Людмилка открыла своим ключом дверь, дома никого: родители на работе, Саша в школе. В коридорчике Робка помог Людмилке снять пальто, повесил на вешалку, свою шинель тоже, её шапочку и шапку положил на верхнюю полку, прошли на кухню.
- Ты, наверно, голоден? - Спросила она.
- Мама не отпустит голодным, - ответил он. - Накормила - во! - чиркнул он ребром ладони по горлу.
- А я - проголодалась, - созналась она.
- Разогревай, кушай, а я буду тобой любоваться, - сказал, улыбаясь, Робка.- Он сидел на табуретке, смотрел, как она разогревает на газовой плите суп-рассольник в эмалированной миске и накладывает рожки по-флотски ( т.е. с молотым мясом) на сковороду... Потом - как кушает, а ела она медленно, смущаясь под его счастливыми глазами. Розовели щёчки, подрагивали пальчики. А он любовался ею, откровенно, беззастенчиво, потом не выдержал и сказал:
- Какая ты у меня... красивая! И как такой охламон, как я, уговорил тебя выйти за меня замуж? Поразительно! Удивительно!
- Это ты у меня... удивительный! - Серьёзно, без улыбки, ответила она.
- Ну да, скажешь тоже! - Смутился Робка от таких её слов. А потом они сидели на диване, плотно прижавшись друг к другу и целовались, целовались...
Первым вернулся со школы Сашка, статный, красивый парень с чернеющими тонкими усиками над верхней губой.
- Какой ты взрослый стал, Сашка! - Воскликнул Робка. Они обнялись, потискали друг друга.
- Весной - выпускные экзамены, - сказала Людмилка, - так что - неудивительно!
- Да, - добавил Робка, - вот и вы с Лидочкой становитесь взрослыми! Не передумал в море податься?
- Нет, - ответил Сашка, - так хочется мир посмотреть!
- А Лидочка о сцене мечтает, - сказал Робка, - уже сколько раз в письмах писала, что хочет в театральный поступать.
- Она из-за этого стала хуже учиться, - добавил Саша, - слишком много времени на школьную самодеятельность тратит: и стихи, и танцевальный, и в пьесах участвует, восемь классов отличницей закончила, а из-за самодеятельности четвёрок в десятом нахватала!
- Так ты же и сам в самодеятельности участвуешь! - Улыбнулась Людмилка.
- А мне терять нечего, - возразил Сашка, - я отличником никогда не был!
Пол-седьмого вечера вернулся из колхоза, где работал партсекретарём, Илья Сергеевич. И с ним обнялся и расцеловался Робка, похлопали увесисто, по-мужски, друг друга по спине.
- Людмилка, давай сходим к нам, - попросил её Робка,- хочу сестричек увидеть и батю, а?
- Нет, Робка, иди один, - ответила она, - я буду неловко себя чувствовать. Не так просто объявить им, что будешь жить у нас. Только не очень долго, пожалуйста, скоро мама с работы придёт, она тоже хочет тебя увидеть.
Сестрички и батя уже были дома, мама - на работе, в кинотеатре. И с ними обнимался-целовался Робка. Сестрички были не очень улыбчивы, значит, мама уже рассказала им. Отец держался, он, как мужчина, воспринял это более сдержанно:
"Что ж, раз он так решил, пусть так и будет, он уже взрослый."
- Сестрички, не обижайтесь на меня, пожалуйста, - попросил их Робка, когда отец вышел на кухню покурить, - ну не получается иначе, к лету вернётся из Армии Лёня, станет совсем тесно. И батя... сами знаете, какой он бывает... Не хочу Людмилке таких испытаний... У родных ей будет лучше.
- А тебе? - Вместе спросили они, как в обед мама.
- А я - мужчина! Я - сильный! - Ответил Робка. - Я легче привыкну у Сорочкиных.
Они ещё какое-то время побыли вместе, потом Робка собрал в свой солдатский чемодан свою одежду, что ещё сохранилась с доармейских времён, закрыл его, попрощался с родными и, чувствуя себя очень неудобно, виноватым перед сестричками, мамой, пошёл к Сорочкиным.
