Байки старого рыбака.
Светало. Сумеречное небо было подёрнуто бирюзовыми полосками, пробивающимися сквозь утреннюю серость.
Красным шарфом по горизонту протянулась полоса света, розовея у края, и бросая блики на зеркальную водную гладь.
Мелкая рябь бежала по поверхности мелководной речки, вздрагивая от дуновения лёгкого, нежного ветерка, и ударялась о деревянный край лодки, покачивающейся на воде.
В лодке сидели двое.
Благообразной внешности, приятный пожилой человек плотного телосложения, седовласый, с выцветшими от возраста голубыми глазами. Две вертикальные морщинки на переносице, и горизонтальная на лбу, говорили о том, что этот человек много думает.
Николай Павлович, или Николай Палыч, как его называли местные жители провинциального городка, работал в местной школе краеведом.
Как у всех учителей, у него был любимчик, Петя Мальцев, умный, любознательный парнишка восемнадцати лет. Но, будучи человеком справедливым, Николай Палыч никогда не выделял его на занятиях.
Два раза Петька оставался на второй год, и в последнем классе был уже совершеннолетним. Николай Палыч единственный, кто разглядел в нём потенциал, и стал с ним заниматься.
Бывает так, что, человеку, чтобы сдвинуться в своих достижениях, нужен кто-то рядом. Твёрдая рука, которая выведет того на верный путь. И такой твёрдой рукой стал для Павлова Николай Палыч.
Они частенько рыбачили, и Николай Пылыч во время рыбалки рассказывал парню разные истории из жизни, порой весьма курьёзные.
- Были мы однажды ночью на охоте, - говорил он, разбирая снасти, - кабана ловили. Меня оставили с ружьём на номере. Стою я около дерева, а мужики кабана загоняют, а я думаю, только бы не на меня побежал. И надо было такому случиться, смотрю, два красных глаза в темноте сверкнули. Испугался я, ружьё бросил, и на берёзу забрался. Как залез, сам не понял, рефлекторно, от испуга, а обратно спрыгнуть не могу, возраст уже не тот, да колено у меня повреждено, не гнётся, малейшее движение боль причиняет. Мужики вернулись, потешаются, а мне-то не до смеха. С горем пополам они меня с дерева сняли, но больше я на охоту ни-ни. Сходил один раз, из любопытства, и больше не хочу. Не по мне это, живых существ губить, тварь божью жизни лишать.
Каждый выходной они так, удили в ранний час рыбку, и вот, сегодня опять отправились на рыбалку.
Поплавки покачивались, а рыболовы не сводили глаз с поверхности воды, ожидая поклёвки, и их взор был сосредоточен.
Внезапно один из поплавков дёрнулся. Петька встрепенулся, подсёк, и стал накручивать катушку. Вскоре красивый, переливающий серебром, лещь, бил плавниками в ведре с водой.
Эта рыбалка была удачной, пять здоровенных рыбин, лещей, и много
мелких рыбёшек, карасей, теснились в ведре.
Николай Палыч и Петька причалили к берегу, и развели костёр.
Сухой хворост потрескивал. Слившись, ароматы дыма и ухи, булькающей в котелке, щекотали ноздри.
Николай Палыч знал толк в хорошей ухе.
- Прежде всего, - говорил он Петьке, - нужно сварить бульон на большом количестве мелкой рыбы. Бульон крепкий должен быть, липкий, сладимый, а потом крупные куски бросать. Люди всё лаврушку кидают! Что за пряность! Она весь вкус отбивает! Ею только простой рыбный суп и приправлять. То ли дело – уха! Только укроп! Запомни, Петька, только укроп!
- Понял, Николай Палыч, - кивнул Петька, и попробовал бульон, - хороша ушица получилась!
- Сейчас мы ещё стопочку водки плеснём, и вовсе смак будет. Вот настоящая уха.
Варево получилось вкуснейшее.
Разомлев от ухи, Николай Палыч, налил себе стопку, а на вопрошающий взгляд Петьки ответил:
- Рано тебе ещё, - и устроился на берегу, а Петька вдруг спросил:
- Кто ж вас такую уху научил делать-то? Не сами же придумали.
