Леся и Варя очень любили свои клетчатые шальки с кистями. У Вари по краям шальки в крупную клетку проходила зеленая кайма. Но Леся думала, что ей досталась лучшая – в мелкую клеточку.
Сестренки еще в школу не ходили и форсили в новых платках перед подружками, давая им по очереди поносить их – таких на улице больше ни у кого не было. А дома вертелись перед зеркалом, повязывая шальки на разный манер. Вот смеху было!
У Варвары к вещам не было такого трепетного отношения, как у Леси. Младшая, придя с прогулки, снимала шальку, складывала ее аккуратно и подсовывала под стопки ученических (маминых учеников) тетрадей, чтобы" гладилась". У неугомонной старшей сестры на голове ничего не держалось. Шалька спадала на плечи от вечной беготни и суеты, тянулась за ней шлейфом.
Естественно, что первой потеряла свой платок Варвара. Искали – не нашли. Но девочка не горевала по поводу пропажи. Наказала сестренке не говорить про это маме и стала выспрашивать шальку у Леси: «Дай маленько поносить, мне только до Булдомов дойти».
Булдомы (по-уличному) или Марковы жили наискосок от Милашкиных. Надо было только дорогу перейти, переулок и вот он- второй дом от него. Здесь живут подруги девочек – Зина и Маня.
Все четверо вместе строили «бани» из песка, «дома», сажали вокруг них «сады» – втыкали в песок цветочки и травинки. Варвара очень любила в гости к Булдомам ходить. У Зины с Маней были старшие братья – Андрей и Федька. Они ходили в школу, и Варваре очень уж хотелось выглядеть перед ними красивой.
Леся дала сестре шальку раз, другой. А потом Варя и не стала ее спрашивать: украдкой возьмет__ и бегом на улицу. Лесе не хотелось жаловаться маме, не хотелось слыть ябедой, и поэтому она только тихонько плакала, боясь, что и ее шальку непоседа сестра потеряет.
И потеряла! Лесе не верилось в это. Она везде искала шальку: в чулане, среди бабушкиных вещей и даже в мамином сундуке. Смотрела на улице, за сараем, где строили домушки и играли. Вдруг Варвара там уронила? Не нашла.
Увидела как-то мама плачущую Лесю.
– Доченька, что с тобой? Почему плачешь?
А Леся молчит, только всхлипывает.
– Что случилось? Скажи маме, – настаивала Любовь Сидоровна.
– Варя… Мою пружанскую шальку…
– Без спроса взяла?
– Да… И потеряла.
– Успокойся, моя маленькая, найдем.
– Не-ет. Я уже везде искала, не нашла.
И тут влетает домой Варвара. С порога, увидев Лесю с мамой, она почувствовала неладное. Хотела было уже юркнуть обратно за дверь.
– Стой, негодница! – остановила ее мама. – Иди сюда!
Варя нехотя поплелась в комнату. Вид у нее был виноватый.
– Где твоя шалька? – спросила мама.
– Не знаю.
– А кто знает?
– Потеряла, – опустила виновато голову старшая дочь.
– И Лесину тоже?
Молчание.
– А ну говори правду! – требовала мама. – Где вторая шаленка?
– Не знаю, – заплакала Варя. – Потерялась.
– Потерялась! Это ты посеяла, не помнишь где. А ведь их папа вам привез, чтобы вы нарядные были.
Варвара разревелась: и шальки жаль, и от папы с мамой стыдно, что она, старшая дочь, такая растеряха.
Любовь Сидоровна прижала к себе обеих дочурок:
– Успокойтесь обе. Не говорите пока ничего отцу, я тоже не скажу.
…Свою пружанскую шальку в мелкую черно-белую клеточку Леся помнила долго. По правде говоря, она ее и поносить-то не успела. Мечтала в ней даже в школу пойти.
И уже в классе десятом, вспомнив как-то шальки, спросила у мамы:
– А почему они назывались пружанскими?
– Отец на лесозаготовках в Пружанах был, там и купил платки. Вы с Варей сами назвали шальки пружанскими, только забыли.
Взрослая Леся и в молодости, и в солидном возрасте мало носила шапочки и береты, предпочитала платки, косынки, шали, шарфы… В ее гардеробе набралось немало платков: шерстяных, шелковых, капроновых, из ангорки и мохера… Но очень хотелось в клеточку. Такую, которую Варя растеряла. Но их уже, видно, не производили, не в моде, наверное, были шальки в мелкую клеточку с кистями.
И только через полвека (с тех пор, как Егор Иванович привез дочкам из Пружан платочки) словно вернулись из прошлого и стали модными платки в мелкую черно-белую клетку. И с кистями. Девушки щеголяли в «арафатках», используя их, большей частью, в качестве шейного платка. Надо заметить, что в первое десятилетие XXI века в мировой моде, в том числе и в российской, стали преобладать восточные мотивы. Вот и «арафатки» оттуда – в честь лидера Палестины Ясира Арафата.
И Леся купила себе шальку. Но покрасоваться в ней опять не успела. Приехала в гости внучка Люся с родителями. Увидев бабушкин платок, заявила:
– Она моя!
И давай повязывать шальку на все лады. Встала перед зеркалом:
– Баб, а так я красивая? А вот так? Ну, посмотри!
– Красивая, ох, какая ты у нас красивая! Так и быть, носи, если нравится.
– Нравится! Я ее в Саранск с собой возьму и буду в садике самая-самая распрекрасная.
А было внучке Лесиной пять лет. Бабушка смотрела на нее и была такая счастливая!