Людмилкина мама уже была дома.
- Здравствуйте... мама! - Смущённо улыбнулся Робка, не мог он, так вот сразу, привыкнуть к такому обращению, легко и непринуждённо называть людмилкиных родителей мамой и папой. "Ничего, не всё сразу,- подумал он, - привыкну!"
- Здравствуй, сынок, - улыбнулась она, обняла и поцеловала его в обе щёки. - Я так рада, что ты, наконец-то, вернулся! Я представила себя на твоём месте. Это очень трудно, уходить от родных!
Я пережила это, когда мы с Илюшей, после свадьбы, прощались с родными и уезжали во Владивосток. - Она вздохнула. - Как давно это было! Так, дети, подождите немного, я быстро! Соберу на стол, будем праздновать возвращение Робчика! Я уже давно припасла к этому дню бутылку крымского вина, в роддоме подарили.
- Мама, я помогу тебе, - сказала Людмилка.
- Ну да! Ещё чего! К тебе муж из Армии вернулся, а ты мне помогать будешь! - Возмутилась мама. - И шёпотом добавила: - Лучше идите в спальню, да нацелуйтесь всласть!- Саша с папой засмеялись, Людмилка смущённо покраснела, а Робка сказал:
- А что? Это - хорошая мысль! - Взял Людмилку под руку и они скрылись в спальне, и обнимались, и целовались там, пока их громко не позвали:
- Дети! К столу!
Праздник получился весёлым и шумным. Людмилка и Роберт были, ну очень, счастливы! Наконец-то они вместе! Наконец-то Армия осталась позади! Это - не короткая встреча, отравленная неизбежностью скорой разлуки, это - их жизнь!!! У них - ВСЁ ВПЕРЕДИ! Они - муж и жена!!! Мама и папа, Саша, они тоже были очень рады за них! Роберт теперь будет жить с ними! Это же, здорово!
Папа после двух бокалов вина так развеселился, шутки так и сыпались из него, как из рога изобилия! Остальные смеялись от всей души, слушая его и глядя на его белозубую улыбку и лучившиеся весельем карие глаза.
Когда бутылка вина опустела, стали пить чай. А после чая ещё долго сидели за столом, разговаривали, слушали Робкины рассказы о последних месяцах службы, о дороге в поезде домой, о знакомстве с героем-сержантом...
Последующие десять дней Робка наслаждался отдыхом от всех обязанностей. провожал Людмилку в школу, бегал к своей маме, приходил в школу к концу последнего урока, помогал Людмилке надеть её пальто, нёс домой её портфель, они шли, держась за руки, смотрели друг на друга, улыбались.
Потом шли гулять по Дагде, по своей милой Дагде, самому лучшему уголку на Земле! Исходили её за эти дни вдоль и поперёк, через день ходили в кино, а иногда и на второй день, если фильм очень понравился. Приходили в гости к Гринцевичам, в общем, заполнили эти дни до отказа!
А на одиннадцатый день Робка поехал в Краславу и устроился на работу в Краславскую МСО, в бригаду Яна Яновича Лоца... Надо было начинать зарабатывать деньги, не мог же он сидеть на шее у Сорочкиных.
В бригаде, конечно же, были очень рады возвращению Роберта из Армии.
Шла кладка восьмиквартирного двухэтажного жилого дома. За эти три года, в общем-то, мало что изменилось в смысле механизации. Появилась бетономешалка, работавшая от бензинового двигателя, которая очень плохо заводилась на морозе, надо было паяльной лампой разогревать картер мотора, чтобы он завёлся.
Ещё новшеством было то, что теперь прибывавший на объект кирпич выгружали на поддоны и бригадир, по мере надобности, вызывал на объект подъёмный кран, который поддоны с кирпичом подавал внутрь стен, и то, слава Богу!
