Зельда очутилась в автомобильной пробке возле центра города. Её машина прочно застряла, окружённая со всех сторон потоками других машин. Пробка рассасывалась раздражающе медленно – деловой район, ничего не поделаешь! Слишком много людей хотят что-то получить здесь, как-то пробиться в обществе себе подобных, провести в жизнь свои планы, поймать свой шанс, схватить удачу, проявить себя.
"Слишком много их, оттого и пробка, - думала Зельда. – И как хорошо, что я давно в стороне от всей этой суеты. Как хорошо и спокойно! Только вот жаль, что на достижение этого спокойствия ушли долгие и долгие годы. Впрочем, что их жалеть, ведь их не вернуть. Их не вернуть, их можно только проанализировать".
И последние, не менее долгие годы своей жизни Зельда анализировала и размышляла. Спокойно живя на свою пенсию в небольшом собственном доме на окраине города, она занималась практическим самосовершенствованием, самопознанием и познанием окружающего мира. Она изучала методики укрепления духа и тела, восточные и западные, древние и современные. Она научилась смотреть внутрь себя, понимать и преобразовывать то, что видит. И вот теперь, спустя много лет, её труды близились к завершению. Впрочем, к завершению только вступительной своей части. Основная часть её изысканий была впереди….
Глядя на Зельду, никто бы не сказал, что ей уже чуть больше ста лет. Это высокая элегантная женщина, худощавая, но мускулистая; изящная, но сильная; энергичная, но углублённая в свой яркий богатый внутренний мир. Живя на обочине людской суеты, она редко в последние годы появлялась в городе. Жила Зельда тихо и одиноко. Ныне живущие члены её семьи были заняты своей жизнью. Друзья и подруги давным-давно состарились и телом и умом, смирились с этим, обросли болезнями, внуками, склерозом, одряхлели и, наконец, умерли. Духовный вакуум не смутил Зельду. Она знала: ни работа, ни семья, ни общество, ни развлечения, ни деньги, ни власть не смогут дать ей то, что ей нужно. А то, что ей нужно, не входило в общепринятые понятия о счастье, оно лежало совсем в иной области, трудно передаваемой человеческими словами. Она знала, что должна взять это у жизни сама. И она научилась смотреть на поток людей и событий со стороны, не входя в него. Зельда, если и принимала участие в чём-либо, то лишь внешне, как вышедшая на сцену актриса, оставаясь внутри себя непричастной к бесконечной людской суете. Она точно знала, чего хочет и стремилась к этому. Она добивалась желаемого планомерно, упорно и терпеливо. Она учила свою индивидуальность отделяться от потока. Она хотела свободы.
Отделяясь от потоков людских намерений, Зельда стала замечать, что и потоки эти так же странным образом обходят её стороной. Она стала будто прозрачной. Её всё чаще не замечали. Не раз в продуктовой лавке кассирша, не видя её, начинала обслуживать покупателя, стоявшего позади неё. Соседские кумушки судачили про её запущенный сад, совсем не замечая её присутствия. Родственники давно перестали присылать приглашения на важные семейные мероприятия. И даже когда мэрия устанавливала новые номера на домах, дом Зельды просто пропустили. Одиночество стало её лучшим и единственным другом. Зельда любила одиночество, для неё оно не было проклятием – для неё оно было благословением.
Время, однако, брало своё. Тело, хоть и подвластное контролю сознания, всё же постепенно слабело и с годами слушалось уже не так хорошо, как раньше. Оно ещё сопротивлялось болезням, оно ещё было достаточно сильным, но это была уже совсем не та сила. Тело напоминало Зельде старый заслуженный свитер, ещё красивый, но потёртый, чиненный-перечиненный и совсем не такой тёплый, как прежде.
Зельда упорно тренировала свою память и остроту мышления. Но как часто её ум хотел блаженной дремоты безмыслия, хотел успокоить себя в своей старости, распасться, как нити истлевшей ткани и навеки исчезнуть из мира. Но что-то в глубине её сущности неутомимо вело с желанием распада тяжёлую нескончаемую борьбу.
Борьба эта велась много лет. Сознание Зельды в этой борьбе выигрывало и, научившись преодолевать тенденцию распада, с годами делалось всё сильней и сильней. Сознание приобретало навыки проникать в иные плоскости бытия. Но тело проигрывало битву с временем. А потом однажды пришёл срок, и Зельда поняла, что её старое тело больше не может принадлежать ей.
В тот день ей показалось, что свежий порыв ветра, прилетевшего в город с дальних лесистых холмов, принёс некую весть. Это не опечалило её, этого она ожидала давно. Более того, Зельда считала момент потери тела главным моментом в жизни, итогом. И для неё это не был миг смерти, это был миг победы.
