Повесть о тюрьме и женской зоне. Автор - Шахова О

Она стояла в примерочной кабинке и панически запихивала спортивный костюм  "Nike" в сумку. Костюм надо было аккруратно скатать, чтобы он занимал минимум места, потом засунуть в "фольговый пакет", который она собственноручно делала - 3 рулона фольги плюс рулон скотча. Потом закрутить этот пакет и устроить его так, чтобы его очертания не угадывались через сумку. Лана отстранённым взглядом смотрела на себя в зеркало, но не видела себя, ничего не видела, а только чувствовала - как трясутся руки, заталкивающие спортивный костюм, который в течение часа должен превратиться в "живые" деньги, чувствовала мелкую дрожь в коленях - страшно, ах, как страшно, чувствовала пот, стекающий по центру груди и спины, озноб, охватывающий всё тело волнами. Огромные блестящие зрачки её обежали зеркало по периметру, вглядывались, не попадает ли случайно камера в кабинку, хоть и была она уже в который раз в этом магазине, но всё же, всё же... Ланка наконец посмотрела себе в глаза, критично рассмотрела встрёпанные волосы, свой лихорадочный румянец, сухие потрескавшиеся губы.  "Кумарит," - с неудовольствием кивнула себе и вышла из примерочной. Шла по залу, тянула и без того прямую спину, вышагивала к кассе, не зная, что не превратится сегодняшний "Наик" в деньги, а превратится он в очень скором времени в срок на суде.
  Ей повезло ещё, что её закрыли в довольно чистом боксе, там можно было лежать на полу, было тепло, разве что жёстко, пол всё же был бетонный, но чисто выкрашенный, а не такой, как встречались ей в других отделениях города. За последний года Ланку задерживали раз шесть: ловили на "воротах" магазинов, когда она неудачно выносила товар. Это было не так много, если судить по тому, что воровала она ежедневно, а то и дважды в день, но это было уже очень много, исходя из того, что на свободе её больше держать не станут, размышляла Ланка, устроившись на своей куртке. Она думала, что из-за начинающихся ломок не сможет уснуть, но уснула на всю ночь, а утром проснулась от лязгающих открывающихся дверей.   Арестантский дом был с другой стороны этого здания, и её привели туда за несколько минут. До последнего мгновения ей всё казалось, а вдруг отпустят?.. Разум говорил ей - это невозможно, ну куда тебя, дурочка, отпустят, а сердце всё равно замирало в безумной надежде : а вдруг?
  Поскольку всё это происходило с Ланкой впервые ( она и сама удивлялась, как это Господь её миловал до 27 лет ни разу не сесть, при такой-то жизни), ей всё не верилось, что вот оно происходит.То, чего она опасалась и глупо надеялась, что пронесёт, ну а что, проносило же до сих пор?.. Когда открылась дверь первой для неё в жизни камеры и она увидела в полумраке две поднимающиеся всклокоченные головы в кроватях над своими подушками (в камере спали), она осознала : это тюрьма! Тюрьма, настоящая, и это - настоящие зечки, сидящие здесь до неё, и значит, знающие об этом месте намного больше, чем она... А она? Она же ничего, совсем ничего не знает! В голове мелькали какие-то рассказы столетней давности, что-то о прописке, каверзных вопросах, половой тряпке у дверей, на которую наступать - вот не помню, надо или не надо, или переступить, или..?
 Тряпки у входа не было. Ланка сделала шаг и дверь за её спиной захлопнулась. Этот звук заставил Ланку резко вздрогнуть : да вы что, обалдели, вы меня здесь закроете? С этими уголовницами? Они ведь зечки, преступницы, они меня... что они со мной тут могут сделать? Я-то ведь не зечка, а нормальная, они ж не такие, как я!..

  Из кровати вылезла маленькая худенькая девушка-девочка, в красивом довольно-таки белье : тёмно-синие стринги и лифчик "Анжелика", прошла босиком к никелированному унитазу, стоящему у дверей безо всякой загородки, спустила трусы, взобравшись на стульчак, пописала, сонно покачивая головой, встала, потягиваясь, почти обнажённая. Из-за какого-то движения вода в унитазе была спущена. Звук... нет, не звук, рёв был подобен по силе изобретению, поставленному здесь с единственной целью - чтоб все оглохли на ближайшие пять километров.
 Дверь камеры внезапно тоже начала издавать грохочущие звуки, Лана даже не сразу поняла, что та просто снова открывается. В дверях стояла толстая охранница, глядя на Лану.   
 - Иди.
  Ланка охотно шагнула обратно.
- Куда? - обрадовалась.
- Сюда. Сюда. Вперёд. Направо. Встать, лицом к стене...
 Лана уже начала понимать, что водят тебя охранники по коридору перед собой, и ты должен идти, сложив руки за спиной, а когда перед тобой открывают какую-либо дверь - встать слева, отвернувшись лицом к стене и ждать, пока дверь открывают.
- Бери. Одно одеяло, матрас, подушка, одна наволочка, одна простыня...
  Лана недоумённо разглядывала комнату, мини-склад. Недоумение её объяснялось тем, что из упомянутых предметов она пыталась отыскать матрасы, и - не смогла.    - А где..?
 - Матрас? Вот.
  Охранница указала на длинный тонкий кусок поролона.   - Ну? Быстро!
- Это матрас?
- Да. Да, да! Евростандарт теперь такой! Что уставилась? Быстро, бери, ну?!
   Она пихнула замешкавшуюся Ланку поочерёдно к каждому положенному предмету. Вся стопка весила от силы килограмм.
   И вот опяять та же камера. Ланка растерянно улыбнулась двум девушкам. Вторая девушка оказалась тоже лет двадцати, и тоже не такая уж страшная.
- Здрасьте, - наконец сказала Лана. - Куда это можно положить?
- Да брось пока на эту шконку, - тёмненькая девушка с двумя косичками зевнула.
- И раздевайся. Жарко здесь. Спаришься, - равнодушно сказала вторая и легла на койку, глядя на койку над собой, - койки были двухярусные. Мебелью пространство здесь было небогато : две двухярусные кровати вдоль одной стены, вдоль другой - вделанный в стену маленький столик, у третьей - входная дверь, унитаз и раковина, а четвёртая была украшена малюсеньким окошком, чтобы, не дай Бог, заключённые не могли увидеть внешний мир.
- Меня зовут Лана, - представилась Лана.
- Как? - сморщила носик светленькая девушка в синем белье, - В смысле Светлана?
- Нет, - терпеливо улыбнулась Лана, - Так и есть, по паспорту, Лана.
- Это кто ж тебя так обозвал? - фыркнула тёмненькая.
- Мама, - извиняющимся тоном пояснила Лана. Сейчас было неважно, что всю жизнь до сих пор она гордилась своим мелодичным именем.
- М-да. С выебоном, - глубокомысленно изрекла тёмненькая. - И вся ты, небось, такая.
- Нет. Почему? - удивилась Лана.
- Потому, - отрезала собеседница, - Если имя у человека необычное, он привыкает себя чувствовать необычным, думает, он умней всех.
- Да нет, я ...
- Ох, ладно, неважно! Давай рассказывай! - разулыбалась вдруг тёмненькая, - Хоть я и терпеть не могу, когда меня будят, но я уже проснулась всё равно. Рассказывай, откуда ты, за что... Меня зовут Айгюль. А её - Танька.
 Мельком поразившись тому, что имя собеседницы необычное настолько, что сравнить его с Ланой даже невозможно ( то есть, значит, она о себе это тоже должна была сказать, всё, что говорила?..), Лана обрадованно начала : - Да я... по 139-ой. Магазин.
- Наркоманка. Ломать будет? - сразу спросила Таня.
- Н-ну-у... наверно. Будет, конечно, но... я вообще-то человек спокойный.
- А-а, - разочарованно протянула Айгюль, - Гос-споди, одни "торчки" кругом...
- А вы за что? - спросила Лана.
- Я тоже по 139-ой. Только я не накоманка. Я так, для себя ворую, - сказала Таня.
- А ты? - спросила Ланка, адресуясь к Айгюль.
- Я здесь случайно, в общем, - серьёзно заявила та, - Я свидетель убийства. Скоро выйду, я думаю.
- Ага, - сказала Танька, - Завтра.
- Да может и завтра, - огрызнулась Айгюль, - тебе завидно?
- Если б сегодня, то позавидовала бы, - медленно протянула Таня, - у моего парня сегодня получка. А завтра у него уже ничего не будет. Потратит всё. Ты первый раз? - повернулась Таня к Ланке.
- Да. Здесь? Да. А ты?
- Я сидела уже. Три месяца.
  Ланка с уважением глянула на неё. Ого, три месяца.
- Есть курить? - спросила Айгюль. Ланка печально покачала головой, - Я со вчерашнего обеда уже не курила.
- Ладно... Кури первая. Одну на троих покурим. Айгюль протянула Ланке сигарету и стаканчик из-под йогурта, служивший пепельницей, судя по его виду. Ланка с наслаждением сделала три затяжки и передала сигарету Айгюль. Голова у неё закружилась, она присела прямо на пол у стенки, прислонилась головой к стене.
- Повело? - спросила Танька.
- Да, - сказала Ланка, - интересно, сколько времени сейчас?
- Вот это уже не так важно здесь, отвыкай, часов нет.
- Вообще? - переспросила Ланка.
- Так их ведь забирают, - пояснила Айгюль.
- Айка! А у тебя были часы с собой? - спросила Таня.
- Да. Забрали, козлы. У меня дорогие часы такие были, позолоченные. Старые. Мамины ещё.
- Как забирают? - переспросила снова Лана, - Насовсем?
- Дура, что ли? - кивнула на Ланку Таня, обращаясь к Айгюль так, будто бы Ланки здесь не было. Айгюль пожала плечами.
- А вы... ты не русская, да? - спросила Лана у Айгюль.
- Да. Наполовину цыганка. Немножко татарка. Немножко казашка. А вообще русская.
- Таллиннская?
- Почти. У нас дом в Кехра. Мы там вообще живём с мужем. И две дочки у меня. Квартира в Таллинне есть тоже, но мы её сдаём.
- Ты работаешь? - спросила Лана.
- Как посмотреть, - прищурилась Айгюль.
- А ты Таллиннская? - спросила Лана у Тани.
- Нарвская. Хотя последние пол года я в Таллинне жила.
- А-а. А чего ещё здесь нельзя? - спросила Лана, - Передачи-то хоть можно?
- Относительно, - дружелюбно сказала Айгюль.
- Одежду, вещи - можно. "Мыльное-пыльное" - так, чуть-чуть, самое необходимое. Ну, в передаче я имею в виду. Сигареты можно. Шоколад можно. Конфеты нельзя.
- Почему?
- Из них брагу можно сделать. Сахар поэтому тоже нельзя. А тебе есть кого просить, чтобы передачу принесли?
- Н-ну... я  думаю, принесут.
- Кто?
- Ну... Брат. Мама. Они уже знают наверняка, что я здесь. Домой ведь я не вернулась вчера. И это значит, что меня разыскивали они. Обзвонили всё.
  Лана опустила глаза в пол.
- Вот как. Любишь маму? - спросила Айгюль. Лана напряглась. "Что за вопрос?" - подумала, возмутилась, но смолчала.
- Зачем же ты тогда ей так? Зачем колешься? Воруешь? - назидательно продолжила Айгюль. Ланка подняла глаза, глянула на Айгюль, замотанную простынью на манер платья.
- Тебе сколько лет, Айгюль?
- Надо же! - удивилась Айгюль, - имя моё запомнила с первого раза... сколько лет мне? - прищурилась, - а сколько дашь?
- Н-не знаю.
- А зачем спрашиваешь?
- Так.
- Двадцать восемь.
- Ого. Я думала, двадцать.
- Если бы ты меня посмотрела при полном параде - может, и в 18 бы не дала. Я себя в руках держу. В отличие от некоторых.
- Ох, да ладно тебе, Айка, - протянула Танька недовольно, - не обращай внимания, Лана. Ты это... постели себе вон, сверху. И разденься.
  Лана положила на железную койку сантиметровый лист пороллона. Покачала головой "Нда-а... матрас, тоже мне."   Скосив глаза, увидела процарапанные линии на матрасике, линии сложились в рисунок миниатюрной шахматной доски. Так же, в других местах, матрас был украшен жирно процарапанными буквами "Колян" и сообщал, что "менты - козлы".
- А как... если простыня одна? Её куда - на матрас или на себя сверху, под одеяло?
- Куда хочешь, - хмыкнула Айгюль, - можно через день менять. День так, а день - так...
 Ланка с большим трудом вскарабкалась на второй ярус, легла поверх одеяла. Превозмогая отвращение, стянула брюки, осталась в колготках и футболке, дальше раздеваться не стала, одеяло мерзко воняло мазью от чесотки, лечь голым телом ни на что из предложенного ассортимента Ланка не смогла.
  "Даже если б не стеснялась, всё равно скоро ломать будет, будет холодно по-любому..."
 В коридоре вдали послышались какие-то звуки.
- Баланду везут, - сказала Танька.
- Что? - спросила Лана.
- Слезай, - сказала Танька ей, - жрачку везут. Завтрак.
 Ланка за вчерашний день ничего не ела, но всё же подумала, что наверное, надо бы отказаться, в пользу девчонок, ведь она только что с воли... Кажется, кто-то ей говорил, что так делается... О Господи, да кто его знает, как оно делается... Хотя... Может, понимают они, что она совсем этого всего не понимает, не дуры же они совсем...
 Лязгнуло, открываясь, окошко в середине двери. Танька уже стояла около него, с интересом выглядывая. - Чё привёз, Ваня?
 В окошке замелькал маленький старикашка с тележкой.
- Бутерброд с колбасой и кофе.
 Танька приняла из его рук три тоненьких кусочка булки, на которых прилипло по прозрачному ломтику-кругляшку  розового цвета, подала за спину Ланке и стала по одной кружке брать кофе. Поставив их на пол около двери, Танька не спешила прощаться : - А что на обед будет, уже знаешь, Ванька?..
 Ваня-старичок вдруг проворно сунул свою руку в окошко и цепко схватил Таньку за грудь. Танька, не теряясь, тут же укусила нахальную руку и вслед взвизгнула : - Ты что же, гад, делаешь?! Господин охранник, вы куда вот смотрите?
Охранник, мелькавший за окошком рядом со старикашкой, ответил с лёгким эстонским акцентом : - А ты сама, совесть есть у тебя, в белье тут прыгаешь? Сама, значит, хочешь, чтобы тебя трогали?
- Мне жарко!
- Ну а если к кормушке подходишь - накинь что-нибудь, вот и не будет ничего с тобой!
  Окошко захлопулось, тележка поехала дальше. Ланка разглядывала мятую аллюминевую кружку без ручки и "бутерброд". Приподняв розовый кружочек, похожий на синтетику как видом, так и отсутствием запаха, Ланка увиедала, что булка посредине как-бы испачкана жёлтым плевком.  "Это что?" - машинально спросила Ланка.   "Растопленный маргарин" - машинально ответила Танька и прождолжала возмущаться :
- Нет, ты видила, Айка? Во козёл!
  Айка тоненько захихикала.
- А почему ручек-то нет у кружек? - спросила Ланка.
- А пацаны отрывают. Стены чтоб копать.
- Чего?
 Танька села рядом с Ланкой на пол.  - Ну, едет Ваня. Раздаёт кружки. С ручками. Возвращается, через пол часа собирает кружки. А они уже без ручек. Он у тебя спрашивает, где ручка. Ты говоришь, что так и было. Он уезжает. В соседней камере есть курить. У тебя нету. Проковыриваешь стену. Дырку делаешь, ну?.. Понятно?
- Понятно. А менты что, дырку не заметят?
- Заметят. Но ты-то уже покуришь к этому моменту. Может быть.
  Ланка с подозрением понюхала горячий напиток.
- Не, не, - кивнула Танька, - нет никакого запаха. И вкуса. Вода и вода. Цвет вот только. С чего он берётся, этот цвет? Полы что ли моют этой водой?
  Колбаса тоже оказалась без вкуса. Ланку это не расстроило, а скорее наоборот, порадовало, ведь по крайней мере есть не противно. Хотя и нечего. Скурив на троих ещё одну сигарету и вернув кружки, девчонки улеглись опять на койки.  - Всё, опять  "движуха"  кончилась, - сказала Танька. - Можно поспать пару часов.
  Ланке спать не хотелось. Даже если бы она не ощущала превых признаков того, как выкручивает от боли руки и ноги, всё равно из-за переизбытка новых впечатлений адреналин не дал бы ей заснуть. Но после бетонного пола лежать, вытянувшись, было приятно. Даже железная кровать не казалась сильно жёсткой. Через часа полтора Ланке уже захотелось курить. Она лежала и думала, есть ли у девчонок ещё сигареты. И когда Айгюль, завозившись, проснулись, спросила :
 - У тебя ещё есть сигареты?
  Айгюль откинулась на спину, чтобы видеть Ланкины глаза.
- У меня-то? У меня... одна сигарета есть.
- Хорошо хоть одна, - печально сказала Лана.
  Айгюль вылезла из кровати на пол, достала листок какой-то бумаги и занялась куревом : выпотрошила сигарету и мкро-окурочки из йогуртового стаканчика, перемешала это всё, затем аккуратно оторвала кусочек от половины газетной страницы, лежащей на столе и сделала-скрутила тонкую папироску. В итоге половина табака осталась. Айка сложила его в бумажке и запрятала куда-то к себе. Сделав затяжки три-четыре, она подала самокрутку Таньке. Ланка тревожно следила за тающей сигаретой. Когда Танька с трудом удерживала горячий остаток пальцами - она, наконец, протянула Ланке его над стаканчиком. Жадно выхватывая из Танькиных пальцев остаток самокрутки Ланка, видимо, совершила какое-то неловкое движение и окурочек упал в стаканчик. Ланка громко выругалась и стала быстро вытаскивать его, воняющего уже пластиком. Вытащила, попыталась затянуться, но лишь обожгла губы и раздразнила себя.
- Что за вонь? - спросила Айгюль.
- Да это Ланка ногти свои курит, - насмешливо сказала Танька. Лана наконец посмотрела на неё. Танька глядела издевательски, нагло-цинично, с вызовом, и Ланка ужаснулась мысленно : "Господи, она что, специально?.. Обе, обе они... специально? Но за что? Что я им сделала?" - додумала доконца свою мысль Ланка, слыша тоненькое хихиканье Айгюль. Она нахмурилась, поставила прогоревший стаканчик около туалета и залезла к себе. Лет с 14-ти Ланка не курила только однажды в течение суток, когда ей было лет 15, и они с матерью, братом и жившим в то время ещё с ними вместе отцом ездили на дачу. Не рассчитав, что будет испытывать такой дискомфорт от отсутствия сигарет, Ланка промучилась тогда часов восемь, пока уже в городе, вернувшись, смогла покурить. С тех пор все годы она, просыпаясь, первое с утра что делала - закуривала, а уж потом вставала и начинала день, насыщенный ежечасными перекурами. Поэтому то, как может хотеться курить, Ланка представляла, но испытывала впервые. Даже ломки отступили некоторым образом из-за того, что постоянное желание курить было нестерпимым. На второй день курить было нечего уже совсем, Айгюль злилась и цеплялась к каждому Танькиному слову и движению, Ланка почти не разговаривала, только лежала на втором ярусе и мечтала о том, чтобы ей принесли передачу. К ужину Танькины уговоры возымели действие : Ванька дал ей одну сигарету.
Лана лихорадочным взглядом следила за прыгающей по камере Танькой и боялась повести себя не так. А как? Как? - думала  она, стараясь делать вид, что она спокойно воспринимает божественное появление сигареты. Кинуться к Таньке разделить её радость? А кто сказал, что Танька собирается делиться? И тогда - глупо обломаться? Пожалуй, надо как-то проявить сдержанность.
 - А ты что? Тебе не надо ничего, что ли? - наткнулась взглядом на неё Танька. Лана улыбнулась по возможности человечно : "Почему не надо? Конечно, надо. Сил просто нет уже. Голова кружится и в ушах свистит всё."
- А, да, - кивнула Танька, - У меня тоже уши пухнут как курить хочу
 "Хм. Уши пухнут, - подумала, повторяя про себя Ланка, - насколько же точно сказано. А я-то думала, это так просто, выражение образное. А оказывается, именно это и чувствуешь, как будто пульс в ушах, и отдаётся он в голову, словно уши вспухли, даже  слух меняется  что ли как бы..."
- Тебе так много не надо, наверно, сигарет в день как мне, - сказала Ланке Айгюль.
- Я знаю таких людей, которые одну-две сигареты в день курят. А я вот полторы пачки в день обычно курю.
- Да я тоже, - возмутилась Ланка, но Айгюль не слушала : - Я "Мальборо" курю красный, или "Кэмэл" самый крепкий тоже. Где никотин - десятка. Я уже что - семь лет курю. Конечно.
  Лана мысленно медленно посчитала, сказала негромко : - А я - 13 лет.
- Да, я тоже в 13 где-то начала курить, - ответила Айгюль, - потом не курила, когда беременная была и пока кормила. Оба раза. То есть нет, с Дэном я долго не курила, а вот дочка как родилась - я сразу стала курить, хоть и кормила. А она ничего, нормально ела, никаких про...
- А я Винстон на воле курю, - сказала Таня, - Такой, самый лёгкий. Знаешь, супер лайтс, - она взглянула на Лану. Ланка с готовностью кивнула.
- Я ещё ментоловые курю. Но редко.
- А я.., - начала Лана негромко.
- Головка от буя, - перебила её Танька, - вот что за манера, перебивать? Я ж говорю?!? Чё ты перебиваешь?
Ланка удивлённо захлопала ресницами : - Я?
- Нет, я! - язвительно усмехнулась Айгюль.
- Бл..., головка от буя! Я, не я. Кому говорю-то? Естественно тебе. Совсем ты, видать, отупела от нехватки никотина. Ничё, сейчас отойдёшь немножко, - успокаивающе сказала Танька, передавая ей самокрутку, - Смотри, ещё ей покурить оставь, - предостерегающе кивнула Ланке Таня головой в сторону Айгюль. Ланка согласно закивала  и затянулась дважды.  Глянула на самокрутку , чуть посомневалась и сразу же услышала от Айгюль : - Давай, хорош уже! Я не собираюсь ногти курить после тебя. Раскурилась тут.
 Ланка выдохнула и с сожалением убедилась - даже не хватило на выдох. А кайф-то, кайф-то какой!..
 Голова кружилась, во рту пересохло и Ланка со смешком вспомнила, вот они, эти ощущения, когда она только ещё курить начинала. Они вместе с подругой ежедневно после уроков шли в парк и выкуривали по сигарете, и ежедневным результатом этого было то, что никак не входило в их планы : сердцебиение, головокружение, сухость во рту, "пьяные" ноги... Ланка никак не могла понять тогда, ну как это, все люди как люди, покурят и ничего им не делается, а у них с подругой - что, организм не тянет? Так хотелось уже "научиться" нормально курить, чтобы быть как все, чтобы быть не "хуже"...
  Наверное, поэтому я и не могу бросить никак, подумала Ланка. Надо как-нибудь подумать об этом, потом.
 
  За четыре дня Ланка облазила уже всю камеру и знала здесь каждый сантиметр. Разобрав как-то розетку в стене ( тока в ней не было всё равно, так как током было запрещено пользоваться в камере вообще), Ланка с интересом нашла там две тонких спички.  "Что это?" - удивлённо показала она свою находку Таньке.
 "Не надо, положи обратно, зачем взяла! - заругала её она, - это специально положено, для тех, у кого спичек не будет."
- А кто это делал?
- Ну кто?! Зеки.
- Зачем? Спички какие-то тонкие...
- Конечно тонкие. Это же спичка, поделенная пополам лезвием бритвы.
  Танька посмотрела Ланке в глаза и вздохнула, увидев в них ещё сто вопросов.
- Чтобы их стало две. Вместо одной-единственной их уже две! Усекла?
- Ага.
  Но это было не совсем так. Не понимала, не усекала она многого. Особенно интересно было спрашивать у Таньки про тюрьму и про зону. Ланка понимала, что ни Айгюль, ни Танька не были теми настоящими заключёнными, которых Ланка, вероятно, скоро увидит, но  то, что Танька их уже видела и провела в тюрьме три месяца, давало Таньке в Ланкиных глазах неоспоримые преимущества.
- Я не считаю себя робкой,  -  говорила она Тане, - Я не трусиха. Но как я там буду - не представляю. Там вообще как, Тань?
- В тюрьме-то? Боишься? - понимающе кивнула Танька.
- Да ты что! - возмутилась Ланка.
- Боишься, боишься. Ну а как же иначе. Но ты не бойся, чё там... Приедешь - тебя кинут в карантинную хату. Там все новенькие, ждут, куда их переведут, карантин обычно - две-три недели. Познакомишься с ними, то, сё... Может, с кем-то вместе пойдёшь, вдвоём в хату уже как-то легче идти, что не одна. Ну а если и нет, то всё равно, пообвыкнешься за две недели уж потихоньку. Всё будет нормально у тебя. Надо просто... просто быть собой.
 Через два дня увезли в тюрьму Айгюль. Она была заметно подавлена, потому что считала, что её вот-вот освободят. Отправление же её в тюрьму означало, что сидеть она будет до суда, который может быть и через год, и через полтора. Прощаясь, она едва удерживала слёзы.
"Счастливо, девчонки!"
"Ладно, ладно, топай. Скоро увидимся. Небось все на карантине и увидимся," - ответила равнодушно Танька. Зато вскоре после ухода Айгюль привели девушку. Она вступила в камеру уверенно, оглядела быстрым взглядом всё и всех, сразу бросила на свободную шконку матрас, умело застелила, заправила, положила сверху на одеяло свою сумку. Наконец, достала из неё две сигареты и одну из них протянула Таньке :
"Курите..."
 Ланка неприязненно разглядывала незнакомку, как она разбирает вещи, устраивается. Надо же, подумала Ланка, даже не познакомилась, а уже вещи устраивает. Как будто нас здесь нет...  Но увидев сигареты, Ланка сразу подобрела. Ну что же, что не познакомились, сейчас познакомимся. Общий процесс курения знакомству способствовал.
- Надолго? - спросила Таня. Незнакомка кивнула.
- Таня, - представилась Танька.
- Лана, - вставила Ланка.
- А меня Рина зовут, - сказала новенькая.
- Это сокращённое имя? Или полное? - спросила Ланка. Рина повернулась очень медленно, посмотреть на неё. - Это Марина.
- Хм. Надо же, так необычно, - сказала Ланка, - А так просто вроде.
  Она почему-то чувствовала себя неуютно под взглядом Рины, и из-за этого нервно заёрзала и заулыбалась как-то некстати. Они молча разглядывали друг друга некоторое время. У Рины был явно сломанный в прошлом нос, напоминавший вдавленную пуговицу, жёсткая прямая линия рта и широкие сильные скулы придавали её лицу мужественности. Женственность угадывалась в изломе одной, - правой, - брови, в её тонком капризном очертании, да разве что, может, ещё затылок, когда смотришь сзади, выдавал в ней какую-то беззащитность, женско-детскую, но это было и всё. Даже голос её был похож на голос мальчишеский, и вся она, фигурой, походкой, жестами, была очень похожа на мальчика-подростка.
- Первоходка? - полуутвердительно сказала Рина про Ланку.
- Да, - весело кивнула та, - а ты?
  Рина чуть покачала головой отрицательно, но больше ничего не добавила, Ланке хоть и хотелось спросить, но не стала, постеснялась. Танька очень технично как-то умудрилась надеть футболку, Ланка так и не поняла, когда же она её взяла со стола. До сих пор Ланка ни разу не видела Таньку в футболке, жарко было, и без нужды одеваться не хотелось.
- Ох ты! - весело удивилась Ланка, не заметив предостережения в Танькином взгляде.
- Футболку одела. В первый раз тебя вижу в футболке!
 Танька так густо вдруг покраснела, что Лана опешила. Что она сделала не так? Что такого сказала?
 Рина поднялась на ноги, прошлась туда-сюда.  - И давно вы здесь?
  Ланка пристыжённо молчала. Вдруг опять не то что-нибудь ляпнет. Таня глянула на неё злобно.
- Да. Нет. Да, - пробормотала Ланка. Но ответа Рина, видимо, и не ждала. Прохоживаясь, думала о чём-то своём.
- А ты была уже в зоне? - спросила Ланка, начиная смелеть.
- Да бывала...
- Давно?
- Нет. Сколько там..? - Рина наморщила лоб, вспоминая, - Скоко-ж..? О, почти год на воле я пробыла! - уважительно удивилась сама себе Рина. Села рядом с Ланкой на шконку, одну ногу подтянула наверх, согнув в колене, и обхватила её руками. Лана покосилась на её ногу, ( что, в обуви, что ли, прямо?), обозрела чистенький беленький носочек, проследила взглядом дальше, на пол : пластмассово-резиновые тапки, которые раньше считались пляжной обувью, а теперь молодёжь сплошь и рядом таскала её летом постоянно, разве что только не в театр. Ланка наконец подняла взгляд и обнаружила, что весь её осмотр не укрылся от Рины. Рина в свою очередь всё это время наблюдала за ней. Ланка смутилась, но постаралась, чтобы на лице её не отразились эмоции. Её всегда воспитывали с детства, что эмоции оставляют при себе и не демонстрируют их другим людям, и теперь ей казалось вполне естественным такое поведение, она и не задумывалась даже, зачем так делать, надо ли так делать, просто делала и всё. Рина пронаблюдала и этот процесс Ланкиных попыток скрыть свои эмоции. Пристально разглядывала, не стесняясь.
- Всего три раза я сидела, - ответила наконец, -  Два с половиной, полтора и пол года.
 - Что? Два с половиной го-да? - ошарашенно переспросила Ланка, - Не представляю... Ужас. А я дни считаю, сколько прошло.
- И сколько прошло?
- Семь, кажется? Представляешь, каждый день заново пересчитываю, пару раз за день. И даже... сбиваться как-бы почему-то начала. Не знаю, почему. Может, от ломок.
- Не от ломок. Так у всех почти. Бывает. Если считать.
- Да? - обрадовано подняла брови вопросительно Ланка. Значит, она не одна такая.
- Да. Ну ты что, не видела на стенах где-нибудь здесь чёрточки? Когда кто-нибудь свои дни отмечал, сколько проходит. Чтобы не сбиться.
- Видела. Я думала, это просто так, ну, чтобы написать, сколько он здесь был.
- Чтобы не сбиться. Ты лучше тоже, не считай, а отмечай. Так лучше. Не циклись на времени, проще будет. Тебе сколько сидеть-то? Знаешь уже?
- Нет пока. Ещё суда не было. Может, если следачка придёт, снимет показания, то потом допустит, до суда?
  Рина махнула рукой : - Вот это точно нет. Даже не надейся. Закрыли - значит, закрыли. Сейчас они не размышляют, берут санкцию сразу не сутками, а до суда, и всё.
- Да? А Таня сказала, что если на 14-15-ый день не принесут продление санкции, то на волю выпустить могут.
- Это когда 15 суток дают санкцию. Это не для тебя, забудь.
  Рина поверулась в сторону Тани.
- Ты сидела что ли уже?
- Да нет. Ну то есть да - три месяца. Можно не счиать.
- Когда?
- Пол года назад.
- Воровайка, что ли, тоже?
- Да.
- А где сидела на тюрьме?
- Да.
- Что "да"? Я спрашиваю в какой хате ты сидела на тюрьме? - Рина усмехнулась.
- В сто второй.
- А.
- А у тебя что за статьи?
- А у меня - так, случайности. Драки, хулиганки. Ну, 139-ая тоже была.
- А сейчас, был суд уже?
- Да был. Год и месяц дали. Грабёж.
- Что за срок такой? Один эпизод?
- Да. Это магазин.
- Побежала, что ли, от охраны? Тогда это многовато, год.
- Нет. Магазинный грабёж, - улыбаясь, объяснила она. Оказалось, присмотрела Рина маленький магазинчик с одной продавщицей, продавались там вещи довольно-таки дорогие, в числе прочего - шуба. Шубка была из норки, длинная, лёгкая, и главное - очень удобно была надета на манекен в шаге от входа в этот магазин. И цена была тоже очень красивой. Даже продав шубу за одну шестую часть от цены сумма получалась внушительная. Ради неё стоило рискнуть. Рина вскочила в магазин, сдёрнула с манекена шубу и побежала отттуда, справедливо полагая, что продавщица не бросит  магазин открытым, пустившись в погоню за воровкой. За спиной зазвенела включенная магазинная сирена, Рина не оглядываясь неслась вперёд, чтобы не терять драгоценые минуты на осмотр, бегут за ней или нет. Но она и так, собственно, слышала бы, что за ней кто-то бежит, а тут - никакого топота, лишь отдаляющийся звонок магазинной сигнализации. Рина позволила себе лишь пару тормозящих скорость движений : раз - два - свернула мягкую шубу, три - четыре - сунула её в заранее приготовленный рюкзак, пять - шесть - застегнула молнию рюкзачка и перекинула его через плечо на спину. И снова бежала, быстрая, ловкая, бежала пока могла, петляя, уходила вглубь города узкими улочками, поворачивала вправо, влево, снова влево... и наконец, почувствовала, что устала, дыхалка уже не выдерживала напряжения. Рина перешла на шаг, тяжело дыша, пошла быстро, не останавливась, по-прежнему не оглядываясь, была уверена - если и была сначала погоня, то уже давно отстали и все её преследователи, слишком много прошло времени, слишком далеко уже она убежала - ушла. Вот тут её и схватили за плечо, неожиданно, сильно. Рина в изумлении стала поворачиваться и увидела ту самую продавщицу, которая вцепилась, повисла на ней сразу так, что не оторвать, и заголосила со всю глотку, призывая людей, охотно бросившихся ей на помощь, высыпавших из баров на улицу. И то сказать, кто бы не хотел броситься на помощь продавщице, чтобы повязать воровку, - не шкафа-громилу, не пьяного грязного бомжа, не подонка молодого высокого, спортивного, а девушку, невысокую, маленькую почти, комплекцией чуть ли не подростка. Как много сразу нашлось героев - супермэнов, могущих и хотящих, таких, заламывающих ей руки за спину, волокущих чёрте-как, хотя она пыталась спокойно идти сама. Рина молчала до самого магазина, а в подсобке уже не выдержала, когда вокруг неё, присевшей на табуретку, с двух сторон выжидательно уставились двое здоровенных парней, таких, им бы в телохранители идти. Тяжело дыша, будто только что они загнали и убили динозавра, оба они стояли перед нею, чуть пригнувшись, почти в полупрыжке, как будто не веря, что она больше не предпримет попыток убежать, и видно было, что им мало, что жаль, что так быстро всё уже вроде бы кончилось. Рина поглядела на них смешливо и сказала только : - Ну что, что вам, медаль теперь дадут за это? Вот ведь больные!
  Как раз в этот момент продавщица, вернувшаяся в магазин, выключила временно оравшую всё это время сирену. И голос Рины из-за внезапно наступившей тишины прозвучал особенно громко и презрительно. Один из мужиков чуть не кинулся на неё, в ярости. Второй бугай остановил первого, закрыв собой подход к Рине. Она взглянула на него в надежде.
- Слушай, зайка.       
( А может быть, отпустит? А вдруг? )
- Отпустили бы вы меня, а? Ну вот зачем? Зачем вам это надо? Вам вот что, в этом какая-то польза есть? Ведь нету же. А меня посадят за это сейчас. Ну вы что думаете, если я сяду - я лучше от этого стану? Нет. Ещё хуже. А вам - лучше будет, если меня посадят? Тоже нет. Тогда зачем? Возьмите вот рюкзак мой весь и отпустите. Скажете, сбежала. А?
- Ты чего украла-то? Я так и не понял, - ответил ей парень.
- Носочки, - захлопала глазами Рина. - Носки, ну. Пару носков. Отпустите меня, а? Она уже полицию вызвала, они ведь приедут сейчас, и всё, поздно будет.
- Да не посадят они тебя тебя. Они же не звери. Ну штраф дадут какой-нибудь. Ты что. Сейчас вон целыми вагонами воруют ведь, и медь, и нефть цистернами. И ничего!
- Это если б я железную дорогу украла целую - тогда бы не посадили. А за это - точно посадят. Я ж знаю.
- Понимаешь... Если я тебя отпущу - вот все так и будут думать, что можно воровать безнаказанно и - ничего! Сошло с рук! А так - другим неповадно будет.
- Кому "другим"? Ты чё несёшь? - вскипела Рина, - Ты чё, на митинге?
- Да, да, - дебильно добрым голосом убеждал её мужик, - нельзя такие вещи прощать, понимаешь? Тогда другим тоже захочется. А так - наказали. Но ты не волнуйся. Не посадят тебя за это, уж я-то знаю, поверь!
- Ага, да! Не посадят. Пирожков мне за это дадут.
- Нет, - мужик радостно улыбнулся, - просто дадут тебе понять, что воровать нельзя! А задержать тебя мы были обязаны. И в полицию сообщить. Это наш гражданский долг!

