Искушение Д

Владимир Калуцкий
Матушка откинула одеяло, коснулась босыми ногами коврика. Телефон сыпал непрерывной трелью. Кабы горохом — не устояла бы. «Кому там еще приспичило?»— сонно подумала, прикрывая ладошкой рот. Из трубки прокричало-пролаяло, матушка поняла лишь, что зовут мужа. Она опустила трубку рядом с лиловым аппаратом, толкнула лежащего в пухлое белое плечо:
— Тебя... ненормальный какой-то.
Обойдя кровать, влезла под одеяло, натянув его на самое ухо.
Отец Евгений, волоча но паркету штрибки кальсон, почесывая грудь, добрался до тумбочки: —, Я... Если не трудно, разборчивее, пожалуйста... Увы, сегодня я занят... Сколько-сколько?! (Батюшки светы,— прошептал, прикрыв трубку ладонью, — я столько в год не зарабатываю). Однако постойте, подумаю... Ну, уж коли и машину подошлете, тогда конечно... Да, да, уже собираюсь!
Батюшка оставил телефон, присел к жене:
 -Марго,вот так подвалило! Представляешь, - он потянул одеяло, открывая голову жены,- зовут на отпевание, платят долларами. Тут и на покраску храма хватит, и на иномарку втихаря останется. Такие деньги, говорят, только отец Афанасий по всему благочинию греб. Интересно, что ж там за покойник такой?.. Да проснись ты, за мной еще из Покровки должны прислать, так объясни им, что я прихворнул, что ли. Чай, заживем теперь, Марго!
По жена лишь промычала в ответ. Отец Евгений опять кинул ей одеяло на ухо и заторопился в ванную. Там тщательно поскоблил щеки, словно подрисовывал грань смоляной бородки, сводящей с ума молодых прихожанок.
Через полчаса подкатила громадная белая машина, водитель с уродливым намалеванным черепом на белой рубашке глянул поверх фирменных очков:
 -Ты будешь поп Женька?
 -Я, опешил от такой фамильярности протоиерей. -Но позвольте, кто вам разрешил...
 -Кончай базар, — оборвал водитель, — давай помогу поднести твои кадила и поехали.
— Ну... - развел руками рестерявшийся отец Евгений. Однако подал шоферу чемоданчик, втиснул дебелое свое тело на заднее сидение.
Ехали хоть и быстро, но долго. Давно остались позади крайние домики райцентра, замелькали но сторонам по колени побеленные к недавнему празднику столбы, долго извивалась за окном желтая змейка воздушного газопровода. «Куда это мы?» — забеспокоился священник, когда весь район остался позади и свернули на узкую проселочную дорогу.
Водитель молчал, лишь жевал жвачку, и ухо его отвратительно двигалось на фоне пухлой теки и лобового стекла. Батюшка отводил глаза, но взор все время возвращался к этому подвижному уху.
Наконец приехали. Подождав, пока поднятая колесами пыль унесется прочь, водитель откинул дверку:
 -Значит так: дуй по этой бетоночке, Жека, уже ждут.
Батюшка хотел было опять обидеться, но лишь поправил рясу и понес свой чемоданчик по дорожке. Водитель тем временем, не переставая жевать, откинул микрофончик сотового телефона:
 -Поп прибыл, осторожнее там, не стреляйте.
Тропинка оказалась не в меру длинной, метров через двести росшие по краям ее плодовые д¬ревья расступились, и отец Евгений уткнулся в глухие зеленые ворота. Хотел постучать, но правая створка дрогнула и откатилась в сторону сама собой.
Вошел, створка за спиной вернулась на место. Огляделся. Приличная богатая усадьба с клумбами, газонами и роскошным особняком светло- шоколадного цвета. Ужом вывернулся из будки у ворот длинноногий хлыщ в трико, подхватил под руку:
 -Ассап Палыч ждет, беспокоится уже.
 -Покойный в доме?-—стараясь отстраниться, спросил отец Евгений.
— А где ж ему быть, усопшему-то нашему? - хлыщ теснее прижался к бедру священника. -Не извольте беспокоиться, батюшка, смертяк лежит в самом натуральном виде и лапки, как говорится, кверху.
Он коротко хихикнул.
 -Да вы ступайте, ступайте, Ассан Палыч сам все укажет и расскажет.