На первом же перекуре мужики окружили бригадира и загалдели:
- Янович! Не по-людски это! Робка из Армии вернулся! Такое событие! А мы, как ни в чём ни бывало, продолжаем работать! Что это такое, мать твою? Надо это дело, как следует, отметить! - Лоц пытался сопротивляться, мол, до получки ещё далеко!
- Что за дела! - Закричали мужики, - возьмём в долг, первый раз что ли? - В конце концов, Лоц не выдержал, улыбнулся, и сказал:
- Ладно! Будь по-вашему! Язька, давай! - Вержбицкий азартно потёр руки и сказал:
- Я щас, мужики! - И бегом припустил в бытовку. Бригадир строго сказал:
- А сейчас, мужики, вырабатываем раствор! Не выбрасывать же его!
- Это мы мигом! - Опять загалдели мужики, по-быстрому расправились с раствором, размазав его по щелям забутовки, вымыли мешалку и инструменты горячей водой, сложили в вёдра и пошли в бытовку.
А вскоре и Язька вернулся с соседнего хутора, принёс трёхлитровую банку латгальской самогоночки, ещё горячую картошку в мундире, литровую банку квашеной капусты и миску солёных огурцов.
Буржуйка уже почти красная, пламя весело бушует, вырываясь в небо, мужики расселись за столом, доставая из своих картонных чемоданчиков обеды, заботливо приготовленные руками их жён.
Ян Янович взял свой стакан со слегка мутноватой жидкостью, встал и сказал:
- Мы все, Роберт, очень рады, что ты вернулся к нам после Армии, как и обещал! Знаем также, что вернулся сержантом, значит, хорошо служил! Не абы как! Ещё знаем, что вы с Людмилой в Армии поженились... дождалась она тебя... верная, значит... Дай вам с нею Бог счастливой жизни! И детишек! Двоих, а то - и троих!
Чтобы им весело было вместе расти! Твоё здоровье,Роберт! - И первый протянул к робкиному стакану свой.
Робка, стоя, чокнулся с каждым членом бригады. Выпили, стали закусывать, налили ещё по порции. Дальше уже Робка только губы мочил, как ни уговаривали его мужики, сказав:
- Я, мужики, не хочу повторять судьбу своего отца, когда-то он работал в дагдском райисполкоме, завотделом сельского строительства. А сейчас он - просто маляр в бригаде отделочников. Понимаете? И ещё: я не хочу, чтобы моя жена перенесла то, что довелось испытать моей маме. Мне её... очень жаль! - Мужики притихли, больше не уговаривали его пить на равных.
В пять часов вечера загрузили будку в кузов машины, кто-то сам смог залезть, кому-то пришлось помочь. Робка проехался в машине по Дагде, помог самым окосевшим добраться до их дверей. В общем и целом, хорошо отметили возвращение Роберта в бригаду!
И потекли рабочие будни... похожие один на другой... трудно зимой делать кладку, но - надо! Как она, всё-таки, затягивает, эта трудная мужская работа! Редко кто бросает её, разве если только здоровье больше не позволяет.
Наступило католическое Рождество Христово, 25 декабря, и Людмилкин день рождения тоже. Надо же! В один день с Иисусом родилась!
Робка вернулся с работы, помылся под душем, переоделся и они с Людмилкой пошли в дежурный магазин, надо было купить бутылку вина, сахар, конфеты, кое-что из продуктов.
Вошли в магазин, у вино-водочного отдела - большая очередь желающих приобрести горячительные напитки. Людмилка сказала:
- Робка, купи сахар и конфеты, я попробую купить вино без очереди, продавщица - мама моего ученика.
- Хорошо, - сказал Робка, встал в очередь в кондитерский отдел.
Спустя некоторое время, к Робке подошла Людмилка, бледная, с налившимися слезами глазами и потянула его за рукав из очереди.
- Я же сахар не купил! - Недоумённо сказал Робка.
- Пойдём домой, пожалуйста! - Дрожащим голосом сказала Людмилка.
- Что случилось? - Встревожился он.
