В детстве Дориан Полукустиков хотел быть морским разбойником. А потом подрос, выпрямился, окреп, раздался в плечах и без особых грабежей стал пользоваться драгоценным женским вниманием. Вот только фотокарточкой был не красавец, но с лица, как известно, воду не пить.
Окончил школу, следом институт, затем жизнь, и умер относительно молодым и независимым человеком. На поминках этот факт отметили особо, сказав – безвременно и скоропостижно. Тут же выпили и закусили, и сосед Матвея Матвеевича спросил у того:
-- А от чего помер-то?
-- Кто? – Матвей Матвеевич был и глуховат, и глуповат.
-- Как это кто? Дориан.
-- Инфлюэнца – со вкусом ответил Матвей Матвеевич.
Странное это слово произвело на соседа такое впечатления, что он заткнулся и более с расспросами не лез. Сидел тихо и налегал на водочку с селедкой.
Ну, умер, вроде, и умер, похоронили, отметили, чего теперь. Ан нет, оказалось все не так просто. Потому что на том полустанке, где души формируют в эшелоны для дальнейшей транспортировки, Дориану была дана пауза и момент на осмысление.
-- Посиди пока тут, подумай, – сказал младший ангел Улф – а я схожу до серафима, доложусь.
Присел Дориан или что от него осталось на скамейку перед забором с калиткой, то ли в преддверии райских кущ, то ли в предвкушении адских сковородок, и задумался, как было велено. Как жил, зачем, почему и что после себя оставил.
А когда вернулся младший, робко молвил:
-- Дозвольте спросить?
-- Дозволяю.
-- А меня куда?
-- Как куда? Согласно предписанию.
-- А все-таки?
-- Ты вот что, пар, – сказал Улф – мое дело сформировать колонну, а куда вас дальше, не мое дело.
-- «Мое», «не мое», что вы как? – возмутился Дориан.
-- Разговорчики… – по всему выходило, что Улф шутить не собирается – встал, двинулся.
Поплелись вдоль забора, Дориан соскучился от страха и спросил:
-- Далеко еще?
-- Тут рядом. Тут все рядом. Не успеешь оглянуться, как уже сформирован.
-- А чего же так…
-- Пришли.
И понял Дориан, что они уже не с этой стороны забора, а с другой. С той, где окончательное формирование происходит, а с ним и раздача направлений. Хотел, было, спросить у Улфа, куда теперь, но его уже рядом не было. Зато стоял некто с шестью крыльями и сиянием вокруг головы.
-- Так, – некто сверялся со списком – Полукустиков?
-- Я – по-военному ответил Дориан, чувствуя, что здесь это уместно.
-- Вторая колонна четвертого эшелона, группа «д». Спецзаказ. Срочно. Пошел.
Дориан открыл рот, чтобы… но тут его подхватило и понесло.
Все как полагается: белый туннель, навалившаяся усталость, переходящая в планомерное счастье через потерю скорби и желаний. Ослепительное сияние красного с синим, тугие удары пульса материи и замкнутая сама в себе дыра небытия.
-- Ох ты, как сердце прихватило – сказал Петр Евсеич и схватился за грудь, наваливаясь на рабочий стол.
Потом выпрямился и вытер пот со лба. Во рту пересохло.
-- Вам плохо? – участливо спросила Эмма Ивановна Ланская и встала, чтобы налить стакан воды из кулера – что-то вы побледнели.
Дориан же охать не стал, а спокойно разместился в теле Петра Евсеича. Подогнал под себя функции организма, отрегулировал сердцебиение, выдавил через глаза остатки конденсата, хекнул от удовольствия и стал Евсеичем, потеряв себя навсегда.
Сотрудники Петра Евсеича, теперь говорят, что того как подменили, был, говорят, говно говном, а стал ласковый и отзывчивый человек. Как будто в нем душа проснулась. Вот только стал зачитываться приключенческими романами. Про корсаров, роковых красоток и несметные сокровища.
Но это же не грех?
Когда в свободное от работы время?