Гл. 18. Большая обида. Маленький челове

Либрианец
  Маг хмурился, смотря на экран. Корабль мародёров уже скрылся в вязких пылевых облаках, но он всё ещё смотрел куда-то сквозь них.
  Тишина оглушала, давила остро и тяжёло на хребет и плечи, Маг всё ещё смотрел в облака туманности, остальные всё ещё смотрели на Мага. Никто не решался заговорить первым. Маг старался выглядеть строго и безразлично, как человек уверенный в своей правоте на столько, что мнение других значило меньше, чем пустота. Но он притворялся. Маг, верящий в лучшее в людях, не выдержал и разочаровался, и разозлился, и обиделся на всех скопом, но от этого не перестал быть брошенным сиротливым ребёнком. Тёмная поволока рассеялась, и глаза Мага вновь излучали васильковую лазурь.
  Напряжение и страх ещё висели в воздухе, превратив его в свинцовую пыль. Трое взрослых мужчин стояли за спиной молодого парня в старомодной форме и не решались произнести ни единого звука. Стыд пригнул их головы. Они ничего не сделали, но считали себя причастными ко всем преступлениям человечества за всю историю. Они стыдились, что тоже принадлежат к роду «Homo sapiens», к человеческому роду – не такому идеальному и героическому как представлял Маг. Им было стыдно за свою эпоху, в которой уже не рождаются Герои. 
  Эл, как и все, смотрел на Мага, ожидая дальнейших действий, но на минуту перевёл взгляд на экран-иллюминатор, на облака туманности и на это мгновение у него возникла мысль: «Вернуться ли они домой?». Это было всего лишь мгновение, но у него вырвалось:
- А как же профессор? – Эл сам удивился этим словам.
- Профессор? – повернулся к нему Маг.
- Профессор Морельску, – пояснил Эл только, после пары минут замешательства и толчка в бок от Дока.
- Ах, да… – вспомнил Маг. – Этот бедный человек. Он такой худой и иссохший, что я подумал у него обезвоживание и перенёс его в лазарет.
- Т-ты… Ты его телепортировал? – опешил Йен.
- Да, когда услышал от Фари, что он им помог сюда добраться и вам тоже. Мне стало интересно: что представляет собой тот, кто смог найти меня.
- Значит, он в лазарете? – уточнил Док.
- Да.
- Не возражаешь, если мы его навестим?
- Нет. – Пожал плечами Маг и направился к лифту.
Двери лазарета окрылись, и мужчины застали забавную картину: худой человек с длинными до плеч серыми волосами в поношенной, но чистой одежде суетясь, нарезал круги по лазарету, что-то бурча поднос.
-  Здравствуйте, профессор, – первым поприветствовал его Эл.
- Мистер Мак-Кинли? Что вы тут делаете? – удивился Ешик Морельску.
 - Это же вы мне дали карты направлений к «Магу», – усмехнулся нелепому вопросу Эл.
- О, да, конечно, – хлопнул себя по лбу, профессор и тут же вспомнил. – Ох, где ж мои манеры. Здравствуйте! Конечно, здравствуйте! Полагаю это ваша команда?
- Это мои друзья. Однако, у нас к вам серьёзный разговор. Вы обещали, что это информация будет только у меня. Однако вы, профессор, продали информацию негодяем, которые чуть было нас не поубивали.
- Простите. Я не планировал вас обманывать. Просто после того, как продал вам информацию, поразился, как много можно на этом заработать. Я отправил ваши деньги моим друзьям. На вашу выплату, мистер Мак-Кинли, мои друзья смогут прожить целых два года, не испытывая чувства голода, не питаясь только сублиматическими массами.
- Как ты меня нашёл? – подал голос Маг, стоявший в стороне.
Морельску узнал его, сразу как они вошли в лазарет, но до этого момента боялся смотреть в сторону Мага. 