Поднялись на широкое крыльцо. Громадная дверь красного дерева, кнопка звонка, латунная габличка «Депутат Государственной Думы. Попечитель страховой фирмы «Стикс» Александр Павлович Варламов-Рюмин». Хлыщ утопил в резиновой кнопке звонка длинный палец, через минуту, изнутри открыли. Немолодая усатая женщина в пестром восточном халате, с папиросой в зубах молча взяла из рук священника саквояж, пошла вперед. Хлыщ остался на крыльце, а священник ступил в огромный вестибюль. Свет тут был солнечный, тек чрез стеклянный купол, служивший потолком. Усатая женщина пересекла вестибюль, толкнула скромную дверь. Не вернув саквояжа, пропустила священника через порог.
По сравнению с вестибюлем поначалу отцу Евгению показалось в комнате совсем темно. Однако совсем скоро в мягком розовом свете он различил низенький столик на гнутых ножках, пару пустых кресел в стиле этого столика и такую же тахту с худощавым мужчиной на ней. Мужчина сидел, говоря с кем-то по телефону, сделанному под старину:
— Я в седьмой раз повторяю: купол выкрасить в небесно-голубой цвет. Кресты?.. Господи, ну зачем я с вами связался! Кресты, конечно же, вызолотить. Да, и чтоб к Троице все сияло, как котовы яйца, сам проверю. А насчет машины... Я думаю, для начала ограничимся фольксвагеном. Да, да, Иван Платонович, потом посмотрим, как служить будет.
Хозяин кабинета отвлекся от телефона, жестом пригласил священника присесть в кресло, сам продолжил разговор с невидимым собеседником: -И не забудь на поминки, Иван Платонович, тебе ведь покойный тоже очень дорог, я знаю... Ну, как оформить ремонт?.. Ты же не ребенок, а глава администрации. Запиши ремонт храма исполнением наказа избирателей в моем округе. Прессу я подключу. Все, старик, извини, у меня гость.
 Хозяин опустил трубку на инкрустированную рогатюльку аппарата, резво поднялся, склонил голову в полупоклоне:
 -Надеюсь, что представляться мне нет смысла. Я уж и так, по мнению друзей, примелькался на телеэкранах. Вас же я знаю пока - увы, по¬наслышке. Кстати, Евгений Федорович, — вы позволите так себя величать? —я надеюсь, что и вы быстро войдете в круг моих друзей. Ваш преддшественник отец Афанасий - царствие ему небесное - был моим верным сподвижником, и тот замечательный особняк, который достался теперь вам во владение, возвести ему помогла моя фирма. Нам же взамен и нужны лишь незначительные услуги: освятить то ли, другое ли событие, молебен провести там, крестины ли устроить, отпевание. Вот отец Афанасий уж год, как преставился, и нам в общении с Господом приходится прибегать к услугам случайных иереев. Но я верю, что с вами мы сдружимся. Кстати, за этот год и храм вы подзапустили, буду рад помочь, уже кое-что делаю. Только уж и вы, батюшка, — хозяин прошел к бару у стены, принес большой плоский пузырек без наклеек, пару фужеров, — не откажите в помощи. Теперь вот покойного надо отпевать, похоронить по обряду.
Отец Евгений пошевелился в тесноватом для него кресле, принял фужер, пригубил:
— Забота о православной пастве наша обязанность, Александр Павлович Только почему вы не обратились местному священнику?
— А... — досадливо отмахнулся хозяин,— с нашим попом и черт каши не сварит, с моралистом... И потом — мой офис в вашем райцентре и одного вас, как священника, мне достаточно. Да и вам к чему делить доходы невесть с кем? Кстати,—Варламов вернулся к столику, принес лист бумаги и пачку денег. — Не сочтите за труд черкнуть расписочку. А деньги вот они, в доллорах, если вас устроит.
Хозяин подлил в фужеры, следя за рукой священника с перламутровой самопиской. Расписку принял, свернул, опустил в карман рубашки.
 -Вот и чудненько, — легко сказал он. -А пока отдохните с дороги, можете пройти в бассейн. Девочек, — он широко улыбнулся, -не предлагаю, дабы не сойти за лукавого.
— Грехи любезны доводят до бездны,  -согласился священник, сунув деньги в карман рясы,— Я бы хотел немедля совершить обряд и убраться восвояси. Заботы по приходу, знаете ли.
— Я разделяю ваши заботы, Евгений Федорович. Коли вам не терпится, приступайте.
