"Мечты о Маше"
1.
Будь я чуть поумнее, то написал бы Маше на адрес школы в тот же день, как сошёл с трапа в Москву. Но мой пессимизм заглушил всякий здравый смысл. Я не видел выхода из ситуации: она, Маруся, осталась в Иркутске, я, Митя, стал жить в Москве. Напомню, что переезд инициализировала мама, которая не хотела жить с отцом даже в одной части света.
Мне казалось, что Иркутск растворился, исчез, что Иркутск — это другая планета. Так я месяц не писал другу Павлу, я не верил в эпистолярное общение. Он меня вразумил. Прислал открытку с обезьяной и надписью «Мечтай! И сбудется». Сейчас Павел намерен жениться.
Естественно лишь я мечтал о Марье. Весь 6-ой класс я не знал, как и куда отправить письмо Маше.
А потом летом умерла бабушка. И я с мамой поехали на поминки в Иркутск, где было большинство подруг покойной. Я считал это шансом, хотя подло так думать.
Знал я только одно: Маруся жила на бульваре Постышева. Мир, где живёт мечта. Я изрисовал все стены района красными и зелёными мелками и фломастерами со своим адресом, тщетно надеясь, что Маша найдёт эти наскальные надписи, просчитает и откликнется. Я думал, что моя любовь перешла из 65-й в районную школу (предубеждение). На эту школу я особенно напирал. Я пытался ей звонить, но номера, хоть убей, не помнил.
Я встречался с отцом. Он-то, прощаю его за это, посоветовал писать на адрес школы. С новой надеждой я вернулся в Москву.
2.
В город Иркутск на улицу Восьмого марта в школу №65 в 7-й «Б».
«Здравствуй, Маша!
Ты, наверное, думаешь, куда я пропал. А я с мамой и братом теперь живу в Москве. Здесь такие высокие дома и улицы, здесь есть метро — подземелье с поездами. Здесь Кремль и могила Ленина. Здесь есть Макдоналдс, тебе бы он понравился. Вода здесь грязная. Что-то я сё не о том пишу, не о главном...
Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, МАША!
С самого первого класса я влюблён в тебя. Беспечно и тихо. Я не дёргал тебя за волосы. Я не хотел интриг и насмешек других учеников, я боялся что ты оборвёшь мою влюблённость словами, что не любишь. Теперь я далеко, теперь мои слова лишь на бумаге, я выдержу, если ты меня не любишь. Ты научила меня летать, быть мореходом., ищущим свою русалочку Ариэль. Я люблю тебя и жду ответа.
Пока. Пиши.
Митя».
3.
Через две недели пришёл ответ.
«Здравствуй, Митя! Или как тебя называть? - Дима.
Я так удивилась, что ты пропал. Екатерина Яковлевна объяснила, что ты уехал в Москву.
А у нас в Сибири экология лучше! Да, вода у вас грязная, говорят. Ты видел живьём Ельцина? А Жириновского? А Воланда или ката Бегемота?
Ты мне тоже нравился, и было немного больно тебя потерять навсегда. Такого друга. Но ты вдруг нашёлся. И я так рада. Будем теперь pen-friends. Между нами города, но я считаю, мы ещё встретимся».
Письмо, которое мне помогал писать старший брат:
«И я рад снова с тобой общаться. Я бы мог остаться с папой в Иркутске, но это было бы подлым предательством мамы. Это был тяжелый выбор: ты или мама. Я выбрал маму. И это правильно. Ей бы совсем было плохо без меня.
Свою любовь к тебе я почему-то скрывал ото всех. Глупо.
Но теперь-то, теперь-то мы любим друг друга, и пространство и время не могут нам помешать. Скоро мы вырастем и будем летать друг другу в гости.
Пока. Пиши.
Митя»
И открытка с лебедями.
Ответ Маши пришёл через неделю:
«Знаешь, Митя, я ещё не уверена люблю ли я тебя. Ты красивый и умный. Но тебя нет. Как будто совсем нет...
Спасибо за открытку.
Ты пропал, ничего не сказав, разве это любовь? Ты боялся, но «боящийся не совершенен в любви». Скажи, разве может у нас что-то получиться через письма?
Маша».
Мой ответ:
«Может, конечно, может! Ведь пишет чья-то живая рука, а не сама ручка. Я существую равно как и ты, такая милая, красивая и умная! Я не боялся, я трепетал. Ты была и есть богиня, ангел в юбке».
«Митя! Не называй меня ангелом, у меня куча недостатков и, конечно, достоинств.
Маша».
Наши влюблённые так же созванивались. Один-два раза в месяц, «чтобы их никто не заподозрил»:
Привет, Маша
П р и в е т!
Как дела?
Хорошо!
И у меня!
...
Ладно, пока!
Пока!
4. Я и Маша переписывались через обычную почту до тех пор, пока нам не появились компьютеры и Сеть. Теперь мы общались по электронной почте. Созваниваться не перестали.
Маша Лескова: mur3ik@km.ru
Митя Гендин; sharl-bodler@rambler.ru
Митя: «...Помнишь, ты мне помогала аккуратно вырезать цветную бумагу и вышивать? Помнишь, я давал тебе списывать математику? Я ради тебя известным учёным хотел стать. Моя русалочка.
