Это рассказ много раз слышанный. Это память о моем любимом человеке, муже, который все в жизни прожил с сердцем, с любовью. Всевозможные перипетии судьбы, многократные испытания не вытерли из памяти воспоминания детства. Они всю жизнь сопутствовали другим воспоминаниям прожитого, которые питали душу в страшные часы выживания или минуту полноценного чувствования бытия, передаваемые в наследство близким.
После Великой Отечественной войны семья мужа моего, Серёжи, перебралась в Севастополь. Отец был назначен командиром минно-торпедного арсенала, в задачу которого входили операции по разминированию прибрежных зон Чёрного моря. До войны он получил прекрасное инженерное образование, работал на заводе, где его отец, дед Серёжи, служил главным инженером, и слыл в среде специалистов примером высокого профессионализма, выдержки и доброты. Мать Серёжи была из богатой купеческой семьи, где детям, двум девочкам, дали блестящее образование, включая изучение языков, игре на фортепьяно, светское воспитание. В пору любви отец Серёжи вынужден был принять условие матери невесты, гордой и очень разумной женщины, требовавшей от жениха солидности положения, серьёзности характера. Пришлось ему сначала окончить обучение, приобрести статус самостоятельного человека, и только тогда принять разрешение на брак. Семья сложилась по взаимной и долгой любви. И в ней вскоре родился Юра, а четырьмя годами позже Серёжа. Дом был добрый. В нём постоянно жили кошки и собаки. На период воспоминаний о послевоенной жизни в Севастополе жил кот, баловень всей семьи – Киш-Миш. Дети в семье были совершенно противоположны и внешне, и характерами, и проявлениями. Уравновешенный и уже солидный подросток 13-летний Юра – аккуратист, отличник. И Серёжа – 9-летний расхристанный мальчишка, знающий все закоулки послевоенного Севастополя, включая бухты и порт. Юра никогда не попадал ни в какие сомнительные истории; Серёжа – напротив – был неуёмным искателем приключений, взяв в наследство беззаботность и лёгкость характера бабушки со стороны отца. Разность характеров была, подчас, невыносима для старшего брата. Юра часто ругал Серёжу за всевозможные выходки, не поддававшиеся никакой логике нормального человека, выражал своё презрение и всяческое неприятие этому разгильдяю.
Послевоенная жизнь семьи, даже командирской, была очень скромной, если не сказать скудной. Отправляя Серёжу в школу, мама вынуждена была сама сшить ему форму, благо сохранился старый отцовский китель. И вот Серёжа вышел в новой школьной форме к друзьям, гордо прохаживаясь, обнаруживая морской клёш и блестящие пуговицы, которые особенно завораживали зрителей. Тут-то и появилась заманчивая идея прокатиться в новом костюме по Севастополю на велосипеде. Конечно, это было подхвачено и вдохновлено всеми друзьями. Серёжа сел на велосипед и помчался в сторону бухт и карьеров. Дело было после дождя. Земля и глина на карьерах размокла, велосипед прокручивал колеса. Выехав на спуск к карьерной границе, которая была огорожена многорядной колючей проволокой оставшейся после войны, Сережа помчался по спуску по скользящей глине со страшной инерционной скоростью не в силах что-либо уже сделать. Приближаясь к колючке, он только успел закрыть глаза - единственное, что удалось спасти. Врезавшись на полной скорости в колючки, он не сразу пришел в себя. Когда он приполз домой, мама не знала что делать: лечить или убить. Однако, многочисленные рваные раны были обмыты и залечены, а костюм невероятными усилиями был обновлён. Серёжа гордо прибыл в школу в новой форме. Отец отругал его, но, будучи лёгким и добрым по характеру, быстро простил. Юра же сделал брату выволочку, выказал полное своё презрение семейному «челкашу», категорически не принимая свободолюбие этого ещё маленького, но внутренне свободного человека.