В углу комнаты сам собой щелкнул и засветился телевизор. По экрану метнулись тела натовских ракет, потом мелькнули руины Белграда, потекла вереница беженцев. Депутат Варламов- Рюмин скривил губы:
— Пора, пора нам ставить агрессора на место! Ну, откуда у них в поведении такое зверство?
Он выключил телевизор, из боковой двери вызвал бесцветного человечка в галстуке бабочкой. Распорядился во всем помогать священнику.
— Ступайте, отец Евгений. Певчие и все близкие будут через полчаса, мы поставили гроб в зале, там обряд пройдет печальнее и торжественнее.
Пока премещался  по коридорчикам к залу, священник чувствовал невидимое глазом движение. Где-тo скрипели -двери, стучали туфельки, наверху всполохнулась было и тут же стихла траурная музыка. Человек почти втолкнул священника в совершенно темный зал, и пока отец Евгений озирался, под невысоким потолком проблесковыми маячками замельтешили лампы дневного света и зал наполнился мерцающим мертвенным сиянием. Первой отец Евгений увидел недавнюю усатую женщину все в том же одеянии с папиросой. Потом маленький, почти квадратратный гробик на невысокой подставке. Лишь заглянул в него священник, и сердце словно оборвалось на полустуке...
Там, наполовину прикрытый трехцветным знаменем, лежал расчесанный, роскошный и холеный дохлый белый пес. На атласной подушке были заботливо разложены его уши-лопухи, пасть закаменела в легком оскале и казалось, что собака вот-вот зарычит. Пуговицами выпирали открытые стеклянные глаза ее.
Хотел перекреститься — рука онемела. Хотел закричать - горло перехватило. Прохрипел, почти теряя сознание:
— Не-е-ет!.. Никогда...
И сел прямо на пол, заплакал, топя в холеной своей бородке прозрачные слезы. Усатая женщи¬на, ничего не замечая, расставляла вдоль стен мягкие стулья. Опять появился хлыщ в трико, с пришептыванием начал рассчитывать капли из склянки в ложечку:
  -Успокойся, батюшка, надо уважать усопше¬го. Хлебни вот, - и почти насильно влил в рот священнику что-то горькое.
Отец Евгений с трудом поднялся, решительно сказал:
— Нет. Ни за что.
Неслышно вошел хозяин. С укоризной поглядел на священника, велел подать ему стул:
— Чего вы смущаетесь, отец Евгений? Мой добрый пес был живой душой — преданной и верной— и вполне заслужил достойного упокоения. В этом доме он был не последним человеком.
- Человеком? — переспросил священник. -Ваш дом — что содом! — Он хрипел, хозяин щелкнул пальцем, хлыщ извернулся и подал священнику высокий стакан с водой. Отец Евгений коротко хлебнул.
— Не станем вдаваться в дискуссию, — мягко продолжал хозяин. Он вынул из карман расписку, развернул: — Ведь я уже оплатил ваши услуги, можно сказать, что с финансовой стороны дело сделано. А мы деловые люди, между которыми не принято отказываться от своих обязательств.
— Ни за что, — священник отвел в сторону руку хлыща со стаканом. — Вот ваши деньги!— он сорвал с пачки упаковку, веером пустил бумаги по залу. Доллары зелеными хлопьями опускались на паркет, на флаг, одна купюра упала на глаз псу и оттого стало казаться, что он подмигнул отцу Евгению.
 -Глупо, повел плечами Варламов-Рюмин.— Но я где-то понимаю вас. Отпевать собаку по православному обряду? Фи-и... вульгарно, да и супротив канонов. Но ведь это не просто собака,
— хозяин повысил голос в спину направившегося к двери священника. — Мой пес, как божья тварь, тоже крещен.
Спина дернулась, замерла.
—Да, да, Евгений Федорович, крещен, — продолжал вбивать гвозди в спину священника хозяин. - И крещен не кем-нибудь, а вашим предшественником—отцом Афанасием. А вы думали,— он протянул уже с издевкой, — чтю попик на деньги прихожан отгрохал тот особнячок, где вы теперь свили гнездышко?
Тяжело дыша, отец Евгений повернулся:
— Вы лжете... А впрочем, в делах преподобного Афанасия Бог ему свидетель.
— А в ваших делах? — спросил хозяин и зашумел на женщину. — Уйди отсюда со своим смрадом, Зульфия! Батюшка, вишь вон—задыхается... Так как же оценит Господь ваши деяния, батюшка? Это случайно не вы третьего дня обвенчали многоженца? И метрику магометанам ради звонкой монеты не вы выправляли... Ах, вы! Так уж теперь извольте и христианскую душу отпеть.