А помнишь новогодний бал, когда мы танцевали, а потом я проводил тебя домой, и на прощанье мы поцеловались... Это само у нас получилось.
Как-то странно так вот общаться; раз и твоё письмо за 5000 км. И ты его уже читаешь. Нет приятного ожидания. Почерк у меня всё равно корявый. Хотя письма к тебе я старательно выписывал. Жалко твоего почерка не видно, нет вырванного из тетрадки клетчатого листа. Помнишь, я прислал тебе осенний красный кленовый лист?
Пока. Пиши.
Митя:
P.S. Я тебя люблю. Заходи утром в чат «hotcat», пообщаемся в реальном времени. Ура, Маша! Хорошо, что сейчас лето и можно наплевать на разницу часовых поясов».
Маша:
«Да, это действительно здорово!
Маша»
Так они переписывались ещё долго.
2003 год, весна. Чат «hotcat».
Маша: Ариэль.
Митя: Ласковый Кот.
Ласковый Кот: Ариэль, ты тут?
Кэт: А правда, ласковый ;-)
Ариэль: Привет, Мить!
Ласковый Кот: Да, ласковый.
Ариэль: Как-нибудь проверим.
Кэт: Привет, русалка!
Ариэль: что-то котов много развелось. Ласковый кот, давай в приват!
Ласковый Кот: ОК.
В привате:
Маша: Девчонок клеишь? Я ревную :)
Митя: Нет, что ты, я так, она первая начала, это ник дурацкий.
Маша: Успокойся, я просто шучу :)
Митя: Как дела в школе?
Маша: Урсула опять «2» вкатила! Помнишь англичанку?
Митя: Такую большую и толстую не забудешь. А я ведь за тобой увязался в английскую группу. А то бы сейчас шпрехал на языке Гитлера и Гёте.
Маша: Очень мило, и как это было давно.
Митя: Про наш роман пора писать роман.
Маша: У нас нет романа, мы просто друзья, которые симпатичны друг другу.
Митя: Называй, как хочешь, но ведь мы нравимся друг другу.
Маша: Это наши слова нравятся друг другу. Мы 4 года уже переписываемся и созваниваемся и ничего не происходит. Из твоих слов исчезает трепет и романтика. Но этого мало.
(Митя отправит ей «Машеньку» Набокова).
Митя: Не волнуйся! Этим летом я еду в Иркутск. Мне мама обещала Тунис с развалинами Карфагена, но я выбрал родной город. Жить буду у отца. (Я его за всё простил). Жаль, что всего две недели. За эти дни мы откроем формулу любви. Мы ведь так долго ждали встречи.
Маша: Обещаешь?
Митя: Обещаю.
Маша: Тогда мне пора. Поки!
Митя: Поки, поки!
По ISQ, мы не общались, потому что я был не компетентен.
5. В поезде
Над Иркутском часто бьются самолёты. Поэтому я поехал в Иркутск по транссибирской ж\д.
Со мной ехали чехи. Нет, не чехословацкий корпус, о обычная семья, любящая путешествовать по великим местом бывшего Союза. (Единственный мужчина среди них сравнивал пиво разных российских городов). В этот раз они ехали на Байкал. Граждане «Европьской Унии» знали, что в Якутске живут якуты, по ассоциации они думали и об Иркутске. Но я их огорчил: никакого «иркутского народа» нет.
Они играли в какую-то настольную военную стратегическую игру. Для для драйва мы назвали свои стороны в честь стран. У меня были красные фишки, и я был Советским Союзом, синие обозначали США, оранжевые — Китай, а желтые — Сомали. Русский язык знало только старшее поколение. С ровесницами я общался на плохом английском. Государство Сомали, кстати, победило, а я так и не построил свой великий Советский Союз: я плохо торговал овцами. Они меня отвлекли от мыслей о Маше, но не настолько, чтобы перестать о ней постоянно думать. Я давал передышку своему влюблённому сердцу, пока активно жил мой мозг.
С нами ехала девушка. Её звали Илга. Она была соблазном для меня перед Машей, перед образом великой чистой любви. Она вышла в Красноярске, положив, пока я спал, записку с номером своего телефона в мою книгу. Соблазн.
Её место заняла старушка лет 70-ти с красивыми уложенными седыми волосами. Я ей давал читает свою книжку Бердяева. То что он писал об Эросе, я относил к нам с Машей.
Скоро! Скоро я её увижу!
Меня встречали сразу две стороны: мамины знакомые и папины знакомые. Последние мне показались дружелюбнее, потому что это была семья, а не просто сладкая парочка. Так я поселился у Власовых (пока отец не вернётся из запоя). У Власовых было второе искушение: единственная дочь: Марина, ровесница Маши и Мити. Но и это искушение Митя выдержал достойно.
6. в Иркутске у Маши.
А помнишь, ты дала мне свой номер телефона и под предлогом того, чтобы узнать домашнее задание, звонила мне раз в неделю? А я как-то стеснялся тебе звонить. - вырвалось у меня на одном выдохе; у меня, который сидел на кухне у Маши.