Однако, никакие истории не давали урок осмотрительности и серьёзности. Серёжа вкушал свободный полет детства, радости и дружбы. Однажды он с компанией, зная все заветные мальчишеские места обитания, прибыл на свой «наблюдательный пункт», находившийся над любимой бухтой. С верхней площадки они увидели, как вражеская компания пытается кого-то утопить, суетясь, крича и барахтаясь в воде. Серёжина гвардия скатилась на место действий. Мальчишки топили щенка, который всплывал, панически работая лапками, чихая, встряхивая головой. Он был уже почти без сил, и утонул бы, если не вовремя подоспевшая помощь. Сначала пытались спасти щенка мирными переговорами, но бес противоречия и неудача потопления не позволили противнику пойти на соглашение. Тогда вопрос был решён боем, щенка отбили. Это оказался чудесный бежевый меховой мальчишка. Он был принесен домой, где его привели в чувства. И началась его жизнь, полная приключений.
Домашний кот, Киш-Миш, строго воспитывал щенка, не допуская к миске с едой первым. Лениво и не торопясь, он подходил к еде, ревниво и грозно наблюдая за малейшей попыткой опередить его. Глупый щенок несколько раз опрометчиво бежал первый к миске с едой, но был наказан страшным шипением, ударом лапы по морде «нахала», презрительным сверканием горящих кошачьих глаз. Щенка назвали Бомкой. Рос он быстро, превращаясь в красивого доброго пса, с бежевым окрасом кавказской овчарки. Дрессировкой его никто не занимался, и он, наевшись с утра, уходил в свою собачью жизнь, гоняясь по всему Севастополю с Серёжиной весёлой компанией. Их характеры необыкновенно совпали, и это роднило их во всяких приключениях, с избытком прожитых обоими. Боевой дух невероятно сдружил их, как-будто они были одной крови. Часто, участвуя в драках, Серёжа и Бомка упивались состоянием борьбы, не чувствуя ни боли, ни опасности. Потом, зализывая раны и слушая мамины причитания, оба виновато поглядывали в сторону, перенося лечебные процедуры.
Но, так или иначе, жизнь не отпускала жестокостью и суровостью выживания. Бюджет семьи заставлял мать изворачиваться, чтобы накормить растущих мальчиков, изыскивая все кулинарные хитрости. Бомка был уже почти взрослой собакой, могучего роста и телосложения. Но и умом, и чутьём он также не был обижен. Исчезая на целые дни, он периодически наведывался домой. Непонятно откуда стали появляться на столе куриные тушки. Ничего не понимая, мать опросила всю семью: что бы это могло значить, откуда? При этих разговорах Бомка тихо вышел из дома. Серёжа понял, но не поверил своей догадке. На следующий день он незаметно, крадучись и прячась, последовал за своим любимцем. Тот не торопясь рысцой бежал прямо на базар, также подозрительно оглядываясь по сторонам. Прибыв на место, он залёг неподалёку от мясных рядов. Ждать пришлось долго. Собачья выдержка не позволила обнаружить себя ушлым торговкам. Они посматривали на него, но он отползал подальше, лениво закрывал глаза, разомлев, зевая, равнодушно поглядывал в сторону. Они совсем успокоились и забыли о собаке. Когда же одна из них замешкалась с покупателем. Бомка молниеносно схватил тушку и, никем не замеченный, исчез, как видение. Давая большие круги безлюдными задворками, он прибежал домой. Дождавшись, когда на кухне никого не будет, он гордо положил свою добычу на стол.
Серёжа боялся выдать друга. Но отец все понял и отлупил вора этой самой курицей по морде. Бомка был страшно оскорблён и надолго обижен. Таясь и переживая наказание, он старался не попадаться отцу на глаза. Однако, жизнерадостность и добродушие взяли своё, и он скоро опять вошёл в ритм вольной жизни, оставаясь, не смотря ни на что общим любимцем.