- Представляешь, - говорила Рина, обращаясь всё это время теперь уже больше к Таньке, а не к Ланке, - вот такие бывают козлы. Настоящие. Идейные козлы! "Гражданский долг!" Умора. Говорит мне всю эту байду и ждёт, что я, как бы, должна проникнуться этим самым гражданским долгом. Типа, в общем, как бы, они меня будут отпускать, а я, в таком случае, тогда со слезами на глазах буду отказываться и принародно каяться в грехах. Фу, блин. Надо было видеть его рожу.
 Таня и Лана слушали её, в нужных местах кивали, говорили "да ты что" и "ни фига себе", в общем, сопереживали.
"Да, - подумала Ланка, - вот это, наверно, и называется лидер. Вроде только пришла, а мы ужи сидим, поддакиваем ей во всём, во всех её рассказах и суждениях мы на её стороне, и как будто это так и надо..."
  В течение двух следующих дней Лана вынуждена была заметить, что Рина с Таней сблизились  между собой больше, чем с нею. Наоборот, она чувствовала, что отдалилась от Таьяны и не понимала, что она делает не так, из-за чего хорошие отношения их изменились в худшую сторону. Пару раз Танька как-то резко осаживала Ланку в разговоре и видно было, что в ней появилась какая-то неприязнь, набирающая силу.
  Утром десятого дня Ланка лёжа на своей шконке процарапала мальеньким кусочком стекла десятую палочку-чёрточку на стене. По ночам Лана до сих пор ещё почти не спала, ей удавалось лишь на два-три часа задремать, а остальное время она лежала, прислушиваясь к дыханию спящих девушек, ждала, когда они проснутся. Она плохо себя чувствовала и днём, но днём её кое-как отвлекало от боли общение, а ночью было хуже всего, так что вечером, когда за окном начинало темнеть, Ланка чувствовала нарастающий страх того, что теперь с каждым часом ей будет хуже и хуже.
  "Ну вот, уже десятый день. Может быть, сегодня мне будет уже полегче. Да, я думаю, сегодня - да."
   Рина пошевелилась. Ланка глядя в стену вслушивалась, мучительно мечтая, чтобы девчонки проснулись. Помимо того, что ей было очень скучно лежать в одиночестве, ещё очень хотелось курить, как всегда. Она знала, что у Рины оставалась одна сигарета на утро и ждала утра ещё и поэтому.
  Рина слезла с койки, сходила в туалет. Ланка напряжённо ждала : ляжет спать дальше или уже нет? Услышала, как Рина подошла к ней, остановилась рядом.
- Не спишь?
- Нет, - улыбнулась ей Лана.
- Хреново тебе, да?
- Есть немного. Садись.
  Ланка сдвинулась немного в сторону и Рина села рядом, стянув своё одеяло к Ланке на постель. Устроилась поосновательнее, подоткнув одеяло.
- Тебе сколько лет-то? - спросила Рина.
- Давдцать семь, - шопотом ответила Лана. Танька спала, приходилось говорить как можно тише. В этом была какая-то особая интимность, напоминающая детство, когда ночуя  у какой-нибудь подружки, Лана помнила, они шептались до пол ночи, в то время, когда уложившие их спать мамы секретничали на кухне. 
- А тебе, кажется, двадцать пять?
  Рина кивнула.
- А с кем ты живёшь? С парнем?
- Сейчас нет. Разошлись, - сказала Ланка, немножко смущаясь. Непривычно было рассказывать о таком личном вот так, в ответ на вопросы. Но почему бы нет, собственно?
- Одна, что ли? Где живёшь-то?
- Одна.
- С родителями?
- Нет. В последнее время у брата старшего жила. Он с женой живёт, ребёнок маленький. Вот я и... села им на шею, можно сказать. Но я - что? Я и приходила-то ночевать только.
- А мама?
- Что - мама? У неё муж есть. Моложе её на 12 лет.
  Рина кивнула понимающе.
- А я комнату в общаге снимаю. Снимала. Не знаю, что теперь будет. Вещи там мои.
  Помолчали.
- Ты замужем была? - Просила Ланка после мучительного раздумья, что бы ещё спросить. Ей было вообще-то не интересно ни о чём спрашивать. Не привыкла. Даже нет - просто считала всегда, что человек если хочет - сам расскажет, зачем спрашивать-то. Но ведь не спросить ничего - тоже как-то некрасиво, надо ведь какое-то участие проявить...
 Рина как-то резко вскинулась, издала какой-то звук, потом глянула Ланке в глаза пронзительно вглядываясь. И наконец ответила : - А... когда мне и было-то? Некогда как бы... Сижу - выхожу, сижу - выхожу... в последнее время. Нет. Не была.
  Ланка виновато кивнула ( ну вот, опять не то спросила! ), но Рина уже не увидела : соскочила с койки на пол, пошла к умывальнику умываться. У неё одной оказалась с собой зубная паста, которую она использовала весьма экономно : выдавливала чуть-чуть на палец и пальцем чистила зубы, щётки не было. Встряхнувшись после умывания как пёс, она протянула тюбик пасты в сторону Ланки, предлагая. Ланка не отказалась. Умывалась она с трудом, бесконечный озноб и так её не оставлял ни на секунду, а холодная вода доставляла мучения.
- Неправильно, - сказала Рина сзади, разглядывая её процесс умывания.
- Чего? - не поняла Ланка.
- Тебе надо полностью себя водой холодной окатывать. Ну, как получится здесь, конечно...
- Да ты что! - возмутилась Ланка.
- Руки крутит? Ноги? Во-от! Попробуй для начала сунь руку под струю воды, проведи от плеча до кисти, чтобы замёрзло всё. Сама увидишь, легче станет после этого.
- Да ты понимаешь хоть, что говоришь?! Меня ж трясёт всю и так!
- Понимаю, - жёстко сказала Рина, - очень даже хорошо понимаю. Потому и советую. Я таких как ты насмотрелаь - во! А, да что тебе говорить, - она махнула рукой.
 Ланка расстроилась. Хотелось нравиться. Она подошла обратно к крану, подумала немного, потом стянула рубашку, оставшись в лифчике, лязгая зубами. Когда она начала плескать воду на шею, подмышки, руки - всеръёз опасалась, что сердце прихватит, такими волнами прокатывался внутри ужас. Хмуро вытираясь казённым полотенцем, она ожидала хоть какого-то одобрения, но ошиблась, его не последовало. Рина сидела, отвернувшись. Зато с Танькиной стороны раздался злобный голос :
- Бл.., как вы достали, а? Своими водными процедурами! Тебе что, не подождать было, пока я проснусь? Лана!
- Извини.
- Что "извини"? У тебя что, времени нет другого? Торопишься куда-то? Ч-чёрт!
 Рина с улыбкой разглядывала Таньку. Потом достала сигарету, перезабила её заново и протянула Таньке : - На, кури первая. Ты ж давно не спишь, чё ты гонишь-то. Я ж видела.
- Конечно, не сплю. Поспишь тут с вами, - буркнула Таня, уже успокаиваясь.
- Всё равно уже завтрак везут, - сказала Ланка примирительно, заслышав как раз вдалеке знакомые звуки тележки.
 - Всё равно? - взвилась опять Таня, - это тебя, может, всё равно! А мне вот хочется спать побольше, чтобы не видеть всего этого как можно дольше!
- Хорош! - спокойно, но твёрдо сказала Рина, - и правда, баланду везут. Покурим после завтрака. Я его и ждала вообще-то, чтобы покурить. Вставай, Таня.
- Не хочу я вставать. Вам хорошо - болтайте дальше. Чего вам мешать. Посплю попозже, когда вам захочется...
 Рина захохотала, хотя Ланка ничего смешного не видела. Отсмеявшись, Рина прыгнула к Таньке в постель и они завозились там обе. Танька протестующе взвизгивала, а Рина дёргала её, щекотала и толкалась. Затрак принимала Ланка одна.
 После завтрака, выкурив последнюю самокрутку, Рина так и осталась у Таньки в кровати и они шептались вдвоём о чём-то и хихикали, а Ланка скучала и недоумевала, что она опять сделала не так. Лёжа на своей шконке, она уставилась на Ринину руку, высовывающуюся наружу из-под одеяла и даже с кровати в сторону. Места на двоих, на одной койке, конечно, не хватало. Ланка поймала себя на том, что любуется красивыми линиями руки. Надо же, подумала она, вот уж не знала, что могу считать красивой руку женщины, на которой к тому же ещё и татуировки какие-то. Да и что в ней красивого-то? Слишком уж мускулистая для женщины. Однако вот чем-то привлекает она меня... Чем, спрашивается? Не знаю.
  Засов двери грохнул, открылось окошко - "кормушка", как ласково называла его Рина.
- Соловьёва, Лана!
  Ланка подошла к двери, удивлённо ответила : - Да, это я.
 - Подпишите.
 И пока она подписывала бумагу, внутрь из окошка прямо на пол "полетели" несметные богатства : туалетная бумага, зубная паста, щётка, мыло, сигареты, конфеты, ручки, конверты...
 - Передача! - вздохнула Рина и вылезла из кровати : - Ну что ты?! Принимай!
 Ланка робко стала забирать выдаваемые свёртки, а Рина быстро пособирала всё с пола и перекинула на кровать. Окошко захлопнулось, Ланка радостно вывалила всё остальное на кровать.
- Это мама принесла мне...
- Сигареты есть? - мрачно спросила Таня.
- Сейчас... да.
- Покурим, значит?
  Ланка трясущимися руками разорвала пачку, достала сигареты и они все втроём закурили, одновременно.
- О-о-о, - произнесла Ланка, - Сигарета, целиком!.. Конфеты... А-а-а...
Ей казалось, само собой, что и Рина, и Таня должны разделять эту радость, ведь если принесли ей, то значит, принесли и им, ведь это общее!?! Но докурив, девчёнки устроились на Танькиной кровати, отвернулись к Ланке спиной и засопели, явно собираясь спать. Ланка, сидя на заваленной постели, уставилась на их спины.
- Девчёнки. Вы чего? Спать? Дак а как... как же..? А... а конфеты?
- Чё? - сонно произнесла Рина, - А-а... Я лично не хочу.
- Я тоже, - поддакнула Таня.
- Но... Почему?
  Её вопрос остался без ответа. Сидя на кровати, разглядывая такие желанные до сих пор вещи и продукты, Ланка чувствовала себя таой несчастной и одинокой, как до сих пор ещё не было с ней ни разу. Чувствовала, как глаза её наполняются слезами и в сотый раз спрашивала у себя мысленно : почему? Что она, чёрт возьми, сделала опять не так? Почему ж они все странные такие? Не объяснят ничего, просто - непонятно почему как-то странно реагируют... почти на всё!
  Ланка залезла под одеяло, безжалостно скинув часть вещей, ставших вдруг неинтересными, ненужными, устроилась, закрыла глаза и стала вспоминать. Сначала думала о маме, предстаявляя, как мама собирала всю эту передачу и несла сюда... Пыталась представить, какие у мамы были впечатления о здешней обстановочке, сравнивала примерно со своими впечатлениями, вспоминая тот день, когда её сюда привезли...  Ланка вытянула ноги под одеялом, задела ногой пакет с конфетами. Подтянула его поближе, вытащила четыре конфеты. Одну съела сразу, вторую развернула и положила в рот, потом встала, сходила к кровати спящих Рины и Наташки, положила 2 конфетки на пол у кровати. Медленно начала разбирать вещи. Несказанно обрадовало её бельё, носки, пара футболок, спортивные штаны и тапки. Остальные вещи - прокладки, крем, шампунь, мыло и и т.п. Ланка сложила в большой пакет и поставила себе под шконку. Продукты и сигареты перенесла на столик, прикрепленный к стене камеры. Потом взяла тетрадь, ручку и конверты с марками и устроилась лёжа на шконке писать письмо.
- Дорогая мама! - начала она и задумалась. Так и лежала, глядя невидящими глазами на эту строчку, когда Рина проснулась и встала. Встала, походила по камере туда-сюда, потом подошла к Ланке, присела рядом на корточки. Ланка с усилием оторвала взгляд от листочка, взглянула на Рину почти непонимающе. Смотрела, смотрела на неё, как бы силясь вспомнить, кто это перед ней сидит тут около шконки. Встряхнулась, отгоняя ступор, кивнула Рине, наконец : - Курить будем? - спросила.
 Рина почему-то подобралась вся, напряглась так, что это видно стало, как заиграли у неё мышцы на плечах, но ничего особенного не ответила, так, чтобы ясно стало, почему она напряглась так. Пожала плечами, кивнула. Ланка вытащила сигарету из пачки, протянула Рине : - Кури первая.
- Не хочу, - Рина поднялась, села к Ланке на шконку, рядом.
- Письмо пишешь?
- Думала, что да, - усмехнулась Ланка.
- Я мешаю что ли? - удивлённо глянула Рина.
- Да нет! Просто.., - Ланка показала взглядом на листок с одной-единственной фразой, - Вот, видишь? Это  всё, что я написала за час!..
- Тяжело, - кивнула Рина.
- Ну да. Думаю, думаю... Что вот я ей напишу ?...
  Помолчали.
- А у тебя  родители... есть? - спросила Ланка, размышляя.
- Нет.
- Ой. Извини.
- Это за что тебя извинить? - прищурилась Рина, - за то, что у меня нет родителей?
  Ланка смутилась, не нашла, что ответить. Выкурила пол сигареты, опять подала Рине.
- Не хочу, - упрямо повторила снова Рина. Ланка почувствовала, что сейчас взбесится. Закрыла глаза, досчитала до десяти, выдохнула.
- Что происходит, слушай? Я что, не так как-то предлагаю? В чём дело?
 Рина глянула на неё исподлобья, взяла докурить.
- Да нет, всё нормально, - вздохнула, -  С тобой - всё нормально. Это я ненормальная.
- То есть?
- Вот то и есть. Не обращай внимания. И вообще... Будешь так много обращать внимания на всякую фигню - башка заболеть может!
  Рина улыбнулась, попыталась встать, но Ланка резко разогнулась в её сторону, схватила крепко за руку. - Ну уж нет. Как я могу не обращать внимания. Я не пони...
  Рина ухмыльнулась, самодовольно, по-мальчишески.
- Ну предложила не так. Ну ещё что-нибудь... Какая на фиг разница?! Научишься предлагать нормально. Рано или поздно въедешь ты в эту систему... Надо и не надо оно тебе тоже..., -
 Рина вдруг заговорила как-то сбивчиво, так пристально глядя Ланке в  глаза,  она так близко была рядом, что Ланка даже её дыхание почувствовала. И вдруг в следующее мгновение Ринины губы коснулись её губ, так нежно, мягко, мимолётно, и в ту же секунду Рина отодвинулась назад. Ланка даже понять не успела, было ли это? Не было? Но нет, всё же было... Потому что Рина подняла руку и лёгкими пальцами коснулась её щеки. И - одним пальцем потом - губ. А потом отстранилась ещё дальше назад, улыбнулась слегка и исчезла. Ох нет, то есть отошла куда-то. Впрочем, куда б ей ещё отойти? На свою койку ушла лечь. Вот и всё.
  На следующий день утром Танька, лёжа после завтрака и глядя в "потолок" над своей койкой, т.е. в низ нависающей над ней шконкой второго яруса, медленно и задумчиво протянула :
- Сегодня у меня пятнадцатые сутки. Может, сегодня увезут на тюрьму. А, не. Этапный день завтра. Значит, завтра...
  Рина подошла к ней, села рядом. Ланка, слушая обрывки их разговора, отвлеклась. Разговор их касался того, что она пока не понимала : тюрьмы, предстоящих этапов, какие-то номера камер, какие-то фамилии... Лана опять не спала всю ночь почти, только под утро ей удалось на час задремать. Теперь, правда, кроме её болезненного состояния её отвлекали от сна ещё и мысли. Ей и в голову раньше не приходило, что с девушкой можно целоваться в губы. Она слышала, конечно, о лесбиянках, но это всё было где-то далеко, не с ней и не с теми, кого она знала. Лесбиянки - это две красивые-прекрасивые девушки, трущиеся друг об друга, лижущиеся и доводящие себя до безумия в своём желании иметь мужика, которого нет под рукой. Да, так. И уж во всяком случае, лесбиянка - это не обычная баба с обычной фигурой, как у неё, Ланки. Кто её может захотеть-то? В ней ведь ничего особенного нет. Для мужика - сгодится, спору нет. Но женщина? Женщина может захотеть ласкать другую женщину, если она будет с безумно красивым молодым телом : тугая попка, длинные ноги, узкая талия, стоячая грудь. А она? И кстати, чего она сама-то хочет, Ланка? Девушку? Нет. Женщину? Нет. Но Боже мой, какой этот поцелуй был!.. Нежные мягкие губы, едва замеченная гладкость щеки, которой не может быть у мужчины. Лана снова и снова мысленно возвращалась к тем мгновениям, проёрзала всю ночь, а продремав час, проснулась мокрая от пота, измученная, уставшая. Проснулась и увидела уставленный на неё взгляд Таньки. Ланке ещё ночью казалось, что Таня не спит, а просто лежит.
- Не спится? - прошептала Ланка и улыбнулась, но Танька отвернулась к стене, ничего не ответила.
 А сейчас, слушая негромкие слова девчонок, Ланка вдруг подумала, ведь если Таня уедет, они с Риной останутся здесь вдвоём. Но может, кого ещё привезут взамен, тут же возразила она себе, а сердце вдруг перестукнуло несколько раз сильно, громко, пропустив один удар.
 "Что со мной?" - удивилась она себе, но доконца додумывать испугалась, вскочила резко, подошла к Рине с Таней, присела рядом, на пол, стала вникать в их разговор. Но кажется, она подошла не так уж невовремя.
- Вот увезут меня, мы с тобой больше можем и не увидеться никогда, - сказала Таня Рине, а потом, - в сторону Ланки, - Чего тебе?
- Ничего, увидимся, - сказала Рина.
- Ага, - сказала Ланка, - и со мной.
- Что "с тобой"? Тебя, может, завтра тоже повезут. Тебе осталось-то... до послезавтра? Ну. А её могут привезти когда нас уже из карантина переведут в камеры.
- Да куда ты де-енешься, - лениво протянула Рина, - Увидимся мы на карантине. Не думай даже.
 А потом взглянула на Таньку быстро, цепко, оценивающе, отвела глаза. Посидела, снова повернулась к ней и Ланка проследила их долгий тяжёлый взгляд друг на друга, так что ей даже стало как-то неловко. Она отошла к себе на шконку, прилегла. Значит, её тоже могут завтра увезти. Может... может, Рина обнимет её на прощанье. Может, поцелует. В щёку. Да, в щёку.
- А что такое "этапка"? - спросила Ланка, поднимаясь на локте, чтобы увидеть Рину с Таней. То, что она увидела - потрясло её. Как будто грохнуло что-то в голове и в груди. Рина медленно гладила рукой руку Таньки, просто водила по предплечью. А взгляд... взгляд у обеих был красноречивее некуда. Ланка оцепенела, так и смотрела на них целую минуту, наверно, не в силах оторваться, потом спохватилась, упала буквально к себе обратно. Сердце колотилось, щёки горели, ей было так стыдно почему-то, как будто это её застали за чем-то неприличным.
"Вот так! Вот так!" - только и повторяла она себе мысленно снова и снова, сама не зная, что вообще значит это её "вот так", но никак не могла остановиться. Чувствуя в себе  начинающуюся истерику, Ланка закусила зубами себе кожу на кисти руки  и так сильно сжала зубы, что аж слёзы от боли выступили Потом с усилием разжала зубы, подумав, как будет выглядеть на её руке этот укус. Глупая, как она ошибалась! Никто бы не обратил внимания на её руку в ближайшие сутки. Лишь один раз Танька встала из постели - на время обеда, да и то на пару минут. Ланкины надежды и тогда не оправдались, что они перестанут, наконец. Нет, они как-то управились вместе, в постели, хихикая наспех, и опять понеслось всё то же, - лёгкий шорох, и даже ( она слышала! ) звук движения руки по обнажённому телу...
 Ланка думала, пройдёт час-два, ну, закончат же они когда-нибудь, а это всё длилось и длилось часами, и она лежала, в одном положении, на спине, одеревеневшая, застывшая, и слушала зачем-то, слушала... Порой она пыталась поговорить с собой, объяснить, что никто её, собственно, не предавал и не обманывал, что не было причин думать, будто будет у них с Риной что-то ещё, кроме того поцелуя, но ничто не помогало, мысли сбивались и Ланка вроде бы и соглашалась со своими доводами, а сердце мучительно ныло. Так она и терзалась до самого вечера. Один раз сходила в туалет, стараясь не смотреть на две головы, прижавшиеся друг к другу на подушке, взяла пачку сигарет и боком, как каракатица, подошла к "их" кровати, положила на пол рядом сигареты и ушла к себе, стараясь ступать медленнее.
 Вечером на соседней койке наступила тишина. Судя по всему, утомлённые общением уснули. Лана к тому времени уже не чувствовала ни томления, ни судороги мышц, не дававшей расслабиться, ни терзаний одинокой плоти. Ей было противно и было уже всё равно. Казалось, в камере больше никого нет, кроме неё, так что она даже не сразу заметила, что девчонки уснули. Ланка лежала по-прежнему не двигаясь, ни о чём не думая, лишь в какой-то момент отметила - о, я ведь лежу уже так давно без движения. Значит, мне стало-таки легче. Уже не так, выходит, ломает, ведь ещё позавчера из-за того, что сильно крутит руки, я не могла лежать спокойно, всё время шевелилась, чтобы хоть чуть-чуть меньше чувствовать боль. Но даже на этих мыслях она не задержалась. Ланка не представляла раньше, как это можно - ни о чём не думать.  А теперь - вот пожалуйста, лежала как мёртвая. Послушав некоторое время ровное дыхание, доносившееся с другой шконки, Ланка закрыла глаза и неожиданно уснула. Даже в туалет не вставала, так и проспала всю ночь.
       Глава 3.
Теперь Ланка уже боялась, как бы не получилось так, что Таньку увезут, а она останется здесь с Риной. Хоть утром они все и вели себя почти так, как прежде, до вчерашнего дня, но Ланка знала : ничто уже не будет как прежде, а особенно она сама. За вчерашний день, ей казалось, она стала другим человеком. Она не знала, конечно, что за то время, котрое проведёт она в тюрьме и в зоне, таких моментов будет ещё сотни, а этот - даже не периодом жизни станет казаться позже, а так, мелочью.
  Она зря переживала, что останется. Часов в 10 утра кормушка лязгнула и выкрикнутые фамилии Ланы и Тани заставили девчонок подскочить к двери. - Что? - спросила Таня, - Этап? Готовиться? На тюрьму?
- Нет, - сказал пожилой мент с бумагой в руках, - тебя на север везут. На Колыму. Знаешь такое место?
- Ч-чего? - стала заикаться Танька, а "вестник" довольно заржал.
 - Ах ты шу-утишь, - понимающе протянула Таня, - Шутник хренов...
 Ланке жутко захотелось обложить х...ми взрослого дяденьку в кормушке, но она знала уже не понаслышке, что добьётся обратного эффекта, разозлит его, и всё.
- Через пять минут. На выход, с вещами! Обе!
  Ланка стала собираться, краем глаза подмечая то, как собирается Таня. Ланке, в общем, и нечего было собирать, но Таньке-то  и того меньше.
- Я оставила тебе пачку, Рина, - Ланка холодно кивнула  на сигареты, - Хорошо?
    Рина кивнула ей в ответ, соглашаясь благодарно. Открывающаяся дверь возвестила момент расставания.
  "Пока" - быстро бросила Ланка Рине и скользнула к двери, но Рина легко удержала её : одной рукой перекрыла дорогу, а другой взяла Ланку за запястье, сильно сжала, встряхнула. Лана очень боялась взглянуть ей в глаза. Не могла и всё. Так и попрощалась - потрясла руку в ответ дружеским пожатием, но глаз так и не подняла. Она думала, что Рина с Таней поцелуются на прощанье, но нет, ничего подобного. Весело бросили друг другу "пока", и Танька, подхватив свои вещи, шагнула за Ланкой за порог.
 Ланка думала, что слово "автозек" ( машина - перевозка ) расшифровывается как автомобиль-зек и нашла эту кличку оригинальной, но оказалось, что название "автозак" вполне официально и употребляется в документах. Она надеялась, что везти этапом в тюрьму будут подольше. Очень хотелось посмотреть в окошко на волю. Но вопреки её ожиданиям, окон в автозеке не было. Помещение кузова, в который загрузили этапников, оказалось узким железным ящиком, перегороженным вдоль пополам. Хорошо хоть лавка была, под стать машине, железная и ледяная замёрзшим металлом, но сидеть на ней было можно, и ещё можно было переговариваться с "пацанами", которых везли во второй половине кузова. Даже если бы их разделяла не сплошная стена, а решётка - всё равно их было бы не разглядеть, ведь после того, как дверь машины захлопнулась, наступила кромешная мгла. Таня радостно переговаривалась с невидимыми этапниками всю дорогу, шутила, знакомилась и просто дурачилась, а Лана хмуро молчала. Хорошо в этой темноте было одно : не надо было "делать лицо" перед Танькой, и не надо было смотреть ей в глаза. Танька-то ничуть не смущалась после вчерашнего. Ланка, напротив, смущалась ужасно. Если бы не тот поцелуй - Ланка бы, пожалуй, никак бы не среагировала на их бурный роман, ей было бы просто всё равно. Но случилось всё как случилось. И теперь Ланка вся изъёрзалась, стараясь делать вид, что ничего не изменилось.
   Камера карантина, в которой обычно сидели пару недель до перевода в обычную камеру, была переполнена. Потому и Таньку, и Ланку, было невозможно туда затолкать. Впрочем, об этом Лана узнала гораздо позднее. Прождав вместе с Танькой часа три в грязном неудобном боксе, Ланка устала нервничать и единственным её желанием осталось добраться до конечной цели путешествия и лечь. Спина нещадно болела, ноги и руки тряслись мелкой дрожью - не так уж много времени прошло ещё для полного выздоровления, абстинентная трезвость оставалась по-прежнему лишь абстинентной. Ланку вызвали первой. С огромным трудом передвигаясь со всеми новообретёнными вещами - тяжеленный ватный матрас, солдатское одеяло, дохленькая подушка, постельное бельё и безобразно застиранные два вековых полотенца. Плюс гремящие оловянные кружка - ложка - миска, да плюс пакет с её личными вещами. Попытавшись вызвать сочувствие мента - выводного Ланка потерпела неудачу и нести всё свое "богатство" пришлось ей самой, то роняя что-нибудь, то останавливаясь на пару секунд отдышаться ( выводной всячески таким остановкам препятствовал ) .
  Остановились около стола, служащего, по всей видимости, очередной вахтой. За стликом по коридору с двух сторон были видны ряды дверей в камеры.
- Куда? - спросил дежуривший за столиком, вытаскивая из одного уха наушник - "таблетку". Из наушника послышалось едва различимая музыка.
- В карантине мест нет, - предупреждающе сказал дежурный. Выводной кивнул кивнул. - Я знаю. Опер сказал в 409-ую.
- Веди сам.
  Нагрузив снова на себя всё барахло, Лана двинулась впереди выводного до камеры 409. Глядя на то, как выводной открывает по очереди все замки на железной двери, до Ланки вдруг дошёл смысл сказанного.
- Погоди, - сказала она, - это что, меня не в карантин, а сразу в "хату"?
  Значит, в обычную камеру, где люди сидят уже, возможно, очень давно, где все привыкли, притёрлись друг к другу?.. Ланка попятилась, а дверь неумолимо распахнулась перед ней. Чего она точно никак не ожидала увидеть - это пять физиономий, оказавшихся прямо перед ней почти вплотную. Пятеро человек, выталкивая новенькую, так сплочённо стояли в дверях, что в камеру войти было невозможно.
 - Куда, куда-а?             - Нет, нет, на х..! , - одновременно выкрикивали несколько голосов.
- Валера, да ты что! У нас нет места! Куда к нам шестую! - истерично орала самая агрессивная. Клацающая её пасть пришлась как раз на уровне Ланкиных глаз, давая ей возможность рассмотреть единственный на верхней челюсти зуб "прекрасной незнакомки", а при особо громких звуках - всю её глотку, так что казалось - ещё немножко, и будут видны кишки. Общая её внешность тоже не радовала : повисшие рваными патлами волосы ( сожжённые химией? ), угловатый овал длинного лица, крючковатый нос, серые мёртвые глаза и брови - пучками, будто пожраные молью. Какая, впрочем, химия может появиться у такой морды, подумала Ланка, она ведь трезвая, наверно, в первый раз в жизни была именно здесь. Бомжиха? Одеколонщица? М-мда уж.
  Другие окружающие тоже были многообещающе бездуховными в своей агрессивной настроенности...
  Ланка медленно улыбнулась. Повисла некоторая пауза. Лана повернула голову назад, глянула на охранника.  - Ну что,.. Валера? Может, куда-нибудь в другое место?
- Не-а, - равнодушно покачал головой выводной, - Опер сказал - сюда...
   Он ждал. Положение не менялось. Лана, слабо улыбаясь, стояла лицом к лицу с "каре".
- Пишите в понедельник оперу заяву. Сегодня поздно уже. Пятница.
- Ага, - зло сказала алкашка, - стоит только впустить её! Потом хрен выкинешь! Как будто мы не знаем!
  Но она подала назад, и все с нею, чуть-чуть. Валера слегка подпихнул Лану в спину, и все стали неохотно расходиться. Дверь за Ланкой захлопнулась. Лана медленно положила на пол свёрнутый "рулетом" матрас, медленно распрямилась, чувствуя, как капли пота стекают по её спине.
- Ты не думай, что мы против тебя, - буркнула безобразная баба, - просто у нас одно только место свободное, а на этой шконке обычно посуда стоит. Иначе - куда её здесь? - она раздражённо махнула рукой на стоящую на койке второго яруса посуду. Действительно, другого места вокруг раковины не было.
- Да я понимаю, - с готовностью согласилась Лана, - Вы ведь меня совсем не знаете. Что вы можете против меня иметь?
- Иди садись пока сюда, - позвали её за стол, - Пока мы ещё уберём всё со шконки. Задолбишься ждать.
 Лана подошла к длинному столу, с двух сторон которого тянулись скамейки, шириной в одну доску.
- Как зовут-то тебя? За что сидишь?
- Лана меня зовут, - улыбаясь во весь рот, сказала Ланка, - 139-ая. Магазины.
- Что ж ты радостная такая-то? Магазин "Радость" обокрала, что ли?
- Да нет, - пожала плечами Ланка, - просто радуюсь, что наконец-то приехала уже куда-то. Устала по боксам таскаться.
- Торчишь, - понимающе кивнула собеседница, - Ещё не перекумарилась доконца, да?
 Вокруг Ланки расположились две девушки. Такие, вроде, как и она сама. Разговорились. С кем была в арестантском, сколько срок. Из окружающих по внешности резко выделялись, во-первых, та алкашка,которой Ланка предложила бы сыгратьв фильме роль ведьмы, а во-вторых, пожалуй, девушка, выглядевшая старше других ( около 30-ти? ), с длинными светлыми волосами. Кого угодно должны бы украсить волосы, доходящие до задницы, но ей это не грозило. Черты лица её были мелкими, звериными, глазки - бегающими, маленькими, а во рту вместо зубов всей верхней челюсти красовались гнилые пеньки. Самое странное было то, что златовласка ничуть не стеснялась этого дефекта внешности, скорее наоборот, улыбаясь, оттопыривала всю верхнюю губу, давая возможность рассмотреть отсутствие зубов в деталях и даже разговаривая умудрялась с первых звуков показать всё. То ли короткость губы, то ли особенность мимики. Она держалась как-то более свободно, чем другие, казалось, это человек, лишённый комплексов неполноценности, всё в ней выглядело открытым как на ладони, даже смеялась она громче, чем остальные. Помимо комплексов, она начисто была лишена обаяния. Господи, тоже алкашка, что ли, подумала Лана.
 Остальные казались более молчаливыми, спокойными, яркими дефектами внешности похвастаться не могли. Всеобщая зажатая напряжённость чувствовалась сильно. Настороженность из-за нового человека? - предположила Ланка.
  Сигарет в камере, как выяснилось, ни у кого не было, поэтому Ланкина вытащенная начатая пачка вызвала усиленный интерес.
- А тебе чего надо? - огрызнулась "ведьма" на девушку, потянувшую себе тоже из пачки сигарету, - А ну положь на место! Ишь!? Полезла!
  И поясняя Ланке : - Она малолетка! Мы ей курить запрещаем. Нечего тут!
- Да пусть возьмёт! - улыбнулась Лана, но девушка, улыбаясь, отошла.
- И кстати, - зашептала ей в ухо брызгами слюны "ведьма", - Не клади так пачку на стол. Не давай этим, - она кивнула в сторону. За столом в это время сидели две девушки. Это что же, этим двум она имеет в виду не давать, что ли? Или что, всем? Непонятно. Впрочем, большой разницы нет...
- Тебя как зовут? - спросила у неё Ланка.
- Меня? Меня Вера зовут. А этим двум не давай. Поняла? Пусть табак курят.
- Почему?
- Потому. Потом поймёшь.
- Да нет, Вера, я не могу так.
- Вот ты завтра чего будешь курить? А? Во-от! У этих передач всё равно нету. И вообще, пошли они...
  Ланка не стала отвечать.
 Пока готовили Ланке место - стелили постель, устаивали, поясняли, куда поставить пакет, куда - обувь, куда - миску. Миски переставили на маленькую полочку над столом. В одной стопке они туда ещё кое-как влазили, а вот кружки, разных конфигураций, мятые, бурые какие-то внутри, кружки никак не помещались.
- Бл.., - выругалась светловолосая, - что ж делать?!
   Она пол минуты раздумывала, потом вытащила две кружки из общей кучи и отшвырнула в сторону. Устроив оставшиеся, она взяла две ею отбракованные и закинула на постель какой-то девушки, на второй ярус.
- На, забирайте свои кружки. Суй себе её в жопу или куда захочешь.
 Тёмненькая девушка одну кружку отдала другой девушке со второго яруса и обе они растерянно встали.
- Что? - заорала светловолосая, - что стоишь? Ну положи под матрас себе в ноги, к стене. Что, совсем дебила?!
В ответ ей не было сказано ни слова. Не обращая ни на что внимания, Ланка обратилась к светленькой.
- Я извиняюсь, конечно, но я очень устала. Можно я лягу?
- Спать хочешь, да? Сейчас ляжешь. Вон, проверка идёт.
  Ланка не поняла, но переспрашивать не стала. Издали за дверью действительно слышались какие-то приближающиеся звуки, похожие на привоз баланды в арестантском, но поскольку времени было часов где-то 10 вечера - баландой это быть не могло.
  Открывшаяся дверь явила собой четырёх охранников, один из них зашёл в камеру, посмотрел поочерёдно в лицо каждой и вышел.
- Это проверка была? - уточнила Лана.
- Да, - кивнула "златовласка". - Можешь ложиться теперь.
  Лана подошла к своей койке, находящейся на уровне её лба и с сомнением оглянулась.
- Вот так, - подошла к ней ближе одна из сокамерниц, - ногу сюда, другую сюда, и  - там.
    Ланка с честью взобралась и села, боясь пошевелиться, места было уж слишком мало.
- А... одежду куда?
- Снимаешь, складываешь, кладёшь под матрас.
  Чувствуя себя в гнезде на верхушке дерева, качающегося от ветра, Ланка совершила всевозможные акробатические движения и улеглась. Не успев сказать даже слова, она уснула, не обращая внимания ни на яркий свет, ни на голоса.
  Проверка оказалась не только вечерним, но и утренним ритуалом, во время которого полагалось встать на пол, но проверяющие не усердствовали и удовлетворялись сидящими по своим шконкам девчонками. Лана сразу поняла, что заснуть уже не сможет больше, натянула футболку и штаны, и кое-как сползла вниз. Сходив в туалет, который здесь цивильно располагался за занавеской, Лана подошла к столу, за которым сидела светловолосая.
- Всё, проснулась? - спросила она Ланку, - Садись. Давай покурим? Мы тут вчера курили ещё, без тебя. Ничего?
- Конечно.
- Но мы не много. Три... да, три сигареты выкурили.
- А ты что не спишь?
- А я часто ночами живу. А днём сплю. Мне так больше нравится. Вот пишу сижу. Письмо.
  Ланка скосила глаза на листок в клеточку. Помимо нескольких написанных строчек на листе располагался рисунок, пока ещё не доконца разукрашенный цветными карандашами. Рядом лежал такой же рисунок, с которого, бесспорно, был перерисован новый. Изображение представляло собой розу, вокруг которой не очень красиво увивалась колючая проволока.
- Рисуешь? - криво улыбнулась Лана. Ей показалось несколько странным, что взрослая баба может заниматься такой ерундой, - Тебя как, кстати, зовут? Я вчера слышала, кажется, Людой?
- Любой, - поправила она Ланку и предолжила : - А хочешь, я тебе рисунки все покажу, какие у меня есть?
  Лана вежливо кивнула. Люба подняла со скамейки небольшую папку и открыв, подала Ланке, положила её перед ней на стол. Рисунков оказалось много. Часть - нарисованных на кальке, часть - на белой бумаге, а часть была явно вырезанными кусками из писем. Были некоторые относительно красивые, нарисованные человеком умеющим хотя бы рисовать, некоторые - забавные, с юмором. Часть же рисунков была мало того, что бездарно выполнена, так ещё и тематика их была какого-то детского уровня - цветочки, Микки-маусы... На этом уровне даже пошлые голубки, сердечки в клетке или наручники уже не смотрелись так дико, особенно для любителя тюремной романтики.
- Это... тебе в письмах всё понаприсылали? - запинаясь, произнесла Ланка.
- Ну не всё, но большую часть - да.
  Видимо, уловив в Ланкином взгляде всё же прорывающееся наружу недоумение, Люба усмехнулась.
- Да, да, я тоже раньше обалдевала от того, что люди такой фигнёй маются. А теперь - только в путь! Тоже рисую. Делать-то нечего. Подожди немного, тоже начнёшь скоро рисовать.
- Нет, - вырвалось у Ланки. Люба поджала губы и с преувеличенным вниманием начала выбирать карандаш, чтобы продолжить прерванное занятие.
- Н-ну не знаю, - попыталась сгладить свой ответ  Ланка, - я рисовать-то не умею совсем.
- А ты думаешь, я умею? - обрадовалась Люба. Ланка так вовсе не думала, ибо это неумение бросалось в глаза сразу же любому не слепому человеку, но говорить этого она, естественно, не собиралась.
- Слушай, а когда завтрак?
- Завтрак? Ха! Он был уж!
- Когда? А я ничего не слышала?
- Да там и слушать-то особо нечего, я взяла чай и хлеб, и всё. Хлеб дают утром на всех на весь день, поэтому его брать надо по-любому. Так бы никто не вставал вообще. Кашу мы обычно не едим утром. Ну, если все спят.
- Надо же... я так крепко спала. В первый раз за всё время всю ночь проспала, не просыпалась.
- Устала. Много впечатлений.
В этот момент в дверь постучали каким-то явно металлическим предметом, два раза.
- Не-ет! - громко заорала Люба.
Ланка поперхнулась, размышляя, как это она не умерла от разрыва сердца от неожиданности. Покосившись на продолжающих спать девчёнок, Ланка с ужасом спросила, продолжая  разговаривать с собеседницей шопотом :
- Это... что это было?
 Люба бесшумно рассмеялась, зажимая себе рот рукой :
- Ха-ха... напугалась? Ха-ха-ха... Это прогулка!..
- Чт-то?
- Прогулка! Гулять, ну?!.. Тьфу, блин. Нас зовут гулять! Понимаешь? Спрашивают, пойдём мы или нет. Я ответила, что нет.
 Не очень хорошо понимая, куда это отсюда могут выпустить погулять и с чего это вдруг у ментов проснулась такая забота о них, - предложить им погулять, Лана тем не менее понимающе кивнула. В следующую секунду ей снова пришлось вздрогнуть : снаружи заиграла музыка. Заиграла громко и неожиданно, вызывая ассоциации со сталлинским временем.
- Ну а это что? - вздохнула Лана.
- Это? Это на время прогулки включают, чтобы между собой не разговаривали. Всё равно разговаривают.
  Включен был эфир эстонского радио. В течение пяти следующих минут постепенно нарастал снаружи и другой звук : выкрикиваемые фразы из разных камер в окно. Окно было почти недоступным : из-за решётки внутри камеры можно было дотянуться рукой до створок окна, но не дальше, а дальше, уже снаружи здания, стояли "реснички" - стальные решётки, похожие своим видом на закрытые жалюзи.
- Сквозь них, в микро-щели, едва угадывалось, что сейчас снаружи день.
  С нарастающим интересом Ланка слушала чужие разговоры, которые накладывались друг на друга. Одни голоса были слышны очень хорошо, другие - едва доносились откуда-то издалека общим гулом, кто-то надрываясь орал, взывая : "Четыре - один - два! Четыре - один - два! Катя!"
  Где-то недалеко из двух рядом расположенных, наверное, окон разговаривали цыгане, девушка с парнем. 
 Ланка с блестящими глазами прошептала Любе :
- Ух ты! Как огромный скворечник! А почему они все орут именно сейчас? А в другое время - нет?
- Потому что повели гулять. Вывели в боксы. Боксы во дворе, вот здесь, под окнами. А привели их с других мест, с разных отделений, оттуда они сюда бы не докричали. С того здания тоже, - Люба махнула рукой куда-то, - Вот они и кричат из бокса в бокс, или в окна докрикиваются.
  Всё это тоже было не очень понятно. Слишком много попадается непонятных слов вечно, из-за чего все объяснения становятся бессмысленными. Специально они, что ли. Не понимают, что ли, ну откуда ей знать все эти жаргонные словечки?
- Я когда только села - девчонки в камере говорят, пойдёшь гулять? Я говорю, да, конечно. Думала, там как в кино, площадка, где все вместе, мужики и бабы, гуляют, в мяч играют...
  Лана улыбнулась.
- Чего улыбаешься? Там вообще знаешь - как?
- Ну, думаю, дворик.
- Ага, счас. Дворик. Там боксы. У каждой камеры свой боксик, он величиной ещё меньше, чем камера. Бетонные стены, бетонный пол. Только сверху - не потолок, а просто решётка. В клеточку. "Небо в клеточку" - слыхала? Вот оно-то и есть!
 - То есть там ни с кем не встретишься? - уточнила Ланка.
- Ну я ж говорю. С кем идёшь из хаты, с тем и будешь там стоять. Два часа.
- Зачем тогда.
- Ну... воздухом дышать. Солнца там тоже как-бы нет, не попадает оно в такой узкий бокс. Холодно, сыро.
- А спортом заняться - можно там?
- Хм. Поприседать разве что. Ходить даже невозможно, не то, что бегать. Мало места. Слишком узкий круг получится для ходьбы. Ну так вот, я ж не рассказала. Пришла я с девчонками тогда в этот боксик и стою у дверей, жду. Думала, сейчас за нами придут и дальше поведут. На площадку, ага, в мячик поиграть.
  Лана поулыбалась, больше слушая выкрики снаружи:
- Четыре - ноль - два! Четыре - ноль - два!
- Го-во-ри!
- Аня, есть курить? Это три - девять - шесть!
  Молчание пол минуты.
- Е-есть!
- Подайте?
- На баланде подадим.
- Спасибо!