- По образованию я историк, – затараторил профессор, – специализируюсь на эпохе первых космических перелётов на дальние расстояния. Десятилетия жизни я потратил на то чтобы изучить по всем дошедшим материалам каждый день службы каждого корабля той эпохи, в том числе реставрацию твоей биографии. И будь я сейчас лет на пятьдесят моложе, всё равно бы не решился сам отправиться на поиски. Аутичная лабораторная крыса. Что с меня взять? – Печально усмехнулся старик и продолжил. – На протяжении многих лет это было похоже на путешествие во времени: в прошлое, которое я помню лучше, чем настоящее.
Порой я забывал о том, что нужно есть и пить, забывал напрочь о сне, забывал обо всём и обо всех и мир сужался, даже не до размеров лаборатории, он сужался до документов, до бортовых журналов, до отчётов и дневников членов команды. Я утопал в них. Но на самом деле, читая и уходя с головой в прошлое этих людей, в их мысли и чувства, в эту эпоху, я видел, как мир расширяется до размеров целой вселенной, другой вселенной. Видел, насколько прекрасна эта вселенная с восхитительными мужчинами и женщинами, такими умными и храбрыми, такими блистательными и неподражаемыми, с пионерами дальнего космоса, с первооткрывателями, великими учёными и героями, с доблестью и справедливостью в самой своей основе. Так хорошо было мне тогда, так спокойно и эйфория наполняла каждую клеточку мозга. И так больно становилось, когда я вынужден был вырывать себя с мясом из той вселенной чтобы вернуться в реальность. Настоящую, но от этого более отвратительную. В этой вселенной я голодал, одиноко проводил дни, влачил жалкое существование бедного ученного, как и мои собратья по космической лаборатории. Эта вселенная пропитана зловонием презрения всех ко всем. Эта вселенная порочна, как простони шлюхи со станции «С.Вишес», и более всего она пронизана щупальцами «Галактик-Корп» – её грязными корпоративными деньгами, только учённые и лаборатории «Г.К.» получают довольствие и всё, что нужно, отдав в залог сущую малость – свои души. Мы же всегда были преданны Земле, но о нас на ней позабыли. Мне так больно было возвращаться из, казалось бы, сказочного мира, сюда – в прибежище проклятых душ.
Положение нашей лаборатории за последний год стало совсем плачевно, двое из наших ассистентов умерли от голода. Финансирование и обеспечение продуктами с Земли прекратилось два года назад, гидропоника не спасала, и мы растягивали припасы, как могли, обменивали на продукты оборудование, которым не пользовались. Однажды, участвуя в такой сделке, я разговорился с неким поставщиком, он обмолвился, что оборудование у нас хоть и в хорошем состоянии, но кое-что устарело. К тому же, как он выразился: «Ни кто уже тысячу лет не меняет рыбу на мясо. Главный товар – ценная информация». Он спросил над, чем я работаю, и я честно ответил, что над космоисторией дальних перелётов, на что он ответил: «История не может содержать ценной информации. А вот космозоология или космогеология – кладезь ценной информации, так как мода на диковинных инопланетных зверушек не увядает годами, как и на ценные ископаемые других планет». Мои друзья едва выживали, только работа на благо науки чудом поддерживала в них жизнь. Тут до меня дошло, что может дать моя страсть к истории. Десятки учёных до меня прошли длинный путь, но их поиски не увенчались успехом лишь потому, что путь к UK pioneer «Magician» оказался длиннее, чем все их жизни. Мне повезло только потому, что к этим многолетним поискам я прибавил собственные семьдесят лет. На особый успех не надеялся, ведь не первый кто искал тебя, думал лишь, что хотя бы один простак клюнет на карту сокровищ, но даже не подозревал, что кто-то действительно сможет найти, то о чём и мечтать немыслимо. Я ненавидел себя за то, что делал, продавая информацию, но мои друзья каждый день постепенно гасли и умирали. Я не пытаюсь оправдать себя, мне нет оправданий, просто рассказываю тебе, как всё было, и хочу просить прощения за то, что не был достаточно стойек. Вижу, насколько ты разочарован, Маг. Раньше с тобой служили герои и легенды, ты видел, как творится история каждый день, а теперь ты видишь меня – жалкого, трусливого, маленького человечка. Я не знаю, что тебе ещё сказать кроме как – мне очень, мне, правда, очень жаль...
