В древних пустынях

Хельги Гудвин
Далеко в древних пустынях лежат, поглощённые барханами, древние города. Найти их большая удача, большая редкость и опасность. Ибо в сердцах этих покинутых городов забытых цивилизаций покоится древнее зло.
Звёздная ночь бескрайней пустыни была освещена сияньем луны и тусклым светом факелов врытых в песок и закреплённых на ветвях пальм. Караван остановился рядом с оазисом на ночь. Это были кочевники, пустынные лисы, всю жизнь сплавляющиеся на своих горбатых кораблях по песчаным волнам. Всю жизнь они топтали песок и топтали само время. Среди кочевников был и ваш покорный слуга, который преподавал в ту пору на кафедре истории и археологии в университете.  За долгую и верную службу я был отправлен в Ливийскую пустыню на северо-восток Сахары на поиски древних цивилизаций. Глупая идея. Мы продвигаемся медленно уже седьмой день. Немного, но я уже начинаю жалеть о своём решении.
В университете многие посмеивались надо мной. Над моей уверенностью в существовании исполинских городов, скрытых под слоем времён в далёких песках Сахары. Но я точно знаю, что они есть. Я обвинял своих коллег в некомпетентности и самодурстве. Хотя и понимал, что с моим фанатизмом в поисках и изучениях безымянных городов произвожу достаточно странное впечатление.  Вы бы могли назвать меня сумасшедшим фанатиком, но позвольте для начала я расскажу об истоках своего рвения к познанию того, что многие назовут антинаучным бредом.
После смерти моего деда мне досталась обширная библиотека, включающая множество работ, собственноручно написанных моим предком. Он был археолог и смог побывать во всех уголках мира. Особенно много он работал с англичанами в Египте и не раз пересекал великую пустыню. Как раз из этих работ я и узнал о городе, украшенном химерами с телом льва, хвостом змея и рогами антилопы. Он писал об этом городе, как о сказочном видении. Точно сотканным из множества снов. О невысоком народце, говорящем на непонятном древнем языке, о широких рынках, где были невиданные кушанья и изделия. О порте с кораблями, точно венецианские гондолы под шёлковыми парусами. О городе, состоящем из высоких башен с шаровидными наконечниками и домов с открытыми фасадами, куда не попадает дневная жара. И город тонет в зелени, что составляют широколистные кустарники, пускающие вверх фиолетовые, жёлтые, красные  и чёрные стрелки цветов.
Я мог часами сидеть в своём кабинете и наслаждаться дурманящими видениями этого города, навеянные мне воображением. Они накрепко прижились в моём мозгу и пустили корни. Дед так и не смог поведать миру о своём открытии, но я помню его рассказы и считаю, делом фамильной чести найти это место. И вот в один прекрасный день я добился разрешения ректора  отправиться в экспедицию в пустыню и даже взять с собой нескольких студентов. Я отбыл под подтрунивание коллег над моей грешной затеей. Над пустым разбазариванием университетских денег, но я видел жгучую зависть в их глазах и снисходительно улыбался над их плоскими шуточками.
С тех пор, как мы прибыли на место я веду этот дневник. Я начинаю опасаться, что зря я это всё затеял, что я ничего не найду в этом горячем океане песков. На исходе сегодняшнего дня я стал разочаровываться. Может рано. Но мы прошли уже несколько точек, отмеченных в рукописях моего деда. На каждой из них мы пытались обнаружить хотя бы малейшие крупицы истории, но сквозь наши пальцы пробегал лишь песок, а вместе с ним и время экспедиции. Мы сильно устали.
На следующий день нам всё же улыбнулась удача. Впереди была последняя точка, отмеченная дедом, и нам удалось найти камень, на котором были пометки, похожие на письмена. Никто не смог их прочесть, но это только подтолкнуло нас к работе. Видно Ха, древний Бог этой пустыни, сжалился над нами и сдул песок, даруя нам возможность заглянуть в прошлое. Даже будучи закоренелым атеистом, поклоняющимся лишь науке, в моём мозгу первой проскользнула подобная мысль. Так неожиданно и чудесно складывались обстоятельства.
Мы разбили лагерь. А к концу следующего дня мы поняли, что найденный нами камень ни, что иное, как верхняя часть древней колонны. Часть кочевников оставила нас. Остальных нам удалось уговорить остаться с нами в качестве охраны и проводников за соответствующее вознаграждение, но они приняли эти, надо сказать выгодные для них, условия с неохотой и суеверным страхом. Страхом перед нашей находкой. Причём совершенно необоснованным. Один из них всё время призывал разрушить злой предмет и идти в город. Видно людям свойственно бояться и стремиться к уничтожению всего неизвестного. А в особенности подобным дикарям.