- Пойдём, потом расскажу, - ответила она и пошла впереди.
Вышли на улицу. Людмилка начала всхлипывать.
- Ты можешь мне сказать, что случилось? - Совсем уже встревожился Робка.
- Что ты эту шлюху уговариваешь? - Раздался сзади грубый мужской голос. - Ишь, шалава! Вино ей подайте без очереди! Цаца какая, в очереди постоять не может!
Эти слова сказал высокий мужик с недельной щетиной на физиономии и с сеткой в руках с несколькими бутылками водки в ней.
Лицо Людмилки стало совсем белым, по щекам катились слёзы. Робка аж задохнулся от охватившей его бешеной злобы:
- Это ты... падла... на мою жену? - С трудом выговорил он.
- Так она - твоя жена? - Успел спросить мужик.
Робка прыгнул к нему, и, вложив в удары всю силу, на какую был способен, ударил прямым левой, с следующее мгновение, с разворотом плеча, прямым правой в небритую рожу. Тело мужика оторвалось от земли и грохнулось на дорогу, водка из разбившихся бутылок стала пропитывать его телогрейку.
Робка несколько секунд постоял над неподвижным телом, испытывая острое желание несколько раз въехать ботинками по его ненавистной морде. Но сдержался, только плюнул на него, процедив сквозь зубы: - Ссука!
- Робка, - жалобно, сквозь слёзы, попросила она, - пойдём отсюда! - Схватила его за руку и потащила за собой.
Она проплакала всю дорогу до дома. Пока шли, Робка несколько раз останавливался, прижимал её к себе, уговаривал не плакать. Но она не могла остановиться, всхлипывала:
- Если бы ты только слышал, какие гадкие слова он мне там, в магазине, говорил! А я же попросила у людей разрешения взять бутылку вина... без очереди... и люди были согласны... И только он... этот урод...
- Ну, всё, всё, Людмилка, пожалуйста, успокойся! Он своё получил, будет знать, как следующий раз пасть свою раскрывать! - Сказал ей Робка.
Они пришли домой. Людмилка кое-как разделась и ушла в спальню.
- Что случилось? - Насели на Робку родители. Он рассказал.
- Вот уж, действительно, падла! - В сердцах сказал отец.
- Что теперь будет? - Со слезами на глазах спросила мама.
- Что будет, то и будет, - ответил Робка, но поступить иначе я не мог!
День рождения был непоправимо испорчен. Людмилка весь вечер пролежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. И ночью вздрагивала во сне, изредка всхлипывала. Робка тоже провёл вечер в тревожном ожидании, боялся, что за ним придёт участковый милиционер, но этого не случилось.
На следующий вечер Робка уговорил Людмилку пойти в кино, надо же было её как-то развеять. Они вошли в кинотеатр, Робка купил билеты, увидел бледное и явно расстроенное лицо мамы.
- Мама, что случилось? - Спросил он.
- Не уходите в зал, мне надо поговорить с вами, - ответила мама. Они сели на стулья невдалеке от неё. Вскоре начался киножурнал, фойе опустело.
- Давай, мама, рассказывай! - Попросил Робка.
- Только я начала пропускать зрителей на пять часов, пришёл учитель Шуянов. И, прямо при людях, стал говорить, что ты, Роберт, избиваешь людей, он сам видел, когда шёл из бани, как ты избил человека так, что он лежал без сознания на дороге, на снегу...
- Придётся и с ним... поговорить! -Сказал Робка.
- Да ты что, сынок! Господь с тобой! - Воскликнула мама. - И его бить будешь, что ли?
- Да ну, мама, он же мой учитель! Учил меня в седьмом классе. Как я могу его бить? Я ему просто расскажу, как было дело.
- И как было дело? - Спросила мама. Робка рассказал. Людмилка сидела рядом, молчала, только красные пятна по щекам. Мама несколько секунд молчала, потом сказала:
- Какие люди злые бывают! Как собаки! Готовы зубами в глотку друг другу вцепиться!