- А что такое четыре - ноль - два?  - опять заговорила с Любой Ланка, - Что это за цифры?
- Номер камеры, что ж ещё?!
- Ах ну да, точно...
   В основном, разговоры были либо о том, кто куда поедет, кто откуда приехал ( из тюрьмы в зону, из арестантсого в тюрьму, и т. п. ), либо же это были просьбы о сигаретах или чае. Другие разговоры - фразы "как дела?" и ответы "нормально", а так же выкрики "Я тебя люблю". Постепенно становилось тише, оставалась неизменной только музыка.
- А ещё "развели" меня девки про столовую. Говорят, на обед скоро идти, пойдёшь? Собери тогда свою посуду, с собой взять, миску, ложку, кружку... Я как дура уселась, жду. Они говорят, мы-то не пойдём, мы заявление написали, чтобы нам еду в камеру приносили эту неделю, лень в столовую ходить, а ты - иди, сходи. Прошло пол часа, они говорят : наверно, про тебя забыли, ты же новенькая. Я расстоилась, говорю, как же так. Они говорят : ну всё, тебе, значит, тоже сюда принесут. Хотя... попробуй, постучи, позови охранников. Скажи, я хочу, чтобы меня отвели в столовую, может, успеешь ещё. Я как последняя идиотка давай стучать.
- Посмеялись.
- И что менты? - спросила Ланка.
- Да ничего. Посмотрели долгим взглядом, и всё. Девки часто так дурачатся. Мы вон тоже тут развлекались. Говорим одной тут дурочке... У нас был шмон, ну, вот мы и говорим что-то там такое про карты между собой. Она спрашивает - а здесь можно карты? Марьяна ( Люба кивнула на спящую девушку со стрижкой - каре ) говорит, что да, можно, конечно. Только, говорит, у нас сейчас нету, надо просто у дежурных попросить. Каждой камере раз в месяц одну колоду карт выдают, мы уже давно не брали, всё забывали заявление написать. Вечно - то забудешь, то лень. Она говорит, давайте постучим, попросим. мы говорим - стучи. Ну, они и давай охраннику объяснять, что мы в этом месяце карты ещё не получали и пускай, в общем, принесёт. Он-то херни всякой уж тут понаслушался, ничего не сказал, хмыкнул, да ушёл. Ну, мы постебались и забыли. А эта овца вечером - глядь, - заявление пишет! На имя опера. Чтобы нам карты выдали. Она так и не поняла даже. А Марьянка говорит : напиши ещё одно заявление на вибратор. Можешь? Она засомневалась вроде. А Марьянка ей - мы стесняемся спросить, хоть нам и положено. Прикольно ведь посмотреть, что там за вибратор нам принесут! И эта дебилка берёт и пишет. "Прошу выдать нам вибратор на камеру для общего пользования". Режимница утром берёт у нас письма и заявления, просматривает их и к двери идёт. Тут вдруг бац - встала. Поворачивается, трясёт этим заявлением, ржёт. Бросила его в мусорный ящик и ушла, тоже ничего не сказала. Но она бы и не могла, если б даже и хотела, от смеха ничего бы не смогла выговорить...
Марьяна зашевелилась. Села, нашарила тапки. Сходила в туалет и начала долго, со знанием дела умываться и чистить зубы.
- Башка болит, - многозначительно сказала она Любе. Та повернулась к Ланке.
- Ты это... не чифиришь?
- Н-нет, - неуверенно ответила Лана. Кажется, чифир - это сильно крепкий чай..?
 - И чая - нету у тебя, - почти что утвердительно спросила Люба.
- Есть немножко.
- Немножко? Какой? В пакетиках, конечно?
- Нет. В пачке. Такой, простой.
- Зелёный?
- Чёрный.
- Да ну? Достань-ка.
 Ланка вытащила из своего пакета на стол грамм триста конфет, которые остались, и пол пачки чая.
- Годится, - кивнула Люба радостно и потёрла руки. - Я аж поверить боялась, что сейчас чифирнём. И конфетки... Сейчас грамотно чифирнём. Будешь с нами?
- Буду.
  Пронаблюдав процесс приготовления чифа, который, оказалось, дважды доводится до кипения ( кипятильником ), настаивается минут пять закрытым и сливается в стакан, чтобы избавиться от листьев, Ланка про себя решила, что на вкус это должно быть потрясающей гадостью. Чего и ожидать от заварки, которая крепче обычной раз в пять? Гадостью это и оказалось, которую только и можно было пить так, как её пили : по очереди, передавая стакан из рук в руки, делая по три малюсеньких глоточка, после которых откусывался маленький кусочек от конфетки, с помощью которой гасились прямо-таки рвотные позывы. Когда пол стакана было уже выпито, Люба сказала Марьяне : - Надо было Верку позвать.
- Спит? Пускай спит, - махнула рукой Марьяна пренебрежительно. Люба ничего не ответила.
- Вторяком полечится, - сказала Марьяна. Потом подумала немножко и спросила у Ланы : - У тебя сколько вообще сигарет-то? Есть ещё? Или только вот это, в пачке?
- Ещё пачка. И пару штук ещё в кармане, кажется, есть... В общем, пачка.
- Не много.
- Да. А что потом будем делать? Всё?
- Придумаем чего-нибудь, - отмахнулась Марьяна беспечно, - Ты вот что. Давай пять сигарет поменяем на чай?
- Как это? У кого?
- Ну, у соседней хаты спросим. Я договорюсь? Если ты согласна.
   Лана пожала плечами : - Ну смотри сама. Больше курить нечего будет потом?
- Да шустранём мы курить, успокойся. Ты вообще что, блин, собиралась вечно на этой пачке протянуть?.. Ну так что, делать или нет? Согласна ты, короче.
- Делай, - пожала плечами Ланка снова.
  Марьяна бодренько заколотила в дверь. Через некоторое время кормушка открылась и Марьяна загородила её своей головой, пригнувшись.
- Дежурный! Дежурненький! Отнесите, пожалуйста, в четыреста двенадцатую пять сигарет, возьмите у них для нас чаю?.. Ну пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. Спасибо. Спасибо!.. Хорошо...
  Кормушка захлопнулась.
- А откуда ты знаешь, что они поменяют?
- Во-первых, мы вчера у них меняли, а во-вторых, слышала, как они на прогулке разговаривали, согласились поменять этим... в четыре - ноль - пять, что ли.
- Ты не спала уже тогда, что ли?
- Почему? Спала. Но слышала. Да ты тоже потом так научишься спать, чтобы слышать, но спать...
  Остальные девчонки окончательно проснулись, стали подниматься, заправлять кровати.
- Чифирили без меня? - забурчала Вера, глянув в сторону стола.
- Нет, до вечера тебя ждать будем! - огрызнулась Марьяна.
- Чего, не позвать было?
- А типа ты не слышала?! Взяла бы, да встала. Хочешь вон - вторяк можешь себе заварить.
- Да нет, спасибо, пей сама. Тебе нужнее.
- Да не ругайтесь вы, - улыбнулась им Лана. Верка повернулась к ней, в бешенстве вытаращила глаза.
- Тебе-то что?! Ты-то чё лезешь? Чё тебе надо?!
- Да я просто... ну... зачем вы?..
- Вот именно, ты даже не понимаешь, зачем! Не лезь куда тебя не просят, ясно тебе?!
- Хватит орать, - сказал Люба, - На, покури. И успокойся.
- Да не хочу я с тобой курить, - взвилась Вера, - Сама вон кури!
- Вер, ты чё завелась-то?
- Да потому что! Я не такая, чтобы из-за передачки прыгать вокруг кого-то! Я могу и без курева обойтись, если на то пошло! И не буду перед кем-то прогибаться! Плевать я хотела, ясно?! И на сигареты еёные, и на чай ейный!
- Бл.., Вер, хватит! Тебе что, сказали, что ты сплясать должна за сигареты? С чего ты взяла-то это? Ты сдурела совсем, как я погляжу. И кстати... это ты чё, имела в виду, что это я, что ли, за передачу скачу перед кем-то? Ах ты с-с... Из-за того, что я с ней посидела, поговорила? Да я не из-за "дачки" с ней сидела же! Просто посидели, поговорили! Нормальная девка!
- Ну-ну, - ехидно произнесла Верка и встала, подбоченясь, - Я посмотрю, что ты запоёшь, когда у твоей нормальной девки сигареты закончатся!
- И что? Никогда мы без сигарет не сидели, что ли?
- Да вот как раз уж наоборот! Вечно курить нечего, а ещё и она теперь добавится. Шустрить она будет? Нет! Значит, шустрить мы будем, а курить будем все вместе. Оно надо?
  Ланка старалась не вникать. Слова были обидными, хоть и ничем она, вроде как, ещё не могла их заслужить, и ей было непонятно, в чём её обвиняют. Вместо того, чтобы порадоваться её появлению с сигаретами - ей вот-вот поставят в упрёк то, что она курит и сама. Выходит, надо бы так : притащить с собой грузовик сигарет, а самой - отказаться курить? Бросить, со словами : "курите вы, девчонки, вам самим мало!"  Нет предела человеческой наглости...
- Чего морду воротишь? - заорала Верка снова на Ланку, - Плохи мы тебе?
- Нет... почему.
- Ты смотри! Смотри у меня! У нас разговор короткий! Что не по нам - сразу же за дверь полетишь, вместе со шмотками. И иди в какую-нибудь другую хату тогда. Только не надейся, что ты там свои штучки будешь закатывать! Я сама, лично, отпишу туда сразу же, какая ты есть! Ты ещё войти туда не успеешь, а там о тебе уже всё знают! Ясно тебе?
- Да что я сделала-то? - возмутилась Ланка. Люба сбоку подмигнула ей : молчи, мол. А сколько же можно молчать?..
 - Правильно-правильно! - сказала Марьянка Лане. - Покажи им, что можешь. Дай им, дай!
- М-м, - отрицательно покачала головой Ланка, - Я ведь не...
  Больше, пожалуй, ей хотелось возмутиться, поднаддать как раз. Но она считала себя не настолько глупой, чтобы подадаваться первым своим побуждениям. Она ведь вообще здесь ничего пока не знает, только ведь пришла. Разве так сразу поймёшь, что происходит, из-за чего вот Верка разоралась, и вообще... Они-то давно уже здесь... Верка - 1,5 года сидит здесь, а суда до сих пор ещё не было. Люба - 8 месяцев. А вот Марьяна меньше всех, всего три месяца она тут...
- Может, я и правда... зря полезла, конечно, в чужой разговор..?
  Марьяна гланула на неё с каким-то сожалением, что ли, а Верка неожиданно улыбнулась.
- Вот-вот. Не лезь никогда в чужие разборки.
- Я хотела как лучше, - раздумчиво сказала Ланка.
- Да чего ты можешь хотеть-то? Мы с ней уж 8 месяцев тут нос к носу вместе. А ты? Пришла пять минут назад и нас поссорила. Нехорошо ты, девочка, начинаешь, вот что я тебе скажу.
  Верка сунула руку куда-то на полку, устроенную между койками в изголовье между своей и Любиной шконками, достала небольшую коробку, поискала в ней что-то и подошла к Любе, сидящей за столом.
 "На!" - выкинула она перед ней стопку каких-то бумаг.  "Всё! Мне твои рисунки на х... не нужны! Забери обратно. Можешь выкинуть, если захочешь. Мне такая память на х... не нужна. Всё. И больше можешь ко мне не обращаться, не хочу с тобой разговаривать даже. И вообще, можешь всё забыть! Наши планы, как на воле встретимся, наши разговоры... Я с тобой встречаться не собираюсь."
   Ланка оторопела. Господи, и всё из-за чего? Как дети, честное слово.  "Между нами всё порвато и тропинка затоптата..."
  Но Любку всё это не удивило ничуть. Она схватила кучку бумажек и мгновенно разорвала эту пачку на три-четыре части, отшвырнула от себя на стол, потом вытащила в ответ из своих рисунков какую-то часть и демонстративно порвала тоже. Вера, поджав губы, делала вид, что её всё это не касается. Ланка ошарашенно огляделась, но другие девушки вели себя так, будто ничего особенного не происходило, лишь Марьяна едва заметно глянула и Лане показалось, что на её губах скользнула лёгкая улыбка ( или усмешка? ). Кормушка на дверях хлопнула.
  "Чай! - сказал охранник, протягивая внутрь скомканную газету. Марьянка подскочила, взяла, встала у стола.
- И чё? Кто там чай-то будет? - вызывающе спросила она и огляделась. Тишина.
- Не пОнела, - исковерканное слово "понела" Ланку обычно бесило. Но не сейчас, конечно...
- Та-ак, - зловеще протянула Марьяна, - Э-у! Верка! Ты чай будешь?
- Нет.
- А ты? - повернулась она к Любе.
- Ну, раз она - нет, то я буду, - нарочито равнодушным голосом сказала Люба.
  Ланка всё никак не могла поверить, что это они всерьёз, Люба и Вера. Но чай был заварен и выпит, потом был обед, потом наступил вечер, а между Верой и Любой ничего не менялось.  Часа в 4 Ланку и Марьяну вызвали к врачу. Выводной провёл их по коридору ( называемому здесь почему-то галёрой ) почти доконца и они вошли в кабинет. Марьянка жаловалась на головные боли. А Лану, как выяснилось, вызвали, чтобы взять у неё кровь на анализы - ВИЧ, туберкулёз и сифилис.
- У тебя как, "вичуха" есть? Знаешь, нет? - спросила Марьяна.
- Не знаю, - тревожно призналась Ланка.
- Слушай, а они что, всё теперь, навсегда разругались?
- Ага. Хотя... Может, сегодня и помирятся. Или завтра. Или послезавтра.
- У них такое бывало уже?
  Марьяна повернулась к врачу : - Ну, как вы поживаете, Анна Ивановна?
- Да я-то хорошо, - добродушно отозвалась докторша, - А вот ты-то не очень. Хулиганишь опять, говорят?
- Я? Да вы что. Вы же меня знаете. Враки какие-то.
- Враки? А кто на прошлой неделе у вас из хаты ушёл?
- Кто ушёл?.. Не помню.
- Не помнишь. Зато она очень хорошо помнит.
- Да? Это плохо. Надо было ей память отбить. Но я ведь не хулиганка. Вы ж знаете...
- Теперь она в двести двенадцатой. Девки подбивают её заявление на тебя написать оперу.
- С чего на меня-то?
- Ну, это уж не знаю я ваших дел. Кто там у вас прав, кто виноват.
- Вот ведь дрянь.
- Да-а, чего уж хорошего в этом... Но может, не напишет..?
- Да?
- Да. У неё вроде там тоже какой-то конфликт вышел.
- Да?
- Сегодня. Просилась, чтобы перевели её опять в другое место. Оперу, сама понимаешь, не очень-то интересно каждый день ей новые хаты подыскивать.
- Ха-ха-ха, - тихо засмеялась Марьяна.
- Но ты уж там не очень. Смотри, - врач посерьёзнела.
- Да, да, - закивала Марьяна, - Я ж обычно никогда такого не...
- Ты чего хотела-то?
- Да парацетамол дайте.
- Только смотри, чтобы...
- Да ясно, ясно...
- А то будет валяться на шмоне - мне за вас попадёт.
- Нет, нет.

 - Это про кого она? - спросила Ланка, пока шли обратно в камеру.
- Кто?
- Докторша.
- Что?
- Ну, говорила она про кого?
- Ты о чём?
- Ну, про девчонку..?
- Какую девчонку? Ты вообще-то знаешь что. Верка тебе правильно сказала. Не лезь не в своё дело. Ясно? Много будешь знать - скоро состаришься!