Да, а ещё мы купались на острове Юность и катались на детской железной дороге! - вспомнила Маша и бросила в рот конфетку, данную ей от меня и Коркунова.
И почему мы из-за моей нерешительности тогда теряли драгоценное время любви — секунды блаженной радости.
Нет, всё от того, что ты переехал в Москву. Я знаю, ты не хотел, но мог бы хоть для приличия родителям всё рассказать, может они бы нашли вариант. Цепная реакция разлук могла остановится.
И мы заплакали оба. И целовались сквозь слёзы. Шептали признания, не считая пульс. Событие свершилось, теперь они будут вместе. Да, мне скоро уезжать, но мы будем хранить верность, и, когда повзрослеем, — поженятся. «Дурманом сладким веяло».
Вечером мы с Машей решили пойти в театр на постановку пьесы «Человек из СССР» Набокова. Сидя рядом, мы то и дело поворачивались поглазеть друг на друга. Два раза получилось это одновременно. Мы держались за руки: я положил правую на её левую руку. Но Маша не стала убирать ладони. Тогда я научился «трогать девушек».
После театра пошли на набережную. «Ты - моя русалочка Ариэль», - сказал я. Маша просто сказала: «Спасибо». Ей было не ловко. Я проводил её домой.
Я долго думал, пока ехал в автобусе к Власовым, Я был в восторге, хотелось кричать, прыгать. Маша, Маша, Маша, Маша, Маша. Маша, моя мечта, со мной! Радость лилась через край. Я выпрыгнул из маршрутки, забыв заплатить.
Что мне дальше делать? - спросил я у Марины.
Ждать совершеннолетия. Ты ведь сексуально компетентен?
Мне главное любовь! А супружеские обязанности мы оставим с ней до супружества. Так честнее и мудрее.
Ответом была ухмылка.
Мы будем вместе! - произнёс я, - И это самое главное!
Оставшиеся до моего отъезда в Москву оставалось две недели, и мы не теряли времени. Родители обоих подростков всё уже знали и не мешали существованию этого текучего и зыбкого любовного рая. Мы с Машей посетили все театры, музеи и православные церкви Иркутска; от последних мерещилось венцом и свадьбой. Иркутские святые споспешествовали нашему целомудренному роману. Сколько помады она извела на поцелуи со мной! Я не мог насытится, забрасывая свою ладошку в её длинные русые волосы. Я писал ей сырые стихи. Она свила мне венок из одуванчиков. Целовались мы неумело: губами трубочкой к губам трубочкой. Перед каждым поцелуем я спрашивал разрешения немым вопросом у моей Маши. Взмах её ресничек всегда говорил мне: «Да, не бойся, Митя!» Мы уважали и ценили друг друга, как лебеди на одном пруду рядом с моим домом в Москве. Нам было по 14-ть, и мы были определённо счастливы.
Маруся плакала, когда я садился в самолёт, чтобы на долгие 11 месяцев покинуть её. Мы купили раскладывавшееся пластмассовое сердце с песочными часами: с синими и красными песками. Мы обменялись половинками уже одного сердца, обещая ждать новой встречи, не исключая всё же и виртуальное общение — опору нашей любви.
7.
Но умерла бабушка. Что-то Бог забирает, что-то даёт. Он забрал мою любимую бабулю, но дал три недели чистой платонической любви с любимой девушкой.
Мама с папой ненадолго помирились. Смерть всегда сплачивает оставшихся в живых. Как я любил Машу, так бабуля любила деда, и я потерял много времени, которое мог бы занять расспросами и советами.
Я тоже мог бы умереть, когда зимой меня сбила машина. Я думал о Маше, в автобусе ехать не хотел (экономил талончик), пошёл домой пешком от метро, было солнечно и сугробно. Я решил перебежать... Тогда я отделался вывихом большого пальца правой руки и шоком, который был снят тёплой ванной...
Но любовь наша не умерала и через 3 — 6 — 9 лет. Я и Маша взрослели. Маша написала, что на выпускном у неё украли фотоаппарат. Я компенсировал кражу посылкой с фоторужьём — скромной мыльницей. Я поступил в МГУ имени Ломоносова, она — в ИрГТУ. Москву она ненавидела («наши гопники косят под московских»). А я слишком любил мать. Она училась на генетика, я — на психиатра.
У нас был совместный проект под громким названием «Наследственная шизофрения». Но она пока изучала байкальскую губку; спонсору говорили, что они вот-вот выведут сорт помидоров, которым можно бы было лечить СПИД. А я писал в Сети пасквили на прочитанные статьи Фрейда и его милой дочери Анны, спорил с ними.
Мне сложнее всего было выучить все эти названия таблеток и их свойства (по химии у меня в школе была твёрдая «тройка»). Ей — латинские названия представителей флоры и фауны. Строение человека мы с Машей более или менее знали. Меня иногда даже допускали к тому, как врач беседует с пациентом.
И вот мы поженились. Зарегистрировались в Иркутском загсе, а повенчались в Москве, в храме Адриана и Наталии.
6 марта 2012. Москва.