- Мы пойдём в зал, мама, сядем на свободные места, будет время, подсаживайся, да? - Предложил он.
- Хорошо, - ответила мама.
После фильма, когда уже были дома, Робка сказал жене:
- Пойду к Шуянову, надо же всё ему рассказать, а то растрезвонит по всей Дагде!
- Иди, -согласилась Людмилка, - только, пожалуйста, поспокойнее, он мой коллега, вместе работаем.
- Обязательно! - Ответил Робка.
Шуянов с женой, тоже учительницей, Тамарой Захаровной, жил в соседнем доме.
(О ней я уже рассказывал. Автор.) Робка постучал в дверь, вскоре услышал шаги и дверь распахнулась. На пороге стоял Николай Павлович.
- Здравствуйте! - Сказал Робка. - Можно мне войти? Я хочу поговорить с вами.
- Входи, Роберт, - поколебавшись и слегка бледнея, ответил Шуянов. Робка повесил в коридорчике куртку и шапку, и прошёл в комнату.
- Садись, пожалуйста, - показал рукой на стул возле круглого стола Шуянов.
- Благодарю! - Сказал Робка и сел. Шуянов сел напротив.
- Вы видели, Николай Павлович, как я ударил человека... и он упал... И об этом рассказали моей маме, рассказали, явно, слишком эмоционально, при свидетелях.
Получается, что я... почти бандит! - Робка в упор посмотрел в зрачки Шуянову, что-то такое было в робкиных глазах, что Шуянов начал бледнеть. - Теперь я хочу рассказать вам, за что я ударил того человека. - И Робка всё ему рассказал, напоследок спросив:
- Вот как бы вы поступили на моём месте? Вы, офицер? Я знаю, что вы после института, два года прослужили офицером.
Вот, если бы Тамару Захаровну так оскорбили? При таком количестве людей? - Николай Павлович молчал, смотрел на Робку, думал, потом виновато улыбнулся и сказал:
- Наверное, так же... тоже бы ударил... Прости меня, Роберт! Я неправильно поступил перед твоей мамой, я извинюсь перед нею. Обещаю!
- Хорошо, - сказал Робка. Вышел в коридорчик, оделся, сказал Шуянову:
- До свидания! - И вышел на площадку.
- До свидания, Роберт, извини! - Сказал Шуянов и закрыл свою дверь.
В следующий раз, когда Людмилка с Робкой пришли в кино, мама рассказала, что Шуянов заходил в кинотеатр и сказал ей:
- Мария Ивановна! Извините! Я был неправ! Я не знал всех обстоятельств дела.
Новый 1968 год встретили шумно и весело, погуляли у Сорочкиных, погуляли у Гринцевичей, пошли с Людмилкой на Новогодний Бал в клуб, натанцевались там до упаду.
Дни становились длиннее, солнышко почаще стало баловать людей своим теплом.
Робка, привыкший за три года Армии к телевизору, уговорил Сорочкиных и со своей первой получки, добавив их деньги, купил чёрно-белый телевизор.
Мужики в бригаде дали ему адрес народного умельца, который смастерил ему наружную семиэлементную антенну, цену он взял божескую и в ближайшую субботу ( в это время уже работали пять дней в неделю), Робка на крыше установил с помощью стальной трубы эту антенну.
Теперь уже по вечерам вся семья собиралась у телевизора. А вскорости и Гринцевичи, взяв с Робки пример, тоже приобрели телевизор. Мама сказала:
- Если бы не ты, сынок, не знаю, сколько ещё времени мы бы сидели без телевизора!
Илья Сергеевич договорился с лесником о том, что он своими силами заготовит дрова для своей семьи. Лесник показал делянку, отметил деревья, которые можно резать и, в ближайшие выходные, он, Робка и Сашка, взяв пилу и топоры, еду, отправились в лес.
Погода была хорошая, тихо, мороз, примерно -10-12 гр. Снег хрустел под ногами, дышалось легко и свободно.
