Вот если выйти из дома рано-рано, полной грудью вдохнуть воздух прохладной,пока еще безлюдной, не загрязненной выхлопными газами городской улицы,а потом закрыть глаза, обязательно закрыть, чтобы не видеть ни булочной напротив, ни аптеки на углу, не видеть рядами стоящих у тротуара машин, не видеть разносчика газет и рекламных изданий, то можно, ничего этого не видя, а только, вздрагивая от утренней летней свежести представить, что там, за углом, за поворотом....за углом и никак не дальше, правда-правда, за углом, ну ладно, надо чуть-чуть пройтись пешком, но все равно там, за углом начинается МОРЕ. Море. Море.
Песок перед морем обязательно, а на песка небольшие дюны и на них растут какие-то травки. Хорошо бы перед морским песком сосны, но если море за углом, то соснам места нет! Ах, как хорошо было бы с соснами. Если сосны, то море,конечно, Балтийское, а лучше его, нет.. нет... Нету моря лучше. Нету! Понимаете ли вы это? Прекрасное, холодноватое, голубовато-серое – оно начинается с песка, а перед ним сосны...в лесу черника, маслята, горькуши и лисички.
Но долго с закрытыми глазами не простоишь, хлопнула входная дверь и из дома вылетела собака. Она действительно вылетела, огромная темно-рыжая овчарка, волоча за собой хозяйку, тощенькую фрау Зайферт.
-Морген-, сказала тощенькая,- морген, -рявкнула овчарка, -морген,- ответила Ада.
Овчарка тут-же, не стесняясь Ады, задрала ногу у чахлого дерева,растущего прямо перед подъездом и так стояла, пристально разглядывая Аду, а Фрау Зайферт, поеживаясь, вежливо сказала, -прохладненько что-то и ветер слишком резкий.-
-Да, -ответила Ада, -морем пахнет.-
-О-о-,- изумилась фрау Зайферт,-да где же море? -Она даже оглянулась, повертела головой и налево и направо и даже назад посмотрела, затем так, как это делают немцы,
широко открыла глаза, просто выкатила их из глазниц, подняла плечи почти к ушам и
надула губы, издав при этом странный звук - П-ф-ф, который должен был означать уже не просто изумление, а крайнюю его степень.Овчарка, отписавшись, рванулась вперед,рука фрау Зайферт дернулась, почти вывернулась из плеча, голова откинулась назад и все ее сухонькое тело понеслось за собакой, через дорогу. Дико завизжали тормоза машины, успевшей остановиться, не задавить ни овчарку, ни ее владелицу.Но фрау Зайферт было не до того, она бежала.Из машины, длинной и темно-синей неслись
проклятия, - Задница, шайзе, тупая корова,- орал приличного вида мужчина, затем он все-таки вышел из машины и стал придирчиво оглядывать блестящую поверхность, зачем-то поскреб ногтем переднюю фару, затем повернулся к Аде,- Вы знаете эту,- он
махнул рукой вдоль улицы, где уже нельзя было различить ни собаки, ни женщины,-я видел, вы стояли вместе. Надо вызвать полицию, собака поцарапала машину.-
-Да чем же она ее поцарапала? Хвостом что-ли?-
-Какая разница чем,- Мужчина так же, как фрау Зайферт приподнял плечи и развел, согнутыми в локтях руки в сторону,- Это не имеет значения, чем она поцарапала, а значение имеет только то, -он поднял вверх указательный палец, да –да, только то, что совершено дорожное происшествие, а я застрахован в А.Д.А.С и обязан сообщить, а вы мой свидетель.- Он пристально смотрел на Аду и она подивилась своей проницательности, -Надо же, как знала- и причесаться успела и туфли, слава богу одела
хорошие. Не стыдно, так сказать, за себя. Не то, что фрау Зайферт, вечно в спортивном костюмчике...А с другой стороны, какая разница? Но нет, разница все-таки была, за тридцать лет жизни в Германии, вначале в ГДР, а затем уже в объединенной, она многого насмотрелась и знала, как и на что тут обращают внимание. Вот, скажем, ее первые годы в ГДР, в Лейпциге. Она как-то еще не отошла от моды и понятий ее родного города и наивно радуясь большому выбору, покупала туфельки на высоком каблуке, не учитывая того, что тротуары в Лейпциге выложены булыжником и ее каблуки вечно увязали между камнями, поэтому она старалась идти или совсем по краю тротуара, или даже по дороге, прижимаясь к тротуару, благо, машин почти не было на их улице. Но некоторые соседи, видя ее мучения, подходили к ней и участливо говорили, -Вы, наверное, не знаете, у вас этого нет, а у нас нельзя ходить по дорогам.-
Вначале Ада старалась объяснить, что и у нас там тоже нельзя по дорогам ходить,но ведь у вас и по тротуарам тоже как-то ...странно. Потом она и объяснять перестала, просто отворачивалась, но, конечно, очень переживала, или нет, не переживала, а уставала от этих вечных наставлениях. Всему ее учили – как мусор выносить, например, и очень за ней наблюдали, поэтому Ада привыкла следить за собой, но не старалась подделаться под общее, то-есь она не перешла на ношение брюк и спортивных туфель, просто каблуки несколько снизились и утолщились, а юбки все-таки остались. Вот и теперь она стояла перед владельцем роскошной машины не в тапочках, Слава Богу, а ведь могла и тапочки одеть, так как вышла просто морем насладиться. Ведь если в прохладное летнее утро выйти на улицу, закрыть глаза и полной грудью вдохнуть воздух, то можно представить, что там, за углом.....