Ночь была пропитана напряжённостью, витавшей в воздухе. Наши палатки стояли неподалёку от колонны, а кочевники расположились как можно дальше от монумента и в темноте безлунной ночи их факелы горели вдалеке островком света в океане тьмы. Пустыня кричала на разные голоса и ветер трепал края палатки. Похоже, я был единственным бодрствующим человеком. Не знаю на счёт суеверных кочевников, но мои студенты точно спали. Я же стоял у стола, склонившись над ворохом карт и дедовых книг. Ломая глаза и силясь прочесть что-нибудь в тусклом свете керосинового фонаря. В конце концов, я отстранился от записей, надавив пальцами на глаза. Только сейчас я заметил странное преображение моей палатки. По земляному полу полз и клубился прохладный туман, что казалось, по меньшей мере странно. Сейчас было засушливое время года и перемены погоды не ожидалось ещё много месяцев. Мучимый бессонницей, я решил прогуляться к источнику столь необычного явления.
Вдруг я осознал, что очень сильно нервничаю. Каждый шаг давался мне тяжело. И отдавался сначала вниз живота, а затем резким, словно ножом, ударом в виски. Туман становился гуще, но не поднимался выше уровня стоп. До носа медленно стал доходить удушающий смрад. Ночь была душная, а туман вязкий и горячий, как гной. Я приблизился к месту раскопок. В яме клубилось белое марево. Оно тянулось ко мне, словно живое существо. Чувствуя моё тепло, нечто тянуло ко мне свои бледные много суставчатые конечности. Я чувствовал, что меня сверлят взглядом. Вокруг чудились шныряющие тени. Рассудок был точно опьянён и в ушах стоял гул. В тумане проступали кричащие лица с чёрными провалами глаз и ртов, разинутых в отчаянном и безмолвном вопле. Липкая гуща почти накрыла меня, когда мои ноги заплелись, голова перевесила, и я с размаху рухнул лицом в ледяной песок.
Очнувшись, я почувствовал, жжение на лице. Отплевавшись и не переставая чихать, я сел на песке, машинально загребая и высыпая тонкой струйкой тёплый песок из ладони. Какая-то мысль возникла в моей голове и тут же потухла, не дав однозначного оправдания своему появлению. Судя по часам я пролежал в обмороке не более четверти часа. Вспоминая произошедшее как странный сон, я обнаружил, что туман рассеялся, точно его и не было. Звёзды тускло мерцали над головой. В трёх метрах из ямы поднималась откопанная колонна. Верхняя подпорка была отломана, и теперь сооружение напоминало скорее обелиск. Древний чёрный обелиск, покрытый палочным алфавитом. Он выглядел как клык хищного зверя, прорастающий из челюстей пустыни.
Не помню, как добрёл до своей палатки, но при входе меня конкретно подкосило и, рухнув на раскладушку, мой разум словно отделился от меня и вернулся лишь спустя дюжину часов крепкого сна без сновидений. И очень хорошо, так как я уверен, что не ручался бы за своё психическое здоровье, будь у меня этой ночью хоть какие-то сны…
На следующий день посреди работы поднялась песчаная буря. Пришлось спешно покинуть место раскопок. И очень жаль. Потому, что лопаты врезались во что-то твёрдое. Наверняка это был фундамент здания, которое подпирала колонна. Буря замела добрую половину наших трудов. Огорчённые, усталые и измученные палящим зноем мы разбрелись по палаткам и забылись тяжёлыми снами без сновидений. По крайней мере я. Неожиданно наши работы сильно застопорились, так как песчаная буря повторялась и на следующий день и через день. Каждый раз, как лопата доставала до тверди под песком, начиналась буря и заметала все плоды нашей работы. О, зловещие совпадения! Сидя в своей палатке мне казалось, что сами демоны пустынь хохочут в завываниях бури и издеваются надо мной!