Пилили по очереди, рубили сучья, длина стволов - две пилы-двухручки (пила-дружба!), если ствол толстый, пилили короче, чтобы поднять было не слишком трудно. В обед разгребли снег до травы, насобирали сухостой, нарубили нижние сухие ветки у ёлок, разожгли костёр.
Самую толстую чурку поставили в центр - стол, остальные - вместо табуреток, вытащили бутерброды, приготовленные мамой Томой, зажаренные с луком шкварки и яйца с хлебом, пристроили робкину солдатскую флягу поближе к огню, чтобы чай в ней стал горячим, не спеша ели, смотрели на пламя костра, отдыхали, остывали, потом пили чай, разлив его по металлическим кружкам, грели пальцы.
Светило солнышко, тишина, ни одна веточка не шелохнётся, здОрово, прелесть! Какая хорошая мужская работа! Да, тяжёлая, да, в пот вгоняет! Но очень приятно сознание того, что дрова за лето высохнут, а следующей зимой будут гореть в печках, дарить им тепло.
Солнце скатилось к западу, стала накапливаться усталость, ныла поясница. Отец достал из кармана брюк часы, посмотрел и сказал:
- Всё дети, пора идти к автобусу. Завтра продолжим!
В воскресенье вышли из автобуса, прошли по шоссе метров 400, свернули на тропу, идущую в лес, прошли по ней метров 300, начался лес, красивый, могучий, деловой... Тропа круто повернула направо, Робка шёл первым, ручная пила обёрнута вокруг пояса, в правой руке - острый топор. За ним шёл отец, Саша - последним.
И, вдруг, острое чувство опасности... Робка поднял голову и остолбенел: метрах в пяти от них, тяжёлыми рогами вперёд, настороженный, стоял огромный, великолепный, могучий лось! Наша троица замерла, боясь пошевелиться, лось - тоже... Минуты две - три, так постояли, затем лось неторопливо повернулся и пошёл в глубь леса, по довольно глубокому снегу...
- Ну и махина! - Сказал с восхищением Робка, - аж страшновато стало.
- Обошлось, слава Богу! - Добавил отец.
И второй день прошёл примерно так же, как и первый, поработали до обеда, развели костёр, пообедали, отдохнули, поработали до вечера. Небо стало пасмурнеть, поднялся ветер, даже в лесу чувствовались его порывы.
- Ну вот, дети, какие мы молодцы! На машину наберётся за два дня. Если ещё и летом удастся договориться с лесником, ещё на одну машину напилить, будет вообще красота! Правда?
На следующей неделе он организовал вывоз дров на тракторных санях к конторе колхоза, там их перегрузили на машину и привезли к сараю Сорочкиных... По выходным пилили и кололи дрова, складывали их под навесом для просушки.
Людмила после собрания, которое провела с родителями своих учеников, написала это стихотворение:
За окнами - уже темно,
Сыро, холодновато,
А в классе небольшом тепло,
Но парты - маловаты.
Учительница молода:
Кто смотрит с недоверием,
Кто - просто ждёт: ну что ж, давай,
Сейчас, опять, проверим.
Она всех знает их в лицо:
Вот эта - Юры мама,
Слегка утомлено лицо,
Всё на ногах, устала...
А этот папа у окна,
Сегодня чуть рассеян,
И Петя, так же, иногда,
Чего-то ищет, в стенах...
Но педагога, больше всех,
Одна волнует пара:
Отец - на парте у дверей,
На первой - села мама.
Глаза их - не вперёд глядят,
Не на неё, а - мимо,
А то на парту устремят
Свой взгляд они стыдливо.
Отец и мать, но... не семья,
Сидят - совсем чужие.
Чем помогу, скажите, я,
Девчонка, вам, родные?
Как дочка учится, скажу?
Что потрудней даётся?
Нет, я другое вам скажу:
Лариса - не смеётся!
Её глаза - всегда грустны,
Ей - ношу не по силам,
Большие люди, то есть - вы,
На плечи опустили...
А велики ли плечи те?