- Полиция? Да-да, дорожное происшествие...- Владелец машины звонил и в полицию и в страховое общество, при этом он следил за Адой, которой очень хотелось уже домой,так как она понимала, что за угол ей уже не дадут свернуть и, поэтому, отменяются и море и песок и сосны. Отменяется свежий запах воды, мягких темных водорослей, отменяются ракушки на кромке перед морем и белая пенка набежавшей волны, отменяется дымка над просыпающимся водным великаном, отменяется радость.
Остались улица с аптекой на углу и булочная напротив, остался газетный магазинчик и
машины, машины, машины. Шли дети в школу, они подолгу стояли на переходе, так как светофора здесь не было, а владельцы машин страшно торопились, им было не до этих детей с тяжелыми, оттягивающими плечи ранцами сзади и рюкзаками со спортивными принадлежностями впереди. Иногда дети, обезумев от этого ревущего потока, отчаянно бросались вперед, машины резко тормозили....Слава Богу, Слава Богу, перебежал, не лежит под колесами, а ведь сколько просили, -Ну поставьте здесь светофор, оборудуйте этот чертов перекресток, или хоть зебру эту, где им, машинам, остановиться надо, нарисуйте. Так нет, ни-чер-та не делают и стоят эти несчастные дети, а ведь им в школу надо. Понимаете ли вы это? Им надо в школу. Черт знает что!
Вот и полиция уже приехала и высокий, плечистый парень в зеленой форме наклонился над фарой и что-то там рассматривает. Фрау Зайферт тоже появилась в конце улицы, из-за угла. Ни о чем таком плохом не думая, она быстро шла, а впереди, вытянув шею так, что ремешок врезался в нее до остановки дыхания, порыкивая от возбуждения, старалась изо всех сил быстрее добежать до места происшествия овчарка, совершенно невоспитанная, молодая собака. Таким образом, они довольно быстро подошли к ним и фрау Зайферт направилась к двери.
-Позвольте, вы куда. Э?- Владелец машины так и сказал,- Э!-
-Она скрывается с места происшествия, зафиксируйте это,-Он повернулся к полицейскому.
Собака прерывисто дышала и с интересом рассматривала машину, полицейского и возбужденного владельца. Она села, раскрыв пасть, ее длинный язык свисал набок, глаза сверкали, а хвост время от времени перемещался то влево, то вправо. Она была –само внимание. Хозяин машины опрометчиво махнул рукой в сторону фрау Зайферт и собака в тот же миг прыгнула на эту руку.
Тут Ада совершенно отчетливо поняла, что скоро на их углу будет не только полиция , но, совершенно очевидно, появится врач. Она не стала досматривать и отвернулась от всех них - от машин, людей, собаки, отвернулась, чтобы уйти домой. Никто ее не задерживал, владелец машины отчаянно тряс разорванным рукавом куртки, собака , прижав уши, уже даже не сидела, а лежала, вытянув вперед красивые лапы, фрау Зайферт что-то кричала, а в руках полицейского появился небольшой блокнот, куда он что-то записывал.
Ада вошла в дом, постояла немного перед почтовым ящиком, раздумывая открыть, или не открыть, решила не открывать, так как кроме бесконечных напоминаний о каких-то недоплаченных счетах там ничего хорошего не могло быть, поднялась на второй этаж и увидела, что муж уже открыл дверь их квартиры, он стоял с чашкой кофе в руках и смеялся.Мужу не надо было торопиться на работу, он был старше Ады и получал пенсию, которой им было обоим достаточно. Если бы не эти постоянно повышающиеся цены буквально на все, на транспорт, электроэнергию, газ, можно до бесконечности перечислять, на что они повышаются. Они давно уже не ездят в отпуск и Ада очень тоскует о море. Иногда, редко, но все-таки она выбирается в город своей юности и первым делом едет на море и там, сойдя с электрички, еще не дойдя до него, но уже радуясь шуму прибоя, уже вдыхая свежий сосново-песочно-водно-соленый воздух, чувствует, что на глазах появляются слезы. Подходя к первым соснам, она всегда снимает туфли и идет по зеленым иглам, лежащим на песке. Вот, за пригорком открывается светлая серо-голубая водная даль, она бежит вниз, к воде и там встречает его - свое море. Счастье, необыкновенное, сдавливающее грудь! Море!