Ночь выдалась прохладной, но даже это живительное явление не сказалось на моём самочувствии благотворно. Я начал впадать в отчаяние. А вдруг бури начнут повторяться?! Мучимый этими мыслями я расхаживал по палатке взад-вперёд. Краем глаза я заметил тень на пологах палатки, но обернувшись, не обнаружил ничего. Пройдя ещё один круг, я снова уловил какую-то тень, будто кто-то стоял с левой стороны палатки, освещаемый факелами снаружи, но обернувшись снова решил, что это обман зрения. Не смотря на эти обманы зрения, что свойственно утомлённым глазам в полумраке, меня не оставляло какое-то тяжёлое, гнетущее ощущение. Казалось, что за мной наблюдают чьи-то глаза. Я отмахнулся от этой фантазии, но чувство меня не оставило.  «Наверно студентам тоже не спится, и они бродят вокруг своих палаток» - Решил я. Затем подошёл к столу и в очередной раз склонился над фолиантами. В очередной раз в моем воображении всплыли роскошные дворцы, утопающие в пёстрых цветах и маленькие кораблики под шёлковыми парусами. Я мысленно погружался в это сладостное видение, когда почувствовал прикосновение сзади и выдох в затылок. Будучи человеком нервным я наугад ударил рукой назад, а затем развернулся на каблуках и вслепую швырнул тяжёлый том в незваного гостя, но книга лишь упала в песок перед входом в палатку.
Я выскочил на улицу и стал озираться вокруг, но никаких следов ночного визитёра не было, точно он растворился в воздухе. Я поднял книгу, это были «Истории до мира сего», написанные моим дедом, и забросил её обратно в палатку. Ночная прохлада бодрила, и я решил в очередной раз прогуляться к месту раскопок. Морок рассеялся и я снова мыслил трезво и чётко. Спрыгнув в яму я опять увидел какой-то сгусток тьмы на восточной стороне. Моя челюсть отвисла, это был проход! Пещера, тоннель, называйте как хотите, но как? Откуда? Окрылённый видом этой сказочной, невесть откуда возникшей, дверцы я поспешил к ней. Надо бы позвать кого-нибудь из студентов и пойти с напарником, но эта лисья норка меня манила с пугающей силой.  Да и зачем мне студент? Ни один из них не поймёт и половины этого чуда. Сняв с пояса фонарик и нажав несколько раз на пружину, дабы свет был ярче, я отправился внутрь.
Свет плохо рассеивал темноту и быстро тух, так что пружинка жужжала не переставая. Поразительное изобретение этот вечный фонарик! Хоть и не долговременное. Как я ни старался качать пружину, свет становился все более тусклым. Словно тьма этого помещения поглощала его. Она прятала в себя слабенький луч и одновременно залепляла глаза. Вязкая, как смоль. Коридор казался бесконечным. Пару раз он сужался до такой степени, что мне приходилось ползти на четвереньках или я врезался в столбы, судя по всему, покрытые аналогичными письменами, как и откопанный мною. И всё же я был горд за себя. Я нашёл этот столб. Я организовал экспедицию. Я знаю все легенды о древних городах и это отнюдь не бахвальство, а моя прямая заслуга! Я засмеялся и смех мою прокатился во тьме, усиленный этом раз в сорок. Я даже присел от неожиданности. К горлу подхватил ком. Нервничая, я все сильнее и чаще качал пружину фонарика и теперь слышал, что его жужжание отдаётся так сильно, словно это не фонарик, здоровенный пчелиный улей. Я перестал качать так резко, что чуть не выронил фонарь. Его свет был ровный и пытался нашарить границы коридора, но их не было.  Вокруг стояли колонны-близнецы, сплошь в письменах, но на некоторых были рисунки. И не какой-нибудь примитив, а настоящие Луврские шедевры. Это были панорамы того самого города, что описывал дед. Они опоясывали столб спиралью и винтом взвивались ввысь под невидимый потолок. Я понял, что нахожусь в колонном зале. И, гуляя от столба к столбу, осознал, что забыл направление, откуда шёл. Меня охватила паника, но я быстро подавил смятение, не дав рассудку помутиться и заставить меня лихорадочно бегать по залу. Я вспомнил, что было изображено на рисунке на первом столбе, и пошёл, вспоминая траекторию, к нему.
На столбах ветвились пейзажи города, и райских садов с раскидистыми деревьями, картины сражений с войсками в золотых доспехах, что обращают в бегство полчища четвероруких чудищ. Как низкий народ встречает в порту изящные корабли. Я сразу отметил, что в одеждах  и вещах этих людей много синего различных оттенков. Видимо они поклонялись самому небу или водам Великого Океана. Одно странно, что лица не рисовались. Вместо них были безликие маски с прорезями для глаз. Ни одного портрета на протяжении всех осмотренных столбов. Лишь маски, порой разноцветные. Наконец я нашёл столб и по рисункам определил место, откуда пришёл. В кармане у меня остался огарок свечи, которого хватило бы на полчаса и пара локтей конопляной бечёвки. Немного погодя я спрятал свечу и обмотал верёвкой столб, повесив на него носовой платок. Слабый, но всё-таки ориентир. Хотя бы для тех, кто последует за мной.