Маг всматривался в этого сухого человечка, такого маленького и хрупкого, с блестящими глазами, влюблённого в своё дело и пожертвовавшего всем: своей любовью, своей гордостью, годами жизни, потраченными на исследования архивных документов, – ради близких друзей, ради их спасения, их выживания. И этот человек считал себя никчёмным предателем. Как так: быть героем и не знать этого? Маг не думал, что такое возможно. Он глубоко вздохнул, собрался с духом и пристально посмотрел на профессора Морельску.
- Ты сделал то, что должно. Ты сделал, то, что в моё время считалось героическим поступком. Дал им возможность прожить ещё день, месяц, год. Знаешь, когда я отправлялся в очередную экспедицию в неведомые горизонты космоса, что для меня было самым важным и определяющим? Не открытия новых миров. Нет. Самым основополагающим для меня всегда являлись жизни членов экипажа, которые стали мне семьёй. А ты извиняешься за это?! Неужели?! Ты просто не видишь, насколько ты уникален!
Морельску тихо заплакал, он зажал рот руками и зажмурился, от чего слёзы покатились сильнее. Они лились ручьём и казались горячими, шпарящими. Слабые ноги профессора подкосились, и он медленно сел на пол. Утыкаясь в жилистые ладони, он всхлипывал, и плечи его подёргивались. Он плакал так, будто пытался наверстать упущенное, оплакивая все годы унижений и страданий, когда ему приходилось проглатывать обиду за себя, за коллег, за науку. Взрослый человек, профессор, рыдал связанный горестью.
Маг сел рядом. Молодой человек в старой форме Космического флота смотрел на тщедушного старика, как смотрит мать, на своё плачущее чадо, обнимая взглядом. Док и Эл помогли профессору подняться и прилечь на кушетку.
Поскольку Морельску не мог остановиться, Док порылся в ящиках лазарета, отыскал снотворное с неограниченным сроком годности и вколол его бедолаге. Морельску уснул, но даже во сне ещё вздрагивал какое-то время. Маг смотрел на него и улыбался блаженно и спокойно, а потом заговорил.
- На этой койке он кажется таким маленьким, таким хрупким, словно из тонкого стекла, но крепость его духа поражает!
- Может быть, люди не так дурны во всём этом*? – спросил Док.
- Люди не так просты, как я мог подумать. Так много граней, так много цветов, как в калейдоскопе. Вы гораздо сложнее, чем я представлял. Думая, что узнал и научился у вас, всему чему мог, я ошибался, мне ещё предстоит узнать вас.
- Каким образом? – спросил Эл.
- Я оставлю этого маленького человека себе. Он мечтает о путешествии. Мои двигатели не заработают боле, вся энергия от них идёт на поддержание магнитного поля туманности, системы трёх мерных трансляций записей и теперь ещё систем жизнеобеспечения. Однако я могу отправить его в далёкое прошлое, которое он мечтал увидеть, но он сделает для меня куда больше. Я – созданный ради людей, ради их жизни – пуст уже сотни лет, это убивает меня медленно, но жестоко. Иногда я сожалел, что мне удалось спастись от разбора на части, и спрашивал себя для чего мне такая жизнь, пустая и холодная без людей, без их голосов и смеха. Но теперь знаю, я здесь для него.
Плечо Морельску ещё слегка подёргивалось, он тихо стонал, как будто рыдал и во сне, Маг провёл ладонью над его щекой и профессор затих, вытянулся на койке, расслабился и засопел. Уснул, значит, вот и славно.
- Ты о нем позаботишься? – с надеждой в голосе спросил Эл.
- Ну конечно, – тепло ответил Маг, улыбнувшись так, как может только он и в лазарете, будто стало светлее.

*«Люди не так дурны во всём этом» - англ. «People they ain't no good at al». Док процитировал строчку из песни  Nick Cave & The Bad Seeds «People they ain't no good».