  Перемирие состоялось вечером. Краем глаза Ланка наблюдала за Веркой, изумляясь. Сколько ей лет? Сорок пять где-то? В сорок пять на полном серьёзе ссориться с кем-то так, словно школьница...
  В течение первой недели пребывания в хате Ланка узнала, что ни дня не бывает без Веркиных криков и воплей. В первые пару дней её удивляло, почему другие молчат и не возражают ей, она ведь по комплекции дохлее их всех. Вероятно, всё же есть какая-то причина. Не самоубийца ведь она. И не каратистка. Тогда почему?
  Узнала она и то, что сигареты можно "шустрить". Мужики, сидящие в тюрьме, могли работать в хоз.обслуге как обслуживающий персонал. Это были и баландёры, возившие еду, и прачка, забиравшая раз в неделю в стирку постельное белье, и сантехники, и электрики, и "библиотека", то есть привозящие по камерам книги почитать. Флиртуя с кем-нибудь из них, можно было выпросить сигарет, или же хотя бы попросить, чтобы он взял сигареты у кого-нибудь в мужских отделениях и принёс. Девчонки заводили, бывало, знакомство с парнем из какой-нибудь камеры на мужском отделении, переписывались, и могли спросить тогда, допустим, несколько сигарет у него, или даже пачку, но как их получить, из камеры другого отделения, находящейся в другом здании? Хоз. обслуга же, имея доступ к камерам, передвигалась по тюрьме относительно свободно, имела такую возможность, поэтому расположить к себе человека из хоз.обслуги было выгодно. Неприятно было то, что "быки", как их называли тут, привыкали, что девушки ищут их внимания, им начинало казаться, будто они все такие красавцы и молодцы, выбирали самых красивых девушек и кривлялись и жеманничали. Девушки, стиснув зубы, терпели.
 Процесс же переписки оказался в тюрьме сильно популярен. Переписывались все. Ну или почти все. На третий день Ланкиной жизни в хате Люба, глянув поверх письма на Ланку, сказала : - Тут парень переписываться хочет. Надо тебе?
- Где "тут"? - не поняла Ланка.
- Ох, блин, - Люба закатила глаза, - В тюрьме, где же ещё! Не всё ли равно, где? Пацан мне мой пишет, есть у вас девчонка писаться, с его другом? Ну? Будешь?
- Да я как-то... не знаю. Зачем?
- Затем, чтобы сидеть помогал. Курить чтобы присылал, конфет. Ещё чего-нибудь. Ну и вообще, делать-то нечего здесь особо.
- А как? Через почту, что ли? Конверты, марки?..
- Да не-ет, говорю же тебе, по тюрьме!
- И что?
- Ты что, не знаешь, как малявы отправлять?
  Слегка кошачье словечко "малявы" Лана уже слышала, но так и не поняла точного смысла. Впрочем, то ли письмо, то ли любая записка? Но почему тогда нельзя сказать "письмо"?
- Вчера-позавчера отправляли. Не видела, что ли? А когда получали? Да ты что, слепая, мать?
  Ланка была нелюбопытна. Не любила, когда лезут с вопросами к ней, потому редко что-либо выспрашивала сама. Не заостряла внимания на том, что её не касается, пропускала мимо ушей слова, адресованные не ей лично.
- Значит, так, ладно. Садись, короче, пиши маляву. А как отправлять - потом увидишь.
- А чем отличается обычное письмо от малявы?
- Ничем. Хотя стой. Писать надо мелко и, ну, как сказать?.. Чтобы больше слов влезло. Меньше пропуски между словами. Почерк не растягивай. Чем мельче пишешь, тем лучше. Вот и всё. Пиши.
- А что писать-то?
  Люба снова закатила глаза. - Нет, ты точно дура. Садись. - Люба показала на скамейку рядом с собой, подкатила Ланке ручку, вырвала из своей тетради двойной лист. Ланка уселась, взяла все причиндалы и с готовностью уставилась на Любу.
- Ну что уставилась? Не видишь, я сама наладилась сейчас письмо писать?! Я ж за тебя писать не буду!
 - Ну хоть подскажи немножко! О чём писать-то?
- Ну, о себе, о чём? Напиши, что я дала тебе его координаты, что ты готова познакомиться. Напиши... А, да, кстати, напиши, что тебе... м-м-м... 18 лет, вот.
- Почему?
- По кочану! Делай что говорят! Потому что такая старая им нафиг не нужна, как ты!
- А ты?
- Что "я"? Я тоже пишу, что мне 19. Так, дальше. Пишешь имя своё, за что сидишь можешь написать. Какая ты примерно внешне. Ну что ещё. Таллиннская-неталлиннская. Может, и хватит для первого раза. Мало будет - ещё чего-нибудь напиши о себе. Поняла?
- Да, - кивнула Ланка, уже глядя в потолок : прикидывала, что писать.
 Письмишко это она состряпала куда как скоро, уж что - что, а писать она умела. Внутренне посмеиваясь над собой, заранее представляя, что за кадр ей напишет ( что можно ожидать от здешнего знакомства? Буйного интеллекта? Буйного - возможно, а вот интеллекта - ... ) Какой же нормальный человек вообще станет писать такие вот письмишки?
- Теперь, - стала показывать Люба, - берёшь кусочек целлофана... Лучше всего вот эту штуку, с сигаретной пачки, - Люба сложила листок столько раз пополам, что он превратился в толстый прямоугольник величиной с треть спичечного коробка.
- Кладёшь его в целлофан, подпаливаешь зажигалкой края, так, чтобы целлофан хорошо нагрелся, а потом вот так зажигалкой эти краешки загибаешь и прижимаешь, чтобы заплавить этот пакетик весь.
  Люба ловко проделала всё, что говорила и получился аккуратный маленький свёрточек-упаковка, весь запаянный в целлофан.  - А сверху и снизу надо было хаты написать, а потом уже запаивать. Но сейчас уже ладно, так сойдёт, можно и  сверху накалякать. Здесь, правда, мы ничего писать не будем.
- Почему?
- Потому. Малявы отдаются баландёру, он их носит, куда надо. А поскольку он моего пацана знает, то я ему шепну, что эти малявы - их обе надо отдать Игорю, вот и всё.
- Интересно, - отметила Ланка.
- Что? Малявы?
- Ну да, процесс интересный. А это во всех так тюрьмах?
- Почти. В Крестах, например, малявы по вентиляции ходят. Их скручивают в трубочку.
- И что?
- И на верёвочке притягивают. Ну, нитками делают "дорогу"... а, короче, отстань, мне писать надо.

  Постепенно нормальные сначала отношения между Ланкой и девчонками стали портиться. Она вроде старалась обходить конфликты, но все остальные, казалось, только и ждут удобного момента, чтобы начать очередной скандал. И сглаживай - не сглаживай острые углы, но если другой человек наоборот поступает? Впрочем, не все. Не все были крикливыми и несдержанными, а трое - Вера, Люба и Марьяна. Из оставшихся двоих одна - малолетка - в понедельник написала заявление оперу, чтобы перейти из этой камеры в другую.
- Понимаешь, - обратилась к ней Люба в воскресенье вечером, - мы тут подумали, ведь кто-то должен по-любому уходить. Чего тебе здесь? Ты одна такая, малолетка, тебе общаться здесь даже не с кем. Поэтому мы решили так : пусть Ланка остаётся, а ты пиши заяву. Девчоночка послушно кивнула и без лишних разговоров написала сразу же заявление. Вопреки общему пессимистическому неверию в то, что опер откликнется раньше, чем через неделю, девочку вызвали к оперу сразу в понедельник. Через пол часа она вернулась в камеру, быстро собрала вещи и ушла.
- А это потому, что она несовершеннолетняя, вот опер её сразу и вызвал. Проблем не хочет! - сказала Вера.
- Ну давай, пока, - обратилась она к малолетке, которая уже подошла к дверям, около которых её ждали два охранника.
- Пока, - сказала ей вслед и Люба. Малолеточка обернулась, смерила насквозь презрительным взглядом Любу, Веру, Марьяну и усмехнулась, фыркнула даже еле слышно. Но потом какая-то тень пробежала по её лицу. Она улыбнулась, явно через силу, и выдавила из себя : "до свиданья". И ушла.
 Ещё одна девушка, оставшаяся, была настолько молчалива, что её голос Лана и слышала-то всего дважды. Один раз - когда она, ответив на Ланкин вопрос, сказала, что её зовут Оксана. Второй раз - когда Ланка, через два дня, спросила статью. "Сто тридцать девятая", - тихо ответила та, а больше уж не отвечала, хотя Ланка что-то иногда спрашивала, лишь глядела на неё иногда грязно-серыми водянистыми глазами. Внешне она была какой-то серой, незаметной : выцвевшие пегие волосёнки в неровной стрижке лезли ей на лоб и уши, цвет лица у неё был какой-то землистый, неприятный, даже если бы прыщей не было, а они к тому же были в избытке, - на лбу, подбородке и даже на щеках. Только уши были неожиданно розовые, по-поросячьи, большие непропорционально, за которые она периодически заправляла лезущие везде волосы. Два дня подряд Лана замечала, как после обеда и ужина Оксана собирает со стола грязные тарелки за другими девушками и моет их, а потом вытирает стол и убирает в пакет хлеб. Непонимающе наблюдая за её уборкой и на третий день, Лана перевела взгляд и встретилась глазами с Марьяной.
- Марьяна. А у вас тут как с уборкой, ну, по очереди дежурят все?
- Да.
- И по сколько дней? По одному?
  Марьяна посмотрела на неё долгим взглядом, потом сказала, кивнув в сторону Оксаны :
- Н-нет, в общем. У нас обычно Оксана уборкой занимается.
 Ланка вопросительно  взглянула на Марьяну, но спросить не решалась. Не знала, как спросить.
- У неё хорошо получается, - "пояснила" Марьяна. - Она у нас это... сестра-хозяйка. Да ей самой нравится. Чё сидеть просто так целыми днями-то, скучно...
    Оксана дёрнулась и посмотрела на Марьянку испуганно.
- Я спрашиваю, правда?.. Тебя всё ведь устраивает?
  Оксана кивнула.
- Вот я и говорю. И ей хорошо, и нам.

  Она отодвинулась обратно назад от Ланки и заговорила опять нормальным голосом : - Так что о дежурстве можешь пока не думать. Пока нам Оксана помогает. И тарелку свою, кстати, отдавай ей, сама не мой, она помоет. Поняла?
   Лана кивнула. Ей отчего-то было противно и как-то стыдно, как будто она сделала что-то неприличное. Казалось бы, ну что, в чём дело? Ведь эта Оксана могла ж, в конце концов, не соглашаться, если считала, что несправедливо это. А она - вон, соглашается... Но почему же тогда так мерзко на душе, почему так гадко?..
 В следующий после этого разговора ужин, после еды, Марьяна, подавая Ксюхе свою миску, сказала : - У Ланы забери тоже тарелку.
   Оксана нахмурилась, кажется, но миску взяла, донесла до раковины, однако же когда Ланка через пол часа примерно пошла в туалет - её миска так и стояла в раковине невымытая. Хотя что же, правильно в общем, её ведь просили забрать, а не вымыть за мной, подумала Ланка и тарелку свою молча помыла. На следующий день, мысленно повторив себе раз 50, что надо быть как все, Ланка протянула Оксане тарелку и с неловкой улыбкой произнесла : - Возьми тарелочку, Оксаночка.
  Оксана взялась было за край тарелки, но потом опомнилась, видимо, и застыла в этом положении, уставившись Ланке в глаза.
 - Помоешь? - елейным голосом спросила Лана. Злобная улыбка перекосила на мгновение Ксюхино лицо и пропала. Она ничего не ответила и демонстративно поставила миску в раковину, а мыть не стала.  Лана поняла, что в этой ситуации она должна себя как-то проявить, утвердить, доказать, что ли, право пользоваться Ксюхиными услугами в будущем. И тут она представила, как Оксана будет брать её миску в числе прочих и мыть её со всеми... И  не смогла, вскочила с места и пошла к раковине.
- А знаешь.., - сказала она, обращаясь неизвестно к кому, - Пожалуй, не надо. Я не хочу. Я сама буду мыть свою тарелку. Сама! Всегда! Ясно?
  Она знала, что совершает какую-то ошибку. И даже спиной чувствовала презрительные взгляды, - одни, два? сколько?, - не смогла "наехать", заставить... И самое удивительное, что сама-то Оксана не одобряла её поведение, перестала её уважать. Что ж это получается, думала Ланка, те, кто находится в положении угнетённых, они же сами одобряют такое к ним отношение? И презирают тех, кто вместе с ними занимает одинаковое положение? Но это же бред, абсурд, этого ведь быть не может! Почему? Неужели заранее готовятся - если они "поднимутся", то будут презирать презираемых вместе со всеми?.. Или - что? Или вот эта Оксана, к примеру, может, она считает, что на самом деле она незаслуженно попала в такое  положение?..

   Раз в две недели камера имела право пользоваться телефонным аппаратом. Телефон был карточный, карточки у Ланки, естественно, не было, но существовал ещё набор номера за счёт абонента. Ланка так и думала, собственно, что маме звонить без толку, днём её дома не застанешь, только на столовый ( домашний, а не мобильный ) телефон. В итоге выбор, кому звонить, был небольшой.
 Ланка набрала номер своей лучшей подруги, Наташи. Она слабо надеялась, что Наташка-то будет дома, поскольку их интересы так и шли параллельно дружбе общими дорогами и днём Наташка, вероятнно, была занята "шустрёжкой", добыванием денег на всё те же пресловутые наркотики.
 - Ал-ло, - нараспев произнёс Наташкин, какой-то изменённый голос.
- Ты чё? - спросила Ланка без предисловий, - Тебя что, пытают там?.. Что у тебя с голосом?
- Ланка! - обрадовалась Натаха, - Ты откуда?
- Блин, из Африки.
- Ты с тюрьмы? Да?
- Ну конечно. Как там у тебя дела-то?
- У меня?.. У меня плохо, Ланка, - вздохнула Наташка. Неожиданность.
- Чего так? Случилось что-то?
- Меня поймали. Менты.
- Где?
- В лабазе, где... Где мы были с тобой, помнишь, в последний раз?
- А, в этом... ну ясно. И чё?
      Беглый рассказ Наташи повествовал, что после последнего её суда, где ей дали три месяца условно ( с отсрочкой ) ей рассчитывать на хороший исход дела не придётся. Следователь хотела отправить её сразу в арестантский, но случилось чудо : там не было мест. И Наташка была отправлена "на все четыре". А на следующий день приехали к ней домой полицейские, Наташка затаив дыхание выслушала из-за двери их переговоры с соседом, которому они, в числе прочего, сообщили, что ставят Наташу в розыск. Через минут 15 зазвонил Наташкин мобильный. Следачка добрым голосом сказала, что Наташа срочно должна к ней придти, сегодня же.
  "Место, наверное, освободилось. Вот они и решили быстрее поправить своё милосердие," - грустно рассказывала Наташка.
- Да-а, розыск - это плохо. Так, глядишь, мы  и свидимся с тобой  раньше, чем преполагали... А ты откуда узнала, что меня закрыли?
- Брата твоего видела...  Ну а ты как там? Как там вообще?
- Ну - как? Как в тюрьме.
- А всё-таки? Очень хреново?
- Ну-у... не знаю.
- Вот-вот,  я туда и не спешу.
- Да я и не уговариваю.
- Вот я и делаю всё, чтобы меня разыскивали как можно дольше. Голос поэтому вот стараюсь изменить... Хотя конечно, рано или поздно меня хапнут по-любому, но...
- Ясно. Как там мои? Мама. Брат.
- Да нормально.
- Напиши мне, а Наташ? Скучно здесь... И если сможешь - пару марок вышли? В конверт вложи. Есть у тебя?
- Поищу, да. Завтра-послезавтра.
- Напишешь?
- Да.
- И попроси, пожалуйста, у моей мамы, чтобы она на мой здешний счёт, в тюрьму, положила денег. Перевела. Ну, крон 200. А ещё лучше - 500. Если она вдруг вспомнит, что я её дочь. Мало ли, случайно, вдруг она догадается, что мне здесь не так уж и весело. Обязательно, ладно? Вытряси из неё, постарайся. А то у нас уже два дня сигарет нету в камере, вообще. Так что... сама понимаешь, как можно быстрее. Ладно? Ну всё. Всё... И я тебя... Держись. Не грусти.
    Легко сказать "не грусти", когда слёзы на глаза наворачиваются сами собой. Ах, как ярко видится сейчас Наташка у себя дома, стоящая у телефона.  Да-а, скоро её, небось, тоже закроют... И что это шевельнулось внутри? Злорадство? Не может быть. Никогда Ланка даже и знать не знала, что такое злорадство. И к кому? К Натахе? К подруге, за которую она любому, не глядя, в глотку вцепится?
   Ланка провела ладонью по лицу. Марьянка глянула на неё внимательно, с интересом, подсела рядом.
- Подруга? Грустно? А-а, - покивала сочувственно, потом понизила голос, доверительно придвигаясь ещё ближе : - Тяжело здесь, без подруги. Конечно, хочется доверять хоть кому-то. Чтобы хоть один человек был, с которым можно разговаривать, не задумываясь, что можно сказать, а что - нет...
  Помолчали. Динка немного удивилась. Неужели Марьяна так вот и живёт? Как так можно вообще жить-то? Никому не доверять. Всё время усиленно контролировать свою речь, как бы ничего не сказать лишнего, такого, что могут потом использовать против тебя... Разве за такими вещами уследишь вообще? Ведь по большому счёту, любое слово можно использовать против тебя, при большом желании. Какой смысл постоянно делжать себя под контролем? В конце концов, если человек к тебе решил придраться и вызвать тебя на конфликт - рано или поздно стычка неизбежна. А если к тебе отношение нормальное - люди ведь понимают, что ты живой человек и не можешь настолько следить за своими словами, чтобы никогда не сказать какого-либо "разночтения" или чего-нибудь, что можно принять за оскорбление. В любой почти фразе можно углядеть для себя оскорбление, если сильно присматриваться. Тогда - какой вообще смысл так себя мучить?..
- Ты, знаешь что... Ты не особо тут церемонься с этими... Будешь подо всех стараться подстраиваться - так и пойдёт, всё дальше и дальше. Чем ниже приседаешь - тем ниже будут заставлять присесть в следующий раз...
   Ланка сразу поняла, что она хочет этим сказать. Несколько раз уже бывали ситуации, когда ей не хотелось вникать в смысл проблемы, не пытаться понимать человека с его объяснениями, а просто встать и как дать в нос, слушая, наслаждаясь, как хрустят слабые кости. Люди обычно чувствовали такое её настроение, видели, что она на грани и не давали ей сорваться. Но Ланка до сих пор решала в себе этот вопрос, что делать, неужели они не понимают, что она не хочет ссоры, а хочет по-человечески, спокойно. До сих пор она всегда считала, что драка - это унизительно, и это значит, что не смогла объяснить словами, не сумела держать себя в руках, а ситуацию - под контролем. Да и к тому же, ведь это как-то некрасиво : люди сидят тут уже давно, обжились, а тут пришла какая-то овца, начала их учить, диктовать, что ей нравится, что - не нравится, чуть что - сразу в драку кидается...
 - Это-то да, - согласилась Лана, - Только, понимаешь, ударить-то легко, гораздо проще, чем остановить руку. Ну "посрусь" я с кем-то, так ведь что из этого выйдет в итоге? И потом... вас трое, вы все заодно, а я - одна. Вот и получится, что вы мне скажете : иди-ка ты, Лана, в другую хату. И толку в этом во всём?
- Бывает и так. Ты права. А в другой хате - ещё неизвестно, не будет ли хуже. К тому же, ты знаешь, что в тюрьме таких не любят, кто из хаты в хату бегает?
  Ланка покачала головой : - Нет, я не знала об этом.
 - Вот так. Если ты в хате не ужилась и пошла в другую - там уже сразу к тебе настороженно отнесутся, почему ушла, что ты за человек, раз с другими не уживаешься. А если из второй хаты уходишь опять, в третью - у-у! Это уже ясно, что-то не то с тобой. Да и человек, видать, слабый, раз за себя постоять не можешь и даёшь себя выгонять.
- А что ж делать-то?
- Ну, люди по-разному реагируют ведь. У нас тут одна была, звезда... Мы ей говорили, иди в другую хату, не хотим мы тебя здесь. А она - не уйду, говорит. Хоть драться, хоть как, не уйду и всё. Ладно. Пошла она через день к врачу. Возвращается в хату, а мы её взяли, да не впускаем. Выбросили ей на галёру матрас и вещи еёные, когда дверь открылась, и встали вместе все в дверях : не пустим.
- Ну, и..?
- Ну и всё, чё. Менты забрали её, увезли. В боксик сначала посадили. Потом в другую хату. И что толку, ушла всё равно ведь...
   Они помолчали немного.
- Но ты всё равно смотри. Они ведь не понимают, - Марьяна незаметно кивнула в сторону девчонок, - С ними по-другому надо. Я вот когда пришла сюда, сказала - значит, так. Ещё раз ко мне до...тесь - возьму обеих за бошки и друг об друга ударю. Обе ваших гнилых башки расколю. И всё! Больше ко мне никаких претензий не было! А ты - ... у тебя ж у одной передачи! У меня иногда бывает, мамка принесёт, но не каждый месяц. Может и не прислать. Хотя... до сих пор носила, но... Ладно, это неважно, короче. А у них у обеих - ни хрена, никого нет! Понимаешь? Это они должны тебе в рот смотреть! А не ты!
- Н-ну... Я так не могу, чтобы человек был для меня... Ну, как это сказать..? Чтобы я в первую очередь смотрела, есть у него передачи или нет, а я потом посмотрю тогда уже после, какой он человек. Это слишком уж как-то...
- Не можешь? Да? А они - могут! Они тебя так и оценивают! Не носили бы тебе "дачки" - ты бы ещё тогда, в понедельник, ну, как только пришла, отсюда бы вылетела!
- Это что, везде так? Во всех хатах?
- Ну... во многих. У нас просто слишком уже много в хате безкешерных.
- Эт-то что?
- Что?Кешер? Это и есть передача. Вон, кстати, в этой, как там её... четыреста шестой вроде... сидит Доцент. У неё кликуха такая. Потому что она всегда, когда кто-то новый в хату приходит - она первым делом не имя спрашивает твоё, а задаёт вопрос : "передачи есть?" Ха-ха-ха...
   Марьянка начала рассказывать это уже громче, так громко, чтобы остальным было слышно в камере и Вера с Любой тоже стали смеяться и репликами поддерживать её рассказ : "Да, да! Заходишь, типа, а она сидит за столом, в гимнастёрке, руки - вот так! Ха-ха-ха! Ну точно, Доцент! Ха-ха-ха..."
Ланка тоже повеселилась. Марьянке передали сигареты от кого-то там из её парней, во время телефонных звонков, камера с удовольствием покурила и теперь настороение у всех было благодушным. Люба грела воду себе на стирку, кипятильником, по баночке набирая в тазик, Верка расположилась за столом со своими письмами-рисунками, Марьяна тоже собралась писать письмо.
- Мого людей пришо-ушло в камере? - спросила Лана.
- Мно-ого, - протянула Вера.
- А помнишь эту-то, зайчиху? - подала голос Люба.
- Да-а, вот это было - да. Представляешь, - начала Верка, обращаясь к Лане, - пришла она и стала орать как сумашедшая. Ну, после наркоты кто отходит - все жрут. Но что та-ак - ...! Ужас! И вот мы давай её ругать, она вроде стала стараться как-то сдерживаться. Ну, хоть не по несколько порций за раз. И вот вечером... а, не, днём! После обеда. Легли мы поспать. Всю ночь в карты играли, не спали. И вот легли, спим вроде. И тут Любка просыпается...
- Да! - закричала Люба, - Я слышу сквозь сон, какой-то звук от стола, как будто шевелится что-то : ш-ш-ш. Я тихонько смотрю - а эта сидит за столом перед миской с салатом, то есть, не салат, а была тогда тёртая морковка. И она эту морковку двумя руками, вот так! ( она показала руками) левой-правой... из тарелки в рот наворачивает! Руками прямо! Без ложки! Фу. Я потянулась и Верку толкаю тихо, смотри, мол. И мы вдвоём смотрим уже, как она...
 Вера : - Да! И я ей так вдруг : "Ира!" Ну, её Ира звали. Она поворачивается такая, глаза огромные, перепуганные, рот набит, она давай глотать быстрей и думает, видно, как бы так проглотить, чтоб мы не заметили. Я говорю : ты что делаешь там? Опять жрёшь там, что ли? А она головой кивает и мычит, нет, мол. Ну, тут уж мы как давай ржать! Не, ну надо, а? Руками, только локти мелькают, морковку, безо всего!
- Ха-ха-ха, - смеялась с ними Ланка, - Фу-у! Да пусть бы и жрала, раз не может!..
- Ага, да. А потом газы пусть пускает, раз не может не пускать, да? Да и вообще. Ты просто не врубаешься, как противно, когда вот так целыми днями кто-то сидит и брюхо набивает. Это сначала ты так думаешь, типа, ну пусть, ну она больная, наверно, недоедала долго, пусть отъедается... Потом она толстеет, толстеет... Килограмм двадцать за два месяца набрала. Да, да! А ты думаешь.
- Представь вот, - поддержала их разговор Марьяна, - Ложишься спать, и последнее что ты видишь - это как она сидит и жуёт. Просыпаешься - та же картина. Утром, на завтрак, берёт себе 4 каши, за всех нас. В обед кричит в кормушку : а добавки не останется? Вечером за кого-нибудь из нас сожрёт ужин, когда кто-нибудь не ест то, что дают. А через час - два она начинает хлеб жрать, доедает весь, что остался за день. Утром ведь новый привезут. Ну и..? Сколько ты вот выдержала бы на это смотреть?
  Ланка покачала головой улыбаясь.
- Ой, блин! - Марьянка хлопнула себя по лбу, - Я ж забыла. Тебе же малява пришла.
- Мне? - удивилась Ланка. Она напрочь забыла про Любино предложение и про маляву, которую Ланка быстро составила из скупых начальных "анкетных" данных и сухих фраз, приглашающих к переписке. На стол перед ней Марьянка бросила жёсткий блестящий белый кубик.  "409х - Лане" было написано на двух противоположных друг другу гранях. Ланка оглядела с сомнением его со всех сторон и нерешительно ковырнула одну сторону пальцем.
- Да-вай, - отобрала у неё резким движением маляву Марьяна, поддела колпачком от ручки прозрачную бумагу, надорвала с усилием и наконец, полностью сняла запаянную упаковку со сложенного во много раз двойного тетрадного листа в клетку.  "Мно-ого расписал," - одобрительно сказала Люба, видя даже с другого конца камеры густо исписанные листочки. Ланка взяла письмо, аккуратно разгладила его на столе и принялась читать. Несмотря на её предвзятое отношение к такого рода письмам, читать оказалось интересно. С первых слов было заметно, что человек этот не так уж глуп : ошибок не было. Вернее, за всё письмо Ланка приметила две ошибки, и то, это были запятые, которые она не уверена была сама - нужны они, или нет.  По стилю изложения тоже придраться было особенно не к чему. Он назвался Александром, сообщил свой возраст, статью и срок, написал, что сидит в 3-ий раз, что был женат, но развёлся, что одна женщина родила от него сына, но от них Александр не имел никаких известий уже давно, где живут они - тоже даже не знает, а его жена ушла от него до того, как у неё прошло нежелание рожать детей. Далее шёл короткий рассказ о том, что он родился и жил всегда в Таллинне, чем занимался, где учился, где пытался учиться и где хотел бы, но не вышло. Писал он так же о своих увлечениях и интересах ( в этом месте Ланка с сомнением покачала головой, доверчивой она не была, а о том, что интересов обычно у людей мало - осведомлена была). Под конец он говорил, какая музыка ему нравится и какие книги он читает, и прощаясь, предложил ей написать теперь о себе подробнее. Ланка улыбнулась. Письмо приятно удивляло, даже если, допустим, часть его не совсем правда, так сказать... Нет ничего удивительного, что человек хочет произвести возможно лучшее впечатление. А если читает он редко, и только детективы, к примеру? Что тогда делать? Разумеется, спросить в камере, какие есть "нормальные"писатели. В мужских камерах старого здания находится человек 18-20, а бывают камеры и большие, рассчитанные на 30 человек. Из них-то попадётся хоть один, который сможет назвать фамилии интересных писателей и посоветовать, например : "Напиши ей, что ты любишь читать исторические романы Пикуля, Дрюона..."
  Ланка не питала особых иллюзий, что она вдруг встретит в тюрьме настоящую любовь. Здесь так часто встречалось это слово, так часто люди говорили, что нашли свою судьбу ( через письма ), что это стало прямо-таки нормой : написать друг другу 3-4 письма и начать заговаривать о любви. Когда так не случалось на письме 6-ом  и что-то там не клеилось - это было непонятно и странно. Даже если в первом письме всё заранее тщательно обсуждалось с предупреждениями - о любви ни слова, я в эту чушь не верю.
  Ланка совершенно точно знала, что романы по письмам - не для неё, это невозможно, как бы ни понравился ей друг по переписке. Сказав ненароком об этом Вере и Любе, Лана услышала в ответ, что "все так говорят" и "подожди, не зарекайся." А когда она уже с яростью стала отстаивать свою точку зрения - Вера с Любой пожали плечами, переглядываясь, и Люба ответила : - Ты что думаешь, это так серьёзно всё? Да нет! Но а почему бы не пообщаться-то?
- Дело ведь не в том, серьёзно или нет это всё, и не в том, будет ли это любовью до гроба или на несколько дней, - заговорила с Ланкой и Марьяна, - главное, что можно в это поиграть. Поиграть, что любишь, "дёрнуть" кверху другого человека, чтобы он  счастливым себя почувствовал, чтобы "летать" научился!.. Впрочем, знаешь что, Лана... Ты давай-ка сама. Сама, сама, ну?! Делай как хочешь, поступай как знаешь, - Марьяна повернулась к Вере, - А то потом скажут ещё, что это мы посоветовали, в любовь играть... Не нравится он тебе? Не пиши.
  Марьяна видела, что Ланка распрекрасно уже начала писать и понимала - всё, уже пошло-поехало.
 К ужину малява была дописана, упакована и уже лежала в стопке в верхней миске, приготовленной для завтрака. Завтра утром на завтрак должна была быть манка, манку любили все и дружно поднимались на завтрак раз в неделю.
  Интересно было то, что после написанной малявы письма брату и маме Ланка накатала на одном дыхании, мгновенно, а думала - наоборот, после одного письма писать снова, да ещё не одно, а два, будет лень и трудно. Как ни странно, Ланка так быстро находила темы и слова, что сама себе удивлялась.
     Глава  5.
Следующее утро было весьма своеобразным. Во время проверки, когда все лениво привстали поприветствовать ментов, Оксана вдруг взяла и вышла на галёру. Ланка удивлённо смотрела на дверь 2-3 минуты, не в силах понять, что происходит.
- О, бл.., - произнесла Верка, - видала, Марьянка?
- Ага.
 Дверь открылась снова и под наблюдающим взглядом дежурных на галёре Оксана вновь вошла в камеру, быстро похватала все свои вещи и выкинула на галёру, последним скрутила матрас со всем содержимым и поволокла к двери.
- Окса-ан! - протянул нарочито дружелюбный голос Марьянки, - Что же ты, так и пойдёшь, даже чаю не попьёшь?
  В ответ на её фразу раздался дружный хохот всех, кто остался в камере. Оксанка уже в закрывающейся двери, однако, ответила : - Спасибо, напилась уж, на всю жизнь. До блёва.
  Дверь захлопнулась. Обозлённая Марьянка проорала ей вслед : - Подожди, увидимся - ещё срать своими костями начнёшь! Сука.
  Марьяна вскочила, пошла в туалет, что-то бурча ещё неразборчивое.
  Ну вот, думала Ланка, а я-то думала, почему Ксюха всё это терпит, всё делает, не возражает. Я бы вот никогда не стала этого делать... Ни за что.
   Марьянка вышла в центр хаты, обвела всех тяжёлым взглядом.
- Ну?.. А вы что? Как выпустили? Куда смотрели?
  Все молчали.     - Вера?!
 - Что? А куда я полезу, в ноги ей прыгать буду? Я же не вижу даже, что она спрыгнуть хочет, она ведь надо мной спит! Мне ж не видать, что она там делать собирается!
- Люба, а ты что?!
- Да я только глаза открыла, а она уже в дверях.
 - Ну а ты? - обратилась Марьянка к Лане.
- Что? Да откуда же мне знать, что надо за этим смотреть и что делать?  - удивлённо спросила Ланка.
- Откуда тебе знать? Ты что, не в нашей хате? Небось, откуда сигареты берутся - это ты видишь! Как курить - так ты первая, всё узнала, всё сразу поняла! А тут - не знаю-у-у... И как чиф пить - тоже, только в стакан нальёшь - ты несёшься, со второго яруса одним прыжком за стол впрыгиваешь! А тут - смотри-ка, недавно в камере! Раз ты здесь - значит, и тебя касается!
  Ланка ошарашенно молчала.
- Что вот теперь делать, без уборщицы? По-хорошему бы, надо тебя взять, да наказать! Раз ты её упустила - сама и будешь вместо неё убирать!
- Чт-то-о? - Ланка побагровела и тяжело сглотнула.  - Это почему это я упустила? Все точно так же её упустили! Тем более, они знали, что надо делать!
- Да потому, что ты видела, а они - нет! Ты бы успела! - заорала Марьянка так, что Ланка подумала, лучше бы ничего не говорить ей под руку. Скандал вдруг закончился неожиданностью : дверь открылась и в камеру впихнули новенькую. Держа матрас закинутым за спину, она огляделась вокруг. Дверь с грохотом захлопнулась.
- Здра-асьте, - смешливо кивнула ей Марьянка. Новенькая криво улыбнулась, сбросила матрас на пол : - Здра-асьте...
- Ты что ж так кидаешь-то? Пыль во все стороны полетела, блин! - обозлённо заорала Верка. Девушка глянула на неё которким взглядом, подошла к столу и села рядом с Ланкой. Медленно оглядела всех, по очереди.
- Что такие грустные? - спросила она и улыбнулась.
- На тебя вот смотрим, - ответила Люба, - а ты ожидала, что мы кинемся на тебя с поцелуями и с хохотом?
- Да нет, - невозмутимо сказала новенькая, - я ожидаю, что недовольные лица у людей обычно тогда, когда нет чая и курить.
- А у тебя есть? - полуутвердительно спросила Марьяна, - Значит, будем чай пить?
  Новенькая вытащила из пакета маленькую пачку чая и пачку сигарет, кинула на стол, закурила. Марьяна взяла чай, распаковала и подала уже подходившей Любе : чифир в камере заваривала почти всегда Люба.
- Как зовут тебя? - более дружелюбно уже спросила Марьяна.
- Торика.
- Виктория, значит?
- Ну да. А лучше даже не Торика, а Тори.
- Сидела ты уже?
- Случалось.
- Давно?
- Да нет, год назад вышла.
- И много?
- Последний раз - год и месяц.
 Марьянка кивнула и назвала себя : - Марьяна.
- Люба.
- Вера,- по очереди назвали себя девчонки. Ланка открыла было рот, но не успела, Марьяна заговорил снова : - И сейчас уже осудилась ты?
- По 139-ой. Неделю назад. 8 месяцев дали.
- Ясно... Наркоманка?
- Н-у-у... всякое бывало...
  Марьяна кивнула. - Я тоже. 139. И.., - она покосилась  на Ланку и Ланка обрадованно подхватила : - И я.
Получилось неожиданно громко. Новенькая показалась Ланке симпатичной. Или, лучше сказать, обаятельной. Этот стиль, похожесть на мальчика, напоминал Ланке Рину. Очень короткая стрижка, чуть не под ноль, размашистые движения и какая-то внутреняя основательность, устойчивость что ли. Казалось, такой человек не сомневается никогда и ни в чём, приняв решение - выполняет, сказав - делает, а своих мнений - не меняет. Попив чифу, разложили картинки. Только партии игровые составлялись  на четверых, поэтому Ланку оттёрли. Она залезла к себе на верхний ярус и тихонько наблюдала за Торикой, прямо оторваться не могла, так ей нравилось её разглядывать, как она двигается, как разговаривает, а особенно - как улыбается. Ей так хотелось тоже посидеть поиграть, лишь бы ближе сесть. А лучше всего - во что-нибудь сыграть, где можно было бы с Торикой в паре быть, Ланке казалось, они с ней отлично бы сыгрались, всех бы обставили.
- Я больше не хочу играть, - через какое-то время сказала Вера, вставая из-за стола.
- Я! - от неожиданности Ланка аж захлебнулась. Вскочила резко, забыв, что на втором ярусе так делать нельзя и ударилась головой об потолок. За столом засмеялись, а она, не обращая  внимания, ломанулась вниз, чуть не упала, торопясь. К тому моменту, когда она больно ударившись коленкой, полезла за стол, Люба, вставая, говорила : - Я тоже больше не хочу.
  Марьяна без слов положила на стол карты.
- Да, пока хватит, - устало потянулась Тори, - Может, ещё раз чайку, в догон?
- Давай, - улыбнулась Марьянка, - Люб! Слышишь?
Торика встала, закинула матрас на второй ярус, ловкими движениями заправила постель, подошла опять к столу, наткнулась на Ланкин взгляд.
- А тебя как зовут? - спросила Торика.
- Меня? Лана. И я тоже по 139-ой, и наркоманка, - последнее слово она почти прошептала, смущённо улыбнувшись. Она чувствовала, что покраснела, сама не понимая, почему.
- Ты первоходка?
- Да.
- Молодая?
- Н-ну... мне двадцать семь.
- Да? Я думала, меньше.
  Торика оглядела её внимательно. Ланка и впрямь сейчас выглядела ещё моложе даже, чем обычно. Румянец во всю щёку, глаза блестят.
- Что-то у меня... морда вся горит, - сказала Ланка, дотрагиваясь пальцами до своей щеки, - С чая, наверно.
  Торика глянула ей в глаза как-то особенно, насмешливо и ничего не ответила. Попили чаю, Торика неспешно прошлась по камере, помыла руки, вытерлась и обратилась к Марьяне : - Слушай, можно я полежу у тебя на шконке пока? Так уютненько тут у тебя, не то, что карантин, там - сама знаешь, какие удобства.
- Ложись, - разрешила Марьяна, - я всё равно сейчас стирать буду.
  На открывающуюся с грохотом дверь почти не обратили внимания, каждый день, кроме выходных, всё равно кого-то хоть куда-то вызывали : то к врачу, то к адвокату, то к следователю. Но оказалось, ещё одна новенькая, худая высокая девушка затащила свои вещи, дверь уже начала закрываться, когда Марьянка и Вера запоздало бросились наперехват :
- К-у-уда-а?! Не, не, забирай обратно!
- Ты что ж делаешь, гад? Знаешь ведь, что мест нету!
  Девушка попятилась. В её глазах вспыхнул панический ужас. Она не понимала, что происходит, лишь видела разъярённых сумашедших баб. Ланке стало жалко её, но в то же время несколько удивило, что уж тут такого ужасного, чтоб так реагировать? Ещё секунда, и она заколотила бы в дверь с криком о помощи.
- Кристи-и-ина, - лениво зевнула Торика. Наступила минута затишья и осмысления. Все без исключения повернулись к лежащей на койке Торике.
- Ч-чего? - тупо спросила Люба.
- То-то-торика, - робко произнесла Кристина.
- То-то-то, - соглашаясь, кивнула Торика.
- Знакомы, што ль? - наконец, поняла Верка.
- В карантине были вместе.
- Тьфу, бл.., - зло сплюнула Марьяна, - Ну и куда её девать? Опять шестеро!
- Да хрен с ней, - сонно сказала Тори, - мы вон с тобой на одной шконке пока уместимся, мы ж маленькие. А она пусть на этом, на моём месте спит.
  Марьяна растерялась, видно было, даже не нашлась, что сказать. Буркнула только новенькой : "Да отойди ты отсюда" и отвернулась, пряча лицо, не знала, что показать, какие эмоции, не определилась ещё. Новенькая так и стояла бы, наверное, чёрт знает сколько, если б Лана не указала ей на скамейку.
- Садись, - сказала она, подходя к лежащему на полу матрасу, перекинула его на пустую верхнюю шконку прямо так, сложенным.
- Тебе что, сказали его туда ложить? - сразу взвилась Марьянка.
- Но... он же не будет тут лежать, на ходу прямо?
- Вот как раз пусть лежит! Пускай забирают её.
  Вера глазами подозвала Ланку, подойди, мол, к моей шконке.  "Садись," - шепнула.
- Куда? - спросила Ланка непонимающе.
- Куда, бл.., можно тут сеть? На шконку мою, куда же.
  Ланка села, опасливо косясь на Верку, с чего это вдруг она её позвала, да ещё и на свою драгоценную шконку разрешила сесть.
 - Я чего хочу тебе сказать. Ты... не бесись так. Сказали тебе чего-нибудь - ну и что? Пропусти мимо ушей, да забудь! А то ты сядешь с мрачной мордой и сидишь целый день! Нельзя так!
- Интре-есно, - сказала Ланка, это что же, меня обругают и обосрут, а я что по-твоему, улыбаться им буду?
- Да не обращай ты внимания! Ну подумаешь, Марьянка сорвалась, она ж не со зла, просто настроение было плохое. Пройдёт пол часа - она уж и не помнит сама, что наговорила! Ну и ты, чего бычиться-то? Нельзя же так переживать из-за таких мелочей. Не обращай внимания. держись так : мне всё по х...
- То есть, бей меня по башке, плюй мне в морду, а мне всё по х.., так, что ли?
- Тебя бьют? Плюют в тебя? Ну а что ты тогда..? Скажи тебе что не так - вот уж и села с надутой мордой. Если ты будешь таким тяжёлым человеком - кто с тобой общаться вообще захочет? Надо проще ко всему относиться. Пох...стически. Иначе если ты будешь такая ранимая и будешь так из-за каждого слова переживать - ты с ума сойдёшь! Я тебе точно говорю. И вообще, побольше улыбайся. Чего ты такая хмурая всё время? Ну вот щас - ..? Улыбнись! Во-от! Я тебя научу. Ты меня слушай! Я тебя всё правильно научу, да-да!
  Ланка посмотрела на неё с сомнением. Интресно, как сопоставить советы Марьянки и советы Верки? Кто из них прав? И это как раз в тот момент, когда Ланка как раз  и не знает, как же себя вести... То ли в морду заехать, то ли промолчать, проглотить? Ну допустим, дала в морду кому из них. Они ведь, ясно, налетят втроём сразу. Шапками закидают. Против троих - много чего сделаешь? Ну или даже не так, а ещё проще, дадут  пару раз тоже по морде, да выкинут отсюда, иди в другую хату. А в другой хате что? Да то же, что и здесь. И проблема будет та же опять - промолчать или в морду дать...
- Ты сегодня дежурная, - неожиданно закончила Верка.
- Че-его-о? Какая дежурная?
- По хате! Какая ещё. Теперь ведь мы по очереди дежурить будем. День - ты, день - я, день - Любка...  и так далее.
- А-а. Почему я первая?
- А почему нет?
- Н-ну... я ведь не знаю, что делать и как.
- Ты что, ни разу не видела, как Ксюха убирает?
- Да я как-то внимания не обращала.
- Как хорошо, когда за тобой убирают, да? Даже внимания можно не обращать! Нда-а... Ну ничего! Научим. И чего ж ты не видала-то? Как вечером полы подметаются и моются - видела?
- Да.
- Ну а чего тогда? Ещё стол вытереть после еды каждый раз, тарелки собрать, помыть. Ну или... не будем мыть, каждый за собой? Не знаю пока, посмотрим. Вот и всё. Ну подоконник протереть, полки. Раковину вымыть, сортир. Это понятно же?
- Ну да, - Ланка встала. - Пойду я.
  Кристина так и сидела, где её посадили, прямая, как жердь. Ланка, не обращая больше на неё внимания, полезла к себе на верхний ярус, полежать, полистать книжку, хотя читать в тюрьме у неё получалось редко, большей частью мысли сбивались и она не понимала, о чём речь в книге.
 Марьянка закончила стирать, повесила одежду сохнуть на решётку перед окном, прибралась и подошла к столу, закуривая. Встала около Кристины, постояла, глядя на неё.
- Мда-а-а.., - протянула она с сомнением. Кристина не реагировала.
- Прямо заорать под ухом у неё хочется.
  Ланка хрюкнула, сдерживая смех. Марьяна посмотрела не неё, глаза её смеялись. Ланка захихикала тихонько, но Марьяна уже снова повернулась к Кристине.
- Ку-ку. Ты живая? Или памятник?
- А? - спросила Кристина, взглядывая на Марьяну, наконец.
- Не-не, ничего. Не отвлекайся.
  Кристина улыбнулась и неожиданно ответила :
- Так а чего делать-то? Песни петь?
- То есть ты думала весь срок так сидеть, да? - задумчиво проговорила Марьяна, а потом оживилась : - Что делать? Это мы сейчас тебе найдём! У нас до фига есть чего делать! Помыть, постирать, почистить...
 Кристина замеялась.
- Слушай, а у тебя анализы брали? - спросила Марьяна.
- Да-а.
- И как?
- Нормально.
- Прям так и написали? Да, дела-а. Совсем наша врачиха сдвинулась. Кого в тюрьму сажают?
   Кристина вытащила из кармана мятые сигареты. Ого, Мальборо, подумала Ланка. Это откуда ж у неё здесь такие, с воли, что ли, ещё?
- Ого, Мальборо! - озвучила Ланкины мысли Верка, - это откуда, вольные? Ты откуда, с карантина к нам пришла? А сколько пробыла там?
- Два дня, - улыбаясь пожала плечами Кристина, видно понимая, что не два дня обычно проводят в карантине, а больше.
- Это за какие же такие заслуги тебя через два дня перекинули?
- Не знаю.
- Ты не наркоманка? - спросила Вера, размышляя.
- Нет.
- А-а, ну так тогда поэтому! - с уверенностью пригвоздила Вера, - Скорее всего у тебя анализы будут нормальными, вот и перекинули тебя. Мест-то нету. А у тебя какая статья-то?
- Сто первая, - улыбаясь ответила Кристина.
- Наступила пауза, значения которой Ланка не понимала, но следующая фраза, сказанная Марьяной, тоже заставила Ланку удивлённо посмотреть на Кристину.
- Это ты кого же грохнула? - спросила Марьяна.
- Да... так получилось. Случайно. Я не виновата.
- О, ну это положняк! Раз посадили за убийство - конечно, ты не виновата! Так, случайная ошибка!
- Наверное, потерпевший жив-здоров, а ментам сдуру показалось, что он помер! Да? - подхватила Верка. Кристина радостно улыбалась, как будто её поздравляли с днём рождения, и молчала.
- Слушай, а ты не припадочная? - раздумчиво спросила Марьяна, - Не психопатка?
- Нет, - ещё шире разулыбалась Кристина.
- Точно? А чего тогда скалишься как лошадь перед цыганом?
- Что?
- Чего ты радостная такая?
- У тебя суд-то был уже? - спросила Вера.
- Не, не было ещё. Надеюсь, меня оправдают...
- О да. И пирожков в награду дадут. Особенно если ты так же будешь отвечать на вопросы на суде, как сейчас - нам, - насмешливо кивнула Марьяна, - Ты всегда такая? Или специально сегодня выпила бутылку дебилина?
- А что такое дебилин?- спросила Кристниа.
- Это то, что пили твои родители, когда тебя зачали.
- О нет, они ничего не пили.
- А ты-то что, была при этом? Тебе-то откуда знать?
- Я так думаю. Потому что мои мама и папа зачали меня в тюрьме. То есть в КПЗ.
- Это как? - спросила Марьяна, начиная уставать от дурацких ответов, - они оба в одной камере сидели? Они однополые что ли?
- Нет! Они разобрали кусок стены между камерами и лазили друг к другу в гости. Это была пятница, и до понедельника менты не замечали, что стена разобрана. Вот. Они меня и зачали за эти трое суток. Потом мама вышла на свободу и родила меня.
- А отец? Они так и не видались, что ли, больше?
- Почему? Мама поехала к нему в зону, они раписались там. Поженились. Потом на свиданки к нему ездила. До-олго! Потом отца убили. В зоне.
- Кто?
- Не знаю, мне без разницы. Это было-то, когда мне было лет 14.
- Сколько ж он сидел?
- Много! Дали ему в последний раз 15 лет. Как раз почти перед выходом умер. Подрался с кем-то.
- А за что пятнаху-то дали?
- Мента какого-то убил.
- И "вышку" не дали?
- Дали сначала. Потом пересуд был, и ему на пятнаху заменили.
- Да уж. Весёленькая темка. Ну а мама твоя жива?
- Жива.
- Тебе сколько лет-то?       
- Двадцать.
- Так кого ты убила-то? Мужика, бабу?
    Кристина перестала улыбаться и опустила вдруг голову.
 - Знаешь... Давай не сейчас, а? Давай об этом чуть-чуть попозже. Долго очень рассказывать.
 - Долго рассказывать - мужика или бабу? Ах, ладно, надоела ты уже. Сидит тут, сияет. Лезь наверх, - сказала Марьяна.
- Куда наверх?
- На "пальму"! Ох, блин, доля моя горькая... Пальма - это второй ярус. Вон! - Марьяна подняла указательный палец. Кристина с сомнением оглядела сначала сам палец, потом медленно повела головой и увидела застеленную кровать над спящей Торикой.
- Это мне? - спросила, уточняя, - Но ведь мой матрас - ...
- Плевать мне на твой матрас. Был тот, будет теперь этот. Это твоя шконка. Ясно? Или ещё раз повторять?
- Шконка? Это кровать значит? Это так у вас называется здесь, да? Как интересно...
- Не у меня. И не у нас. Вот эта вот двухярусная херня  - это две шконки, да.
- Так много слов интересных Я прямо не успеваю запоминать.
- А ты записывай, - издевательски посоветовала Марьяна, - Да, да, - подтвердила она ещё раз, видя на Кристинином лице отблески сомнений.
- Я вот тоже блокнотик веду. Записываю, чего не могу запомнить. Особенно затрудняюсь на счёт людей. Людей здесь проходит мно-ого, через камеру. Вот например, начну с человеком разговаривать так, будто он нормальный, ну забываю, что с ним надо по-другому... Вот и записываю, приходится! Например : Кристина - тупица! Чтобы не забыть, ну?! Гляну - ага, у меня записано, значит, и злиться не за чем, что с неё взять, если она тупица. Понимаешь? Впрочем, тебе это не надо.
- Да. Я хочу новые слова записывать, - Кристина оглядела Марьяну, Веру, Ланку по очереди. Люба и Торика спали. Верка кивнула, нарочито серьёзно соглашаясь : - Правильно!
- Вы мне поможете? Какие ещё слова здесь употребляются?
 Марьяна презрительно прищурилась, но Верка опередила её : махнула на неё рукой и подскочила к столу ближе уже с листком бумаги, подсунула его Кристине.
- Не надо. Пусть, пусть! - сказала, усмехаясь.
 Марьянка пожала плечами и прошлась по хате, держа руки в задних карманах брюк.
- Пиши!  - Верка - Кристине : - Шконка - койка.
  Кристина старательно начала писать.
- Да что ты выводишь там? Ну уж нет, давай быстрее. Сокращай, что ли. Та-ак. Что там, значит, ещё?
- Ран-сы, - подала голос Ланка.
- Рансы? Ну пиши, - кивнула Вера.
- Это я знаю, - сказала Кристина, - Рамс! Это типа разборки, да ведь?
- О-от, видишь?! Уже научилась здесь! Значит, не пиши. А ты  себе можешь записать, - сказала Верка Лане и Лана смешливо фыркнула.
- Чего смеёшься? Да-да! Так, что ещё? Шлёмка. Знаешь? Кристина! Тогда пиши, раз нет. Шлёмка - тире - миска. Дальше. Баланда. Баландёр. Баланда - это еда, которую нам здесь дают. Хотя это, конечно, не еда, - пробурчала она тихо, вроде как бы самой себе, - А тот, кто её привозит - это баландёр! - заговорила она опять громче, - С баландёром ещё второй "бык" бывает, видела? Тот, что хлеб раздаёт. Это "чайник". Что? Что? "Бык" что такое? Это хоз обслуга. Ну расконвойники. О, бл.. Это зеки, которые работают здесь, в обслуге! Теперь понятно? Слава Богу. Так. Дальше чего. Кормушка, во. Знаешь уже?
- Ага.
- Малява ещё, - подала голос Лана.
- Малява. Знаешь уже тоже? Не пиши тогда. Ноги - знаешь?  Например, сигареты просишь отнести из хаты в хату. Тот, кто несёт - он называется "ноги". Он будет твоими ногами, ты ж сама не можешь идти. Что ещё. А, во! Бобрик... или лохматка. Это пацаны так женскую п..ду называют. Пилотка ещё, туда же. Тэ-экс. Не знаю я, что ещё. Сама спрашивай...
- Ох, ну хватит, - устало сказала Марьяна, - Что ты, Вера, в самом деле...
   Кристина встала на скамейку, прикидывая, как добраться на своё место.
- А как бы..? - сказала она вслух, разглядывая шконку. Ланка почувствовала такую неохоту объяснять, что тут же подумала, Господи, а им-то тогда каково, ведь они, небось, сотни раз это уже объясняли новым и новым людям. Ланка вздохнула и принуждая себя, объяснила и показала. Кристина по возможности медленнее вползла на застеленую койку и легла, поверх одеяла. Ещё покрутилась, устраиваясь удобнее. Снизу раздался Торикин голос.   - Бл.., да что ж такое-то?! Что там за животное наверху возится?
  Кристина затихла. Ланка лежала, подрёмывая, иногда приоткрывая глаза, смотрела на окно, на потолок, и всё чувствовала, что ей что-то как будто мешает, но не могла понять, что именно. Наконец  она проснулась окончательно, повернула голову и увидела, что Кристина смотрит на неё. Взгляд у неё был трезвый, ничуть не сонный, из чего можно было навскидку сделать вывод, что лежит она так уже давно. Так вот почему мне так и не удалось подремать, поняла Ланка и сразу вспомнила, как на прошлой неделе она сама лежала и смотрела вниз, а Марьяна, натолкнувшись на её взгляд, внезапно разоралась : - Что ты пялишься на меня лежишь? Я тебе что, телевизор? Занимайся своими делами! Нечего на меня таращиться!
  Ланка тогда в очередной раз лишь подумала, что опять Марьяна из-за какой-то ерунды орёт. Она и не думала, в общем, таращиться, просто взглянула в этот момент. Зато теперь внезапно она ощутила острое желание проорать для соседней шконки : - Я не телевизор, ты! Слышь?!
  Возможно, она бы и не удержалась, если бы не спали девчонки. Не орать же при всех спящих. Ещё дважды подряд натолкнувшись на Кристинин взгляд за последующие пять минут, Ланка пародийно вытаращилась в ответ, с приоткрытым ртом. Потом высунула язык, потом надула щёки, показала пятернёй "носик". Кристина улыбнулась. Ланка взбесилась окончательно и полезла вниз. Села за стол рядом с Марьянкой, которая писала письмо.
- Она меня задолбала, - очень тихим шопотом пожаловалась Лана. Марьянка посмотрела вопросительно.
- Эта! - Ланка кивнула в сторону Кристины, - Представляешь, целый час лежит и смотрит на меня. Не отрываясь!
  Марьянка ничего не ответила и кажется, даже не слышала её, думала о чём-то своём. Торика потянулась, открыла глаза, осмотрелась и улыбнулась, сначала Лане, потом Марьянке.
  Господи, подумала Ланка, как же я давно уже не видела такого, чтобы улыбался по пробуждении. Не кому-нибудь, а вот так, просто, потому что приятно открыть глаза и жить приятно. Хотя что в этом удивительного, в таком месте не очень-то приятно открывать глаза. Торика тем временем уже влезла за стол.
- Сколько время-то?
 - Обед везут. Слышишь, на галёре?
  Торика кивнула.  - Братва есть будет?
  - Люба пусть спит. Может, потом съест, если захочет.
 Марьяна собрала стопку мисок, сосчитала и повернулась к Кристине.  - Твоя-то миска где?
 - Эй, слышь, менингит! - крикнула Кристине Тори, - Я ей кликуху дала - менингит. Нравится?
- Лучше б она была здорова, - филиософски изрекла Марьяна  и пошла к открывшейся кормушке.
- Это не болезнь, - рассмеялась Торика, - Это - профессия!..
 
