Ода утюгу

               

                Вначале, было – слово! И слово было – утюг.
            
                Ст.4 пс.1 стх.4 Евангелие от Химчистки.



   В городе,  давно стемнело, но опытный  вор – рецидивист  Зотов Олег Филлипович по кличке «Зоофил», все кружил по району не в силах попасть к себе домой. В той клоаке, где он обретался,  шалили по ночам, мелкие группки зарвавшихся интеллигентов. Они кучковались, возле ларьков и увеселительных заведений, где нагло цепляясь к одиноким,  насмерть перепуганным прохожим, заставляли последних нараспев читать по памяти Бэлу Ахмадулину или, нахамив, провоцировали жертву  на спор о раннем творчестве Данте. Район давно будоражило, и многие его жители даже сменили привычные цепи, косухи и банданы с черепами, на отвратительные по своей сути костюмы – тройки и  очки в дорогой  золотой оправе. Милиция была на корню подкуплена и дабы, демонстрировать  зарвавшимся интеллигентам свою лояльность, частенько исчезала на пару – тройку дней, в злачных библиотеках и кружках художественной самодеятельности на правах самоокупаемости и самофинансирования. Причем, стражи правопорядка не гнушались даже одинокими кружками чтецов – декламаторов. Жители, конечно, тихонько негодовали, но открыто выражать свою любовь к Бразильским сериалам и романам Дарьи Пунцовой, опасались. И было отчего. Вокруг них был рассадник Пушкинизма, Чеховщины и Достоевщины. Одним неосторожным словом, можно было запросто схлопотать Глинку, или чего хуже Хренникова. Из проезжающих мимо такси, вовсю мочь орал Карузо, а полоумные «маршрутники» целыми днями издевались над обреченными пассажирами вальсами Шуберта, или этюдами Шопена. На каждом углу подозрительные личности торговали с лотков лицензионными дисками с симфоническими концертами фон Караяна. Небольшие группки пенсионерок, перешептывались вечерами у подъездов про последние темы в передаче «Пусть говорят» и сильно переживали, что и в этот раз, ведущему не удалось доказать до рекламы, теорему Ферма. Все же, время от времени, находились среди народа сильные духом, и единожды восстав на защиту певца Филиппа Хренкорова так призираемого воинствующей интеллигенцией за душевные народные песни типа «Йо, моя крошка! Сделай мне умца-ца!», тут же, попадали в какой нибудь, музей или картинную галерею, где и исчезали бесследно навсегда. Конечно, были случаи и счастливого возращения, но это были, как правило, уже больные литературой люди. Их родные и близкие, с глубокой скорбью  наблюдали за тем, как больной родственник декламировал им на кухне Байрона, на языке оригинала, и у них наворачивались слезы оттого, что они не в силах чем-либо ему помочь. В этом кошмаре, день сменяла ночь и наоборот, но счастливое будущее казалось, навсегда покинуло этот несчастный клочок земли.
   Но жить хоть как-то надо, и народ потихоньку приспосабливался к обстоятельствам.  А сегодня Олега Филлиповича сильно успокаивало именно то обстоятельство, что он был вооружен. – Хоть одного, или двух интеллигентов да уделаю! – тихо про себя радовался Зотов. И это ощутимо прибавляло ему уверенности в себе.  Еще утром, собираясь по своим делам, Зоофил, покрутил вокруг пальцев кастет. После, с сомнением посмотрев на него, и подкинув пару раз вверх – зашвырнул в угол, презрительно хмыкнув – Игрушка! Черт ее дери! – и осторожно сняв с гвоздика ключ, полез в старый бабкин сундук. Кроме старых вещей,  на дне сундука лежал любовно замотанный в чистую тряпицу, трофейный утюг. Олег Филлипович, бережно достал его и, развернув материю, аккуратно взял его за ручку. Утюг был старой конструкции, но вполне исправный. Натертая до блеска эбонитовая ручка, приятно легла в руку. Холодно блеснувшая сталь, вызвала  у Зоофила, бурю восторга в душе. – Умели же делать когда-то! – с благоговением подумал Зоофил. – Не то, что нынешние утюги! Ни вида, ни веса, ни мощности! Одна видимость! – рассудительно отметил он про себя. После, осторожно покрутив регулятор на утюге,  решительно засунул его под полу пиджака. – Авось сгодится! – подумал он, и направился к выходу. Весь день, суетясь по своим делам, он нежно поглаживал утюг через дырку в кармане, и сама мысль обладания им такого сокровища, делала его в душе - дальше, выше, сильнее. Но с наступлением темноты, весь его воровской задор, постепенно улетучивался, и уже обходя десятой дорогой привычные места скопления интеллигентов, Зотов, мечтал мышью проскочить подворотню собственного дома, чтобы не нарваться на  какую нибудь группу шляющихся по ночам с гитарами интеллигентов. Стараясь находиться в тени от фонарей и прижимаясь к шершавым стенам домов спиной, Зоофил, был уже в пяти минутах от желаемого. Осталось только преодолеть темную и жуткую подворотню. – Ну, была – не была! – решил Олег Филлипович и вступил во мрак. Глаза понемногу привыкли к темноте, и это слегка успокоило Зоофила. Тщательно нащупывая перед собой дорогу, Олег Филлипович, уже решил было праздновать успех, как вдруг из мрака выдвинулся силуэт и хриплым голосом окликнул Зоофила. –Mon sheer! Читать есть? Сердце Олега Филлиповича, мгновенно эмигрировало в пятки, и совершенно перестало подавать какие нибудь опознавательные знаки. Следом отреагировали подкосившиеся ноги и холодеющие руки. Наблюдая за всем этим, рассудок мгновенно выдал зловещий эпикриз –Звиздец! Но жить, ой как хотелось, и долю секунды подумав, рассудок отменил предыдущее решение и принял новое. В двух словах, оно звучало так: Надо бороться! Как бороться, рассудок особо тщательно не думал, и с ходу выдал несколько вариантов ответа.