Большой военный город, разрушенный войной, никак не мог войти в колею мира и благополучия. Многие семьи жили во временном жилье из остатков разрушенных домов; многие просто в землянках. Невероятные трудности выживания проявляли в людях самые разные стороны души. Иногда это откликалось на пристрастиях особенно незатейливых, видавших страшные реалии войны, матросах. К тому же, служба на военном арсенале была не легче войны, с разницей гарантии жизни, и то не всегда. Матросы, составлявшие значительную часть севастопольцев, не скупились на фантазии в развлечениях, и, конечно, заманчивее всех были соревнования в силе. Вовлекая в подобные зрелища не только людей, но и собак.
Среди таких бегающих по городу в поисках пищи и человеческого участия собак, был громадный бульдог, молодой и сильный. Матросы подкармливали его и стравливали с другими собаками в отчаянный и злобный бой. Будучи таким же вольным и независимым, Бомка, при всей своей внушительной фактуре и размерах, не представлял для людей никакой угрозы. Но матросы натравили бульдога на Бомку, и завязался страшный бой. Уличная шпана и любители подобных зрелищ делали ставки, спорили, подзуживали собак. Но те и без того слились в смертельной схватке – никто не уступал друг другу ни в силе, ни в свирепости. Серёжа, вызванный приятелем на место боя, в ужасе пытался как-то отозвать собаку мольбами, плачем, угрозами. Но, конечно, не был услышан. Собаки рвали друг друга насмерть. Публика визжала от восторга, улюлюкая, споря о победителе. Только тогда, когда был вызван отец, можно было надеяться на спасение любимца. Отец прибыл на место действия в критический момент, когда Бомка вцепился мёртвой хваткой в бульдожью шею. Оба были изорваны в клочья, но зубы не разжимали. Пробовали лить воду, оттаскивать. Увидев командира, знакомого всякому матросу, виновники затеи тоже принялись разнимать собак. И только дав несколько выстрелов в воздух, удалось привлечь на себя внимание борцов, знающих эти сигналы. Едва расцепив зубы, оба упали исходя кровью. Бульдог погиб, а Бомку унесли домой, где над ним много слез пролил Серёжа, а мама залечивала раны победителя. Матросы были наказаны за жестокость, после войны казавшейся ещё страшнее.
И все-таки, Бомка опять был жертвой матросских разборок, поплатившись за свою немеркнущую доверчивость. Матросы, прошедшие войну, на своём страшном опыте понимали и знали пользу и справедливость порядка на минно-торпедном арсенале. Служба была смертельно опасная. Множество незнакомых систем минирования было задействовано немцами в минах разных систем, окраски, размеров, конфигурации. Достаточно было перекусить не тот проводок, и взрыв неминуем. Долг чести командира и человека заставляли отца особо опасные разминирования проводить лично с минимумом специалистов. Конечно, жёсткий режим, подчинение всем законам военного времени было тяжело даже при таком справедливом и добром человеке. Многие молодые матросы, не прошедшие войну ничего не понимали в суровой необходимости дисциплины, и затаили злобу на командира. Однажды, уйдя в увольнение, придумали, как отомстить ему. Прекрасно зная, что Бомка любимец командира, они подманили его лаской и лакомым кусочком. А затем выстрелили в него дробью. В тот день собака не пришла домой. Однако, сразу ее не хватились, т.к. и прежде бывали суточные отсутствия гуляки. Рядом с домом, на границе со следующим участком стояла собачья будка. В ней жил пёс Лёвка. Беспородный и злобный, он бегал на цепи и облаивал всякого прохожего. Никто не любил его, кормили нечасто, он не слышал ласкового слова ни от кого, кроме Серёжи и его мамы, иногда баловавшую пса вкусненьким кусочком. Тем временем Бомки не было уже несколько дней, и братья, Серёжа и Юра, не на шутку заволновались. Искали по всем знакомым местам – безуспешно. Забыв про соседского Лёвку, проходя мимо, однажды они обратили внимание на молчание пса. Однако, при их приближении к будке, он тихо и злобно зарычал. Необычное поведение собаки вызвало любопытство ребят, и они, прихватив с собой незатейливое угощение, приблизились к будке. Лёвка лежал поперёк лаза. А внутри кто-то стонал и вздыхал. После некоторых усилий удалось обнаружить в маленьком Лёвкином жилище громадного Бомку. Как он поместился туда – непостижимо. Раны его были вылизаны неожиданным другом. Состояние собаки оставалось крайне тяжёлым. Он был почти без сознания, потерял много крови, а по груди под шерстью во множестве каталась дробь. На сей раз, он долго приходил в себя. Даже отец, возвращаясь с тяжёлой службы, первым делом справлялся о состоянии своего любимца. Но и на этот раз пес выжил благодаря все той же могучей своей природе и закалённости дикой и вольной жизнью. А Лёвке, отныне перепадали косточки и дружба мальчишек.
