поэтому ты и злорадствуешь.
       После этого разговора мы не общались несколько лет, но после “девять-одиннадцать”, кажется, на следующий день, раздался звонок и я взял трубку.
- Володь, ты, конечно, все видел по телевизору, – взволнованно начал Игорь.
- Да.
- Вот сволочи, да? Сколько невинных людей убили!
- А ты слышал, что сказал этот придурок Буш? – спросил я. 
- Придурок?
- Ну да, и что он сказал.
         Игорь молчал.
- Он сказал, что все они за это заплатят и, если будет нужно, то мы по ним ударим ядерным оружием.
- И правильно! И ударим!
- Да что ты, Игорек, и ударите? По невинным людям? Ведь атомной бомбой меньше миллиона не убьешь.
- И два убьем, если надо. Им спуску давать нельзя. Знаешь, Володя, в жизни, как в шахматах – кто нападает, тот и выигрывает.
- Не знаю, не знаю, в данный момент все выглядит очень наоборот. Тот, кто нападал, получил по самому носу. Знаешь, Игорь, к чему полумеры? Вам бы по России жахнуть, ведь она у вас как кость в горле, заодно и Рыжего с Лысым накажете. Или по России страшновато?
         После некоторого молчания Игорь положил трубку и с тех пор мы больше не общались.
         
          Владимир Бененсон