— Ни за что! — шепотом, но твердо повторил отец Евгений.
— Экий вы сноб, — устало произнес депутат и повернулся к хлыщу в трико, — проводи батюшку в гостевую комнату да охрану приставь. Авось — одумается.
Комнатка, куда хлыщ почти силой провел отца Евгения, оказалась висячим балкончиком с железной дверью. Узкая кровать, раковина. Под окошком — метров пять пропасти. «Келья», — горько подумал отец Евгений и вновь ужас от варламовского предложения окатил его с ног до головы. Он решил при первой же возможности оставить замок депутата и сразу же съехать из особняка в райцентре.
Впрочем, потрясение дня повлияло на священника своеобразно. Он быстро заснул и проснулся лишь глубокой ночью. Тронул дверь — легко подалась. Скользнул по коридорчику, крупной тенью мелькнул по звездному вестибюлю. И входная дверь оказалась открытой. Воодушевленный поп даже и не заметил своей тучности, перемахивая через высоченный забор. Не спохватилась охрана, не сорвались с цепей собаки.
Отец Евгений бодро зашагал сначала по бетонной тропинке между темными деревьями, потом несколько часов шел по пустынной проселочной дороге к трассе. Уже при высоком солнце на шоссе его забрал утлый «Запорожец», едва не расползшийся под телом священника. Веселая девица в огромных очках, похожая на черепаху из мультфильма, всю дорогу щебетала о нелегкой журналистской доле, о безденежье. Он же всю дорогу в душе разговаривал сам с собой, твердо решив напрочь отказаться от услуг сомнительных фирм и личностей.
Выбрался из «Запорожца» недалеко от церкви и ахнул. По ее огромному куполу тараканами сновали рабочие с малярными кистями и купол наполовину уже отливал свежей голубизной. Автокраном из длинного грузовика поднимали золотой крест и отец Евгений побежал туда, потрясая кулаками:
— Прекратить сейчас же! Кто позволил?
Подошел человек с рулеткой, представился
бригадиром, весело сказал:
— Не шуметь, а радоваться надо, батюшка. Фирма «Стикс» ведет восстановление храма по наказам избирателей депутат Варламова-Рюмина. Все честь по чести.
Словно проглотивший лом, священник несколько мгновений простоял столбом. Потом как-то сразу сломался, махнул рукой и побрел к дому. Тут, загораживая калитку, стоял чей-то новенький автомобиль. Отец Евгений с трудом протиснулся мимо и вошел. Сияющая матушка Маргарита выскользнула из кухни, звонко чмокнула в щеку:
— Какой ты у меня молодец, батюшка. Еще вчера по твоему наказу от депутата Варламова приехали рабочие с краской, а сегодня...
Но отец Евгений отодвинул ее в сторону и прошел в горницу прямо на светящийся огонек телевизора. Его даже не удивило то, что там сидела та самая черепаха из «Запорожца»—попутчица. Отец Евгений во все глаза глядел на сидящего в ящике роскошного депутат Варламова-Рюмина, который с упоением отвечал на вопросы черепахи:
 -Мы всегда находим общий язык с церковью. Вот, например, и вчера высокопреподобный отец Евгений любезно отслужил панихиду по близкому мне покойнику. К слову, уважаемая собеседница, за определенные услуги мы не отказываем в поддержке никому, примите к сведению. Оттого наша фирма «Стикс» со всеми находит общий язык и мы знаем, что любое наше деяние найдет понимание и поддержку церкви.
— Однако, Александр Павлович,— перебила депутата черепаха, — мы знаем немало случаев, когда люди остаются недоволь ными работой вашей фирмы. Что вы на это скажите?
 Варламов улыбнулся во весь экран и насмешливо глянул оттуда прямо в лицо отцу Евгению:
— Не помнит свинья полена, а помнит, где поела...
  Священник вырвал штепсель из розетки и повернул разъяренный лик ко все еще сияющей жене.
— А знаешь, дорогой, — ликовала она, —на твое имя пригнали вон «Фольксваген» у калитки. Там еще и забытый тобой саквояж...
Пол закачался под ногами отца Евгения. Он сел, зажав голову руками и завыл тоскливо, тяжело. Завыл так, как собаки воют по-покойнику.