Все реже приезжает Ада туда. Не до того.
Она выпила кофе, прочитала газету, просмотрела телевизионные новости. Все тоже самое, везде воюют, убивают друг-друга, по первому каналу все толкуют о том, что дети слишком рано идут в школу, надо бы не в пол-восьмого, а в пол-девятого, все говорят, говорят, перебивают друг-друга, по другому каналу советуют худеть, некоторые говорят, что можно и толстым быть, еще по другому каналу молодая деваха, рыдая, признается, что изменяла мужу,а он, разинув рот, слушает.Ада выключила телевизор. Устала! Вот-вот, она устала. Но море хочется.Не на теплое – черное,или средиземноморское, с их лазурными волнами и южным терпким запахом трав,хочется на холодноватое Балтийское, на то,где выросла, где прошло детство и наступила юность. Город, родной город , его улицы, тихие и часто какие-то сонные, река,пол-часа до моря. На море она ездила часто, летом так почти каждый день,после работы вечером, а в субботу, или воскресенье с утра.Это было давно. Теперь она живет здесь, в Германии, уже тридцать лет. Вначале это была очень чужая страна. Вначале! Сейчас привыкла и иногда, уезжая,даже скучает о ней. Иногда.
Ада подошла к окну. Полицейский был уже в машине, видно собирался уезжать, потерпевшего тоже уже не было, на углу стояла фрау Зайферт и что-то рассказывала собравшимся вокруг нее людям, а виновница происшествия, молодая овчарка, по имени
Хенна, сидела, прямо поставив острые уши и, казалось, понимала, что является главным лицом во всей этой истории.
-Надоело-, громко сказала Ада,-Господи, как мне все это надоело.
Неожиданно пошел дождь, полился тяжелыми ручьями никого заранее даже тучкой не предупредив. По улице потекли какие-то буранчики воды, прохожие, вышедшие на улицу, где ничто не предупреждало о дожде, стали жаться к домам, под навесы и Ада раскрыла настежь окно. Пахло летней, чистой землей, немного разбавленной пылью города, совершенно неожиданно примешался запах свежего сена, сладко разлился в воздухе запах ели, росшей у дома напротив. Там, на родине, в Прибалтике, дождь летом – почти каждый день и всегда этот чудесный запах мокрой сосновой шишки, вереска, растущего вдоль тропинки на море, запах травы, песка, водорослей, все, что она так любит, о чем тоскует. Все эти тридцать лет!
Дождь усилился, уже ничего нельзя было видеть на улице, вода стала заливать подоконник и Ада прикрыла окно, не совсем, но так, чтобы капли не попадали на новый ковер. Этот ковер они купили месяц назад, а старый лежал здесь двадцать девять лет. Это был добротный, изготовленный в ГДР ковер. Все вещи тогда были добротными и верно служили своим хозяевам, не то, что сейчас. Что говорить! Все равно ничего не изменишь. Все что-то продают, продают, расхваливают товар. Купишь кофточку, а она через месяц по шву расползается. Вот так. А радио! Нет лучше не волноваться и так она сегодня с этим происшествием весь день испортила. А ей, кстати, сегодня очень много надо сделать.
Вечером она все никак не могла уснуть, в третьем часу встала и приготовила себе фруктовый чай, потом все-таки заснула, но в шесть утра снова, по привычке, встала, выпила кофе, без этого она не могла, это было ежедневным утренним ритуалом и вышла на улицу.
Было тихое, прекрасное, летнее утро и если закрыть глаза и полной грудью вдохнуть чистый, свежий, омытый вчерашним дождем воздух, то можно представить, что там, уже за углом....
Дверь подъезда шумно распахнулась и Хенна, натужно с хрипом дыша, выволокла за собой Фрау Зайферт. Изменив традиции, не остановившись у чахлого дерева, они понеслись по улице, через дорогу в парк, где в небольшом пруду,обсаженном высокой травой, плавали серые утки, они сновали от берега к берегу и только в один угол не заплывали, туда, где необыкновенно разрослись бело- розовые водные лилии.Прежде, когда она приезжала домой и перед тем, как пойти на море, после завтрака купалась в реке, она обязательно подплывала к кувшинкам, густо растущим недалеко от берега и
долго отламывала упругий стебель, который старался не поддаться, не переломиться. Тогда, в молодости, она не понимала, что кувшинка отчаянно борется за свою жизнь, ведь дома, в вазе она быстро сникала, тоскуя по родной водной стихии и умирала слишком быстро. Лилии тоже были, но реже, чем кувшинки, а здесь наоборот, больше лилий, а кувшинок почти нет. Но все равно, они тоже также, как и кувшинки пахнут и тоже отчаянно любят воду, а в хрустальную вазу не хотят и быстро, очень быстро теряют свою красоту и погибают. Ада любила этот небольшой, старый парк.Если придти туда, сесть на скамейку в том углу, где растут эти лилии и закрыть глаза, то можно представить , что даже не за углом, а здесь...
Конец.