 После еды опять пили чиф, играли в карты. Правда, в этот раз Ланке повезло больше, играли долго и по очереди менялись.  Люба всё ещё спала, а Кристина слезла и тоже играла, понемногу осваиваясь.
- Надоело играть так, - заявила, наконец, Торика, - Надо на какой-нибудь интерес.
- Какой же в тюрьме интерес? - удивилась Ланка.
- Ну, не знаю. Мне, например, твоя футболка очень нравится. Можешь её поставить.
- Она мне тоже нравится, - возразила Ланка.
- Ну... например, тапки можешь поставить. Тоже вещь хорошая.
- Не-ет, ты что! А в чём я буду тогда ходить?
- Ох, какая ты нудная. Ну, чего ещё тогда у тебя есть?
  Ланка, которая совершенно не хотела, чтобы Торика считала её нудной, поспешно согласилась : - Пусть тогда футболка лучше будет!
- Да? Ну вот, - повеселела Торика, - Я могу свою кепку поставить. Есть возражения?
  Торика сняла с головы кепку, которую до сих пор почти не снимала, разве что только не спала с ней. Кепка был хорошая, слов нет. Чёрная, дорогая, фирмы Наик. Торика посмотрела на всех по очереди.
Марьянка одобрительно кивнула, Вера ничего не сказала, а Лана и Кристина смотрели на Торику такими сияющими глазами, что Торика даже ухмыльнулась, глядя на них.
- Так. Ты? - спросила Тори у Марьяны.
- Я? Ну могу тоже футболку поставить.
  Она принесла откуда-то из своих вещей чёрную футболку с маленькой белой надписью.
- Годится! - похвалила Торика.
  Вера поднялась из-за стола : - А я не буду. У меня и нету ничего, да и вообще. Играйте, я пойду повяжу.
- А..? - начала было Торика, глянула ей вслед и передумала.  - Ясно. А ты, менингит? Чего ставишь?
- Не знаю, - засияла ещё больше Кристина.
 "Так, - подумала Ланка, - по-моему, это будет первый человек, которому я всё-таки заеду в морду."
- У меня так, особо нет ничего.
- Да, я знаю, - вроде бы размышляя, смотрела на неё Торика, - А знаешь что? Ты можешь играть на... Когда у нас котлета на обед? Во вторник? Да, Марьяна?
- Да. Но... на "положняк" ведь не играют...
- Ой, поду-умаешь!.. Хотя - ладно! У нас как здесь с уборкой? По очереди дежурят?
- Да, - одновременно кивнули Марьяна с Ланкой, слишком, пожалуй, поспешно.
- Ну вот! Можешь поставить неделю дежурства!
- Как?
- Если проиграешь - будешь дежурить у нас в хате, тут, не один день, а неделю!
- Неделю? Дак а... что делать надо будет?
- Ну как что? За порядком следить!
 Кристина заколебалась было, а Торика уже повернулась сдавать карты. - Значит, договорились. Во что играем? Раз мы вчетвером.
- Давай в покер? - это Марьяна. Ланка знала уже, что в покер Марьянке нет равных, и поэтому сразу же возразила :
- Нет. Давайте в дурака.
- Пара на пару?
- Почему?
- Ну а как? Иначе неинтересно.
  Ланка пожала плечами ( почему неинтересно?).
 "Да уж, - думала она, начиная играть, - вот уж действительно эта Кристина дура. Я бы никогда не согласилась. Неделю дежурства!.."
 - Дык а как..? - запинаясь и отвлекаясь на игру попыталась задать вопрос Ланка.
- М-м? - по-кошачьи промурчала Торика, не отрывая глаз от карт на столе.
- Ну, пара на пару... как выигрыш и как проигрыш?
- Попопла-ам-м.., - невинно улыбнулась Торика.
- К-как? - Ланка похолодела. Не веря своим ушам, она переспросила ещё раз : - По-по-лам?..
- Да-а, - сказали в один голос Тори и Марьянка. Что-то гаденькое, подленькое мелькнуло в Марьянкином личике, как-то - в улыбочке, в овале лица даже, в ямочках, расходящихся от очарования улыбки...
  Ланка тряхнула чёлкой, отгоняя наваждение.
- То есть, если мы с Кристиной выигрываем у вас - мы с ней забираем ваши шмотки. Футболку и кепку. А если вы выигрываете - то я отдаю футболку свою, а Кристина - неделю убирает. Так ведь?
- Н-нет, - Марьяна с вызовом посмотрела на Ланку. - Вы вдвоём убираете неделю!
- Да неужто? - едко процедила Ланка, - это как же получается? Значит, я поставила на кон футболку плюс пол недели своей уборки? А она - просто пол недели уборки? Да?
- Нет. Не так. А просто - вы вдвоём проиграли - вдвоём и расплачиваетесь! Напополам!
- Напополам будет, если при вашем проигрыше вы убираете неделю, а при нашем - мы.
- Нет!
- Да!
- В принципе, да, так и есть, - вальяжно сказала вдруг Торика, внезапно изменив свою точку зрения. - Она права, Марьяна, так будет честно. Если вы проиграли - вы убираете, если мы - то мы...
  Марьяна взглянула на Торику, но ничего не сказала. Торика же чувствовала себя явно кем-то вроде царя Соломона : справедливой, вершащей чужие судьбы, всё должно быть правильно, по закону, Торика присмотрит...
 На Ланкином ходу игра застыла. Ланка не сообразила сразу, что партия эта уже почти доиграна и Торика с Марьяной ничем не рискуют, Ланка с Кристиной уже, можно сказать, проиграли.
  "Выходит, - вдруг отчётливо ясно поняла Ланка, - я только что согласилась играть на неделю уборки! Согласилась как раз тогда, когда уверена была, что играть на уборку ни за что, никогда не стану, что играть на уборку - несусветная тупость!.."   Она чуть не заплакала, когда через два хода игра была закончена. Думала, вот-вот сейчас брызнут из глаз слёзы. Покраснела, закусила губу и сидела, глядя в стол, стараясь дышать ровно. Торика искоса наблюдала за ней. Потом решительно хлопнула ладонью по столу : - Да успокойся ты! Не будешь ты убирать!
  Ланка подняла взгляд, загоревшийся надеждой. Неужели они поняли, что неправы? Ну вот, она так и думала, что  не может такого быть, чтобы они не пониимали!
- Просто думай в следующий раз, чё делаешь! - сказала Торика. - А так - конечно правильно будет, чтобы она убирала неделю. А ты - да, ты ж футболку ставила...
  Марьяна резко отшвырнула карты и вскочила из-за стола.  - Мне лично по х..! Только думать, знаешь ли, сразу надо было! А не потом, когда уж проиграла!  Я смотрю, ты хорошо устроилась , подружка, - прошипела она в сторону Ланки, - Защитнички у тебя появились... Пожалуйста-пожалуста! Мне не жалко. Мне-то защитники не нужны. У меня у самой есть мозги, чтобы думать, и рот, чтобы говорить! С-сука, - Марьянка в бешенстве прошла пару раз по хате туда-сюда, и пошла к себе.
- Может, - сказала она Торике, - Ты к ней вообще тогда на шконку переберёшься? Раз у вас такое взаимопонимание складывается. И, кстати, Кристину под крылышко возьмите. Ещё одна лучшая подруга вам будет. Я-то что. Я гадкая, нечестная... Да просто надо думать башкой, чего делать собираешься, а не потом смотреть, чего вышло! Две дебилы, одна другой лучше...
- Н-да-а-а, - тихо протянула Торика Ланке, так, чтобы Марьяна не слышала, - И часто она такая?
- Ну... бывает, - прошептала Лана и хихикнула, подумав пару минут  о том, как приятно чувствовать себя вместе с Торикой  заодно, против как бы Марьяны, взбеленившейся, психованной... Значит, Торика уже обратила внимание, какая Марьянка несдержанная, вспыльчивая... Главное, ведь она не права!..
  Торика встала, подошла медленно к Марьяне, встала за её спиной : - Марьяна. Ты... такая женственная. Мягкая. Нежная. Красивая. И - кричишь. Не надо.
  Ланка заворожённо уставилась на них. Она думала, Марьяна сейчас окончательно взбесится, а этого не произошло. Торика, пока говорила, приблизилась губами к Марьяниному уху и говорила всё тише, а Марьянка стояла и молчала, не двигаясь. Ланке даже показалось, что она закрыла глаза, но нет, ей это только показалось, конечно, не могла ведь она видеть сквозь Марьянкину голову.
- Пойдём-ка, - сказала Торика уже совсем тихо и взяла Марьяну за плечо. Сильно взяла, властно, грубо даже, сжала. И подтолкнула легонько вперёд. Марьяна упёрлась было.
- Пойдём-пойдём. Надо нам поговорить с тобой, чтоб другие не слушали. А ещё - хочешь, кстати, я тебе массаж сделаю? Я хорошо массаж делаю.
 И Марьянка пошла, уступила. Дальше Ланка старалась не смотреть в их сторону, сидела, пасьянс раскладывала бездумно, а он всё не сходился почему-то, хотя мог бы, и не раз.
  Проснулась Люба, встала, умылась, не обращая внимания на происходящее в комнате. Чаще всего она просыпалась прямо перед ужином, вот и сейчас сквозь сон услышала, видно, подъезжающую тележку с баландой, встала принимать ужин. Ланка встала на подхват, брала из Любиных рук миски с ужином и носила на стол. Человек, принимающий в кормушке, мог только разве что брать миски из окошка и передавать их дальше, поскольку баландёру неудобно было бы дожидаться, пока миски "доберутся" до стола. Люба повернулась в камеру, посмотрела на сидящую Кристину.
- Эй. Ты чё? Королева, что ли? Не видишь, что надо ужин принять?
- А? - спросила Кристина.
 Нет, тут уж Ланка не оплошала, поняла, что сейчас - можно.
- Носи миски на стол! Быстро! - рявкнула она так, что всё накопившееся за неделю напряжение ринулось наружу. Кристина вскочила перепуганно. Но перелезая через скамейку запнулась и чуть не полетела со всего размаху на пол.
- О Боже, - горько сказала Люба и чуть задержавшись взглядом на Лане, высунулась опять в кормушку.
- Я... я.., - лепетала Кристина.
- Кружки! Быстро! Носи туда кружки! - процедила с ненавистью Лана, продолжая, тем не менее, носить так же миски на стол и сама. Наконец, кормушка захлопнулась, баландёр поехал дальше. Кристина, утомившись, присела на скамейку, вытаскивая из кармана помятую пачку Мальборо, и закурила.
- Эвон-на, - удивлённо прокомментировала этот процесс Торика, подходившая к столу, - Это откель же у тебя такое богатство?
- Да вот.., - сказала Кристина, краснея, - Осталось, с воли ещё...
- Что-о-о? - Торика встала перед ней, руки в боки, - Это как же, интересно, с воли? А где ж они раньше-то у тебя были, в карантине? Ты ведь сигартеы курила там - мои?!
- Н-ну... У тебя же много было. А у меня - мало. Вот я и подумала, что... оставлю на потом. Я же не знала, что нас всех переведут.., - Кристина улыбалась. Ланка даже не успела понять, что произошло, так быстро мелькнул Торикин кулак и врезался в Кристинкину улыбающуюся физиономию.
 - Погодите-ка.., - раздался тут Марьянкин голос,  - это... это что? - она подходила к столу, держа в руках мятую маляву, полученную ею вместе с ужином, она только что, видимо, распечатала её и прочла.
 - Слушайте! "...А так же пишу тебе потому ещё срочно, что  из карантина вышвырнули детоубийцу сегодня, и девки слышали, вроде у вас дверь хлопнула, может, её к вам кинули? Её зовут Кристина, высокая такая кобыла, тёмные волосы такие, рыжеватые. Может, наврёт ещё, как её зовут. Вы её гоните на хрен, мы с карантином сегодня вместе на всё отделение отпишем, чтоб её не брали в хаты нигде, пусть, сука, на гашенку бежит..."
  Марьяна обвела всех взглядом, от которого Ланка сразу вспомнила, что у неё куча всяких неотложных дел на втором ярусе.
 - Ах ты скоти-ина. Потом, значит, поговорим? Потом, значит, расскажешь, кого грохнула? А я-то, тоже хороша. А ну быстро от стола!
  Кристина шарахнулась в сторону.  - К-ку-да?!...
- От стола, я сказала! Будет ещё тут за нашим столом сидеть, своими руками хлеб общий брать! Теми руками, которыми... которыми... ой, бля, я не могу! Убить её, что ли? Пришла, сидит тут такая, как нормальная... Быстро, бери матрас в зубы и ломись отсюда!
- Ку-да?.., - заикаясь повторила Кристина.
- Ту-да! - Марьяна толкнула её к двери, - Стучи, ори, ломись отсюда, я тебе говорю! Быстрей! Чтоб тебя отсюда забрали немедленно! А если не заберут через пару минут - тебе точно уже стучать нечем будет!
  Кристина допятилась до двери и тихонько постучала костяшками пальцев.
- Не, она не понимает, - с изумлением костатировала Марьяна и пошла к двери. Видно было, что отвращение борется в ней с необходимостью.
- Р-руки об тебя ещё пачкать.., - Марьянка резко ударила её ногой в живот, так, что Кристина отлетела назад и грохнула в дверь спиной и головой.
- Во! Уже слышнее! Стучи! Поняла?
- Да! - заорала Кристина и замолотилась в дверь со всей силы, включая и ноги, и колени, и локти.
- Па-ма-ги-те! - заголосила она. Издали, с галёры послышался дружный хохот из какой-то камеры.
- О, девки хоть поржут...
- Па-ма-ги-те! Убивают!
- Вот ведь... тьфу, - сплюнула, глядя на неё, Торика, - А я тоже не просекла как-то сразу-то, в карантине... Эта говорит, потом расскажу...
- Может, расскажешь? - издевательски предложила Марьяна Кристине, - Самое время.
- Я его не уби...вала, - прорыдала Кристина, - В шкаф я его закрыла и ушла. Пришла через два дня, а он мёртвый. Меня бандиты не пускали домой... били. И...
- И в шкаф приказали закрыть ребёнка? Сколько лет ему было-то?
- Семь месяцев. Я закрыла, чтобы не случилось чего...
- И куда попёрлась?
- Мне надо было, на пять минут! И вот...
- И вот - разбитое твоё е..ло, - удовлетворённо кивнула Торика и пошла к ней.
- Нет! Не надо!.. Откройте! - она ещё громче замолотила в дверь. Дверь, наконец, открылась. Кристина броилась дежурному на шею, но он отнюдь не горел желанием обниматься.
- Вещи! - коротко сказал он, отстраняя её.
- А?
- Вещи! - коротко сказал он, отстраняя её.
- А?
- Вещи бери!
- Я боюсь. Я не пойду.
- Да я же здесь. Иди.
  Кристина с сомнением глянула назад. Все расступились, давая ей пройти, как прокажённой.
- Ну, - сказала Марьяна дежурному, пока Кристина хватала свои вещи, - Нравится вам такое, да? Эх вы...
- А что мы? Наше дело - сажать. Ваше дело - выкинуть её. Я-то понимаю... А ты что, не понимаешь, что у каждого свои интересы? Мне что, защищать её? Или ей дворец построить? Я вот весь день жду, когда она обратно на галёру вылетит. Что я ещё могу сделать?
- Так в гашенку отправляйте!
- С чего вдруг? Не положено. Это её должно быть желание, а не моё. Вынужденная необходимость, так сказать.., - он улыбнулся слегка, закрывая дверь, за которой расположилась Кристина на галёре вместе с матрасом, в который были накиданы её вещи.
 - Ка-акую уборщицу потеряли! - грустно улыбнулась Торика, - Вот вечно так : только шустранёшь себе что-нибудь, а жизнь - раз, и забирает.
- Да нет уж, спасибо, я сама за собой уберу как-нибудь! У меня у самой руки есть! Избавь меня Боже от такой красотки.
- Да шучу я, шучу!...
- Кстати, - Марьяна повернулась к Ланке, - Сегодня ты дежурная и будешь тогда для начала. Поужинаем - принимайся-ка за уборку. Надо подмести и пол помыть, пылищи натрясла эта сука...
- Может, сегодня пускай выходной будет? - спросила Торика, - Один раз. А? А то начнё-ёт сейчас ползать со щёткой, пыль поднимать...
  Марьяна улыбнулась :  - Ладно уж. Сегодня - пусть выходной. Завтра будешь дежурить, - сказала она Ланке. - А чай есть ещё?
- Немножко есть, - Торика отдала заварку Любе.
- А то с этими дебилами.., - не закончила Марьянка.

