«Совью гнездо, отнесу его домой и буду там жить», - сказала моя дочь Тамара.
Я в это время разбирала шифоньер. И нашла там вещи Ольги Васильевны – две простыни в цветочек и какую-то ободранную нижнюю юбку. Где-то в инструментах мужа валялись ее красные серьги, похожие на елочные игрушки. Никак не могла она найти место своим вещам. У Люды, няни из ее группы, давно уже лежал ее лифчик на «косточках», купленный, как она говорила, чьим-то любовником из Сочи, лак с искорками и две пары длинных зимних панталон, которыми она особенно дорожила, потому что это была единственная память о Саше. Сашу она познакомила с собой в Константиновке, вскоре после чего он разбился на мотоцикле, и венок из выцветших бумажных цветов еще долго трепался на дереве по дороге из Марьинки в Угледар.
У Лены Дубовской, подруги Ольги Васильевны, тоже была куча ее грязных тряпок. Она хранила их в тазу под ванной, время от времени задвигая подальше, чтобы не видел муж. В них уже завелись тараканы, моль и какие-то пузатенькие мушки. В тазу они обжились, создали свое государства, женились, учились, судились за драку и воровство, как у себя дома. Там была куча трусов и маек сына Ольги Васильевны Артема, три комбинации с оторванными при достопамятных обстоятельствах кружевами. А еще черные в сеточку колготки, которые, если верить Ольге Васильевне, порвал сам начальник планового отдела шахты, когда она осталась с ним наедине в его кабинете.
Еще у одной подруги, Лили Бритик, лежали ее занавески от будущей квартиры, а также застиранные футболки ее Артема, сложенные в стопочку и аккуратно поглаженные, туфли, прокушенные неизвестно кем. С Бритик Ольга Васильевна поссорилась, когда та обвинила ее в краже мужа, в то время как она просила одолжить его на время для переноски из сарая картошки. А вещи остались у нее.
И так много вещей Ольги Васильевны было по разным людям, и хотя никому они были ни к чему не нужны, но и отдавать как-то не хотелось. И было ей жалко вещей, а забрать все как-то некогда. И сидела она зимним вечером у окна своей комнаты и мерзла, потому что было всего три батарейки, а окна Ольга Васильевна заклеить забыла. По двору метались листы бумаги и какие-то заблудшие снежинки. Ольга Васильевна сидела и жалела себя.
- Бедные мы с тобой, Артем, бедные. Сколько по людям маемся и вещей наших сколько у них осело – это ж не сосчитать. Комбинации мои бедные, и туфли бедные, и костюм в полосочку голубенький.
Начала она смеясь, и Артем потянул, смеясь, вслед за ней:
- И бедные мои машинки, и хомяк бедненький, и экскаватор с ложкою…
- А где твои новые футболки, Артем? Лежат, несчастные, у Людки, они их и не постирает… И сережки мои бедные, где они теперь, и сапоги бедные, и пояс импортный бедный…
- И дом бедный… И окно бедное, и простыни бедные, и одеяло несчастное.
- И ботинки твои, Артем, и брюки новые, джинсовые, и трусы из Прибалтики, и майки с утятами бедненькие.
- И дорога бедная, и асфальт бедный, и домик наш бедненький…
- И серьги с хризобразами…
- Бедные мы, бедные. А как мы все обратно заберем – просто так или по суду?
Ветер стих. Заблудшие снежинки улетели.