Подумали вы, люди?
Как жить без папы? Ведь нигде
Вы лучше, не найдёте!
Ведь нет у девочки родней,
И ближе, и дороже,
Отца и матери! И ей,
В 7 лет страдать! Не гоже!
Вот что должна я вам сказать,
Девчонка-педагог.
Вы - много можете ей дать!
И это - высший долг!
Что ж опустилась голова
И плачешь ты, отец?
Неужто правда, навсегда -
Семье пришёл конец?
Ушли - отдельно, ушли - врозь,
И плачет за окном
Хлестая жёстко, резко, вкось,
Холодный, зябкий, дождь...
(В людмилином классе училась девочка, очень хорошо училась! И, вдруг, её родители развелись... Так случается... Самая большая трагедия, в таких случаях, происходит в душах детей. Это стихотворение родилось в сердце Людмилы в те дни, после распада семьи... p.s. Недавно, перечитывая свои записи, я вспомнил, что папа Ларисы умер... Автор.)
Вовка Сорочкин приезжал в гости, сказал, что летом будет поступать в военное училище в Даугавпилсе, решил стать офицером.
Аллочка работала в вязальном цехе Дагдского КБО (комбината бытового обслуживания), работала хорошо, старательно, её хвалили, она получила за время работы в КБО несколько Почётных Грамот... Но девочка затосковала, говорила, что молодёжь разъезжается из Дагды, скучно на танцах, хочется поехать в Ригу, попытать там счастья...
Лидочка с головой окунулась в художественную самодеятельность, и в школе, и в клубе, больше ни о чём думать не хотела, только о театральном.
И Лёня, и Ширончик, писали в письмах, что надеются на дембель в связи с переходом на двухгодичную воинскую службу.
Витьку Ширончика дембельнули первым, он выполнил своё обещание и приехал к ним в гости, в конце мая, рано утром.
Они с Робкой потискали друг друга, как полагается друзьям после длительной разлуки. Церемония знакомства с Людмилкиными родителями и Сашей прошла успешно, позавтракали, мама пообещала, что не даст заскучать Ширончику, ей сегодня на работу в ночную смену.
Робка первым ушёл на работу, за ним - отец, Людмилка и Сашка - последними. После обеда Людмилка уже была дома, её первоклашки заканчивали учебный год, директор пообещал ей, что в июне отпустит её в отпуск.
Мама угостила дочь и гостя обедом, покушали, Витька поблагодарил хозяйку за обед и вкусную готовку, Людмилка тоже сказала:
- Спасибо, мамулька! - Чмокнула её в щеку и повела Витьку знакомить с Дагдой и её окрестностями. Походили по улицам, прошлись вдоль берега Дагдского (оно так и называется: Дагдское, поэтому и пишу его с большой буквы) озера, которое очень понравилось ему:
- Красота! Прелесть какая! Острова такие живописные!
Вечером, когда Робка вернулся с работы, пошли знакомить Витьку с робкиными родителями и сёстрами. Обе они очень понравились Ширончику.
Батя вернулся домой поддатым, ему за это было неудобно перед сыном, а Робке - перед Витькой. Пошли в кино на 19 часов, мама и Витька очень глянулись друг другу, Витька сыпал шуточки, мама весело смеялась и старалась не отставать от него. Посмотрели кино, поужинали, опять пошли гулять по Дагде, показали Витьке Лубанец, плавающие острова...
Ширончик отгостил в Дагде неделю, все старались, как могли, развлекать его, чтобы ему не было скучно...
Уехал он в понедельник утром, на поезде "Калининград - Москва". Звал в гости Людмилку и Робку, они обещали, если получится...
Через несколько дней, после того, как уехал Витька, вернулся из Армии и Лёня. Братья с удовольствием обнялись, расцеловались, потом с улыбками на лицах разглядывали друг друга. Лёня стал совсем взрослым, ростом выше Роберта, раздался в груди и плечах, здоровый румянец на щеках, тёмные курчавые кудри на голове.