- Не сам, - кивнул Николай Палыч, - не сам. Был у нас такой, Володькой звали, знатный был мужик. Честный, справедливый...
Вообщем, настоящий. Выпить, правда, крепко любил, но он добрый был. Старое поколение. Животных, не то, чтобы любил, но не обижал. Зачем обижать тварь божью? Не раз он так говаривал... На работу никогда не опаздывал. Даже напившись накануне, он чётко, ко времени, вставал, и, помятый, шёл на фабрику...
Николай Палыч нахмурился, а потом хрипло рассмеялся. Сел, вынул из кармана кисет, трубку, и стал набивать её табаком. Чиркнул спичкой, и, раскурив трубку, со смехом сказал:
- Эх, Володька, Володька. Сколько с ним забавных историй
приключилось! Если б ты знал!
- Так расскажите, - загорелись глаза у Петьки, - интересно.
- Интересно? – кивнул Николай Палыч, - так вот, слушай...
« - Послевоенное время было, много людей погибло, и, вернувшиеся после войны, братья поселились в домах друг напротив друга, и устроились работать на фабрику. Один из братьев любил иногда крепко выпить. И, однажды, тёплым, летним вечером, - начал свой рассказ Николай Палыч, попыхивая трубкой, - на одной зелёной улице...
- А что за улица-то? – спросил вдруг Петька.
- Да неподалёку от сюда, - улыбнулся Николай Палыч, - по дороге от реки. Да ты слушай, - он потянулся за стопкой, выпил её, и, раскрасневшись, толи от спиртного, толи рассказ его так взволновал, продолжил, вытряхнул свою трубку, и стал набивать её снова, - к дому, где собралась компания, подъехал старенький грузовик, оттуда выпрыгнули двое мужчин, а третий остался за рулём. Они явно выпили, - Николай Палыч посмотрел на бутылку с водкой, отодвинул стопку, и взял кусок рыбы из чугунка, - судя по их раскрасневшимся лицам, и сбитой координации. Вытащили из кузова четвёртого, спящего. Взяли с одной стороны за руки, а с другой за ноги, и под неодобрительные взгляды пожилых людей, сидевших в это время на лавочке, донесли мужчину до крыльца. Бросили его на ступеньки, и удалились восвояси, - Николай Палыч замолчал, сосредоточенно поедая
леща, Петька тоже взял кусок рыбы, и воскликнул:
- А что дальше-то было?
- Дальше? – улыбнулся Николай Палыч, аккуратно складывая кости в газетный кулёк, - смех да и только. Было у Володьки одно похвальное качество, он был трудолюбивым и ответственным. На работу не никогда не опаздывал! Даже после пьянки просыпался без будильника, чётко, ко времени, и спешил на службу. И, надо ж было такому случиться... В этот злополучный день супруга его, поставив на ночь в печку солянку, думая, что муж перед сменой поест, ушла в ночную.
Открывает Володька глаза. Затуманенным взором он поглядел на часы, показывающие половину седьмого, и пришёл в ужас. Опоздал на работу!!! – Николай Палыч сделал паузу, - и не понимает, почему жена не разбудила его, - учитель хмыкнул. Задымил своей трубкой, и продолжил, - издав вопль, он в панике бросился в дом.
Сбил по пути вешалку с одеждой, и, запутавшись в ней, рухнул на пол. Поднявшись, он отпихнул злополучную вешалку, вытащил из печки кастрюлю супом, и с отвращением стал прихлёбывать нечто кислое, сводившее скулы. И прямо из кастрюли, - Николай Палыч не сдержал смешка, и Петька тоже захихикал.
- Понимаешь, - говорил учитель, - ему еда буквально в рот не шла, настолько была кислой, что он проглотить не мог. Кое-как поев, он кинулся на улицу, и рванул на себя калитку. Но калитка не поддалась, - Николай Палыч выдержал выразительную паузу.
- Что такое? – пробормотал Володя, удивлённый, ещё, и ещё раз дёрнул
дверцу, не понимая, что происходит.