   Ланка уже не удивилась, когда к вечеру Марьяна с Торикой пошли спать вместе. И что будет дальше - она тоже уже знала. Единственное, что её заинтересовало - Торика повесила с верхней шконки свисать одеяло, так, чтобы их с Марьяной не было видно и они оказались вдвоём как бы в отдельном "купе", в палатке.
   Ланке стало скучно. Люба как всегда устроилась писать письма и малявы. Ланка сегодня получила ещё одну маляву от Александра ( Сашей он называть себя демонстративно не желал и не одобрял такого к нему обращения ). Писать ответ пока что было лень, а саму маляву Ланка уже несколько раз перечитала, представляя : интересно, какой он, этот Александр? Хочешь - не хочешь, всё равно в письмах человек раскрывается. Может, больше половины там - враньё, может, он в жизни совершенно другой человек, но тем не менее, что-то в этом представляемом образе совпадает с оригиналом, как бы там ни было. Глядя со стороны, как много переживаний доставляет девчёнкам подобная переписка, Ланке казалось всё это смешным и глупым. Но когда у неё самой появился друг по переписке - Ланка с удивлением поймала себя на том, что и ей стало доставлять  это  удовольствие. Возможно, она не ожидала найти интересного собеседника, возможно, ей действительно случайно попался человек серьёзный, умный, думала она, но как факт : нетерпеливое ожидание, трепетание сердца при начале чтения, долгие раздумья над каждой строчкой, когда она писала сама, - всё это было. Она понимала, что образ человека, создаваемый письмами - это совершенно не то, чем является этот человек в реале. Но поделать ничего не могла, попадала под обаяние этого полу-вымышленного героя, который чем дальше, тем больше походил на сказочного принца, т. к. почему-то вовсе не имел недостатков, и даже напротив, всё в нём Ланке нравилось и не могло не нравиться. Ланка не понимала ещё тогда, что по-другому и быть не может, ведь в письмах человек раскрывает отнюдь не себя, а только - свои размышления, свои принципы, которым он хотел бы следовать, свои идеалы, которым он хотел бы соответствовать... Сам себя человек всегда видит умным, добрым, понимающим, и при этом сильным, способным противостоять ударам судьбы ( которая, конечно же, у него была - ах какой непростой!..), а то в себе, что портит этот образ, он предпочитает не замечать, не знать, не обращать внимания. Ведь это всего лишь мелочи, маленькие недочёты, ну, у кого не бывает такого?!.. И не может быть иначе, не может человек говорить о себе постоянно : хотел бы я быть таким-то, а сам порой вот что делаю; не будет рассказывать случаи, когда в своей жизни он поступал недостойно, или кого он предал, или обидел на всю жизнь, если он хочет создать о себе хорошее впечатление. А на ошибки - что ж, для себя ведь он и оправдание всегда найдёт, почему бывали моменты, когда он поступал дурно...
  И не то чтобы не было этого всего в человеке, личность индивидуума богата, и всё в себе содержит, парадоксален человек, он одновременно может быть и таким, и таким, только - смотря для кого...  А если даже ни для кого он таким никогда не был, то возможно, для себя самого он таков и есть. А может быть и так, чтобы при этом он думал : считайте меня каким хотите, я вам всё равно душу свою не открою, посторонним вход туда закрыт, чужие здесь не ходят...
   Кто вообще такие - зеки?  Те, кто сидел. Те, кто сидит. Зеки - детское воспоминание, - это такие ужасные мужики, небритые мужики, в форме, типа пижамы, в полосочку...  А женщины? Кажется, здоровенные хмурые тётки, в чёрных ватниках и в платках, ходят в зоне всегда строем, им вечно хочется есть. Их водят строем с песней (куда?) на работу в каменоломни какие-то или лес валить... Что-то в этом роде. Более поздние представления - фраза из какого-то фильма : "Что же, если посадите меня - буду сидеть. И в тюрьме тоже ЛЮДИ живут."  И какой-то смутный вывод в голове : наверное, в тюрьме люди приблизительно такие же, как и на воле... Наверное, это не особый класс какой-то, подлежащий расстрелу, а такие же, как и все остальные люди в обществе... И ещё - настоящего человека всегда видно. Ланка думала примерно так, что заработав какую-то свою личную репутацию  сидеть можно уже более-менее спокойно. То есть, как бы, самое важное - показать себя в самом начале. Чтобы люди поняли, что ты не полная скотина, что ты не стукач, не крыса (то есть, у своих не воруешь, у тех, кто вместе с тобой сидит). Тогда, вероятно,  на этом жизнь  уже входит в привычную колею, в привычный ритм, и относятся к тебе уже люди как-то определённо, как к своей  знакомой, от которой можно не ждать уже неожиданной подлости или чего-то там ещё неожиданного. Оказалось же, что всё совсем не так. Что никто не ставит тебе "зачёт-незачёт" ни через неделю, ни через месяц, ни даже через пару лет, и что практически каждый день приходится быть настороже и показывать себя и свой характер, какой ты человек, как поступишь в такой ситуации, как - в другой... И что не кончаются эти так называемые проверки типа ну-ка, а ты покажи-ка, что собой представляешь, не сволочь-ли, не скурвился-ли, не скрысился-ли, не побежишь-ли рассказывать всем подряд всё, что тебе ни расскажи, всё, что тебе ни сделай неприятного, не помчишься-ли защиты искать (а если помчишься, то  у кого именно будешь искать то подобие защиты, которая тебе мнится?). И оказалось, что если человек сегодня в какой-то ситуации повёл себя определённым образом, то это отнюдь не значит, что в точно такой же ситуации завтра он поведёт себя так же, как вчера. И каждый день Ланке казалось, что она будто бы сдаёт и сдаёт какой-то экзамен, вечером облегчённо вздыхая под одеялом : фу-х,  слава Богу, и сегодня прошла, не завалила, выдержала, не сорвалась вниз...
  В этот вечер Ланка снова лежала, глядя в потолок, и думала : "Господи, может, изменится обстановка теперь к лучшему всё же? Пришла Торика, так много изменилось теперь из-за неё... Вроде как-то веселее стало, нет такой злобности, что ли. Да, стало по-другому. Может быть, теперь из-за неё  Марьяна станет помягче?.."
   Ланка вспомнила сегодняшнюю сценку проигрыша в карты, Торикин голос, когда она так спокойно сказала, м-м, как там она сказала? - "Она права, Марьяна, так будет честно!" - вроде так. Вспомнились глаза её, в которые Ланка глянула с тёплой признательностью, что аж сама почувствовала : это чересчур. А у неё что было в глазах, у Торики?.. Ланка ещё раз с усилием воспроизвела в памяти Торикин взгляд. Взгляд, проникающий внутрь, в самую душу, взгляд проницательный, настолько проницательный, что это показалось бы излишним на воле, взгляд, "заработанный" годами тюрьмы, когда учишься разбираться в людях, распознавать их по внешности, по манере разговора, по манере держаться, ходить, двигаться вообще... Сидеть - это ведь не просто быть лишённым свободы, это ещё и общение с людьми, общение такое плотное, что никуда от него не деться...
-  А вот нтере-есно.., - прошептала Ланка Любе, садясь за стол, - Вот сажают человека в тюрьму, да? Чтобы исправился ведь сажают, так ведь? Да?..
- Нет, - сказала Люба, почти не отвлекаясь, - Сажают в наказание. Наказывают тебя. За то, что ты натворил. А ещё - сажают, чтобы ты снова то же самое не делал! Если тебя не наказывать - ты подумаешь, что можно сто раз делать то же самое. А так - посидишь и подумаешь, хочешь ли ты сюда опять снова.
- М-м, - удивилась Ланка. Она до сих пор не думала об этом с такой точки зрения. - Я хотела сказать, что ведь это ясно, что человек выходит из тюрьмы гораздо хуже, чем был до этого. Тогда получается - зачем вобще сажать? Получается - если не сажать - человек будет лучше. А если посадить - вообще ублюдком на свободу выйдет.
- Хм, - Люба подняла на Ланку взгляд от письма, - Знаешь, как в бумагах пишут? Изолировать от общества тебя надо!  Ты опасна для общества!
- В смысле - если тебя не посадить - ты можешь причинить обществу вред? Так выходит? - раздумчиво переспросила Ланка.
- Ну конечно. То есть ты можешь совершить новое преступление. Особенно если наркоманка. И им плевать, как там на тебя это подействует в общем итоге. Считается, что ты посидишь немного и поймёшь, что всё что угодно лучше делать, лишь бы в тюрьму больше не попадать.
- Но...
- Не "но", я не лошадь! Всё, отстань уже! Иди спать! Ты мне мешаешь писать письмо.
- Кому ты пишешь?
- Президенту. И директору тюрьмы.
- Зачем?
- Да отстань ты, я сказала! - зашипела Люба и Ланка с запозданием поняла, что это была шутка. Тут же как раз раздался и Веркин голос :
- Та-ак! Ща я встану и кому-то морду разобью...
   Ланка полезла к себе наверх.
   

      Глава 5.

     Утро следующего дня радости не принесло. Сначала, открыв глаза, Ланка уставилась на мирно спящих Марьяну с Торикой. Во время проверки, надо отдать должное скорости Торики, утром, когда в камеру входили дежурные менты, Торика подорвалась со шконки, закинула наверх закрывающее их с Марьянкой одеяло на верхнюю койку и в трусах, сонная, подошла к скамейке у стола. Ланка не очень поняла смысл производимых Торикой действий, и попыталась снова заснуть, долго не размышляя над этим.
  Не тут-то было, через пол часа послышался стук в дверь неясного происхождения и какое-то бормотание снаружи.
    - О, бл.., - собираться стучат. В баню, - пояснила Верка недовольно. Ланка тоже забыла, что сегодня банный день у их отделения. Иначе бы с вечера собралась, заранее, ибо такой способ - собрать всё нужное для мытья в пакет вечером, а потом просто подхватить его, сонной и плестись мыться почти спящей, - этот способ себя оправдал, в этом Ланка уже успела убедиться.
  Пришлось вставать, собирая мочалку-шампунь и т. д., когда кормушка открылась.  - Что это? - спросила сонная Ланка.
- Тьфу, блин! Бельё! Быстро! Девочки! - Верка тормошила уже Торику с Марьяной, еле продравших глаза, Любка летала, сдирая постельное бельё со всех постелей и казённые полотенца с крючков, Ланка с трудом заставила себя шевелиться быстрей, чтобы приволочь своё бельё к открытой кормушке, в которую заглядывал к ним в камеру с галёры молодой симпатичный парнишка, весь в наколках, до шеи. Лана смутилась, протягивая ему простыни и видя, как он с интересом разглядывает внутренне убранство камеры и улыбается.
- Тебя как зовут? - спросил он у Ланки.
- Лана, - ответила она. - А тебя?
- Коля.
- Чё? Коля?
- Да. О, у вас новенькие ещё, я вижу! И вообще... много чего нового.., - сказал он, разглядывая Торику, а так же мгновенно делая выводы, видя закинутое наверх разделительное одеяло и явно вылезающих из одной постели двух девчонок. Торика повернулась, хмуро глядя на него и в ответ улыбнулась.
- Как сам? - спросил как-то непонятно у Торики Коля.
- Как в тюрьме, - мрачно ответила Торика.
- Нич-чего-о, - утешающе проговорил Коля, улыбаясь.
- Слышь, ты прачка или доктор, я не пойму? - раздражённо сказала Торика, - Прачка? А чё тогда меня "лечишь"?
   На этом их беседа закончилась. Физиономия Коли сменилась тут же обзором его рук, принимающих бельё для стирки, пересчитывающих простыни, наволочки и полотенца. Затем "прачка" с телегой, гружёной грязным бельём, покатил дальше, к следующим камерам, а кормушка захлопнулась.
  Не прошло и двух минут - пришёл выводной, проводить камеру до бани и обратно. Чертыхаясь, что не успели собраться, девчонки как могли быстро похватали вещи и пошли. Поход в баню обычно сопровождался разными нюансами : можно было иногда увидеться издали с другой камерой, пересекаясь туда-обратно, можно было увидеть кого-нибудь, кого ведут к врачу или от врача, или на допрос, к тому же можно было, изловчившись, заглянуть в глазок какой-нибудь камеры, где сидят, например, знакомые, или же просто из любопытства, чтобы глянуть, кто там живёт. В этот день они пересеклись издали, совсем немножко, с карантинной камерой. Понятно стало, что это карантин, потому что Торику позвали сразу две девчонки, они помахали друг другу руками. Ланка остро вглядывалась в девчонок, заходивших уже к себе в дверь, пытаясь разглядеть их получше, и вдруг сердце её бешено скакнуло до горла и обратно, а в глазах взорвалась вспышка. Рина. Рина. Рина тоже узнала Ланку, вяло приподняла руку, махнула.
 "Привет, Рина!" - отозвалась Торика.  "Привет, Тори," - кивнула Рина.
  Ланка была как неживая с того момента, пока шли до раздевалки. Тут, наконец, она стряхнула с себя этот гипнотический столбняк. Да чему я так удивилась-то, упрекнула она себя, что уж, нельзя было разве ожидать, что её привезут?.. Можно было. Но она не ожидала, потому что применяла все известные ей способы, чтобы не думать о Рине, не вспоминать о ней. Она всё ещё не хотела дать какое-то определение тому, что чувствует по отношению к Рине и отпихивала от себя любые воспоминания о ней.
  "Так, - сказала сама себе Ланка, входя в раздевалку душевой, - Я влюбилась, что ли?.. Как так? Ведь это же бред!? В женщин ведь не влюбляются! Правильно? Ха. Ещё бы. С ними занимаются любовью, это - да. Но влюбиться - ...?
 Начав раздеваться, Ланка краем глаза видела топтавшуюся на месте Торику.
  Ланка повернула на секунду голову, ей всё хотелось убедиться, правда ли на Торике мужские плавки надеты, или ей показалось. Убедившись, что да, Ланка продолжала быстро раздеваться : менты давали так мало времени, что его едва-едва хватало для раздевания-одевания с пожарной скоростью и "ополаскивания". Вздумай кто-нибудь замешкаться на пол минуты - времени хватит лишь на то, чтобы отрегулировать воду, - горячее-холоднее, и всё.
- Чего ты? - не прерывая своего занятия, спросила Лана у Торики мимоходом.
- Иди, я сейчас.
- Не успеешь!
- Да знаю я! Иди! - со злостью ответила Торика. Ланка как раз добралась до нижнего белья и резко остановилась. Поняв неожиданно, что она начинает краснеть, одновременнно Ланка осознала, что снять бельё перед Торикой ей... стыдно. Она взглянула на Торку, смотрит та на неё или нет, действительно встретилась с её взглядом, но Торика её не поняла. Торике в свою очередь было вовсе не до чуткости и не до тонкостей Ланкиной психики. Поняла она Ланку совершенно иначе.
- Что уставилась? - огрызнулась Торика, прижимая к себе полотенце. Да она ж сама меня стесняется, осенило вдруг Ланку.
- Я сказала иди! Быстро!
  Проклиная свою медлительность, из-за которой она и замешкалась дольше других ( а ведь могла затесаться в общую компанию девчонок!), Ланка стянула с себя бельё таким интересно-хитрым способом, что осталась обмотанная полотенцем, и вместе с ним же Ланка и бросилась в душевую. Кажется, Торика всё же поняла, в чём дело, потому что с её стороны раздался сдавленный гогот. Ланка влетела в соседнюю комнатуху и тут же пожалела о своём решении взять с собой полотенце, так как вешать его здесь было абсолютно некуда. Ланка поймала краем глаза Марьянкин взгляд. Марьянка смотрела на неё пристально, во всяком случае настолько, как это можно было, стоя под струями льющейся на неё воды. В следующий момент в душ пришла Торика, так же замотанная полотенцем, постояла, глядя в пол, около свободного душа, потом аккуратно наладила горячую-холодную воду, сняла полотенце и пристроила его на ручку двери. Оказалась она в белье, в мужских трусах тёмно-синего цвета и в своеобразном полулифчике - полумайке, Ланка видала такие в продаже в спортивных магазинах, их продавали для занятий каким-то спортом.
  Начала Торика с мытья головы, стоя прямо в белье под душем, потом - перешла на мытьё шеи, рук, ног, живота и спины, насколько позволяла неснятая одежда. Затем она высунула голову из-под душа и перекрикивая шум льющейся воды обратилась ко всем : - Вы чё, сто лет будете мыться? Хорош уже, ну?! Дайте и мне уже помыться, в конце концов! Жду, блин, жду...
  Девчонки заторопились. Повыскакивали из-под душа в раздевалку почти все. Ланка почему-то думала, что её это не касается. Торика ведь видела, что я только что пришла мыться, понимает ведь, что я так быстро не смогу.., размышляла Ланка, но тут поймала на себе тяжёлый Торикин взгляд и поняла, что никаких поблажек для неё не будет. Она свернулась без разговоров.
 "Люб, - прошептала Ланка, когда все они уже оделись и ждали Торику, - А почему... почему она... отдельно?.."
- Потому что она... она - кобёл, - очень тихо неохотно ответила Люба.
- Это что?
- Ну... есть ковырялки, например. Это те, кто на взаимке живут. Ну, как две девушки. А есть коблы. Это те, кто... выглядят они, короче... как пацаны, видала..?
- Те, кто похожи на пацанов - это коблы?
- Н-ну да.
- В смысле, - протяжно, размышляя, продолжала допытываться Ланка, - Если бабу одеть как мужика, то она называется кобёл? Ну, постричь ещё, да? Этим они отличаются, что ль?
- Нет, не только... Они, в общем... В общем, отстань!
- Потому что некогда сейчас об этом говорить? - полуутвердительно спросила Лана, - Ну а потом, попозже, расскажешь? Ну Лю-ба-а! - умоляюще прошептала Ланка ещё тише.
- Слушай, да отстань ты от меня! Я сказала!.. - заорала Люба в голос. Во всяком случае, Торика, проделав уже махинации с полотенцем и одеваясь, услышала часть фразы. Одевая с бешеной скоростью спортивные брюки под стук в дверь выводного, который торопил их идти обратно, Торика повернулась к Ланке с Любой.
- Чего вы там, Люб? - короткими взглядами через плечо Торика пыталась держать их в поле зрения. Люба попыталась не заметить вопроса. Но не тут-то было.
- Люба, что? - голос Торики ненатурально потеплел, стал излишне заботливым, сердечным.
- А? - Люба явно тянула время. Но смысла в этом не было.
- Я спрашиваю, о чём вы говорили-то? - уже с тупой настойчивостью выговорила Торика.
- Это я, - вмешалась Лана, - Я её спрашивала.
- О чём? - улыбнулась Торика. В глазах её чудилось что-то странное, параноидально блестевшие глаза не давали того выражения тёплой беззаботности, которое Торика желала показать.
  Зато Люба дёрнулась слегка, явно показывая Ланке, что продолжать не стоит, но Ланка не вняла : чего тут ей стыдиться-то? Что сказано - то сказано, подумаешь, что, прям спросить нельзя?..
- Сейчас, вернёмся - я расскажу. Хорошо, что ты спросила. Может, хоть ты ответишь мне на мои дурацкие вопросы. А то я не понимаю, а Люба... Люба не хочет объяснить. Но если я не понимаю?!
  Ланка обезоруживающе улыбнулась. Торику, однако, было не пронять такими улыбками, это Ланка сразу же и почувствовала в каком-то безжалостном холоде выражения её лица, но тут дверь открылась : пора было идти назад, в камеру.
- Ну, какого чёрта? - заорал выводной во всю глотку, оглядывая их всех, выходящих на галёру, - Три раза стучал, в глазок смотрел - всё не готовы! Ну почем-м.., - он не закончил. Последней на галёру выходила Торика, стриженная почти наголо, с полотенцем, перекинутым через плечо, она на ходу запихивала в пакет мокрое бельё с мочалкой. Выводной встретился глазами с Торикой, когда она подняла голову, и после паузы Торика сказала : - Чё орать-то?! Ты веди нас так, чтобы рассчитывать на пять минут дольше. У нас народу в хате много, не видишь, что ли?!
  Выводной кивнул : - Ви-ижу-у... Ви-ижу-у... Давно тебя закрыли-то? Я тебя не видал раньше.
- Пока мылись - вот меня и привели. Прям в душ.
- Шутник, значит?.. Ну-ну. Это хорошо-о... Веселишься - значит, не молодой уже, как кажешься.
- Да я не веселюсь. Я от тебя радуюсь. Лишь бы ты почаще улыбался, тогда и мы рады будем!..
- Да мне чего грустить?! Какие у меня проблемы?
- Коне-ечно... Какие у тебя проблемы. У тебя таких проблем нет, чтоб вдесетяром мыться... Да чтоб ещё стучали, быстрей давай.
- Ла-адно... Посмо-отрим...
- Да чё посмотрим-то? Посмотри давай, чтобы времени на нас хватало, ладно?..
- А ты не воруй - не садись в тюрьму - вот и будешь мыться в каких хошь условиях!.., - беззлобно улыбаясь говорил выводной, подводя их уже к двери в камеру.
- Дык я как раз за то и сижу, что хочу в хороших условиях мыться, в хороших условиях жить и деньги иметь хорошие! Как раз за это-то и сажают меня каждый раз. Не понимают моих желаний, так сказать!
- Ла-адно... Посмо-отрим...
- Вот-вот... Посмотри там у себя. Мы ж хата спокойная. Не кипишуем. Зря беспорядков не делаем. Ведём себя хорошо. Зачем нас зазря дёргать? Это молодёжь беспокойная. А у нас - вишь, все девки взрослые уже...
- В самом соку, - подмигнул выводной. Торика улыбнулась, в стену.
  ... - Ну так что? - сразу спросила Торика у Ланки, как только дверь за ними захлопнулась. От неё не укрылось, несмотря на болтовню с выводным, что по дороге Люба что-то там пыталась прошипеть Ланке разозлённо.
- А зачем тебе вообще-то всё это знать? - негромко спросила у Ланки Марьяна, видимо, по дороге тоже разузнав, в чём дело.
- Пш-ш, - махнула на неё рукой Торика и  повернулась к Ланке, вопросительно заглядывая ей в глаза.- Я... я хотела узнать, чем отличаются эти.. ну... лесбиянки. Или как там..? Ну, бывают коблы, так? А бывают ещё - как их там..? Ко... кобылы, что ли? Так?
  Марьянка прыснула тихонько, развешивая свою мочалку и полотенце для просушки на батарее.
- Коблы - это кто? Это те, кто просто как мальчики выглядят, да?
- Почти... То есть, и это тоже, - Торика вопросам не удивлялась и отвечала вроде спокойно, только смотрела не на Ланку уже, а в пол.
- Тогда в чём разница?
- Разница?.. ну... Есть пассив и есть актив. Вот и вся разница. Если ты про лесбиянок не знаешь - про голубых-то знаешь? Понимаешь у них разницу, в чём у них актив, а в чём - пассив? Или и тут тебя понимание не зацепило? Стороной обошло?..
  Вера тоже хихикнула.  - А ты ей на примере хомячков объясни.
  Торика не обратила на неё никакого внимания, встала, подала свой пакет из бани Марьянке и чуть кивнула в сторону уже развешанных мочалок. Марьянка замешкалась буквально на пару секунд, чуть стрельнула глазами, но тут же, как ни в чём ни бывало, открыла Торикин пакет и начала раскладывать по местам вещи.
- Есть люди, которые в постели только актив. Есть - кто только пассив. А бывает - взаимка. И так, и так, значит. Понимаешь, нет? Бывает, человек привыкает таким быть, и даже в повседневной жизни себя тоже так ведёт. Понимаешь?
- Ну.., - неуверенно начала Ланка, - Значит, коблы - это от слова кобель? Это значит, мальчик, актив?
- Ну... В общем, да. Бывает, что актив и не выглядит как мальчик. Кобёл - это... это чаще всего человек, который считает, что природа ошиблась на нём. Перепутала пол. Понимаешь это?
- Как?
- Ох, блин, как, как! Как дурак! - в сердцах сказала Торика, - Короче, всё. Ты меня замотала. Лекция закончена. Спрашиваешь так, будто у тебя завтра экзамен по этому предмету. Ты что, ориентацию поменять собралась?
  Дружный хохот завершил её последнюю  реплику. Не смеялась только Торика. Скорее, наоборот, злилась, кажется. А может, это было что-то другое, то, что она чувствовала, просто Ланка не поняла. Ей хотелось ещё очень много ещё чего спросить. Во-первых, кобёл ли Рина. И ещё - когда становятся коблами? В детстве, наверное. Должно быть, это жутко неприятно, чувствовать, что ты хочешь не того, чего должна хотеть, будто недоделанная какая-то... Пожалуй, это Ланка могла себе представить... Ну хорошо, а что в постели происходит у них? Лижутся, что ли? И кто тогда актив? Что он делает?
  Увидев по Торикиной реакции, что вопросы дальше лучше не задавать, Ланка решила, что перед сном на досуге поразмышляет об этом, опираясь на свои тайные желания плюс новая информация. Глядишь, и додумается до чего-нибудь.
  После бани собрались было поспать, но увидели, что до бани осталось слишком уж мало времени, едва успев уснуть - придётся вставать. Поэтому решено было дождаться обеда.
 - Может, чифирнём? - предложила уставшая Марьянка, - Там осталось ведь?
- Нет, - сказала Торика, - там на одну заварку. Жалко тратить просто так. Попозже, к вечеру. Сигарет тоже мало.
  Сигареты оставшиеся выпотрошили в банку, чтобы как всегда, растянуть на подольше табак. Несколько сигарет Торика оставила, для удовольствия, так сказать.
- Поделю я их, пожалуй. Курите сегодня до вечера. Делите как хотите сами, растягивайте. Хотите - одну на двоих курите по очереди, хотите - каждый свою, но за раз сигарету в харю не курить, предупреждаю! Раньше проверки табак не трогаем!
  Торика посчиатла и раздала сигареты. Получилось не так уж и мало : по две на человека. Ланка сидела у себя на верхнем ярусе и поданные для неё сигареты взяла Верка. Протянула их Лане наверх и Ланка замешкалась : куда их тут, наверху, девать? Наконец, сказала : - А где твои и Любкины сигареты будут лежать, а, Вер?
- Наши? Вот, у меня в портсигаре, - ответила Вера, показывая на "портсигар" - коробочку из-под сигарилл, которая стояла на самодельной полке между изголовьями двух первоярусных коек.
- Вместе? На двоих? Положи тогда, слушай, мои тоже туда. Мне как бы некуда... ну, под матрас, что ли? Сломаю ещё их тут. Пускай у тебя полежат, ладно, Вер?
  Верка посмотрела на Ланку непонимающе.
- То есть, ты хочешь нам свои сигареты отдать, что ли?
- Не-ет! Я просто пока. Пока пусть полежат! Ладно? Я попозже слезу курить, вот и заберу уже тогда, раз они вам мешать будут. Ладно?
- Не будут они мешать, с чего ты взяла? Пусть остаются, если тебе так удобнее.
  Ланка легла на спину, стараясь не спать. Девчонки внизу о чём-то болтали, она нарочно не вслушивалась, а наоборот, "погромче включила" свои мысли. Казалось бы, не так тут уж и плохо, думала она. Если бы я ещё была другим человеком... Ведь они вон нормально себя чувствуют в этих условиях. По крайней мере, не мучаются, как я. Выходит, это только я мучаюсь. Почему? Потому, может, что всю жизнь одна живу, ну то есть, в нормальных условиях, а не в общежитии... Наверное, я просто избалованная эгоистка, которая не умеет считаться с другими людьми. Хотя... не могу сказать, чтобы они друг с другом особо считались...
  После обеда лениво развалясь, закурили. Ланка выжидательно посмотрела на Верку.
- Блин, неудобно курить, - сказала Верка, - когда одну на двоих - тогда нормально. А тогда ты как будешь?
  Ланка уже хотела было сказать, что не такая уж это будет и беда, если она будет сигарету половинить, но не успела.
- Давай так, на троих сейчас покурим? Всё равно спать будешь тоже?
 - Да я-то как-то... не хочу спать, - неуверенно сказала Ланка. Но Верка махнула рукой : - Я тоже спать не буду. Мы с тобой тогда потом на двоих покурим, попозже.
  Это решило дело. Хотя когда Ланке передали почти что фильтр, где курить было нечего - всё это дело ей резко разонравилось. Ей удалось сделать две маленькие затяжки и всё. Она нахмурилась.
- Знаешь, - обратилась она к Верке, - я не курю ногти!
  Верка засопела, переглянулась с Любой. - Знаешь, - в тон Ланке ответила она наконец, - Ты шибко жадная до курева, как я погляжу! Так нельзя тоже. Экономить всё-таки надо! Думаешь, всё время так будет, что сигареты есть? Это всё-таки тюрьма! А ты себя ведёшь как в баре!
- Я? - обалдела Лана.
- Да, да, - подтвердила Люба.
- Экономить, конечно, надо, - поддакнула Торика, особо не вникая в разговор. Ланка смешалась окончательно, оглядываясь удивлённо вокруг.
- Покурила немножко - и хватит! Мне тоже мало, одну на троих, ну а что делать-то?!  Потерпи тоже немножко!
  Ланка отошла, села за стол у окна, уставилась на свои руки. Потом вспомнила о дежурстве, спросила :
- Мне когда убирать-то? Вечером? Или может, сейчас лучше, быстренько подмету?
- Да когда ж сейчас-то, к херам? - зло сказала Марьяна, - Во-первых, мы спать собрались. Громыхать тут начнёшь сейчас своей дебильной щёткой. А потом, все после бани чистые пришли, а ты сейчас сразу пыль поднимешь. Вечером уберёшь!
  Ланка кивнула. Все, кроме неё и Верки, уже уютно устроились подремать. Правда, уют этот был сегодня относительным : чистое бельё ещё не принесли и спать приходилось пока на одеялах и подушках, которые пооборачивали своими полотенцами.
  Ланка присмотрелась к Веркиному вязанию. Она вязала носок, вместо спиц пользуясь стержнями от шариковых ручек, в которых уже кончилась паста. Петли снимала и провязывала той частью стерженька, где был железный наконечник, которым непосредственно и пишут, он был острее, чем остающаяся пластмассовая часть и позволял-таки произвести операцию провязывания петли. Вера, видать, уже научилась ими пользоваться в идеале, так как явно не испытывала затруднений и рядочки шли у неё ровненько, аккуратно, разве что всё это происходило только чуть медленнее,  чем вяжут на обычных спицах.
- А как ты догадалась их взять? - прошептала Ланка.
- Чего? Кого?
- Ну эти... пастики от ручек. Чтобы вязать.
- А! - поняла Верка, - Дык это не я. Это тюрьма придумала. Давным-давно. Хочешь попробовать?
- Да не. У меня не получится.
- Чего это? Полу-учится! Ещё ка-ак!
- Да и зачем мне носки..? Сейчас-то?
  На это Верка ничего не ответила.
- А где нитки берёшь?
 Вера пожала плечами : - Да как-то были всегда... Девки дают чего распустить. Да вон ещё пакет есть с вещами ненужными. Хочешь - можешь посмотреть, чего там есть. Можно тапки сшить. Вот такие, - Верка кивнула на свои ноги. Ланка перевела взгляд.
- О, точно. Сама сшила, да? Сколько их на тебе вижу - ни разу не подумала, вот дура ведь. Слушай, хорошо! Мне нравится. Молодец ты.
  Верка хрюкнула. - С чего  бы плохо!? Я три года в зоне таки тапки шила!
- Как? Зачем?
 Вера посмотрела на неё как на идиотку.  - Что значит зачем? На работе. Работала я на тапках!
- Ах во-от как!?!
  Ланка помолчала, пытаясь представить, что такое зона и работа в зоне.
- А какие там ещё работы есть? В зоне. Ну, тогда были, когда ты сидела. Ты когда там была, сколько уже прошло времени-то?
 - Три года... Нет, четыре. Четыре года назад. Да чё работы? Всякие работы. Швейка в основном. Ещё чего-нибудь складывают, пакуют... Салфетки, мочалки. Посуда пластиковая. На Новый год игрушки на ёлку делали, сувениры новогодние. Ещё был пищевая линия. На войну отправляли. В Азербайджан, что ли... В Армению..? Или в Грузию вообще,- задумчиво бормотала Верка, вспоминая, - Где война-то была?.. В общем, солдатский пакет-паёк.Туда ложили несколько сухарей, пара пакетиков чая, две банки тушёнки... Да-да! Хорошо было. Тушенка разная была. С гречкой, с рисом, простая, безо всего... Девки обожрались все! Особенно на сухарях.... Всё время ели их, ну все! В жилую зону их, правда, нельзя выносить было. Но на рабочке - все только и жевали целыми днями, пока работаешь - ешь. Вкусные. И чай хороший был, хоть и в пакетиках, но хороший. Сахар. Рафинад. По два кусочка клали на паёк. Правда, сахар паршивый был какой-то, даже не плавился в ложке, жжёный сахар не сделаешь из него. Какой-то нехороший. Сейчас уже нет этой линии. Кончилась, наверно, война. Во-от. Чего там ещё было.., - Верка наморщила лоб, вспоминая. Волосы в разные стороны, зуб торчит, глаза бегают, ну ни дать ни взять - ведьма из мультика.
- Ещё такие папки были для документов, их надо было там как-то складывать... В общем, обезьянья работка вся почти, кроме швейки и тапок.
- А что там шьют?
- Шьют? Много чего. Матрасы вот шили. Да... Простыни, полотенца. Рубашки. Пододеяльники. Много чего шили.
- А зарплата? Сколько там можно заработать?
- По-разному. На руки дают мало, конечно. 70% забирают ведь. 30% - в фонд освобождения, а 50% - идут на всякие штрафы, уплата судебных издержек, исков, у кого они есть... После суда ведь по-любому судебные издержки выплачивать будешь, а сейчас меньше шести тысяч никак не обойдётся ни одни суд. Это если воровайка. А суды посложнее - да плюс иски вломят - вот и забирают по 30% зарплаты, пока-а-а её там выплатишь!..
- А фонд освобожения - это что такое?
- Как освобождаешься - тебе эти деньги отдают. Да, да. Удобно, с одной стороны. Выходишь - всё-таки какие-то деньги есть. Но ведь наши как? Кто выходит - идут ведь сразу "бухать", отмечать, так сказать. Те, кто пьёт. А наркоманы - понятно, за дозой сразу от ворот на такси поедут к барыге... Так что лучше этим они не сделали... Козлы.
- Давно это сделали так?
- Дак вот именно что нет. Европейские стандарты, говорят. Да ну. Это они гайки все закручивают по-европейски, все ограничения ввели, а льгот - хрен! Зато всё, чего в Европе нет - всё у нас убрали. А то, что там есть, а у нас не было - не дали, конечно... Вот например, у них там ведь дают всякое мыльно-пыльное бесплатно, положено... А у нас - ты сама должна купить себе и туалетную бумагу на месяц, и мыло, и шампунь, и стиральный порошок, и зубную пасту, и прокладки... Разве без чего-нибудь из этого обойдёшься? Ну как вот? Стирать не будешь, что ли? Если порошка-то нет? Или мыться будешь без мыла? Или в туалет будешь ходить без туалетной бумаги? Чем жопу-то вытирать? Не вытирать, что ли? Вот и считай... сколько денег на это в месяц пойдёт... А в магазине всё это там не дёшево, хочу тебе сказать. В городе я лично могла бы подешевле найти...
- А какой там магазин? - спросила Лана, - Такой же, типа, как на воле? Или как здесь - на листочке пишешь заказ, через дня три получаешь заказанное?
- Нет. Не так. Приезжают в зону две бабы-продавщицы, привозят товар. Идёшь в магазин, выбираешь там чего хочешь, как на воле. Не просто так идёшь, а когда вызовут, конечно, по списку. И уж конечно, расплачиваешься не живыми деньгами, а просто подпись ставишь, сколько денег тратишь со своего счёта.
- И магазин - раз в месяц?
- Раз в неделю. А, не, иногда бывает, что две недели перерыв, а не одна.
- А если мне с воли пошлют денег, то тогда с них хоть проценты не снимают?
- Ну как не снимают, снимают, конечно. Так же, 70% снимут.
- Сволочи. Причём же тут деньги моей матери, скажем? Ведь это она мне посылает, чтобы я себе что-то купила. С чего ж тогда они снимают 70%? Получается, с денег моей матери? Ведь это она их заработала, а не я?!
- Н-ну... В фонд освобождения - так они ж тебе их вернут как бы. Когда освобождаться будешь.
- То есть, мать мне присылает чтобы у меня здесь было на что себе купить еды, а они считают, что им лучше знать, когда мне нужны деньги больше : тогда, когда я в зоне нахожусь или по выходе на свободу. Так получается?
- Получается, - зевнула Верка.
- Гады. На воле. На воле - как-то выкрутилась бы я. А в зоне-то мне они нужнее, деньги?! Правильно ведь?
- Ещё бы. А с зарплатой думаешь лучше? Есть ведь зарплаты там, где  месяц горбатишься, горбатишься, и на руки получишь - 25 крон. Зарплата за месяц!
- Да ладно?
- Да. Есть такие работы там, да.
- Зачем же работать на такой работе? Кто ж на ней работает?
- Ну, те, кто не знает, что так мало выйдет. Или им всё равно уже. Если денег нет совсем, и работы нету никакой. Что ж делать. Или ещё бывает... По-разному бывает ещё, по-всякому, - как-то расплывчато закончила Верка. - Ладно, давай покурим уже, - сказала она, доставая сигарету. Ланка и сама чувствовала, что проводила сигарету взглядом, и по Веркиным осуждающим глазам поняла : да, заметно, конечно, как она хочет курить.
- Да, - кивнула Лана, - Просто умираю уже, как курить хочу.
- Ну вот видишь, - поджала губы Вера, - Я зря ж говорить не буду. Ты слишком зависима!
- Дак а что тут удивительного? - возмутилась Ланка, - Мы ведь когда курили после обеда, ну, в последний раз-то, так я даже один раз и то не затянулась нормально. И сейчас уже сколько ещё прошло времени.
- Да не в этом одном разе только дело! Ты всегда такая! Совсем терпеть не умеешь. Не успеют предложить - первая бежишь! И чиф тоже. То лежишь у себя на "пальме", не видно тебя и не слышно, а чай сделали - пыр - прыг - сидит смотришь за столом уже! Неприятно просто.
    Ланка пожала плечами.
- Чего, всё равно непонятно? Вот если сидим вместе за столом, болтаем - это одно дело, чтоб сигарету на двоих или на троих делить. А если ты где-то отдельно сидишь - сиди себе тогда там дальше!
  Вера жестикулировала, пока говорила, а Ланка как загипнотизированная следила взглядом за сигаретой в её руке.
- Ой, да на, на! - Вера пихнула ей оставшуюся половину сигареты, которая, кстати, за половину уже зашкалила... Ланка поспешно схватила дымящуюся сигарету и Верка злобно рассмеялась : - Фу... Гадость какая. Прям вот курить не могу, когда на меня вот так смотрят. Кури, кури, бл..., укурись вся! И убирайся отсюда, противно на тебя смотреть. Уматывай к себе наверх!
   Ланка взбесилась : - Ну и пожалуйста! Не больно-то и хотелось.
  Она повернулась было, чтобы уйти к себе, но остановилась, вспомнила.
- Сигарета.
  Вера молча смотрела на неё и Лана повторила, отчётливо и раздельно :  - Моя. Сигарета.
- Чего - сигарета?
- Я говорю, дай мою сигарету, которая у тебя осталась. Ещё одна, ну?!
- Это какая такая ещё одна? Да ты чё, охренела? А Любка проснётся - что она по-твоему будет курить? Не фига себе ты наглая! Всё ей прям отдай. О других людях вообще не думает! Только курить, курить ей! Ты здесь не одна! Ясно?
- Что-о? - у Лани аж дыхание перехватило от такой подлой выходки, - Это ты мне говоришь? Давай сейчас же мою сигарету! - прошипела она, задыхаясь.
- Да ёб твою мать! - подскочила на своей шконке Торика, - Лана! Ты что, охренела совсем?! Сколько можно орать?! Только начинаю засыпать - слышу : курить - сигареты - курить... Только вроде заткнулись - через пять минут опять : курить - сигареты - курить - моя сигарета... Лана, ты в натуре, ёбнулась совсем на куреве! Ты чё, не видишь, мы спим?!
- Вижу, - буркнула Ланка, - Она мне мою сигарету не отдаёт!
- Я тебе сейчас покажу сигарету! Ах ты засранка! - чуть громче шопота зашипела Вера, - Ну подожди, сука. Сама всё своё скурила и теперь ещё и моё требует! Вот, я так и знала, не надо было с тобой сигареты вместе класть! И курить с тобой больше в жизни не буду, ни на двоих, ни на троих! Так вот сделай что для человека - а он ещё и обосрёт тебя за твою же доброту.
- Лана! - прикрикнула Торика, - Ведь тебе ж сказали, что сигарет мало! Понимаешь? Мало! Надо экономить было! Ты вообще не понимаешь, что ли? Я ведь сказала, растянуть до вечера! У всех ведь поровну было! Нельзя же ж так! Что ты, уже всё своё выкурила?
- И ещё требует! - возмущённо поддакнула Верка.
- Да, да, и ещё "земляным червяком"! - передразнивая Верку, закудахтала Ланка.
- Чего? - спросила Торика.
- Ничего, - сказала Лана, влезая к себе на шконку, - Всё отлично.
- Я тебе сейчас дам "всё отлично", - сказала Торика, - И на будущее запомни. Если я сплю - будешь меня так будить - сразу встаю и выбиваю тебе все зубы. Начну с передних.
- Правильно, правильно, - поддакнула Верка и Ланка чуть не захохотала, вспомнив, что у Верки-то как раз зубов-то и не имеется. Она чувствовала, что ещё чуть-чуть, и сорвётся: разревётся истерически или "***ми" всех обложит, но понимала, что будет только хуже, поэтому неимоверным усилием заставила себя сдержаться. Проглотила ком в горле и злобно улыбнувшись, отвернулась к стене.
- Ты мне рожи свои не корчи, - тихо сказала Торика, - найди для этого кого другого. А мне лучше  своё плохое настороение не показывай тут. Мне на него - тьфу и растереть. Ясно?
   Ланка предпочла не отвечать.