"Очень стал похож на деда, - подумал Робка, - так и сгинул, бедняга, после ареста... Надо же было додуматься, приехать в Россию из Франции!"
Вечером мама позвала Людмилку и Роберта отпраздновать возвращение Лёни из Армии. Лёня был очень весёлым за столом, чувствовалось, что он до чёртиков рад возвращению домой, что он - со своими, он - дома!
Вскорости отец получил зарплату и они с Лёнькой закуралесили.
Лёнька дожидался, когда отец вернётся домой с работы, они вдвоём шли в "Голубой Дунай" - Дагдскую забегаловку, изрядно пьяненькие возвращались домой.
На мамины уговоры не пить, он восклицал:
- Мама! Я же вернулся домой! Надо это как следует отметить!
- Сынок, пора бы уже и о работе подумать! - Говорила ему мама.
- А, наработаюсь ещё! Вся жизнь впереди! - Беспечно махал рукой Лёнька. А у Лидочки в это время была пора выпускных экзаменов, пьяные батя и Лёнька очень мешали готовиться к ним.
Но, как бы там ни было, экзамены она сдала, отшумел Школьный Бал, наступила взрослая жизнь. Что делать? Идти сразу поступать в театральный институт было страшновато, хотя это было бы самым правильным, ведь знания ещё свежие, сразу после экзаменов... Но это потом понимаешь, спустя годы...
Лида думала, советовалась с подругами... И поступила на работу на химический завод союзного значения в Даугавпилсе, выпускающий искусственные нити. Там ей предоставили общежитие и была возможность заниматься в театральной студии Дворца Культуры при заводе.
Спустя непродолжительное время она уже была ведущей на всех концертах художественной самодеятельности, начала танцевать в народном ансамбле "Орион" - это был один из лучших танцевальных коллективов Латвии того времени.
Стала заниматься в театральной студии, получала и главные роли в спектаклях. У неё появилась уверенность, что она многое может, многое у неё получается, она - талантлива. И она решила в 1969 году поступать в театральный институт в Ленинграде. Тем более, что там живёт её бабушка Аля, мать отца. Она начала серьёзно готовиться.
Вовка поступил в высшее авиационно-техническое военное училище в Даугавпилсе, заявился домой в военной форме, в курсантских погонах. Очень довольный собой, красивый, ловкий, сильный, обладающий неотразимой улыбкой и таким вкрадчивым, ласкающим девичьи ушки голосом, что юные особы оказывались мигом околдованы и опутаны такими прочными сетями, из которых невозможно выпутаться!
А Лёня устроился на работу в бригаду маляров, где работал отец, бригада была выпивающая, имела много халтурок. В те годы ещё не получили большое распространение обои, ремонты в квартирах делались, в основном, с применением красок на водной основе, мела и небольшого количества столярного клея, чтобы краска на стенах не пачкалась, применялись различные трафареты.
Люди стали богаче жить, соответственно, стали и украшать свои жилища. Масляная краска тоже шла на "ура"! Окна, двери, полы - всё это - масляная краска, её экономили на работе, разбавляли олифой, пускали в дело на халтурках, которые и оплачивались несравнимо лучше, чем на работе...
Лёнька и батя стали настоящими дружбанами, вместе возвращались поддатые с халтурок, вместе ходили в забегаловку. Робка пытался, как мог, повлиять на брата, говорил:
- Лёня, тебе пора подумать и о женитьбе! Может, хоть жена тебя затормозит, не даст так пить! - Лёнька только отмахивался, говорил:
- Какие наши годы? Успею ещё! - На танцы ходил только в состоянии подпития, удалой, весёлый, знакомился там с новыми девчонками, вроде бы, всё хорошо, весёлый, красивый. Но, когда девчонка не видит такого красивого парня трезвым, раз за разом, кому такой потенциальный жених нужен?
Девчонке замуж охота, детишек родить, а какого дитёнка родишь от вечно поддатого?
Продолжение:
http://www.proza.ru/2012/03/16/118