Идя намеченным курсом и борясь с искушением снова кинуться рассматривать столбы, я двигался вперёд в бесконечную темноту. Шаги гулко отдавались по ровному полу. И тут моё воображение стало играть со мной злые шутки, да и ещё зал пошёл под небольшой уклон.
Я стал слышать, будто вместе со мной по полу ступают ещё чьи-то шажки. Будто рядом бежит ребёнок. Я остановился как вкопанный, но шажки не смолкли. Маленькие шажочки бежали впереди меня на небольшом расстоянии. Я стал водить лучом фонарика, но никого не нашёл. На минутку мне показалось, что луч скользнул по низкорослой тёмной фигуряя, но в следующий миг её уже не было. Крутясь как юла и, подобно маяку, выискивая этих чертей, я споткнулся и кубарем покатился по наклонной, пока не врезался в какие-то перила.
Сильно болели локти и бока. Фонарь отшвырнуло в сторону, но он ещё горел. Я подбежал к нему. Казалось стук моих шагов стал ещё громче. Удача! Первым же делом я случайно высветил какую-то амфору. Что-то вроде современной арабской лампы. Только больше похожей на кувшин. Я не смог её даже пошевелить, но в ней торчал фитиль. Принюхавшись и убедившись в отсутствии газа, действием которого, к слову, могли быть эти слуховые галлюцинации, я решил рискнуть и чиркнул спичкой. Затем поднёс к фитилю и лампа осветила метровый круг света, расплёскивая его сквозь маленькие ровные дырочки. И тут же откуда-то сверху из колонного зала снова послышался приглушённый топот ножек. На этот раз они шлёпали, точно мокрые или босые. Панический страх пробрал меня до костей. Точно мороз. Я попятился назад и под моей ногой что-то оглушительно хрустнуло.  Рывком направив свет вниз я обнаружил осколки белой маски. Безликая маска с прорезями для глаз, как на картине. Я наклонился вниз, совершенно забыв, о чертях наверху и стал разглядывать осколки. Поразительно! Это фарфор, несомненно, фарфор! Изнутри маска отливала перламутром. Впереди из мрака выступали перила и подпорки. Я посветил фонариком вперед и тут же отпрянул. На меня разевала львиную пасть серебряная химера. Перила поддерживали на своих спинах химеры, и они были из серебра! Я находился на гигантском балконе. Заворожённый этой мыслью я стоял в исступлении, пока вновь не вздрогнул от прикосновения. Подпрыгнув на месте, я закричал, размахивая перед собой осколком маски. Я знал, что в темноте есть кто-то или что-то. Но крик мой раскатился громовым раскатом, усиленным в сотню раз. Паника завладела мной. Я метнулся вперёд, потом резко назад, наткнулся поясницей на перила и, перелетев их, свалился с балкона вниз. Я не успел опомниться, но понял, что не разбился чудом. Подо мной была натянута какая-то ткань и я смотрел вверх. На перила и отсвет зажженной мною лампы. Но самое кошмарное, что в этих отсветах я увидел троих существ. Они смотрели на меня сверху вниз. Господь всемогущий! Это были существа с ужасно синюшными головами грудных детей! Миг и они исчезли. Стараясь не запаниковать снова, я выбрался со спасительного навеса и больно рухнул на пол. Это выло что-то в роде базарного лотка. Мой фонарик лежал рядом. Он был разбит. Я почувствовал себя беспомощным, будто потерял путеводную нить в лабиринте минотавра. Сомнамбулой я поплёлся в чёрную пустоту, натыкаясь и обходя новые и новые лотки. Под ногами хрустели какие-то изделия. Словно всё было спешно прибрано и покинуто. Наконец я наткнулся  на какой-то шест и рухнул вместе с ним. Это оказался импровизированный фонарный столб, на котором я обнаружил факел. Найдя в кармане спички я поджёг его. Ручка была из бронзы и покрыта письменами и барельефами. В свете факела я действительно обнаружил себя на небольшой, по сравнению с постройками, рыночной площади. Рядом стояли ещё факелы и высился тот самый корабль из дедовых сказок. Он был прекрасен. Огромный, длинный, похожий на венецианскую гондолу, с лохмотьями шёлковых парусов, свисающих с его мачт. Ни пламя, ни паруса не колыхались, ибо был мёртвый штиль.