Итак, жизнь продолжалась. Насыщалась упоением мирной и такой интересной мальчишеской жизни. Бывая в местах прошедших боев, Серёжина кампания находила наиболее опасные для игр развлечения. Они устраивали салют из найденных патронов и неизвестных малых снарядов, которые в избытке остались в Севастополе после войны. Не всегда, однако, это оставалось безнаказанным для несчастных ребят, т.к. не каждый раз удавалось быстро разбежаться в стороны подальше от взрыва. Случалось, что они погибали или становились калеками. Серёже тоже как-то досталось быть обожжённым порохом в одной из таких «операций». И след об этом остался на руке в виде синего ожога на память о тех годах послевоенного детства. Любимый друг, Бомка, тоже не скучал. Оправившись от последнего приключения, он также мотался по Севастополю, вкушая новое ощущение жизни и счастья. Однажды, увидев на большой открытой лужайке пасущуюся лошадь, он не смог пробежать мимо. Подбежав к лошади, он стал крутиться вокруг неё, призывая к игре. Но та мирно щипала траву и не обращала на балбеса никакого внимания. Это равнодушие ещё больше раззадорило его, и он стал в игре прикусывать лошадь за ноги. Та отмахивалась хвостом, но и только. Совершенно разошедшийся в игровом экстазе Бомка, крутясь, лая и ощериваясь, укусил лошадь за морду. Не успел он увернуться, как был отброшен страшным ударом копыта в грудь. Перевернувшись с воздухе, он рухнул на траву, и встать уже не мог. Мальчишка, случайный наблюдатель этого, увидев истекающего кровью пса, испугался и убежал, никому ничего не сказав. Опять Серёжа метался в поисках собаки пока усилиями друзей не нашли её окровавленную в траве, и была она как одна открытая рана, не двигаясь от боли. Когда Бомку укладывали на самодельные носилки, он рычал, что совсем уж было ему не свойственно. Принесли домой опять под опытные руки матери. У него было раздроблено плечо. Он долго хромал. Но забота, уход, фантастическая способность выживания опять выручили, и сделали Бомку снова сильным и здоровым. Тренированные мышцы восстановились в былой мощи - он был готов к новым походам. И, как знать, сколько бы ещё пережил он приключений, но судьба распорядилась жизнью всей семьи весьма драматично и неожиданно.
Сережа очень серьезно заболел. Врачи не смогли остановить развитие болезни. И тогда, как последний выход, рекомендовали немедленно ехать в Ленинград, под надзор и опеку всемогущих столичных врачей. Списавшись со своим старинным другом, контр-адмиралом Калгановым Борисом Ивановичем, отец просил друга о помощи в переводе его на службу в Ленинград. Со временем все вопросы были относительно решены. Но вот куда было деть собаку? Ведь он вольный пёс, на цепи сидеть не будет. Навязывать его кому-то тоже не решались. Вольность Бомки была известна всем. Часто он с городского берега переплывал на территорию арсенала, что было категорически запрещено ему отцом, который не раз его за это наказывал. Иногда, увидев малый катер или лодку со знакомыми матросами, он подплывал, и те брали его на борт. Всех за это наказывали, но отучить ни матросов, ни собаку не было никакой возможности. Для добрых людей и собаки это было, вероятно, одним из моментов проявления своей нежности и тепла, которых так не хватало всем в то тяжёлое послевоенное время.