- Но калитка не желала открываться, и, повиснув на ней, он поехал ногами по земле. И через минуту сидел на траве, рассматривая ручку, которую оторвал, когда падал, - Николай Палыч и Петька засмеялись, - а из соседнего дома вышла пожилая женщина, его мать, и посмотрела на него с изумлением.
- Володя, а ты что это делаешь? – озадаченно спросила она.
- Да на работу опаздываю, - нетерпеливо отмахнулся Владимир, встал, и так дёрнул несчастную калитку за засов, что бедный забор предательски затрещал, и дверь, хрустнув, повалилась на него. Забор лёг на тротуар, и мужчина в одно мгновенье оказался под грудой досок.
- Не открывается, - досадливо воскликнул он, скидывая с себя доску, и ошеломлённо мотая головой.
- Что ж ты наделал-то? – всплеснула руками пожилая женщина, - ты ж её на себя тянул, а надо от себя. И куда ты собрался? Иди, проспись.
- У меня служба, - ответил Володя.
- Какая служба? – усмехнулась старушка, - на часы глянь, времени десять часов вечера.
- Так светло ведь, - опешил мужчина, недоверчиво глядя на мать.
- Ну и что, что светло? Лето на дворе, вечера светлые. Тебя, два часа, только, как привезли.
- Тут только до Володьки дошло, - взмахнул руками Николай Палыч, - в чём дело, и он пошёл обратно, домой. Уселся на ступеньках, и, покачивая головой, прислонился к двери. Тут-то ему и стало понятно, почему жены дома нет, и отчего суп такой странный, кислятина невероятная. Солянка ещё не « протомилась », и с калиткой и забором конфуз вышел спросонья. И теперь его вся улица обсуждать будет!
- Но размышлял он об этом недолго, - усмехнулся Николай Палыч, - уснул прямо на крылечке, чтобы опять проснуться строго по времени, поесть « дотомившейся » солянки, и отправиться на работу, на свою фабрику. А забор он потом отремонтировал, но до сих пор вся улица вспоминает это происшествие, и говорит: « Ты помнишь, это было, когда Володька-сосед забор спьяну порушил... »
Николай Палыч замолчал, задумавшись.
- Впрочем, не в первый раз. Было дело, его кинули, пьяного, в одних трусах в кусты крапивы. И, будучи в состоянии невменяемом, он всю ночь катался в ней, а потом удивлялся, откуда взялись на теле волдыри. Хороший мужик был... - протянул он, и внезапный кошачий крик заставил его обернуться.
По берегу брели двое молодых людей с банками пива в руках, и
вялеными рыбками.
Кот, большой, серый, шествовал за ними, унюхав запах рыбы, и кричал,
в надежде, что ему дадут кусочек.
Вдруг один из парней крепко выругался, и с силой ударил ногой по ни в чём не повинному животному.
Кот, жалобно мяукнув, отскочил на безопасное расстояние, лизнул бок, почесался, и посмотрел вслед удаляющейся парочке.
- Поколение пепси, - пробормотал Николай Палыч задумчиво, глядя в спины парням, и посмотрел на животное, - кис-кис. Иди сюда, серенький.
Кот, недоверчиво, наученный горьким опытом, но приблизился к ним.
Николай Палыч достал из котелка хороший кусок рыбы, и положил коту на траву.
- Ешь, сердешный, ешь, - и потрепал кота за ухом. Кот в первый
момент попятился, но понюхал протянутую руку, и с опаской позволил
себя погладить.
Николай Палыч повернулся к воде, размышляя о чём-то своём, а кот
стал с упоением поедать рыбу.
- Понимаешь, Петька, - сказал он вдруг, - очень важно, чтобы у человека была добрая, открытая душа. Покойный Володька был колоритной личностью, своеобразной, но, хоть и любил напиться, да только он всю войну прошёл, в пятнадцать лет на фронт попал, но не ожесточился. Он на животное руку поднять не мог... – и Николай Палыч посмотрел на кота, и замолчал.
- Умение жалеть и сострадать – величайшее чувство, которое возвышает человека... – задумчиво проговорил Николай Палыч, глядя отблески рассветного солнца, бегущие по воде.
А кот, поев вкусной рыбки, долго сидел около них, и жмурился от нежного солнышка.