Елена ОСМИНКИНА (Симферополь)
«МГНОВЕНЬЯ УЧИШЬСЯ ЦЕНИТЬ…»
Крымским читателям имя заслуженного работника культуры Украины Геннадия Шалюгина, несомненно, известно. Лауреат премии А. П. Чехова, Геннадий Александрович - автор многочисленных публикаций, посвященных биографии и творческому наследию замечательного русского драматурга. Помимо литературоведения еще одной гранью научной и творческой деятельности Г. Шалюгина является дар поэтического слова. В этом году в Москве вышел третий сборник его стихов, который оценили не только крымские коллеги, но и представители Союза писателей Москвы, в частности, Олег Столяров, поэт, историк мировой культуры и литературы. В предисловии к книге он, характеризуя личность и творчество автора, отметил, что Геннадий Шалюгин – «человек глубокой поэтической культуры, многогранной начитанности, глубокой погруженности в историю русской литературы и современность». А его поэтический мир наделен «полнотой мыслей и многообразием новых жизненных красок».
От названия книги «Осенний переход» веет мудростью и грустью одновременно. Совершенно очевидно, что автор выбрал такое название не только по одноименному стихотворению сборника, посвященному осеннему Крыму. Название воспринимается глубже и философичнее: пора осени бывает не только в природе, но и в жизни каждого человека. И в это время тянет подвести некоторые итоги, оценить достигнутое, отбросить суетное и сосредоточиться только на том, что составляет истинную ценность.
В книге четыре раздела, и среди них первой заявлена крымская тема. Автор влюблен в Крым, родную Ялту, этим чувством дышит каждая строка. Но при этом для Геннадия Шалюгина город тесно связан с еще одним дорогим ему именем – с Чеховым. Стихи раздела «Чехов в Ялте», «Писатель и актриса», «Чеховский сад 19 января 1997 года», «На набережной Ялты» пронизаны чеховскими мотивами. Ведомый фантазией и вдохновением автор представляет великого драматурга то на современной набережной города, то на Белой Даче, ставшей музеем, где даже бывший ее хозяин среди устаревших экспонатов и нетопленного камина чувствует себя лишь гостем. Однако кое-что в этом прошлом, принадлежавшем Чехову, все еще живет, дышит, цветет, радует глаза и сегодня. Это, конечно же, сад писателя!
О, сад! Нирвана и небрежность!
Застыла и звенит слегка
Под кедром капля молока -
Намек на снег и на подснежность.
Пахучий мирт – мечты порука.
Жасмин, и жимолость, и жесть
Листа магнолии, и лесть
В изящном лепете бамбука.
В книге, конечно, представлена не только Ялта: поэтическая география полуострова разнообразна и отражена уже в названиях: «Ласпи», «Алушта в мае», «Мангуп-Кале», «Коктебель», Тарханкут («Карамрун»).
В описании красоты и очарования пейзажей в разделах «Крымская тема» и «Осенний переход» автор использует разнообразные стилистические приемы, языковые средства. Среди них инверсия, риторические вопросы, перифраз («Ждут музыканты на кустах» - о птицах). В авторских зарисовках используются не только образы, но и звуки, речь идет об использовании аллитерации: «Валуны волна валила…»; «Неслышны шепот, шорох ног…». Многие тропы выглядят сочно, свежо («Тонет в белых фонтанах вишен/ Монолог Мировой души…»; «И соком спелой ежевики/ Тавриду заливает ночь»; «На сером гобелене гальки»; «Как перезревшие миры/ Лежат оранжевые тыквы…»; «Не стучат метрономы капели»; «Прокричала ворона, и ранняя тьма/ Мажет сажей горбатые горы»).
Г. Шалюгин умеет весьма интересно сочетать лирическое начало с множеством реалистичных бытовых деталей, и одним из ярких примеров такого приема служит стихотворение «Алушта в мае». Помимо этого в описании весеннего города автор одновременно использует и торжественную лексику («промолвит», «чую», «окрест»), и просторечье. Чувствуется, что автору порою нравится вставить в поэтическую речь словцо из сленга, просторечья, жаргона, чтобы обострить читательское восприятие, создать некий колорит («Слегка кося под демиурга»; «А у чапка легонько квасит/ Курортница во цвете лет»; «Кудлатый пес не то в испуге…»).
С интересом воспринимается стихотворение «Мангуп-Кале», практически полностью построенное на художественном приеме олицетворения. Остатки древней крепости напоминают автору израненного, но доблестного воина.
На коже ссадины времен,
Сухи фаланги, как уступы,
И кольца старых оборон
На пальцах мертвого Мангупа.
В обрисовке деталей пейзажной лирики поэту успешно помогают и синтаксические конструкции назывных предложений. Они помогают динамично, выпуклыми штрихами воссоздать поэтическую картину окружающего пространства:
Но – тень кудрявой головы…
Охранный холм, плита Поэта…
Шатер фисташковой листвы…
(«Коктебель»)
Истинным ценностям человеческой жизни и отношений посвящены стихи раздела «Знаки бытия». В эти знаках, вехах человеческого бытия – все, что дорого каждому, без чего мы не мыслим свое существование: семья, любовь и забота близких, тепло домашнего очага, любимое дело, верность друзей. Мудрость и возраст «осеннего перехода» дают поэту понимание того, что «в юности любовь – повеса, а ныне - свет и доброта». А потому так важна «отрада спокойно греющей любви», нежный взгляд жены и ее заботливые руки, стук родного сердца, голос внучки и ее первые «лепесточки слова «ма». Жизнь устроена так, что приближающаяся старость беспощадно уносит жизни дорогих людей, друзей. А потому щемящей грустью утрат пронизаны стихотворения раздела «День рождения», «Прощание».
