Глава седьмая. Лестница
Горение – процесс коллективный.
Полешки слабо горят по одному, трудно вот так вот взять и запросто разжечь одинокое полено. Гораздо проще когда их несколько. Каждый поддерживает каждого. Когда ты горишь, не всё тепло улетает в бесконечный космос, не всё тратится на бесполезное повышение энтропии, а согревает ближний чурбак и помогает воспламениться ему, а тот в свою очередь, ещё одному и тебе. Бывают, правда, ситуации, когда среди дров попадаются сырые. Такое бревно трудно распознать, разве что, в отличии от других, легких – оно тяжелее, и ещё, если стукнуть по такому полену, то звук выходит глухой, невкусный «Бум», не то что у легких – «Динь!», музыкальный такой звук - голос дерева. Но, это отдельная долгая песня. Когда такие «трудные» поленья попадают в печь, они сначала вспыхивают как все, снаружи ведь немного сухие, а потом принимаются интенсивно шипеть, из торца вырываются струи пара, которые подмешивается в пламя, отравляя его. Внутри таких поленьев что-то взрывается, щелкает, не так весело и игриво, как в сухих, а зло и тоскливо. Иной раз так бабахнет, что плита подпрыгивает, словно патрон кто подбросил в топку.
Хорошо, когда такое полено попадется одно, тогда сгорит без особой вони, а ну как все?! Тогда это мука а не горение. Получается полешки одновременно сохнут, исходясь на шипение, и тлеют одновременно. Очень это вредно для печи, не дай бог до такой ситуации довести. Но в этом году у меня порядок с дровами, вовремя напилил, наколол, в поленницу уложил, когда ещё жаркие денёчки случались. И продуваемые ветерком, полешки сильно «полегчали». Хватило бы и одной страницы для растопки, но я уж решил главами рвать, зачем Матильду дразнить.
(вырвано)
Лестница
- Всё, не могу больше, - заныл Костян, - давай где-то переждем эту гнусь. Сил нет терпеть.
- А я думал, вы деревенские более стойкие люди, особенно по части непогод, – подковырнул чужака Северьян. Пускай не расслабляется, долго он его терпеть не будет, как только убедится, что он это не он - сразу под зад коленом. Вот как только это сделать? Но решение оказалось прямо под носом.
Они остановились перед вывеской, на которой была выведена готическим шрифтом какая-то надпись и неумелой рукой доморощенного живописца намалевана пузатая кружка с белой шапкой. Кружку держал бледный мужик в грязном балахоне.
- Таверна «Белый призрак», – задумчиво произнес Костян.
Северьян подозрительно посмотрел на него и предложил:
- Пошли-ка, промочим горло, да обогреемся.
Долго уговаривать Костяна не пришлось.
Свернули под арку и толкнулись в тяжелую дубовую дверь за которой оказался грязный коридор, никак не освещённый и лишь в конце мерцал свет.
- Опа, – поскучнел Северьян, - кажется, нас здесь не ждут.
- Да не, чё ты. Пойдем глянем.
Спорить не хотелось. Они с опаской прошли до конца коридора и обнаружили там спускающуюся вниз каменную лестницу.
- Во, а ты боялся, - с энтузиазмом обернулся Костян.
Спустились на один пролет, потом ещё на один. Кирпичные стены освещались дрожащим светом факелов. «Вполне себе готичненько» - ухмыльнулся Северьян. Их большие тени то и дело обгоняли путников, ломались на углах и исчезали за очередным поворотом.
Прошли уже три или четыре марша, а лестница всё не кончалась.
- Пошли назад! – скомандовал Северьян. Ему всё это вдруг перестало нравиться.
- Не. Давай ещё пару поворотов и если нет, тогда… - Костян не слушал и шел вперед. Спустились ещё. Они уже не считали повороты и факелы. На уши давила тревожная затхлая тишина. Кроме звука собственных шагов и потрескивания горящей пакли ничего не было слышно.
- Пошёл ты к собакам! - не выдержал Северьян, - я возвращаюсь.
Он решительно развернулся и пошел в обратную сторону. Костян, что-то промямлил, вот, мол, уже и дошли, ещё чуть-чуть и… Но увидев, что товарища не остановить, нехотя последовал за ним.
Идти наверх оказалось гораздо труднее, присутствовало ощущение, что приходится преодолевать, кроме силы тяжести, невидимое, вязкое сопротивление воды. Костюмы на них высохшие было от дождя, вскорости промокли от пота. По затраченным усилиям они должны были быть уже где-то на высоте Эвереста, но спасительный выход всё не открывался.
Настроение Северьяну портило тяжелое сопение и кряхтение за спиной. «Надо бы пропустить вперед этого монстра», - подумал Северьян и сел на гладкие камни очередной площадки:
- Всё. Не могу больше.
