Я не забыл

Григорий Примаченко
  Я не забыл!
Как я родился - не помню. То ли вообще не знал никогда, то ли забыл? Хотя, вроде бы, это историческое событие без моего участия произойти не могло. Хорошо, что ещё ответственная тётенька зафиксировала этот знаменательный факт в журнале и выдала родителям мой первый в жизни документ. Сначала я, конечно, заорал и орал так долго и громко, что соседка по бараку начала стучать в стенку, желая отцу (или матери): «Шоб ён тобе сдох!» Но её пожелания я переорал и благополучно числюсь единицей населения земного шара уже шестой десяток лет. И из этой уймы времени всего лишь два раза, в общей сложности не более месяца, мне удалось побывать на родине отца в Белоруссии, о чём собственно и речь в этом моём повествовании. Впервые меня повезли туда родители примерно годика в три...
Я не забыл, как дед Яков на деревянной стуконожке (полено - протез) усаживал меня на одноухую лошадь и катал по двору, как мы с многочисленными моими дядьями, двою-, трою- и четвероюродными братьями и сестрами ходили на Припять и её протоки по тонкому, прозрачному, прогибающемуся даже подо мной льду, видел множество рыбы, и старшие пробивали лёд и красными от мороза руками доставали её из сетей. Меня, родившегося в сальских безводных степях, закормили всевозможными дарами леса и реки. А потом я заблудился. Нет, я не ушёл в лес, который начинался прямо за двором, не пошёл в деревню или к реке. Я просто заигрался во дворе и обнаружил, что я один. Мне страшно захотелось к маме. Но... вокруг стояло несколько абсолютно одинаковых строений из брёвен... Это сейчас я знаю, что вход в хату там, где галоши на приступках. Ничего не оставалось делать, как вспомнить своё первое в жизни занятие... Обнаружили меня по звуку быстро, а вот чтобы успокоить, им пришлось повозиться.
Прошло четыре десятка лет, прежде чем мне удалось побывать в Белоруссии во второй раз. Уже нет на свете моей матери, нет радушных хозяев того двора, где я заблудился - деда Якова и бабы Марьи, да и двора и деревни той нет больше на карте. Её в числе многих других на Украине, в Беларуси и России стёр с лица земли Чернобыльский взрыв (деревня Кожушки Хойницкого района Гомельской области).
В Гомель мы въехали утром. Двоюродный брат отца, дядя Саша, сразу усаживает за стол. Я передал ключи от машины отцу и всю поездку практически не садился за руль. Мы объездили десятка два населённых пунктов и везде, едва познакомившись, мои дальние и очень дальние родственники, обнимали, целовали и усаживали за стол. Белорусы - удивительно добрый, радушный, бескорыстный и бесхитростный народ. Мои родственники, никогда не видевшие меня, становились через несколько минут общения даже ближе оставленных в России. В Светлогорске, городе построенном для переселенцев из чернобыльской зоны, два моих малолетних племянника поразили меня болезненной белизной тела и осведомлённостью в кюри, «фонах». Там оказывается в дет.садиках детки знают, что на ту лужайку ходит нельзя, потому что травка «светится». И если малец поймает в реке рыбёшку, он тоже проверит дозиметром «светится» она или нет.
В деревне Сосновка хозяина мы не застали, но пока хозяйка хлопотала с угощеньями дорогим гостям, появился дядя Лёша с внуком на лошади. Казалось, дядю, да и тётю, я знал, чуть ли не с пелёнок, хотя вижу впервые. Да и вообще все родственники обижались на то, что я будто вернулся из месячной командировки, а к ним заглянул всего на несколько часов. И мы долго прощались у каждой калитки, обещали приехать, писать, звонить...
Наконец, цель нашей поездки, г. Мозырь. Архив.
Отец вышел оттуда как в воду опущенный. Справка: Примаченко Пётр 20.XI.1930 г. рожд., угнан в Германию с ... по ...
- Ну, получил, наконец? - спросили мы с сестрой.
- Я смотрел архивы. Знаете какие там записи? - спросил отец.
Деревня А: угнано ... чел., повешено ... чел., сожжено ... чел., утоплено в проруби ... чел., расстреляно ... чел.
Село Б: ... чел., ... чел., ... чел.
И я вспомнил, как кричали и разбегались люди, когда их и моего десятилетнего тогда отца с его матерью грузили в товарняк, я ясно услышал трескотню автоматов, лай овчарок и картавые окрики фашистов. Я увидел жерла крематориев и скелеты живых человеческих теней, в безысходности бредущих к своей кончине, штабеля трупов с остриженными головами и вырванными золотыми зубами.
Я увидел, как малец, по поручению хозяев покормить собаку, выхватил из. собачьей миски кусок размоченного хлеба, и как немка, сидя в дворовом туалете, подозвала его к себе и ногой выбила у него миску: кляйне руссиш швайн обидел пса. Я увидел рослого рыжего эсесовца с озверевшим лицом, до полусмерти забившего сапогами мою бабушку (не за провинность, а просто так).
И никогда я не посмею, потому что во имя живых мы НЕ ИМЕЕМ ПРАВА ЗАБЫТЬ, что Великая Отечественная Война «выкосила» каждого четвёртого жителя Республики Беларусь.
И грош нам цена, если мы молча, а может и с умилением будем наблюдать, как бравые молодцы (ведь у них тоже деды, дядья, бабушки, тёти, которых тоже не миловала та страшная, Отечественная) натягивают чёрные рубашки с фашистской символикой и вскидывают руки, приветствуя новых «Фюреров».Откройте А. Эсадова, стихотворение«Помните!»:

День Победы. И в огнях салюта
Будто гром: Запомните навек,
Что в сраженьях каждую минуту,
Да, буквально каждую минуту
Погибало десять человек!
На восьми фронтах моей Отчизны Уносил войны водоворот    Каждую минуту десять жизней, Это значит в час уже шестьсот!.,
И, судьбу замешивая круто,               Чтоб любить, сражаться и мечтать,    Чем была оплачена минута,           Смеем ли мы это забывать?!

Не смеем...
Потому что память - одна из ипостасей человека