Но, к счастью, мотивы безысходности не довлеют над душой поэта. Радость бытия дарит ему творчество. При этом автор осознает всю ответственность перед читателями за каждое писательское слово, ведь Геннадий Шалюгин убежден:
Между мирами и умами
Поэт – игольное ушко.
(«Мера бытия»)
В стихах, посвященных раздумьям и вопросам о том, какова судьба и предназначение поэта, Геннадий Александрович отвечает себе и читателям философски емко, порой афористично:
Поэты – мера Бытия…
(«Мера бытия»)
Поэзия - не звон кифары.
Она – падение Икара…
(«Падение Икара»)
Поэт – юродивый во слове…
(«Поэт в России – не поэт»)
В какой-то степени эту тему продолжают стихи, посвященные А. Ахматовой и Б. Чичибабину. Они отличаются по стилю. Изящный слог поэтической строки, адресованной памяти поэтессы Серебряного века, пронизан тонким очарованием и осенних красок, и как будто витающих в воздухе стихов Анны Андреевны Ахматовой.
А зовы звезд и скрипы сосен
И профиль гордый без морщин,
Как зачарованная, осень
Чеканит в золоте осин.
И словно краткое присловье
К простому томику стихов –
Багряный куст у изголовья
Почившей в лучшем из миров…
(«На могиле Ахматовой»)
Стихи, посвященные Борису Чичибабину, тревожны по внутренней интонации, образный ряд резче, драматичнее, как и философские вопросы, звучащие в них:
История крутит заржавленный винт
Машины движенья славянского мира;
Железный терновник вокруг лагерей,
Безглазые вышки, барачные норы;
Лесное ненастье, слепой поводырь,
Народ, позабывший о воле и Боге…
(«Лесные дороги»)
Истинный писатель Геннадий Шалюгин ценит слова, как важнейший инструмент творческой лаборатории и как бесценный божий дар. Поэт искренне верит, что «в них душа Вселенной – Логос». Вслед за мыслью Иосифа Бродского «Бог сохраняет все; особенно слова…», он делится с читателем собственными рассуждениями о сути, ценности, вечности энергии слова и приходит к выводу:
Минует срок – и мы мертвы,
И словно словеса – безвестны.
А прану слов – живых, чудесных, -
Передадим корням травы…
Особым теплом души, светлым началом, высокой внутренней торжественностью пронизаны и привлекают внимание стихотворения из разных разделов: «Рассвет», «Старец», «Мелихово», «Творец», «Радуница», «И слова одного довольно…». Они о высоком духовном начале всего сущего. Эта первооснова мира проявляется то образом того, «кто ведает и слышит, кем возжигается свеча», то «монологом Мировой души», то «очами печально-строгой Приснодевы». Интересен созданный автором образ старца в одноименном стихотворении. Это человек, и «сила веры его наполнила огнем». Вера настолько велика, а огонь почти свят, что это дает возможность старцу быть «всевидящим», внимать звездам и Богу, жить в единой гармонии с миром. Поэт признается:
Я не встречал его, но знаю,
Что без него Земля – пуста.
И небо потому без края,
Что свято от его перста…
Интересно проследить, какими средствами создается высота этого поэтического образа. Например, подчеркнуть глубину и мощь рисуемой фигуры автору помогает высокая лексика, краткая форма прилагательных, несущая в себе книжный оттенок: власы, всевидящ, непреложен, перст, внимает. Поэтические тропы и гиперболы привносят свою долю торжественности в описание необычного мудреца: «Он скромен, словно подорожник / В пыли у Млечного Пути»; «Он мыслит каждой клеткой тела. / В тиши с камнями говорит»; «Он обретает высь величья, / Вселенский разума размах».
Мне образ старца напомнил былинных героев. Однако они защищали народ и землю, прежде всего, своей физической мощью. Но пришло иное время, когда сменить эту силу должна другая: сила мысли, разума, духовной воли. Именно она способна спасти и преобразовать современный мир.
Познакомив нас, читателей, с кругом своих чувств, мыслей, настроений в этом «осеннем переходе» жизни, Геннадий Шалюгин завершает книгу стихотворением, которое можно отнести к числу тех, что отражают его нынешние ценности, взгляды, жизненные цели. Автора не привлекает шум и суета столиц. Нет! Ему комфортнее в провинциальности «неспешной жизни». Она позволяет ощутить то, чего лишены люди, находящиеся в постоянной гонке за блестящей мишурой круговерти шумных мегаполисов. А в любимом южном городе все по-иному:
Здесь переулки пахнут хлебом.
Неспешной жизни вьется нить.
Здесь, ощущая близость неба,
Мгновенья учишься ценить.
Каждое из этих мгновений может стать источником новых радостей, свежих впечатлений, интересных мыслей, а значит, и новых стихов автора.