1.Пошел вон, придурок!
2.Я не читаю! Бросил давно.
3.Сейчас посмотрю. Может, что и завалялось.

Как-то сами собой отпали первые два и, соотнося свои действия с третьим ответом, Зоофил пролепетал трясущимися губами – Есть, конечно! – и протянул навстречу силуэту журнал Плейбой за прошлый год. Силуэт пододвинулся ближе, и Зотов увидел, как в невесть  попавшем в эту подворотню луче света, сверкнул золотой зуб. Фиксатый, развернул журнал на первой странице, но поморщившись, вернул журнал обратно. – Фф-у! – процедил фиксатый недовольно. – Как ты это читаешь? – раздраженно сказал он. – Это же отрава для здоровья! – продолжал клеймить фиксатый. – Так, я же, это, в смысле, как-то вроде, вот….! - пролепетал невразумительное Зотов. Зуб фиксатого, еще раз сверкнул угрожающе, но затем  сменил гнев на милость. – Бывает! - подобревшим голосом подытожил силуэт, и затем неожиданно предложил – На, читай  мои! – и вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшой томик Есенина. Олегу Филлиповичу, отказываться было неудобно, и  осторожно взявши Есенина он начал читать. – Ну как?! – отозвался фиксатый. – Получше твоего будет? - Д-да! Кхе-кхе! – зашелся в кашле Зоофил. – Сильная поэзия! Мне бы чего нить полегче! – робко заметил Олег Филлипович. – Это с непривычки! – подытожил фиксатый. – Пройдет! – и похлопал Зоофила по плечу. От такого проявления доброжелательности, Олег Филлипович, чуть не выронил утюг. – Что там у тебя? – поинтересовался фиксатый. – Да, вот…, как его… утюг! – засмущался Олег Филлипович. – Ну ка, ну ка! – удивился фиксатый и бережно принял в свои ладони сокровище Зоофила. – Вот это да! – восхищенно зацокал губами фиксатый! – Мощная штука! – продолжал он, поглаживая нежно никелированные бока утюга. – Да, Вы сударь форменный эстет! – с уважением произнес фиксатый. – Я вижу, прекрасное, Вам не чуждо! – Да чо уж там! – зарделся Зоофил. – Мы, дык простые люди! Университетов не кончали, поди! – Не может быть! – удивился фиксатый. – А у меня, три ходки. Одна  - пять, и две по три. Не считая аспирантуры! – грустно отозвался фиксатый. – Эхма! – опечалился Зоофил. – От так и жысть прошла в неволе! Почитай, лучшие годы! – пожалел Зоофил фиксатого. – Да что уж там, мой друг! Дело прошлое! А сейчас уже, семья, дети, пеленки распашонки! – смахнул накатившуюся слезу фиксатый. – А вот будь у меня такой утюг, так я и не женился бы вообще! – Эхма, тебя-то штырит! – с трудом подобрал нужные слова одобрения Олег Филлипович. – Чай баба, получше утюга то будет! – Дурень ты! – обиделся фиксатый. – Вот сам подумай! Утюг, всегда горячий, чтобы ты ему не сказал. Это раз. Утюг, всегда молчит, разбросал ты свои носки и штаны по квартире, или нет! Это два! Утюг, не закатывает тебе истерику, если после стирки, на рубашке вдруг осталась губная помада. Это три! Только ты имеешь право руководить в семье. И утюг подчиняется беспрекословно. Это четыре! Утюг, никогда не скажет тебе, что он упустил свой шанс, не продавшись тому мужику в норковой шапке, а тебе! Это пять! Достаточно, мой друг? – подытожил фиксатый. – Да уж, пожалуй! – буркнул ошеломленный Олег Филлипович. – Се ля ви, мой друг! – вздохнул фиксатый и полез в карман за Есениным. Они, еще некоторое время почитали, молча Есенина. Скупо и отрывисто. В общем, как-то очень по-мужски…, и затем тихо разошлись по сторонам.
-А мужик то, во многом прав! – неожиданно осенило Зоофила. И вдохновленный, он с утюгом наперевес, устремился в свой родной дом, где его уже ждала к ужину вернувшаяся с работы жена Клавдея, чтобы с этого дня устанавливать новые семейные отношения.