Как и сейчас, в ту ночь мёл снег, липкий, холодный, густой. Так же забирался в воротник, бросался в глаза, застревал в ресницах. Лишь мост, облепленный вязким снежным дождём, казался опущенным в сумрак, лишившись последней лампы в фонаре. Белый мост, вырубленный из огромной льдины.
Она сделала пять шагов – ровно столько, сколько она помнила с той ночи – пять шагов, будто и теперь обозначенные дырами в снеговой вате, тёплыми чернеющими дырами. Тогда она впервые видела так близко чужую кровь, так много. А сейчас лишь забрасываемые снегом лужицы от ботинок.
Немного нужно, чтобы снова прорвалось неосознанное, исключённое разумом чувство, может, вины, может, страха. “А должно быть – долга…”
На месте, где нашла тогда Беллу, она и остановилась. Сейчас нужны картины именно той ночи, чтобы… смочь, чтобы завершить. Где-то за ветрено-снеговой пеленой нечётко обозначился город, глухой от собственной суеты, неподвижный и шумный. В тот раз он чётко врезался в ещё набитые снегом тучи. Тусклые блики его огней высветили глаза, в которых застыло непонимание, может даже, удивление. “Белла” – всё, что она успела услышать.
- Даже не надеялся, что поймёшь, - выхватил её из белых сумерек мужской голос, хриплый от простуды.
Новое пальто делало его ещё выше и в плечах шире. По старой привычке он, видимо, пытался укрыться от ветра воротником, но тот с трудом доставал до подбородка. Тонкий белый шарф, подходящий больше осени, вымок от снега. Наверное, от этого на лице была кисло-нервная дрожащая усмешка.
Уже не знакомые ей складки у глаз заглушили сказанное им. Смотря в снежную воронку неба, она бросила наугад:
- Мне снится это место постоянно.
И, отвернувшись, она задерживает взгляд на застывшей под мягким льдом реке.
- Мне поначалу тоже снились и места, и люди, затем только глаза…
- А сейчас? – резко вздрагивая, также резко перебивает она.
Почти усмешка на ещё знакомом лице, снисходительная, как к ребёнку.
- Ничего. Со временем проходит…
Он опускает руки в карманы, будто вспоминая следующее слово.
- Ты имеешь право на месть, - шепчет он, откашливаясь. Звуки выходят, как этот снег, липкими, невнятными.
Её очередь ухмыльнуться, снисходительно.
- Нет, не месть…
Незатухающие ни на минуту суета и ветер рассыпают остатки фразы. Он небрежно наклоняется к её плечу в попытке схватить звуки. Неожиданно резко она делает шаг назад, отворачиваясь снова к реке. Непривычное, незнакомое, чужое движение.
- Значит, нет, - еле различимые слова, вырываемые из гула снега. Выпрямившись и не обращая внимания на обнажившуюся шею, он добавляет громче: - Я так и не узнал, от чего она убегала. Она…
Вместо вопроса – глубокий вдох. Но всё же она снова смотрит на него.
-… Она хотела сбежать. Может быть… я её освободил, - невольно переходит он на шёпот, боясь очередного приступа кашля.
Она запускает руки в его карманы. Замечает потускневшие точки - брызги чего-то тёмного, въевшегося, будто в вату. Точки привычной ему грязи различимы лишь вблизи.
- Ты всё ещё убиваешь? – шепчет она.
Хриплый рвущий звук в горле и тишина.
- Понимаю, - спешит сказать она, пока он не ответил, - не надо.
Гул машин. Ветер, срывающийся на визг. Пустеющий мост.
Через несколько минут безмолвия, сжимая её руку, он всё же отвечает глядя в сторону:
- Сколько бы их не было. Знаешь же, это ничего не значит.
Привычным движением привлекает её, пытаясь уловить любимый запах шоколада в волосах. Теплота знакомых нот, разбавленная прохладой сумасшедшего снега, как обещание.
- Как так? – слышит он в нарастающем шуме.
Она прячется в его плечо от режущих клочков снега. И до него снова доносятся лишь неразличимые звуки коротких фраз.
- А что для тебя значит работа? – Будто удивлённо шепчет он. В ответ неожиданное “Боже”.
Чёрный шарф, чёрная струя у губ, чёрное пятно на жёлтом снеге.
- Боже, - шёпотом повторяет она.
- Привычка. Конечно, не веришь.
Пытаясь удержать её руки, он бросает фразу, которую часто слышал во сне:
- Рад, что ты снова рядом.
- Не надо, - шепчет она, предчувствуя слёзы, ища лишь нужные мысли.
Но вместо мыслей, лишь тонкая струя надежды, как кровь у рта.
Она продлит эти минуты. В молчании всё проще: он такой, каким хочется ей. Но он продолжает:
- Наконец-то не нужно бежать. Хотя бы сейчас.
- Да.
За ним больше никто не будет гнаться.
Глушитель плавит выстрел в шёпот, тонущий в равнодушном гуле города.
Осторожно усаживает его, продолжая обнимать.
- Знал, ты не поймёшь. Кем она была тебе? – Сипит, задыхаясь, он.
- Я её не знала. Никого из них. Но только для тебя они ничего не значили, - говорит она скороговоркой, боясь не успеть.
Последнее прикосновение к ещё тёплым губам.
- И для тебя тоже… - заходятся влажным шёпотом звуки.
С новым приступом ветра дыхание исчезает.
Безразличный ко всему город заглушает ревущий снегопад, заштриховывает уходящий силуэт.
- И для меня?
Безумный ветер высушивает только наметившиеся слёзы.
Первый шаг к пониманию сделан. Утром она обналичит чек.