Костян упал рядом. Он тоже задыхался.
Немного отдохнули.
- Говорил же, вниз надо идти, - деланно спокойным голосом вымолвил Костян.
- Говорил, говорил, – передразнил Север. Не понял что ли – мы в ловушке. Теперь куда ни иди, один хрен.
Теперь почему-то он абсолютно уверовал, что Костян вовсе не Костян, а обитатель Мари, задача которого – погубить невинную душу пришельца. «Ведь как всё ловко подстроил сволочь, начал ныть про отдых ровно за десять шагов от вывески. У, гад!»
Северьян понимал, что не знает что предпринять и потихоньку начинал паниковать. «А ведь если я здесь загину, ведь никого не смогу предупредить – какие твари эти местные» - горько усмехнулся он. В слух же произнес:
- Ну, что, ваша взяла. Укатали сивку крутые горки. Сдаюсь.
Костян ничего не понял, или сделал вид, что не понял:
- Ну и правильно. Говорю же – вниз надо. И легшее.
Пошли вниз. «Может укокошить его? – Северьян наблюдал прыгающую спину впереди, - а что, толкнуть со всей силы, кувырком лететь будет,
пролётов десять, как минимум, а самому бегом наверх, и карабкаться, карабкаться, ползти изо всех сил, до полного изнеможения. Глядишь и вылезу». Но карабкаться вверх не хотелось.
Спускаться было гораздо легче. Поначалу. Но наступил момент, когда колени задрожали и слабость подкатывала волнами тошноты, готовыми вырваться наружу. Это медленное падения в пустоту, сопровождаемого вращением в одну сторону, этот полёт в бездну, начинал сводить с ума. Человеческий мозг может приспособиться ко многому, только не к бесконечности. Весь опыт жизни связан с ограничениями - с отрезками, кусочками, обрывками, ошметками, конечными интервалами и никак ничем он не связан с бесконечностью. Чем же лучше всего довести человека до безумия, как не бесконечностью?
Северьян медленно сходил с ума, ещё немного, и он сам без посторонней помощи бросится вниз головой, в бездну.
Шедший впереди Костян был немногим лучше. На очередном повороте он оступился и полетел на площадку, хорошо не высоко было, всего ступени три. Северьян обессилено повалился рядом, ноги не держали совсем.
Они молчали какое-то время. Костян первым нарушил тишину:
- Фигня какая-то, - озадачено промямлил он.
Север минуту переваривал услышанное, а потом колодец огласился его неистовым, неудержимым хохотом. Он смеялся долго. Вытирал слёзы, качал головой и проговорив слово «фигня», принимался хохотать вновь. Наконец успокоился, вздохнул и сказал:
- Это не фигня, дорогой абориген, это ловушка. Мы в западне. И понимаешь ли, ловушка эта ваша вовсе не фигня, а очень даже качественная ловушка.
- И что делать?
- Не знаю. Думать. Должно быть решение.
Они пытались обследовать стены, ощупывая каждый кирпич в поисках секретных дверей, несколько раз поднимались и опять спускались вниз всё зря. Наконец они уселись, прислонившись спинами друг к другу и затихли. Не хотелось не разговаривать, ни думать, ни шевелиться. В каменной ловушке не было ни жарко, ни холодно, ничем не пахло, даже факелы не чадили. Не было чувства голода, не возникало желания спать . После непродолжительного отдыха ноги переставали трястись, и силы быстро восстанавливались. Время никак не ощущалось. Они были в середине бесконечности, пространственной, временной.
В какие-то моменты на Северьяна накатывало отчаяние, граничащее с истерикой. Только присутствие другого человека, который с тупым спокойствием спускался, поднимался, садился отдыхать, потом снова шел и не издавал при этом ни звука сожаления, удерживало Северьяна от срыва. Отчаяние уступало место приступами депрессии и безразличия. Мозг выключался, он просто не мог проанализировать, понять сложившуюся ситуацию, ничего подобного с ним никогда не происходило. Это был непостижимый опыт.
Самой жуткой, самой чудовищной была мысль о том, что они застряли здесь, в этой ловушке, навсегда, навечно, и тогда волосы шевелились на голове, и ужас, всепоглощающий страх, судорогами корёжил тело. С этим невозможно было смириться, но с каждым новым циклом отчаяния-депрессии, непереносимая эта мысль потихоньку укреплялась в сознании.
Наконец Северьян сорвался. Он вскочил на ноги, вырвал из держака факел, и начал бешено молотить им о стены. Во все стороны летели снопы искр, пламя ревело, конвульсивно дергалось но не гасло. Север бросил факел на пол и начал в бешенстве топтать ногами. Пламя не гасло. Северьян сунул кисть руки прямо в огонь… огонь не обжигал. В бессильной злобе он зашвырнул пылающее древко вниз по лестнице, оно глухо стукнулось об стену и пропало за поворотом. Северьян, сам не зная зачем, спустился его поискать. Костян молча последовал за ним. Ни на следующем пролёте ни дальше факела не было. Северьян бросился наверх, преодолел два пролета – факел располагался на своём месте и освещал стену.