Я стал зажигать факелы. Они загорались как лучи надежды. Один из них запустил цепную реакцию и осветил ближайшую улочку. У меня захватило дух. Я находился на берегу пересохшего залива, наполненного кораблями, врытыми в сухой ил. Их остовы разрушались, но упорно сопротивлялись тлению, так что спустя столько тысячелетий на них запросто можно было отплывать в любые дали. Здание с балконом было то ли дворцом, то ли храмом. Его крыша переходила в башню, которую венчала химера с отломанной передней лапой. Пещера была циклопических размеров и уходила вдаль, подобно чёрному океану. А сверху было гигантское плато. Оно как крышка чайника накрывало этот город. Я побрёл по улочке с низкими живописными домиками. На окнах которых ещё сохранились ставни. В одном из окон мелькнула знакомая маска. Я снова направил свет на окно. Маска неподвижно оставалась там. Её узкие, пустые глазницы  сверлили несуществующим взглядом. Меня прошиб холодный пот. Я побежал по улочке. Мне всюду чудились синие младенческие лица и белые безликие маски. Они гнались за мной. Я чувствовал это. А вскоре и ощутил. Из переулков выбежали несколько фигур. Множественный топот маленьких ножек сводил с ума. Я нырнул в переулок, а затем в дом. Ставни не пропускали света и, похоже, меня не заметили. Я выдохнул. Это была маленькая комнатка. Но обернувшись я остолбенел от ужаса. Передо мной стоял маленький человечек, замотанный в тёмно-синюю ткань с рукавами. Правая рука была спрятана за спиной, а левая болталась плетью, полностью скрытая рукавом. На голове у него был намотан платок, а на лице была зловещая маска. Он сверлил меня взглядом, а я не мог пошевелиться от страха. Вдруг он засмеялся. Детским заливистым смехом. Но то был злой смех. Он занёс правую руку. Она была покрыта золотым доспехом и сжимала серпообразное оружие. Маленький демон рванулся на меня. О помнясь, я резко выставил вперёд факел и кинжал глубоко застрял в нём. Я схватил его за «лицо» а другой рукой схватил за одежды. Он оказался очень лёгким. Как пёрышко. Рывком я выбросил противника в окно и побежал дальше. Факел потух, но мне было всё равно. Я побежал дальше, не разбирая дороги. На широкой лестнице я оглянулся и дальше уже рванулся с остервенением и отчаянием. Повороты. Я машинально бежал вверх, хотя уже совершенно задыхался и сжимал зубы до хруста. Они сзади. Они везде. Один из них выбежал мне на встречу. И занёс клинок. Я отпихнул его, но почувствовал сильную боль в руке. Рукав моментально промок. Я бежал по верхней галерее какого-то здания. Опять был зал с колоннами, но уже другой. В этом пол был весь в трещинах и выбоинах. Они наполняли зал. Некоторые несли факелы. Доспехов сияние резало глаза. Я оступился и упал в яму. Полетел кувырком по наклонному тоннелю, как по ледяной горке. Наконец меня, побитого, выбросило в песок и я потерял сознание.
Я лежал в шатре. Рядом сидела смуглая женщина. Она подала воду и я жадно набросился на кувшин. Оказывается меня подобрали кочевники из нашего лагеря. Они не могли больше сидеть рядом с проклятой колонной и уехали. Это была половина. Остальные остались там за тройную плату. Меня нашли в шестнадцати километрах от лагеря, спустя сутки. Говорят, мне несказанно повезло, что не занесло песком.
Я бросил преподавать и вообще почти было ушёл из университета. Сжёг дедушкину библиотеку. Окружив себя охранными знаками всех конфессий, я поселился на территории университета в домике садовника. Наверное скоро меня упекут в дурку к этим садистам. Я до сих пор помню эту картину на той лестнице. Город, освещённый цепочками движущихся огней. Маски и воины в золотых доспехах. Тысячи низкорослых демонов, стягивающихся изо всех тёмных углов. Словно призраки, охраняющие свою территорию от незваных гостей. Меня считают сумасшедшим. Что из-за неудачных раскопок я сорвался и напился. Потом потерялся в пустыне и разрезал себе руку о какие-то колючки. Но я не псих! Я видел эту преисподнюю собственными глазами! И скажите почему тогда пропали ещё пять кочевников и двое студентов? Объясните! Объясните мне, почему кочевники нашли меня в пустыне, сжимающим в руках маленькую фарфоровую маску?!!