Ночью стало понятно, что от поведения партнёра зависит, быть ли ребёнку, потому что будущий отец, как и сапёр, ошибается только один раз. Любая неосторожная фраза или допущенная бестактность могла бы затормозить исполнение моих намерений стать мамой. У меня хватало сомнений и неуверенности, но я ожидала, что любимый вдохновит меня на подвиг. Я была требовательной и критичной даже к себе самой. И подозрительной. Мне всё казалось, что Светило несерьёзно отнёсся к моему заявлению, что он не видит меня матерью, а тем более - по отношению к собственному ребёнку. Но в постели с первых же минут близости тема возникла снова. Опять как предупреждение. Уже не про наследственность и отравленные алкоголем гены. На этот раз Светило рассказал семейную историю из личного архива: "Он единственный из выживших у отца-матери детей - трое младенцев до него умерли." Поэтому над Светилом "тряслись", его берегли как зеницу ока и много больше, поэтому властная мама добилась освобождения не только от физкультуры без видимых на то причин, профилактически, но и от уроков труда, над чем можно было иронизировать, но понять - никак нельзя. Светило учился в музыкальной школе, как требовала мама, но по окончанию прибил скрипочку гвоздиками к стенке. Выросшего мальчика нельзя было не пожалеть по-женски сострадательно и нежно, словно восполняя его потерю собственной миссией, заводя с ним потомство и продолжая его род на Земле.
Мой мужчина был трезв, как стёклышко, что было даже как-то непривычно и предупредительно нежен:
- А вдруг с твоим ребёнком что-то случится, а меня рядом уже не будет, и ты будешь страдать?
Затяжной поцелуй благодарности в ответ. Внутренняя речь: "Утешься, я не допущу, чтобы с нашим ребёнком случилась трагедия, я уже теперь люблю его с неменьшей нежностью, чем его отца."
В какой бы позе на этот раз не оказывалась в постели партнёра, всюду были только его руки - одновременно на груди и за спиной, они ласкали меня всю, гладили мои лицо и плечи, поддерживали за талию. Впервые я нашла Его Величество столь серьёзным и сосредоточенным. Я перестала подкарауливать оргазм как самое неважное теперь вот и наслаждалась медленной мукой взятого темпа. Эта близость всё продолжалась, и накал страстей не ослабевал, доводя на фазе плато обоих до исступления. Наконец, сдерживая бурный финал, Светило впервые несколько раз укусил меня в предплечье, но боли нисколько не почувствовала - только оттиск зубов на нежной коже - правильный прикус сначала белеющими полосками, затем багровыми точками, а наутро обычными синяками, если не всматриваться в их формы эллипсов. Я торжествующе оставалась в постели всё то время, что Светило провёл в душе, не запирая дверей, зеркало предательски отражало его в полный рост, и я подглядывала не из любопытства, а от любви за всей самодовольной процедурой купания и прислушивалась к шуму воды.
Я физически чувствовала, насколько важно расслабиться и не шевелиться, представляя, как в лоне свернулся калачиком будущий малыш. Это сын, я увидела это явственно - крупноголовый черноволосый и кареглазый, пухленький здоровячок с безмятежным видом главного в этой жизни - сверхценного создания. Светило вернулся, улыбаясь, и я встретила его, несколько потеснившись, но не собираясь покидать ложа:
- Можно мне остаться в этой постели?
- Завтра у меня цикл лекций. Приходи тоже, буду рад.
- Вот это кстати - не хочу разлучаться даже на семинаре, тем более, что всех ортодоксов выслушала на круглом столе по герменевтике. Почему бы не послушать ещё и математиков? Надеюсь, в твоём исполнении это будет адаптивно?
- У меня давно не было женщины. Мы с неделю ссорились из-за банального мусорного ведра с женой, и она натурально визжала. Возможно, провоцировал всё это сам. Сейчас даже понимаю, почему.
Новый благодарный затяжной поцелуй. С ответной заботой:
- Ты не идёшь в душ, а не боишься простыть? Ты же вся мокрая, как мышь!
- Утром, не теперь. Мне нужен покой. Ты можешь лечь рядом.
- Разрешаешь? А если я буду храпеть?
Внутренняя речь: "Это совсем неважно - мне уже не заснуть."
- Спокойной ночи, мой хороший! (А вот это уже хором!)