Единственное и последнее, чего Зельда ещё требовала от своего тела – обставить этот миг с должной простотой и торжественностью. Она не считала для себя приемлемым расставаться со своей изношенной оболочкой ни в тяжёлой атмосфере больничной палаты, ни даже у себя дома, в собственной кровати. Зельда ценила и любила красоту и эстетику. Во всём. Именно эти соображения и заставили ее, преодолевая крайнюю усталость, сесть в свой старенький автомобиль и ехать через город в сторону живописных, покрытых лесом уединённых холмов, едва различимых вдали.
Покидая свой дом в середине дня, с лёгкой душой прощалась она с любимыми вещами, с родными стенами. Если и была в этом печаль, то печаль была светла и прозрачна, как ветер дальних холмов, позвавший её в дорогу. Прожив на свете много лет, Зельда собрала кое-какое состояние, и теперь могла жить спокойно и безбедно, не думая о деньгах. И она о них действительно не думала. Довольствуясь старым скромным домом в малолюдном предместье, она не хотела иметь квартиру в комфортабельной сияющей многоэтажке – зачем ей "часть полки на этажерке", а именно так она воспринимала подобную квартиру. Она не планировала поменять свой старенький "Пежо" на нечто более новое – зачем, когда старичок, насквозь пропитанный её энергией, хорошо служит ей верой и правдой. Её не манили протоптанные туристические туры модных круизов – зачем ходить там, где уже прошли тысячи, а всё то, что они увидели, можно видеть на экране. Её притягивали тайные глубины человеческой души, неведомые глубины материи, недосягаемые секреты мироздания.
Итак, в середине последнего дня своей жизни Зельда в последний раз оглянулась на свой осиротевший дом. Пусть живут в нём счастливо её наследники. Полки с любимыми книгами, старенький компьютер, диски с любимой музыкой, принтер с неоконченной рукописью…. Зельда прочно зафиксировала в своей душе память о них и взяла с собой, в свою неведомую дорогу.
Кое-как выбравшись из автомобильной пробки, старенький "Пежо", ворча, остановился у заправочной станции – ему требовалась подкормка. Преодолевая головокружение, Зельда с трудом вышла из машины и направилась купить бутылку минеральной. В горле пересохло, и чувствовала она себя телесно – хуже некуда. В забегаловке было много народа, клочья сигаретного дыма мешались с обрывками разговоров. Эти разговоры она знала и слышала всю свою жизнь, и хотя говорили разные люди, казалось, что это всего один человек, говорящий со своим отражением во многих зеркалах. Покупка жилья и все, связанные с ней тягучие процедуры получения кредитов и займов. Дети (или внуки), и все, связанные с ними болезненные проблемы от детского кашля до крупных семейных драм. Работа, деньги, продвижение по службе, или просто застоявшаяся рутина. Болезни и все традиционные и нетрадиционные пути их преодоления. Однообразные флирты, самцовые обсуждения ножек, задниц и всего прочего. Вот, пожалуй, и все направления замкнутых кольцевых потоков человеческих разговоров, человеческих жизней…. Конечно, людей более молодых, ещё хранящих искру духа, волновало и многое другое. Но с годами основные потоки брали верх и над ними, покрывая сознание серой пылью обыденности.
Покупая бутылку минеральной в забегаловке при бензоколонке, многократно обойдённая в очереди, Зельда слушала обрывки разговоров с некоторой горечью. Как она может помочь этим людям увидеть мир за узкой гранью их тесного бытия? Никак. Но свежий ветер с дальних холмов ворвался в духоту забегаловки, разметал клочки сигаретного дыма и обрывки пустых разговоров. Ветру не было дела ни до кого здесь. Он звал Зельду.
Старенький "Пежо" свернул с междугороднего шоссе на узкую грунтовую дорогу и покатился по ней, кряхтя и подскакивая на рытвинах и ухабах. Дорога, минуя поля, поднималась в гору всё выше и выше. Казалось, она уходит в небо. Машина въехала на вершину холма, и Зельда в последний раз обернулась на город. Окутанный сизыми дымами, вонзивший в небо пики небоскрёбов, город, тем не менее, чем-то неуловимым напоминал ей огромный муравейник. И уползал, уползал от него по дороге одинокий муравей – её старенький "Пежо". Зельда не была больше частью города, она ощущала себя самодостаточной и самоосознающей каплей энергии в бескрайних просторах вселенной. Она была сама собой.
На дальнем холме прозрачно синел лес. Автомобиль фыркал, но справлялся с подъёмом. Зельда чувствовала, как темнеет в глазах, нестерпимо кружится голова, немеют руки, с трудом сжимающие руль. Стук сердца, отдаваясь тупыми ударами в висках, с трудом отсчитывал последние часы. Силы жизни оставляли её старое тело. Она напрягала всю свою волю, борясь с нарастающей тьмой, и тьма отступала. Заходящее солнце уже собралось позолотить стволы сосен, когда Зельда въехала, наконец, под сень леса. В этом лесу она бывала часто и знала немало укромных мест вдали от исхоженных троп и пикниковых полян. Старый добротный автомобиль долго и старательно пробирался под кронами густеющего леса и наконец остановился возле зарослей чертополоха. Зельда вышла.