И все же выход нашёлся. Соседи, хозяева того самого Лёвки, который приютил больного Бомку, были славные люди, но очень нуждались. Серёжина семья не раз по-соседски помогала им, как могла, поддерживала в наиболее трудные периоды. Они, конечно, были благодарны за это, и согласились взять собаку к себе. Оставив деньги на Бомку, хотя бы на первый период, Серёжина семья все-таки вынуждена была уехать в Ленинград - болезнь не ждала, угрожала тяжёлыми осложнениями, пугала неизвестными прогрессирующими процессами. Мальчики, конечно, не мыслили оставить собаку, и по детской наивности и безысходности умоляли взять собаку с собой. Но, не имея даже представления о городе, в котором им придётся прижиться, обустроиться, без перспектив на жилье, о собаке не могло быть и речи. Действительно, жизнь их в этом огромном городе, началась с мучительного поиска жилья. С мальчиками их никто не хотел брать, и им пришлось согласиться на подвал, в квартире с туберкулёзной больной девочкой. Но и это было еще не так страшно по сравнению с жизнью в Севастополе - знакомом, светлом, теплом южном городе. Ленинград сразу окунул южан в свой холод, сырость, неприветливость серых дней, мрачность прохожих, суровость выживания северного громадного города. Так началась жизнь семьи в новых условиях, осложнявшаяся бестолковостью диагноза, многомесячными, тяжёлыми болями, долговременными лежаниями в госпитале. Врачи ничем не помогли Серёже, и он на всю жизнь остался тяжело больным, но бесконечно светлым и талантливым человеком. О судьбе Бомки впоследствии написали соседи, которые на время отъезда Серёжиной семьи привязали пса на заднем дворе. Пытались продержать там, пока не забудет хозяев, но Бомка отказался от еды и питья, ни на что не реагировал. Пришлось его отпустить. Он тут же побежал к берегу, переплыл бухту и бегал по всей территории арсенала, ища хозяина. Не найдя его, Бомка лёг на один из ящиков со снарядами, и выманить его оттуда не было никакой возможности. В конце концов, командир арсенала должен был как-то решить эту проблему: нельзя собаке находиться на таком серьёзном военном объекте. Подговорив матросов, которым собака доверяла, соблазнить Бомку чем-нибудь, связать и вывезти с арсенала на берег. Так и сделали, выпустив его на берегу в вольную жизнь, которая теперь уже не была для него такой счастливой. Он стал бездомным псом, никому не давался в руки, никого не подпускал к себе. Правда и его не боялись, знали, что он, бегая по всему Севастополю, ищет своих родных хозяев. Он отощал, запаршивел и, наконец, исчез совсем. Никто не знает, где и как он прожил до конца свою жизнь. Семья, узнав о судьбе своего любимца, долго горевала. Было еще и страшное чувство ненарочной вины.
Замечательные эти воспоминания были рассказаны мне в первые дни нашего с Серёжей знакомства. Никогда, ни до, ни после не доводилось мне слышать более увлекательной и печальной истории о своей собаке. Все также страстно и горячо, лаская душу воспоминаниями, рассказывал он о своём незаурядном друге и любимце детям, своим друзьям. Серёжин отец, живя в Ленинграде, страшно тосковал из-за невозможности завести собаку. Условия жилья не позволяли этого, и он ушёл из жизни с этой мечтой. Зато Серёжа, приняв эстафету отцовской мечты, согрел своё сердце на наших питомцах разных пород и мастей. Любя их самозабвенно, как детей своих, и оберегая, мы отдавали дань памяти Бомке, которого Серёжа вспоминал с затаённой грустью, как вспоминают то незабвенное счастье, лёгкость которого бывает чаще всего в детстве.