Вино-водочная лихорадка, постигшая с. Туекта в ночь с 21 на 22 апреля 1987 г.
"С рельсов сошла" вся деревня. Разом. С обеда в конторе давали талоны на водку. На себя надели самое лучшее, шли как на праздник (управляющий и в праздник такого не припомнит). Через час в деревне появились пьяные. Все как-то сразу забыли, что день рабочий, что надо поить коров, повышать производительность труда, ускоряться. Будто и не было указа о борьбе с пьянством. Забыли, что трезвость - норма жизни каждого человека. На деревню нашло хмельное затмение.
Этим же солнечным утром из ворот автобазы облпотребсоюза выехала автолавка. За рулем сидел Юрий Суртаев. Рядом с ним восседал довольный своим зятем мужчина лет за 60, без руки, с орденскими колодками на пиджаке.
Автолавка направлялась в Усть-Кан, везя в кузове горе, слезы, штрафы, товарищеские суды, смерть. До Туекты было сто восемьдесят верст, до беды столько же.
Ехали в отличном настроении - впереди первомайские праздники. Тесть был уже "под мухой". Вслух подсчитывали барыши. Если гнать бутылку по 15 рэ, то получалось хорошо - по шесть рублей навару. Товаровед в райпо была своя. Деньги вместо водки примет без вопросов.
С веселыми мыслями миновали Манжерок, где 22 года назад стояли, обнявшись, на берегу Катуни Василий Шукшин с Пашкой Колокольниковым.
Юрий невольно запел - "есть по Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шоферов..." Тесть с уважением посмотрел на зятя и подхватил - "...но один был отчаянный шофер, звали Колька его Снегирев".
По главной улице на мерине ехал знатный табунщик туектинской фермы Михаил Задонцев. Как ни старался держаться он в седле прямо, но и пьяному было понятно, что он проглотил уже свой месячный запас - два талона. Мерин привычно свернул на середину улицы, где виднелся дом Михаила. Задонцев стал задумчив, как перед атакой. То ли вспомнил, как несколько лет назад заколол "по ошибке" колхозную корову на мясо, то ли жену свою Валю, которая, хоть и часто его ругала, но любила. Любя и ревнуя его, как-то пьяному остригла один ус (тем самым выразила протест против пьянки мужа). О чем бы не думал, но даже он не знал, что к Туекте приближается автолавка с большим запасом спиртного на борту.
Вот он подъехал к своему дому, сполз с мерина, дал приличный крен влево, по инерции сделал несколько шагов назад, как бы прицеливаясь для разбега. Сам себе сказал "пру" и на несколько часов исчез из поля зрения - отлеживаться на мягких перинах жены Вали.
Соседка напротив, хозяйка заезжего дома, вдова Сулунова, к которой Михаил был как-то неравнодушен, усмехнулась сама себе за занавеской и полезла в подпол добавить дрожжей в лагушок, на всякий случай. Дрожжами запаслась почти вся деревня. Ими лихо, как на ярмарке, торговал вчера проезжий шофер автобазы - по пять рублей за пачку.
В заезжем доме около жарко натопленной печи на почетном месте восседал Юрий. Рядом радосто и подобострастно суетился тесть, лихо работая одной рукой. Подносил водку покупателям, не забывая подливать своим. "Хороший тесть попался", - подумал Юрий. Стол ломился от закуски. Каждый с чем-нибудь приходил, желая задобрить "хозяина" автолавки. В их глазах можно было прочесть: поживи хоть недельку, нам так плохо без тебя. Сдачу старались не спрашивать, не гневать "хозяина", да и говорить-то толком уже никто не мог, в основном мычали.
К полночи все были хоть выжми - и деревня, и обитатели заезжего дома (те для себя водку держали в подполе, два ящика - от сглазу). У "хозяина" карман распух от денег, как мужик после запоя. После отпуска каждому покупателю товара чокались, выпивали. Пьяный тесть сказал, как отрезал - пьяным больше не давать. "Хозяин" закинул ногу на ногу, не вынимая изо рта "астры", согласно кивнул.
Во дворе заезжего дома назревал бунт. Не хватало только искры. "Искра" в лице Сашки Киселева пила неподалеку - у Задонцева, на брудершафт.
Обиженные, кого посчитали пьяными "хозяева" автолавки, бегали по деревне - искали трезвых. Таковых не находилось, кроме восьмидесятилетней бабки Карюгиной. Все были в изрядном подпитии. Цены подскочили до двадцати. Покупателей уже это не смущало, но Юрий цену не сбавлял, и пьяным продавал через одного - был непреклонен. Хотя по-маленьку уже сам выйти не мог, его во двор выводила под руки "охрана", заботливо расстегивая и застегивая за него прореху.
За столом полудремали пять-шесть полупьяных шоферов. "Панка" тасовал колоду, хитро улыбаясь. Он назавтра за забором припрятал три пузыря, пользуясь темнотой. Несколько лет назад Виктор Никифоров попал в страшную аварию. После аварии сильно хромал. Его стали звать "Паниковский" или сокращенно "Панка". Тогда врачи сказали жене, что он не выживет, и она отказалась от него в больнице. Ему было двадцать четыре года. "Панка" выжил, с женой сошелся из-за дочери и еще несколько раз попадал в аварии, без "Панки" не проходило на трассе ни одной серьезной попойки. Он уже в гараже знал, кто и чем будет грузиться. Это был страшно безалаберный, но веселый шофер. В общем, шукшинский персонаж. Он никогда не унывал, трезвым старался не ездить.
Водка лилась рекой, вдоль берегов лежала закуска. Тесть вышел за очередным ящиком во двор для покупателей. Вдруг оклемался. "Панка" - за ним. Оба протерли осоловелые глаза - МАШИНА ИСЧЕЗЛА...
Задонцев мирно спал в курятнике, связанный вожжами. Пестрая курица что-то скромно кудахтала ему на ухо.
Автолавку искали почти до утра. Скакали на лошадях, ездили на машинах. Как на маневрах, сужали кольцо - с концов деревни к заезжему дому.
Утром ее нашла милиция в десяти километрах от Туекты, под мостом. Сашка Киселев, согнувшись, спал в кабине, обняв пустую бутылку, скрипя во сне зубами. Снилась погоня. Он лихорадочно отстреливался из карабина и забрасывал бутылками с водкой противника. Бутылки рвались с грохотом, осколки свистели, отскакивая от камней. Вдруг сзади его схватили, плотно прижав к земле. Он тянул руку к очередной, хотел взорвать себя вместе с неприятелем, но внезапно проснулся. Рядом стоял милиционер.
... За недостающие сорок бутылок, хотя смутно припоминал, что открыл только три, Сашка получил год условно.
Однорукий внезапно исчез, как бы растворясь в похмельном утре, оставив после себя в последней комнате заезжего дома пустые бутылки, вперемежку с окурками. В Туекте его больше никогда не видели.
Суртаева выгнали по статье - таких было много. Поговорили неделю и забыли, придя к выводу - надо быть бдительней.
...на горизонте, между гор заходило солнце застойных времен...
12.1987-12.1989 гг., г. Горно-Алтайск