                глава 6.

   На следующий день в камеру привели ещё одну новенькую.
 - Завтра к оперу пойдёшь, - устало объясняла новенькой Люба, - У нас мало места очень. Понимаешь? Нам ещё один человек - ну просто никуда.
- И чего? - с вызовом отвечала высокая крепкая девушка, совсем молоденькая, 18-ти лет, красивая, ярко накрашенная. Волосы её, тёмные от природы, прямые, длинные, блестящие, выкрашены были чуть розоватыми светлыми "перьями", чередуясь с натуральным цветом.
- Как звать тебя?
- Олеся.
- Гос-споди, час от часу не легче, - вздохнула Люба, - ну откуда вы такие имена тащите к нам?! Ладно, неважно. Так вот на счёт мест... Мы ж тебе по-хорошему говорим. Уже несколько раз у нас приходили люди, всем пришлось уходить, не одной тебе. Негде здесь, понимаешь?! В других хатах места полно! А опер к нам почему-то всех сначала пихает. Говорит, смотрю, может, кто задержится. В общем, напишешь заявление к оперу, чтобы он тебя вызвал. И скажешь, что хочешь в другую хату.
  Олеся смотрела исподлобья.
- Ты-то так попала сюда? С дискотеки, что ли?  -  спросила Марьяна, оглядывая Олесины чёрные туфли и чёрную короткую юбку мини, тесно облегавшую бёдра Олеси. Накрашена Олеся тоже была по-вечернему : стрелки вокруг глаз были выведены на манер "лисьего глаза", повторяя контур век, и залезали аж на виски.
  После минутного молчания Марьяна с издевательским "пониманием" сказала : - И взяли тебя прямо во время танца. Сняли со столба. Хорошо хоть в начале танца, а не в конце...
- Я шла на работу. В бар. Выхожу из подъезда, я тут менты. Козлы.
- О да, - сказала Марьяна, - То, что они козлы - нам уже сказали.
- Я вместе со своим парнем шла. Они нас обоих и забрали...
  Олеся неожиданно шмыгнула носом и кажется, собралась заплакать.
- За что вас взяли-то? - спросила Торика.
- Да кража квартирная. Ну то есть, я-то ни причём!..
- Ну, ес-тест-вен-но! - вставила Марьяна.
- Это мой парень был. Ну, квартиру ограбил. А у меня... он попросил подождать его около дома. За рулём. Сказал, что надо помочь ему отвезти какие-то вещи... А я не знала даже, что они краденные!
- Короче, он всё взял на себя, а ты как бы просто подвезла его на своей машине. Так?
- Так, - сразу согласилась Олеся, - Такой ужас. Я... Мне... Меня возили на анализы здесь... на ВИЧ. И вот... А у него, оказывается, ВИЧ был. У моего парня. И он об этом, оказывается, знал. И со мной... спал! Значит, он меня специально хотел заразить? Ужас. Если у меня, не дай Бог, ВИЧ покажет, я его... я его лет на 10 посажу! За то, что он знал, и... и...
  Олеся снова с готовностью шмыгнула носом, потом спросила : - Не, ну а чё!? Пра-ально ведь?!
- Ну.., - сказала Торика, - Сажать на 10 лет не надо, это, знаешь, как бы, ну... некрасиво. А разобраться надо, конечно, чё там... ожет, это вообще всё неправда ещё?
- Ну не знаю! Но если у него обнаружили ВИЧуху, ещё в прошлую отсидку?!
- Нда-а-а, - протянула Торика глубокомысленно, - А ты-то откуда узнала? Ты в карантине была, что ли, до сих пор?
- Да. Четыре дня.
- А чего так мало?
- А сегодня привели ещё двоих. А нас и так было шестеро. И вот меня перевели. Ещё кого-то, наверно, тоже переведут сегодня.
- Ужас какой. Сдурели совсем, что ли? Чего делают менты, а? - Торика встала, подошла к Олесе, взяла её матрас и закинула его сложенным опять на последнюю из свободных койку.
- Спать будешь здесь, - привычно ткнула Торика пальцем над их с Марьяной койкой.
- Фу, пыль как полетела, - покрутила Торика носом, - Это с матраса. Надо убрать сегодня хорошенько. Что это такое, совсем грязью заросли. Лана! Ты почему так и не убрала вчера вечером?
- Так вы ж сами сказали опять : не сейчас!
- Да? Да-а, надо убрать сегодня, срочно. Возьми-ка пока, Лана, тряпку и вытри всю эту шконку сначала, потом стол и полку.
  Лана пошла за тряпкой. Хотя, честно говоря, ей жутко надоела вся эта канитель с уборкой. Пол подметать и мыть ей так и не пришлось за эти дни, но стол-то всё равно вытирать было надо, мусорный ящик тоже выставляла за дверь и забирала обратно все эти дни Ланка...
- А где ты работала-то, в каком баре? - спросила Торика миролюбиво. Олеся потупилась.
- В старом городе. Это закрытый бар. Там просто так не пускают. Фейс-контроль, и вообще...
   Торика обордряюще улыбнулась.
- Ну ничего, Лана вот уберёт, пол помоет, и ты нам станцуешь. Ладно? Да? Станцуешь ведь?
- Да ну, ты что!? Как? Здесь?
- А что? Слабо? Мы здесь совсем одурели со скуки и тоски. Покажешь класс?
 - А музыка?
- Ну вон с улицы даже слышно тебе и музыку...
- Не-ет, - замотала головой Олеся, - Если бы музыка была... Мне вчера мой маляву написал... Пишет, что радио мне передаст. Может, завтра. Может, послезавтра. Я ему сегодня ещё напишу, в какой я хате, и тогда сразу же принесут. Сегодня уже могли принести, но с этим переводом все мозги нам менты затрах...
- Радио? Это хорошо! - довольно кивнула Торика.
- Что пьёте? - церемонно спросила Олеся.
- Когда чай есть - чай пьём, - ответила Торика, немного удивлённо взглядывая на Олесю. Надо ж, за какие-то пару дней она в карантине так "наблатыкалась", что ли? Чиф пьёт. Да ещё и принесла с собой? И точно, Олеся достала аккуратно завёрнутый пакетик с заваркой.
- На два раза хватит, - кивнула Торика, взвесив его в руке, - Люба, Любонька, не спи!
  Люба, только начавшая засыпать с утра, проснулась разглядеть новенькую, а теперь опять с удобством устроилась, сделав вывод, что больше смотреть неинтересно. Услышав о чае, она встала неторопливо и пошла заваривать чифир.  Олеся покопалась ещё в своих вещах и достала из пакета пол пачки сигарет и маленький пакетик шоколадных конфет, грамм в 300.
- Так. Это к чифу, - деловито сказала Олеся, - Тут ещё было... сейчас.., - она достала ещё два белых зефира, маленький кусочек халвы и штук десять печений. Под конец вытащив низкую широкую тарелку из белой пластмассы с красными цветами, нарисованными по центру тарелки, Олеся разложила всё богатство на тарелку. Потом села, следя за процессом заварки чифа.
- Ух ты, - сказала Марьяна.
- Да-а, - протянула Торика, - Чё, у тебя магазин был вчера?
- Да. Мне повезло, что в кармане деньги были, когда нас взяли. Могло и не быть. Их сразу на счёт здешний мне положили... И ещё повезло, что магазин смогла вчера сразу же отоварить...
  Олеся вытащила на стол в довершение всего пачку тоненьких сигарет SLIM.
  Всё это, вместе взятое, бесспорно, производило впечатление.
- Ну не фига себе... А это, - кивнула Торика на пачку, -  С воли у тебя ещё с собой, что ли?
- Нет, почему. Здесь купила.
- Здесь? Вот такие? Зря.
- Почему это? Я такие на воле курю.
  Торика ухмыльнулась. - На воле и я, знаешь ли, окурки не потрошу. Но здесь-то - это здесь! Ты что же..? И много купила ты их?
- Три пачки. А что?
- Да ничего.
- Мне там девки тоже сказали, что надо купить не это, - она кивнула на стол, - А надо, типа, блок самых крепких сигарет купить. Конфеты - самые дешёвые, я такие терпеть не могу. Фу, гадость какая. Бр-р. Ещё, говорят, купи банку сахарина лучше, а не конфеты... А я его вообще не ем!
- Скоро начнёшь, только в путь! - пообещала Торика.
- Да никогда!
- А чиф? Ты что, его на воле пила?
- Не-ет, конечно нет! - засмеялась Олеся, - Здесь попробовала, мне понравилось.
- Вот и с остальным так же будет... Нечего будет жрать - всё понравится!  Ты наркоманка? А хотя... нет, наверно, - окинула её проницательным взглядом Люба.
- Ну... экстази закидывалась частенько.
- Его же больше в Эстонии нет, говорят?!
- Да как нет? Куда оно денется? Есть! В клубах, на тусовках - всё есть, чего хочешь...
- И "китаец"? - усомнилась Торика.
- Конечно.
- Кто ж его там вмазывает? Публика вроде совсем другая...
- Почему вмазывает? Курят!
- Ах, ку-урят?...
- Да. И кокаин. И трава. И ЛСД.
- Амстердам какой-то, - пробормотала Марьяна.
- Что? - удивилась как-то чрезмерно Олеся.
- Голландия, говорю, прямо.
- Не пОнела. Откуда ты знаешь?
- Чего?
- Откуда ты знаешь, что я там работала?
- В Голландии?
- Да нет... В клубе Амстердам. Я думала, ты...
- А-а-а. Да я просто так сказала. Давайте уже чиф-то пить.
   За столом шестерым места не хватало, поэтому они сели частично на шконки и пили, передавая стакан из рук в руки, и заедали по чуть-чуть сладким, и наслаждались.
- Воля - это воля, - сказала Торика, - А здесь покупают самые выгодные вещи, понимаешь? Ну конечно, если у тебя денег очень до хера, каждую неделю по несколько тысяч выкладывать можешь на магазин - тогда можно и Слим курить...
- А мне, собственно, много не надо, - сказала Олеся, - я курю немного. Мне этих трёх пачек хватит на неделю примерно. Так что... А деньги - денег, конечно, у меня особо нету.Но надеюсь, мама будет посылать. Крон триста-то положит в месяц... Я вообще-то здесь... случайно.
-О-ох, ха-ха-ха, - рассмеялись почти все одновременно.
- В наши планы тоже это не входило, знаешь ли, - смеясь, сказала Торика, - Совсем другие цели были, между прочим.
- Да? - удивилась Олеся,- Не, я живу-то на воле нормально. Для меня такие вот условия - это кошмар, ну. Вы не понимаете. Стиральной машинки нету, микроволновки нету, я ведь даже посуду за собой на воле не мою, - Олеся оглядела свои расписаные гелевые ноготки с сожалением.
- А кто моет-то? Ну, за тобой? Выкидываешь, что ли? - насмешливо спросила Вера.
- Мама. Ну, я ж работаю. - возмущенно объяснила Олеся, - Я же не могу себе позволить ходить с плохим маникюром. И вообще... У меня работа такая! Я же не зечка. Не воровка, не убийца, не преступница. Это вы здесь привыкли, как так и надо. А я-то нет!
- То есть, мы-то преступники. И зеки. А ты здесь случайно? Ты это хотела сказать?
- Ну да. Не, вы не обижайтесь. Но... я с таким контингентом вообще никогда не общалась даже, на воле. И всё вот это вот, - она повела рукой вокруг себя, - Ну, типа общежития... мне это всё вообще дико, понимаете? Я из другого круга.
- То-то я смотрю мне твоё лицо знакомо! Ты в кино не снималась? Нет? А, во, вспомнила! Ты же известная певица, да?! Я даже фамилию твою сейчас вспомню, стой, стой, не говори! Ну да, вспомнила! Алла Пугачёва! Это ж ты? - подобострастно произнесла Марьяна.
- Да не, Пугачёва старая, - с сомнением  заговорила Торика, - И уродина. А эта ж - красавица! Вылитая Мерлин Монро! Девушка! Вы не Мерлин? Не Монро?
- Не, вы не обижайтесь на меня, я ж не для того сказала, чтоб вас обидеть, - сказала Олеся растерянно.
- Да кто обижается-то?
- Не, не, ты чё?!
- Какие обиды! - сразу несколько голосов, - Не бери даже в голову! Как мы можем на тебя обижаться? Да кто мы такие-то, гос-споди! - разошлась Торика.
- Да-да. Ничтожества, прах под твоими ногами. Ой, а это ничего, что я на "ты" к тебе обращаюсь? Надо ж на "вы", наверно? Торика, правда ведь? - спросила Марьяна.
- Конечно, - поддержала её Торика, - Мы больше не будем! Только на "вы". И шопотом. Вам не жёстко? Вы ж не привыкли на жёсткеньком...
- Не дует? Из окна-то? Может, пледиком прикрыть вас? Курточку накиньте?
- Да не тарахти ты так, Марьяна! - сказала Торика, - Не видишь, надоели мы ей уже.
- Да нет, я понимаю... здесь ведь тюрьма, - ангельски-печально сказала Олеся, - Конечно, я всё равно вечером когда лежу, думаю : ну ладно вы все. А я-то что здесь делаю?!
   Торика встала перед Олесей молча, разглядывая, больше не улыбаясь. Марьяна тоже медленно поднялась, переводя взгляд с Торики на Олесю и обратно.
  Вера наоборот откинулась назад, сидя на шконке, захрюкала тихонечко своим поросячьим смехом.
- Прям хочу посмотреть, что щ-щас будет, - тихо сказала Верка Любе, злорадно похохатывая. Люба покачала головой, не отрывая взгляда от Олеси : - Да-а... И кого только в тюрьму сажают, действительно...
- Знаешь, - сказала Торика неожиданно спокойно, - Не хочется тебя разочаровывать. Раз мы для тебя всё равно скоты и быдло, так зачем тогда притворяться, будто мы нормальные? Это ж ты одна здесь нормальная. Может, лучше по добру - по здорову пойдёшь себе отсюда... быстро? А? В другую хату?
- Зачем?
- Затем, дорогая,что мы для тебя общество неподходящее. Боюсь, испортишься ты у нас.
- Ну... здесь ведь везде, я думаю, одинаково. И люди... одинаковые.
- Да нет, - покачала головой Марьяна, - Такой дряни как ты - поискать придётся!
- Я-а-а? Дря-а-ань?.. Это почему это я дрянь?
- Да потому, милочка, что если человек всех остальных вокруг себя счиает низшими существами - сам он и есть скотина и  тварь. Эгоистка ты. Только себя и любишь. Так что... иди люби себя где-нибудь в другом месте.
- Вы же меня совсем не знаете! - со слезами в голосе возразила Олеся.
- Так ты сама нам о себе всё сейчас рассказала. Сказала, что мы - ушлёпки недоделанные, а ты - краса и звезда. И гордость нашей страны.
- Я... я не хотела. Я не буду больше.
- Если ты к маме-то своей не умеешь лучше относиться, то что с тебя взять? Мама ей посуду моет... Ишь ты!
- Стучи! - указала Олесе на дверь Вера, - Иди к двери и стучи. Просись вон из хаты.
  Марьяна вздохнула.  - Без толку. Не заберут уже. Поздно. Опер домой уже пошёл. Если на вечернюю проверку только на галёру выйдет?
- Н-ну а куда они её денут? В боксик разве что на ночь посадят..?
- Н-нда-а. Надо завтра тогда, с утра.
  Олеся переводила взгляд с одной девчёнки на другую с надеждой :
 - Да чего вы... девочки? Может... может, всё-таки оставите меня на пару дней? Присмотритесь?
  Все повернулись к ней.
- Ты что, так не хочешь уходить? - спросила Марьяна, - Это чем же мы тебе так понравились?
  Олеся опустила низко голову, пожала плечами.  - Ну как. Нормальные девчонки вроде.
- Странное что-то. Ты боишься кого-то, кто в другой хате может оказаться? У тебя знакомые есть здесь, в тюрьме?
- Нет.
- Дак а что тогда такое? Накосячила ты что-то, явно. С чего бы вдруг тебе  остаться так хотелось?
- Да нет, просто... просто я знаю, как может быть в других камерах. Мне уж тут понарассказывали...
- Кто? И что?
- Ну... У нас с карантином общая стенка была с соседней камерой, они наши соседи, в общем, были... Так там та-акое творилось у них!.. Каждый день драки слышно, девка кричит какая-то всё время... В общем... Со мной одна девка была, мы сдружились, хотели вместе в одну хату идти. А она пошла первая, ну, её распределили, и она написала мне маляву, что не ходи сюда, мол, лучше, что хата такая... ну... Короче, не хочу я туда тоже...
- Это чё ж за хата там, с каранртином рядом? - спросила у Марьянки Торика.
- А, это, короче... Короче, там всё правильно. - сказала Марьяна.
- В смысле?
- Да там пришла одна... свою дочь на воле на наркоту подсадила и под мужиков за деньги подкладывала... Короче, я тебе говорю, там всё правильно, ну!
- Они... Они ей миску у двери ставили. Чтобы она как собака... - заикаясь, заговорила Олеся.
- Не твоё дело, - оборвала её Торика, - Поняла?
Олеся закивала головой.
- Ну и чего теперь с ней делать будем? - спросила Марьяна у Верки с Любой.
- Не знаю, - сказала Люба, - мне всё равно, например.
- Да пускай остаётся пока, - сказала Верка. Олеся глянула на неё благодарно и Верка усмехнулась: - Во-от, правильно!Ты меня слушайся, я тебя воспитаю. Мама не узнает, спасибо скажет, какая дочка золотая получилась!
- Меня мама воспитывала хорошо.
- Те, кто хорошо воспитан - в тюрьму не попадают! Значит, плохо мама тебя вопитывала.
- Да причём тут мама-то!?!
- Хм. Ещё лучше. Значит, мама тебя воспитывала, старалась, нянчилась с тобой, ночей не спала, спину горбатила, а ты вот такая идиотка выросла, что в тюрьму попала? Ну тем более значит - не довоспитала тебя мама. Надо ей помочь, раз ты такой трудный случай. Ну не переживай. У нас учителя-воспитатели хорошие здесь, хорошо объясняют. С первого раза всё понятно всем сразу. Потому что если не поймёшь - это плохо. Для тебя. Ну в общем - сама увидишь...