"Прощай, мой старый и добрый приятель, - сказала она автомобилю. – Вот и выпало нам с тобой расстаться, и я буду рада, если тебе удастся найти себе нового доброго хозяина".
Она бросила на сидение ключи и дарственную, в которую оставалось лишь вписать имя нового владельца, и ушла, не оглядываясь, оставив дверцу машины открытой.
Пробираться сквозь заросли чертополоха - дело не простое даже для вполне крепкого человека. Но для Зельды это представляло почти непреодолимые трудности. Колючки вцеплялись в подол её длинной чёрной юбки, царапали руки, словно преграждая ей путь. Она не чувствовала и не замечала этого.
"Что ждёт за гранью людского бытия сознание, не зависящее от потоков человеческой жизни? – думала она. – Распад? Не исключено. Новые неведомые горизонты? Возможно. И всё-таки есть ли в мире хоть кто-нибудь, желающий свободы для своего духа, хоть кто-то, смотрящий за грань? Но разве найти его – это возможно?
"Фантазёрка! – смеялась над собой Зельда. – Ну, кто ещё такой глупый, чтобы бросить вызов одиночеству в этой пугающей бесконечности?! Таких нет, или крайне мало, потому и нет стражей на границе миров – не от кого охранять. Ведь гораздо естественней свернуться в уютный комок под натиском силы распада и отпустить от себя своё сознание и уснуть, раствориться, растаять, не быть…".
И всё же она знала, что нелегко будет даже ей отойти от путей, предначертанных всем.
Мысль её тренированного ума привычно и умело создавала в пространстве устойчивое и сильное течение. Мысль прокладывала ей путь.
Цепляясь холодеющими пальцами за низко нависшие ветви деревьев, Зельда углублялась всё дальше и дальше в заросли. Струился крошечный ручеёк, едва заметный в траве. Холод воды, попавшей в туфли, неожиданно обжёг ноги. Маленький муравей переходил ручеёк по упавшей ветке с одного берега на другой….
Лучи заходящего солнца осветили крохотную укромную полянку в самой чаще. Полянку, усыпанную золотой листвой. Последний привал. Чувствуя опустошительный упадок сил, Зельда села на золото листвы, прислонившись спиной к древесному стволу. Как темно кругом! Или это темно в глазах? Нет, солнце ещё не совсем зашло, просто неудержимо тускнел свет в глазах её тела.
Зельда входила всё глубже в сон, но остановила себя на границе между сном и явью. Это действие было для неё привычным, отработанным годами, почти автоматическим. И, как обычно, она проанализировала своё состояние. Её тело напомнило ей лес поздней осени, где всё объято тленом и распадом. Но тревожно вспыхивал красный свет – тело было охвачено инстинктивным страхом неизбежности. Оставив позади это ощущение, Зельда вошла глубже в сон. Смутные образы мерцали в сознании, превращаясь в страницы прожитой жизни. Страницы листались легко: жизненные ошибки, горькие утраты и потери вспоминались без боли – они давно были продуманны и отпущены на свободу. Удачи, победы, любимые книги, любимая музыка вызывали спокойную тихую радость. Эту книгу памяти Зельда унесёт с собой, ибо она того стоит – эта книга повествует о битве за свободу.
Зельда вошла ещё глубже в свой сон. Здесь, в глубинах сновидения, были лесные заросли с маленькой полянкой, усыпанной золотыми листьями. Здесь ощущалась необычайная лёгкость и прозрачность во всём. Поймав всем телом поток энергии, идущий из глубин земли, она легко поднялась и так же легко пошла по золотому ковру листвы. И ни один лист не шелохнулся под её ногами, не хрустнула ни одна ветка. А когда она обернулась, чтобы взглянуть на дерево, под которым только что сидела, то увидела под ним Зельду. Она спала, но сероватая бледность была в её лице, странно заострился нос, и тёмные тени залегли возле глаз. Её тело медленно сползало по стволу на золото листвы. И падающие листья укрывали её золотым покрывалом.
Зельда повернулась и легко пошла прочь, потому что больше её ничто не держало. Она не беспокоилась о той, что осталась под деревом, как не беспокоится птенец о скорлупе яйца, из которого вышел. Об этом позаботятся силы природы. Она не беспокоилась ни о чём. С золотых деревьев падали листья, кружились в медленном танце, и она кружилась вместе с ними, исполненная радости и лёгкости, доступной людям разве что в глубоких сновиденьях. Куда теперь? За узкие пределы, в мир безграничных тайн!