Севрьян сполз на пол и закрыл глаза. Теперь он знал, что даже в праве умереть ему будет отказано. «Хорошо что этот молчит, а то бы я его убил» - подумал он про Костяна. «А что, это, пожалуй, выход. Пусть он прикончит меня, например задушит, уж этому-то проклятая Марь не посмеет помешать».
Как ни странно, но мысль о возможной, легко достижимой смерти принесла ему облегчение. Его душа, измученная страданиями, вдруг успокоилась и пришла в тихое, умиротворенное состояние. Северьян подумал, что раньше ни за что бы не поверил, что мысль о собственной смерти может так украсить жизнь.
- Константин, - окликнул он спутника, - а ты можешь меня убить?
- Угу, – раздалось в ответ. И тишина.
- Что, вот так вот просто? – Северьян был разочарован, он жаждал философских рассуждений о том, насколько это трудный, морально ответственный процесс.
- Да чего там… Каждый может. – Костяну явно не хотелось развивать эту тему.
- И что, уже убивал? – не унимался Северьян.
- Угу.
- Кого?! – это становилось интересным.
- Хряка резал. И козу, – нехотя протянул Костян, - курям головы рубил. А как же.
- Хряка!... – разочарованно протянул Северьян, - тебе что, всё равно, что хряка, что меня?
- Все вы одинаковые, - процедил сквозь зубы Костян.
- И что, угрызений совести не боишься?
- Тебе-то что за печаль, когда укокошенный будешь лежать?
Северьяна поразил ответ. Сколько скрытой мудрости таится в этих простых деревенских мужиках, столько, сколько доктора философии не наскребут и дожив до седых мудей.
После такого разговора умирать временно расхотелось. Более того, он смутно ощутил, почувствовал, что есть, есть где-то поблизости если не решение проблемы, то хотя бы идея, намек. А самое важное, что идея эта уже не где-нибудь а в его голове! Но вот как её извлечь наружу, как уловить, распознать и осознать, вот в чём вопрос. Те не менее, в нём росла уверенность, что у Мари вовсе нет намерения свести его с ума, или убить руками товарища. Это слишком глупо, неинтересно, пошло. «Хотя, - шевельнулась черная мыслишка, - с этим Фьюженом станется», но он отогнал её.
Северьян начал припоминать, что они говорили и делали последнее время особенного, и вдруг, отчетливо вспомнил, - когда они с Костяном ощупывали кирпичи, в надежде найти какой-нибудь секретный механизм, Костяныч сказал – «классно сработан сейф, без малейшей щелочки».
Вот оно! Слово - «сейф»! Но к нему недостает ещё чего-то, какого-то важного символа, ключа. А ключа то и нет. Так, так, так! Северьян пришел в крайнее возбуждение, где-то он видел сейфы без замка. Да. Точно! Это сейфы с поворотными ручками, которые нужно вращать поочередно в одну и другую сторону на заданное число отсчетов. А что они здесь могут вращать?
- Ходить! – завопил Северьян и подпрыгнул на месте. Они могут ходить, перемещаться вверх и вниз, это всё что они могут здесь делать. Задача была решена, дело оставалось за малым – узнать шифр…
Северьян растолковал свою идею Костяну, но тот тоже не мог предложить ничего в качестве шифра. Опять потянулись мучительные раздумья. Наконец тишину прервал Костян:
- А хрен ли тут думать, трясти надо. Куда мы шли последний раз, вверх? Значит пошли вниз, только бе-ережно.
Они осторожно двинулись вниз, внимательно прислушиваясь к своим ощущениям.
- Опа! – прошептал Костян ставя ногу на очередную ступеньку, кажись есть. Северьян опустился туда же и почувствовал легкое-легкое, едва уловимое движение воздуха, как шёпот:
- Да, похоже, оно.
- Ну теперь таким же макаром вверх, - не преставая шептать, чтобы не спугнуть удачу, выдохнул Костян.
Сходили всего-то три раза вверх и уже на четвертом спуске вниз раздались голоса и дохнуло спертым запахом присутствия людей.
Приятели бросились вниз со всех ног и ввалились в полутемный зал трактира «Белый призрак». По крайней мере, так его нарек Костян.
(вырвано)
Вот она неумелая рука автора. Он постоянно сбивается с выбранного вначале жанра. Если в первых главах это была бла-бла-бла приключенческая повесть, то последняя сожженная глава, ни с того ни с сего, обернулась пазлом, этаким бескровным недо-детективом. Хорошо. Прогорело и вылетело в трубу – не жалко.