    Вечер выдался интересным только в одном - Ланка, наконец, убрала комнату.
- Нет, ну это ж надо, целую неделю дежурила и не могла ни разу за это время пол вымыть! - возмущалась Вера, - Что ж это за лень такая, а? Ну ты лентя-яа-йка! Как же так, а? За неделю не можешь убрать. Надо бы по-хорошему тебе сейчас штрафную неделю дать. Чтобы ты всю неделю теперь убирала.
  Ланка не обращала внимания. Раз только, подняв голову, оскалилась улыбкой : - Нет, я думаю, надо чтобы ты неделю дежурила. Чтобы показаывала мне, как надо дежурить. Профессионально! А?
  Поскольку швабра в камере была одна, с отсутствием палки, то приходилось, держа в руках саму щётку от неё, лазить под шконками то на корточках, то на коленях, то ползти почти что на четвереньках, под столом, то ещё как-то, вытягивая руки, пытаться достать как можно дальше. Принимая замысловатые позы, Лана, отплёвываясь от пыли под шконкой Марьяны с Торикой, услышала их разговор.
- Ты что, и впрямь думаешь Олесю эту выкидывать из хаты? - спросила Марьяна у Торики.
- Да нет, собственно. Пускай остаётся, я думаю. Да?
- Конечно. У неё ж, она говорит, передачи будут. Ну или деньги там... неважно. У нас и так нищая хата. Пусть хоть эта шлюшка останется.
- М-мда-а... Я тоже так думаю, - промурлыкала Торика, судя по звукам движения, стараясь обнять Марьянку.
- Ну не надо! Погоди ты! Так я думала, ты её твёрдо решила выгнать? Зачем тогда ты её гнала-то?
- Разве она ушла?
- Ну, нет, но...
- Ну и всё. Чего ты тогда кипишуешь?
- Но ведь могла уйти. Я уж не знала, как тебе маякнуть, чтобы ты успокоилась.
- Успокоилась? Ха! Марья-яана-а!.. Как же плохо ты обо мне думаешь. Не дала бы я ей уйти, по-любому. куда б она с деньгами пошла-то? Может, слушай, её под шконку загнать спать? Чтоб не думала, что в сказку попала?
- Мешаться будет.
- Да, я тоже об этом подумала.
- Ну Торика, - опять начала уворачиваться от неё Марьяна.
- Что? Что "Торика"? А ну иди сюда! Иди, иди... Ах ты капризная девчонка! А ну...
  Далее уже следовало хихикание и возня, пробудившая в Ланке какие-то смутные томления, с которыми она отползла подальше, покусывая губы.
Да, - подумала она,- как здорово всё же должно быть, когда ты здесь не одна, а вдвоём... С такой вот подругой как Тори. Которая обнимает, целует, трогает тебя. Дотрагивается своей ладонью до твоих плечей и рук. Дотрагивается своим пальцем до губ твоих, целует тебя... дотрагивается... дотрагивается...   Ланку аж передёрнуло всю и она постаралась чуть изменить ход своих мыслей.
...Да и просто чувство вот это, что ты не одна, а вдвоём с кем-то, кому ты нужна, кому ты не безразлична. К тому же Торика в чём-то такая же как Рина... Уж одно то, что можно спать вот так, вместе, не на подушку голову положив, а Торике на плечо...
  Ланка видела уже, что они всегда так спят : Марьяна на плече у Торики, и Торика обнимает её левой рукой. Марьяна всегда спала слева от Торики,  а Торика - возле стенки, и чертыхаясь вылезала оттуда, неизменно каждый раз кляня тесноту. Ланка всё время думала, почему ж она тогда не ляжет с краю, справа от Марьянки, раз уж это всегда доставляет ей столько неудобств? Непонятно. Но всё равно, чуть только начинала открываться зачем-либо дверь - Торика пулей выскакивала из койки, как попало, зачастую сонная, в трусах, медленно шла и садилась затем на скамейку к столу.
  -Почему ты так всегда делаешь?! - спросила один раз у неё Марьянка.
- Не хочу, чтобы менты видели нас вдвоём в койке, - ответила Торика.
- А чего? Стесняешься?
- Я-то? Да мне-то как раз уже нечего стесняться. То есть, поздно как бы... Не в этом дело.
- А в чём?
- Ну, во-первых, нельзя вдвоём спать вообще-то.
- Да ладно?
- Конечно.
- Да пошли бы они..! Это не их дело, с кем хочу, с тем и сплю!
- Н-ну... раньше за это ведь вообще статья была. Да-да. В совковое время. И карцера были за это, и всё такое... Но это неважно. Просто...  как тебе сказать... Не хочу я демонстрировать им вот так, нагло, с кем я сплю. Не их это дело, вот именно. Потому я встаю и делаю вид, что я только что встала со своей шконки.
- Но они ж давно все всё знают. Знают, что ты со мной!  Знают, что ночью мы вместе спим. Сколько раз за ночь они подходят, смотрят, в глазок вон дверной...
- Да и пусть. Всё равно. Пока я не в твоей койке - я не в твоей койке! Не хочу, ну?! Противно вот мне! Представь вот, они заходят, а мы с тобой на них в четыре глаза из постели пялимся, нагло улыбаясь. Не противно? Для меня это просто ещё одно напоминание, что мы здесь не имеем права на личные отношения. Не имеем права трахаться не при них, ну. Даже... Даже, если хочешь, для меня это - неуважение к тебе. Понимаешь?
- Нет.
- Значит, и не поймёшь. Что тут непонятного? Может, ещё и сексом при них будем заниматься? Ну а чё? Зачем прикидываться, что мы им не занимаемся, если они всё равно знают? Догадываются ведь?
- Да ну тебя.
- Что? Не хочешь так? А почему? Ты же только что говорила то же самое!
- Да с чего бы вдруг не хочу-то? В принципе, могу! Запросто! Чего мне стыдиться-то? Это не я их просила в мою койку сто раз в день нос совать! Это не я их заставляла наблюдать за мной, чего я жру и чем я сру! Хотят в моей личной жизни ковыряться - да пожалуйста! Я ещё и нарочно сделаю, чтоб им противно было!
- Ну и что с того, если им противно? Чтоб они ещё больше говорили, что мы все животные? Что мы такие тут все уроды, что всякий стыд потеряли? Короче, так : могу я встать со шконки и не показывать, что мы с тобой трахаемся? Могу! Ну и всё!
- Ой, ну не знаю я, - закончила Марьяна, улыбаясь, - Чудная ты.
- Какая?
- Чудная. Не такая, как все. За это я тебя и... люблю, - договорила Марьяна шопотом и дальше Лана уже не слышала, потому что они стали шептаться, возиться и хихикать, это уже было неинтересно.
 На следующий день, лёжа после завтрака на своей шконке и опять слушая все эти знакомые звуки их возни, Ланка мысленно взмолилась : Господи, пусть и правда уж принесли бы нам радио! Этак ведь и свихнуться можно!..
 Она так долго опять не могла уснуть вчерашним вечером, и лежала, и слушала пол ночи опять все их движения, наполненные любовью, страстью и сексом. Воспалённая её фантазия услужливо дополняла эти едва слышные звуки яркими картинками в воображении. Нет, и звуки-то были отнюдь не громкими, и старались они явно вести себя как можно тише, и дожидались обычно долго, чтобы все уснули по возможности, но Ланке и этого хватало с лихвой. После острой абстиненции наступил период, когда всё время хотелось есть ( особенно хотелось сладкого ), когда почти не спишь ( в лучшем случае часа два за ночь ), а лишь дремлешь, и ко всему прочему период этот был характерен обострившейся чувствительностью. Это выражалось в первую очередь в эротических снах на те моменты, когда удавалось уснуть, а так же в усилившемся либидо, изнурительном и непрекращающемся. Уставая от попыток заснуть, Ланка ёрзала, ворочалась, с каждым движением чувствуя, как ноет и томится всё тело, как хочет оно ласки и неги, как мучается, ждёт и мечтает о чужих руках... Моментами ей прямо казалось, что она сливается с Марьяной в одно целое. Изнывая от желания почувствовать прикосновения жаждущих рук она почти даже чувствовала... В ночном полумраке слух её напряжённо выхватывал ожидаемые звуки, так, что она видела и чувствовала на себе, - вот звук движения руки по обнажённому телу, вот сдавленное дыхание, которое Ланка повторяла в себе, вот судороги оргазма, которые она не могла бы слышать, если бы не участвовала во всём происходящем, тайно мучаясь, так что спрашивала себя, зачем ей нужен этот мазохистский процесс...
"Сегодня опять, наверное, то же самое будет..." - тоскливо подумала Ланка, домывая пол.  Наконец, уставшая, бросила тряпку в сторону около стола и присела отдохнуть пару минут. Олеся устроилась за столом перерисовывать какую-то картинку, которую усмотрела у Верки, и теперь, нагнувшись над столом, самозабвенно рисовала. Ланка видела, как Марьяна с Торикой встали за Олесиной спиной, и хихикая и перешёптываясь, сняли с полки над столом пузырёк с зелёнкой. Торика открыла его и, подняв над Олесей, наклонила так, чтобы тонкая струйка зелёнки, толщиной с нитку, потекла на Олесину голову. С Олесиной головы струйка скользнула Олесе на плечи, а когда Торика чуть сдвинула руку - на тетрадь на столе. Олеся взвизгнула и резко вскочила. Торика с Марьяной захохотали, укатываясь.
- Что ж вы делаете!? - с ужасом воскликнула Олеся, оглядывая свои плечи и руки, волосы и даже ноги оказались тоже в каплях и мелких брызгах. Марьяна с Торикой хохотали обе уже навзрыд, когда Олеся вылезла из-за стола окончательно. А когда она подняла лицо и взглянула на девчёнок - оказалось, что лицу досталось больше всего, зелёными потёками по щекам, носу и губам Олесю раскрасило донельзя. Верка засмеялась своими хрюкающими звуками, Люба тоже прыснула. Ланка видела Олесю сбоку, видела, как глаза её наполнились слезами, как она, оглядываясь
по сторонам, силилась не разрыдаться.
 Ланке стало противно. Олесю было жалко ужасно и ничуть не смешно.
 - Идём, я тебе помогу умываться, - Ланка подошла к ней и чуть подтолкнула в сторону раковины.
- Идём, ну?! Давай быстрей. Надо сначала футболку снять... Нагибайся!
  Отмываясь под холодной водой, Олеся плакала, молча вздрагивая- всхлипывая. Ланке тоже досталось много работы : и пол, и стол пришлось надраивать, и раковину, да и Олесины руки с ногами тоже пришлось помочь отмывать.
- У тебя волосы и так разноцветными перьями были, - лениво протянула Торика, - Никакой разницы нет...
  Ланка отдала Олесе свою футболку, поскольку её старую пришлось выбрасывать, заодно дала ей и штаны. В мини-юбке находиться в камере было, конечно, просто невозможно. Олеся оглядела свои ноги, торчащие из штанов, которые были ей явно малы, вздохнула и ничего не сказала.
- Не могу сказать, что футболка была у меня лишняя, - сказала Ланка, - Поскольку теперь у меня осталась только одна. Но всё же... не будешь же ты здесь так ходить.
  Олеся сидела за столом, несчастная, шмыгающая носом, и смотрела перед собой невидящим взглядом.
- Ой, да ладно тебе! - сказала Верка, подходя к ней поближе, - Подумаешь, пошутили девки! Будет теперь сидеть, рожи корчить.
- Рисунок.., - тихо сказала Олеся.
- Да чё рисунок! Хрен с ним, с рисунком. Тоже нельзя вечно с хмурой рожей сидеть. Ну, пошутили девки. Поду-умаешь...
- Я не знала, что так сильно получится, - покаянно сказала Марьяна, - Ну... там почти всё отмылось?
   Олеся не ответила.
- Так плохо зелёнка отмывается, - добавила Марьяна, - Я не знала...
   Но она не выдержала своего просительного тона и снова начала смеяться вместе с присоединившейся к ней Торикой.
- Куда я с такими волосами, - плаксиво сказала Олеся, - Кошма-ар...
- Ну давай пострижём тебя, - сквозь смех сказала Торика, - Хочешь? Я стригу хорошо, между прочим.
  В открывшейся кормушке вдруг появилось лицо дежурного.
- Антонченко. Олеся.  - позвал он.
- Да, - сказала Олеся, вставая.
- Сюда подойди. Держи вот, на, - рука дежурного в резиновой перчатке быстро подала через кормушку Олесе радио, обмотанное вокруг корпуса шнуром, и прозрачный пакет. Через пластикат видны были две пачки сигарет и пара пачек чая.
- Радейка! - радостно воскликнула Торика, выхватывая у Олеси радио. Оно было довольно сносным, несмотря на преклонный возраст, который можно было подсчитать, глядя на означенный год выпуска : 1968.
- Какое старое, - обиженно сказала Олеся.
- Это Филлипс, - возразила Тори.
- Да, это хорошее радио, зря ты, - сказала Люба. Она уже включила радио в сеть и нашла волну русского радио.
- Люб, ты давай лучше чай заваривай, - деловито скомандовала Торика, - Ну-ка покажись-ка, - сказала она Олесе, - Чего, правда прям не отмыть? Да немножко и осталось-то совсем. Вот тут чуть-чуть, и тут... Подумаешь...
    На следующий день Олеся уже ничуть не сердилась на девчёнок и даже вместе с ними смеялась над собой.
- А я такая рисую и не поняла даже, что такое, в первый момент, - похохатывая говорила Олеся.
- Ну и рожа у тебя, - сказала Торика, - Пятнистая. А причёска - ...
  Настроение этого дня продиктовывалось тем, что был табак, был чиф, и была даже музыка, так что всем было хорошо и даже весело.
- Я и не думала, что в тюрьме может быть так хорошо, - сказала Олеся, когда они чифирнули. Она откинулась назад, сидя на скамейке и благодушно огляделась, - Вы такие классные девчёнки!
- Чем это мы такие классные? Ха! - спросила Вера.
- Ну... так. просто.
- Это чиф классный. А не мы, - сказала Люба и все захохотали.
- Тихо! - сказала Марьяна, - Да тихо вы!
  И точно, было к чему. С галёры доносился голос из другой, видимо, камеры : "Четыре-ноль-девять!.."
 Марьяна подскочила к двери и громко заорала в щель между дверью и косяком : - Го-во-ри!
- Марьян, привет. Как дела?
- Нормально, Инка. Как сама-то?
- Хорошо! А ты болеешь, я слыхала?
- Не-ет. Почему. Не болею.
- А говорят, из кровати не вылезаешь..?
 Марьяна недоумённо помедлила, слушая далёкий смех нескольких человек.Глянула-стрельнула глазами в сторону Торики.
- А как у вас в хате, сколько человек? - спросили у Марьяны снова.
- Шесть, - неохотно ответила Марьянка.
- А мы думали, может, девять? - опять далёкое, еле слышное ржание. Видимо, громко смеётся вся камера, иначе не было бы слышно.
 - На галёре девки вон говорили, что вы друг на друге спите?
 - А знаешь, мне вот, например, как по х.. чужое мнение! - прокричала Марьянка с вызовом, заметно озлясь, - Я на это никогда внимание не обращаю!
- Это-то правильно, я тоже такая, - ответил ей голос Инны после паузы, более серъёзным тоном.
- Ну и всё.
 Марьянка ещё постояла недолго у двери, но разговор не возобновили.
  - И чего вот им всем надо? - злобно сказала Марьяна, подходя к Торике, - Не всё ли вот равно?
- Не всё равно, - покачала головой Тори, - Ты что. Им скучно ж.Вот и лезут.
 - Не понимаю. Мне вот лично плевать, кто с кем спит, кто чем занимается...
- Просто ты мало кого знаешь, - сказала Торика, - Вот если бы ты со многими сидела, да уж не в первый раз, а десятый, да срока большие... Тогда - ...
- Не думаю. Блин, меня бесит. То, что они лезут не в своё дело.
- Плюнь, - лениво сказала Торика, - Иди лучше ко мне. А кто такая эта Инка, кстати?
- А, - Марьянка махнула рукой небрежно, - Седова.
- Ах это Седова?! Тогда я знаю её. Сидела я с ней в зоне, недолго, правда, я освобождалась, а она только заехала...
- Да? А за что она сидела? Я-то её только здесь в боксике один раз видала, часа три вместе были, меня только привезли тогда сюда.
- А-а. Да какие статьи... Драки, гоп-стоп, кажется... да, гоп-стоп.
- А что такое гоп-стоп? - спросила Ланка, вмешиваясь.
- Я не с тобой разговариваю, - оборвала её Торика.
- Не вынюхивай, - одновременно с нею сказала Марьяна. Ланка подошла поближе к Верке.
- Вер. Скажи, а? Что такое гоп-стоп?
- Грабёж, - буркнула Вера, не поднимая головы от вязания.
- У-у? - промычала Ланка, соображая. Решила рискнуть и заодно спросить : - А почему говорят "галёра", а не коридор?
- Да не знаю я, бляха-муха! - прикрикнула Верка.
- Раньше около камер вывешивали фотографи и данные тех, кто сидит внутри. Вот и выходила галлерея. Из фотографий, - сказала Торика. Ланка залезла к себе на второй ярус и легла, глядя в потолок.
С радио, конечно, стало повеселее. Ланка измучилась этими ночными шорохами в последнее время. Ей стали постоянно сниться эротические сны, и это мешало. Наконец, вечер порадовал её приятными мелодиями. Днём тоже, конечно, было гораздо приятнее слушать песни, и девчонки тоже все повеселели.
  Ланка слушала песню о любви и задумалась об антиподе. "В конце концов, я возненавижу их всех здесь, - подумала она, - Ведь это невыносимо. Всё чаще я злюсь, всё чаще скрываю то, что думаю и чувствую. Рано или поздно эта неприязнь к ним ко всем перевесит моё хорошее к ним отношение. Как же тогда я буду жить?"
  Ланка слезла вниз и увидела в Веркиных руках пакет с клубками ниток, тряпками, обрезками и чем-то подобным. Вера распускала какую-то вязаную вещь, сматывая нитки в клубок.
- Ой, - сказала Ланка, - сколько клубочков.
- Помоги мне, - сказала Верка, впихивая ей в руки вязаную недораспущенную шмотку, - Подержи вот так. Вот так, да. Вот, держи, а я помотаю.
- А откуда это?
- Да "общаковые" шмотки. Остаются, когда кто-нибудь выбросит, уезжает.
- А можно я посмотрю?
- Посмотри, Хос-споди. Только не щас! Вот распустим - тогда.
- Можно будет вот эти тряпочки взять? - Ланка, вытягивая шею, попыталась рассмотреть, что там ещё в пакете.
- Зачем тебе?
- Сошью игрушку какую-нибудь. Куколку, например.
- Ты шьёшь хорошо?
- Нет. Да делать-то нечего.
- Ну хоть займёшься чем-нибудь... А то лежишь вечно, в потолок вечно пялишься. Лана, бл..! Ну как ты держишь? Вот так надо! Нет, не так. Да пошла ты!.. Олеся, иди сюда! Держи!
  Ланка только обрадовалась, что освободилась от держания тряпки и стала отбирать тряпочки для куклы. Устраиваясь за столом, она опять стала слышать обрывки разговора Торики с Марьяной. В числе прочего кое-что её заинтересовало.
- Мальчик мой, - прошептала Марьяна, - Ты совсем как мальчик, Тори. А как в зоне к этому относятся? Ну, когда женщина с женщиной..?
- Разве я женщина? - промурлыкала Торика.
- Ну всё равно.
- Да нет уж, мне не всё равно!
- Тори! А всё-таки, почему ты... почему тебя нельзя, ну, трогать?
  Ланка навострила уши. Она что, ослышалась? Выходит - что? Что Торика только Марьянке доставляет удовольствие, а себя трогать не даёт? Но почему? Это же бессмыслица?!
- О, бл.., - Торика тяжело вздохнула, - Как мне надоела эта тема. Ты что же, никогда не слышала, что такое "кобёл"? Ну а "буч"? Слыхала, кто такой? Тоже нет? Господи, ты с другой планеты, что ли?
- Н-но... а как же ты кончаешь тогда?
- Да ты чо? Это кто у меня спрашивает, ты что, не чувствуешь, когда и отчего я кончаю?
- Н-ну-у...
- Я кончаю от того, что я делаю. Ловлю твои ощущения. Чувствую как ты чувствуешь удовольствие. И вообще. Давай закроем эту тему. Просто будет так, и всё. Тебе ведь хорошо со мной? И мне с тобой отлично! Всё!
- Но... Ты точно больше ничего не хочешь? Кроме того, что...
- Бл.., - но я же сказал уже, что нет!
   Торика в раздражении даже стала называть себя на "он". Ланка уже замечала, что Торика может то так, то так себя называть.
- Значит, никогда.., - начала опять говорить Марьяна.
- Никогда, - решительно прервала её Торика.
- И у тебя ни с кем не было...?
- Меня ни одна баба руками не трогала, - с непонятной гордостью сообщила Торика, акцентируя на каждом слове.
- Тогда откуда ты можешь знать... может, тебе бы понравилось?
- М-м-м...Бо-оже. Вот скажи. Если ты будешь стоя "раком" мыть пол, и вдруг сзади в тебя со всей дури войдёт член? Тебе приятно будет? Нет? Правильно, не будет. Почему? Потому что это слишком неожиданно и сильно. Вот, можно сказать, это то, что я чувствую, если ты до меня дотронешься. Мне неприятно.
- Но... Но ведь можно не именно это как бы. Ведь трогать можно, ну, тело... просто гладить, дотрагиваться... Ты что же, не пробовала никогда это делать?
- А кстати... Откуда ты знаешь, может, тебе было бы приятно? Ну, чтобы вот то, что я описала. Чтобы со всей силы, сзади? Ведь ты же не пробовала? Именно это!?! Попробуй? Вдруг тебе это очень даже понравится? Ну откуда ты знаешь, что нет?
- Но...
- Я сказал, хватит!
  Было слышно, что Торика с трудом сдерживается и Ланка удивилась про себя мельком, почему Марьянка продолжает её злить, неужели непонятно... Зато вся полученная информация словно нужный паззл встала на место и получилась, наконец, картинка.
 "Я как будто знала это всё, - удивилась Ланка мысленно, - Ведь я даже пыталась представить себе, как всё это может происходить с... такой как Тори. И никогда не могла представить, что ласки могут быть взаимными. Я хотела всегда только получать. Но дотронуться до Торики как-то я и не представляла... Или до Рины..."     Ланка почувствовала, что краснеет и уколола случайно палец иголкой. Кукла получалась немного инвалидкой. Одна рука была короче другой, а ноги различались по толщине. К тому же создавалось впечатление, что и на руках, и на ногах у куклы будто бы надеты варежки. Волосы из спутанных ниток никак не желали прикрепляться к голове, и после некоторых размышлений Ланка решила, что надо из чего-нибудь соорудить кукле шляпу. Общий результат ей даже понравился.
  Олеся сзади ворковала с Верой. "Смотри-ка, - подумала Ланка, - Прям подружились они. Одна я только вечно не могу ни с кем найти  общий язык..."
- Ого, - сказала Марьянка у Ланы за плечом, - Это ты уже слышала? Прикольно.
- Хочешь, - протянула ей Ланка куклу, - Тебе подарю?
- Хочу, - довольно сказала Марьянка, - Я её вот сюда посажу. Не, прикольная! И сердечко на груди вышила. Мне нравится. Да, Вер?
- Я ещё лучше могу сделать.
- Да? Так сшила бы. Куда тебе стопервый килограмм носков?
- Дак куда-куда! В зону. Это вы вертихвостки, вам ничего не надо. А я в зону приеду - вот и будет чего продать на первое время, чтбы сигареты были, да всякое такое... купить. Шампунь опять же купить надо будет...
- Так у тебя всё проду-умано, оказывается, - протянула Марьянка, ухмыляясь.
- А ты думала как. Конечно.  - она повернулась к Олесе, - Всё. Давай, вали отсюда. Помяла мне всё тут. Одеяло сбила...
  Олеся встала с Веркиной кровати, улыбаясь : - Да ладно тебе, Вера...
- Чего ладно-то? Думаешь, приятно, когда кто попало на твоей кровати сидит?
- Вы бы раз вам делать нефиг - взяли б, да рыбу почистили на салат, - сказала Торика, обращаясь к Ланке с Олесей, - Из неё салат получается - ух какой! Пальчики оближешь! С завтрака яйца вон остались ведь? Вот! Давайте, сделайте! Бабы вы или кто?
- Я рыбу не ем, - сказала Ланка.
- Как не ешь? Совсем не ешь? Чего ты врёшь-то? Я ж видала, что ты её ела!
- Я никогда не ем рыбу. Совсем, - улыбнулась Ланка.
- Да чё ты, гонишь, что ли?! Я тебе говорю, я ви-де-ла! Видела, сама, как ты её ела! А, да ну тебя на х.., - Торика отмахнулась от неё, - Сама не помнишь ни хера. Говорю тебе, жрала ты её!
- Я вообще никогда не ем рыбу, - Ланка настаивала, не замечая, что Торика злится и не понимала, как такой разговор может вообще происходить. Кому лучше знать, ест она рыбу или нет, Торике, или ей?
- Бл.., достала ты. Ела-не ела. Ну а для нас что, в падлу почистить?
- Да я не умею даже вообще.
- Да чего там уметь-то? Варёный хек. Ладно, ты не жрёшь её, хорошо. Ну а ты..? Как там тебя..? Жрёшь? Рыбу?
- Да, - сказала Олеся, - Но я тоже чистить не умею.
- Так. Короче. Снимаешь шкуру. Вытаскиваешь кости. Кости отдельно, мясо отдельно. Чего тебе ещё? Не можешь понять, чего из этого жрут? Кости не жрут люди, а мясо рыбье - жрут! Понятно, нет? Бери вон, делай! Давай-давай, чего смотришь?
  Олеся стала устраиваться за столом, когда дверь открылась и в камеру вошла ещё одна новенькая женщина.
- О не-ет, - простонала Марьяна, - Чё ж мы так лоханулись?! Куда, на хрен?..
- Здрась-сьте, - сказала женщина. Ей было лет тридцать семь, длинные густые тёмные волосы огромной копной спускались чуть не до пояса, но они её не красили, стоило заметить. Женщина была удивительно некрасива.
- Здра-асьте, - кивнула Торика. Люба сонно подняла голову, посмотрела, моргая, на новенькую, сказала "Гос-споди" и отвернулась к стене, дальше спать.
- Туда, - показала Торика на пустую койку на втором ярусе. Женщина закинула матрас и во все стороны заулыбалась.
- Меня зовут Анастасия, - сообщила она тоном учительницы, знакомящейся с классом.
- Заватра идёшь к оперу, - мрачно сказала Марьяна, - И просишься в другую хату. У нас слишком много народу. А в других хатах вон по три человека сидят. Пойдёшь к оперу и скажешь, что ты кого-нибудь из нас по воле знаешь, и поэтому не хочешь здесь оставаться. Ясно?
  Улыбка с лица Анастасии медленно сползла.
- Так ведь это же неправда, - с сомнением ответила она, - Он... поверит?
- Ещё и дура к тому же, - разглядывая её как неживую сказала Верка.
- Фу, это откуда так кошачьей мочой несёт, от тебя, что ли? - спросила Марьяна. Анастасия радостно закивала : - Да. Это у меня кошка дома. А тут мне никак не постирать было...
- О-о-о... Быстро снимай, что там у тебя такое вонючее-то?!
- Кофта.
- Кофта, - с ужасом кивнула Марьяна, - Как же это на кофту-то она смогла наделать-то? Фу. Быстро стирай. Вон, мыло там хозяйственное под раковиной. Ты что, не с карантина?
- Откудова?
- Ты, откудова ты? С карантина?
- Из Арестантского дома я.
- Ясно.
  Анастасия подошла к раковине, сняла кофту и стала застирывать её под краном.
- Опять чума какая-то, - сказала Марьянка жалобно, - И откуда они берутся такие? Тебя за что посадили-то? - сказала она громче, чтобы Анастасия слышала.
- За распространение героина.
- Барыга, значит, - сказала Тори.
- В какой-нибудь общаге, небось, жила вонючей.
- Может, в карты поиграем? - вяло предложила Торика.
- Да брось ты. С кем тут играть?
 Наблюдая чуть позже, как грузная Анастасия пытается вскарабкаться к себе на шконку, Марьяна раздражённо вскочила с кровати, прошлась по камере туда-сюда и подошла к Олесе.
- Чего ты тут? До ночи собралась ковыряться?!
- Я... Я ж сказала, что чистить не умею.
- Так какого ж чёрта берёшься тогда?! - заорала Марьяна бешено, - Если не умеешь - нечего и делать тогда! У-у, морда тупорылая.
  Олеся потупилась, а Марьянка взбесилась ещё больше. - Что ты села? Что остановилась? А? Чё, думаешь, я возьму теперь за тебя доделывать?! Сука, я кому говорю-то, а? Задолбала ты сидеть здесь вонять этой грёбаной рыбой!
  Марьяна схватила миски, сгребла все их в одну кучу, подлетела к туалету и вывалила всю рыбу в толчок. Пошвыряв в раковину миски, она повернулась к Олесе.
- Иди, мой! Да пошевеливайся уже ты! Еле ползает! Давай, быстро мой всю эту вонищу, чтоб через минуту здесь никакого запаха больше не было, иначе я тебя в толчке сама утоплю! Развела здесь свою вонь!
  Она походила нервно по камере, бросая взгляды на стены.
- Ф-фу-у... Надо хоть уборку генеральную затеять уже разок... Стены хоть помыть, отдраить всё здесь.
- Это было жёстко, - одобрительно кивнула Торика, указывая взглядом на Олесю смешливо. - Ты чего завелась-то?...
- Да ну, блин... Набили полную хату каких-то уродов. Что это ещё за чучело? Вообще охренели. Анастасия. Клава какая-то голимая...
- Да уйдёт завтра. Всего и делов-то. Чё ты.
  "Вот интересно, - думала Ланка, прислушиваясь к их разговору, - С чего они взяли, что камера - это их личное помещение, в которое именно они должны подбирать людей, с кем они хотят сидеть, а с кем не хотят? Мне вот, например, тоже, может, не нравится их компания. И что с того? Не отель здесь, чай. Никто ведь не заставлял меня сюда переться. жила бы как человек - не попала бы сюда. Жила бы себе с людьми нормальными, с кем хочу. Раз ведёшь себя как урод - вот и живи с уродами. Только почему это я одна понимаю как будто, а они нет?"
  Вечером дежурный, открыв кормушку, сообщил : - Соловьёва, Лана. Есть?
- Да, - сказала Ланка, - Это я.
- Завтра на этап. В пол седьмого.
 И захлопнул кормушку.
- На этап? - спросила Лана у закрытой двери, - Какой ещё этап? Куда?
- Ну куда-куда. В ресторан, еб твою... На суд, конечно, куда ж ещё? - ответила ей Марьяна.
- Какой суд? - тупо переспросила Ланка.
- Самый гуманный суд в мире! - кривляясь, сказала Торика.
- Ты чё, совсем дура? - спросила у Ланки Вера. - Не знаешь, какой суд у тебя должен быть? У тебя что их, несколько должно быть?
  Верка ждала своего суда уже больше года и никому не было известно, когда он будет и сколько ей ещё ждать. Поэтому тема эта вызвала у неё горячее беспокойство.
- Да откуда мне знать, Вера? Что он, не может нормально сказать? Какой такой этап, куда?
- На Кресты, может? - кивнула Торика.
- А отсюда что, на Кресты возят? - спросила Олеся.
- Конечно, - сказала Торика, - И в Коми.
- Да?
- Да. В этом месяце должны возить тех, кто по фамилии на букву "А". У тебя как фамилия?
- Антонченко, - упавшим голосом сказала Олеся.
- О, значит, ты тоже поедешь.
- К-как? Куда? Да не, я-то не поеду, я же до суда только здесь буду сидеть.
- А им-то что. Народу много, путаницы много. Оттуда и осудишься.
- Как? На севере? Это же на севере, Коми?
- Ещё как, - подтвердила Торика, - Будешь там лес валить. И собак жрать.
- Но... может, не повезут ещё?
- Ну... если недобор будет в вагоне, то могут даже завтра увезти.
- Каком ещё вагоне?
- Товарные вагоны такие, знаешь? Ну что, не видела никогда? Как для лошадей.
- Там же холодно, - еле выговорила Олеся.
- Конечно, холодно. До Коми ещё везут целую неделю... Знаешь, если честно, - добавила Торика доверительно, - Мы тебя ещё поэтому-то и решили в хате оставить. Пожалели. Потому что если б мы тебя отсюда вышвырнули - тебя б отсюда точно повезли, в Коми.
  Ланка всё смотрела внимательно на Олесю. Ну не может ведь человек верить в такую ерунду? Потом поняла - верит! Даже жалко её стало, такую глупую, перепуганную. А потом - смешно. Олеся сидела за столом и крутила в руках самодельную колоду карт.
- Самодельные, - наконец сказала она про карты, явно намереваясь сменить тему.
- Да, - сказала Торика, - Нам все лень заявление написать оперу, чтобы нам нормальные карты принесли.
- А что, можно? - спросила Олеся.
- Конечно. Через опера мно-ого чего можно.
- Можно даже свиданку с парнями в тюрьме попросить, - подхватила Марьяна.
- Как? - с горящими глазами спросила Олеся.
- Ну как? Можешь поменять на что-нибудь. Например, на свои завтраки на месяц. Пишешь оперу заявление : отказываюсь на этот месяц от завтраков, а за это прошу предоставить мне свидание с моим парнем таким-то...
- Или на баню можно поменять, - закивала Тори, - Отказываешься от бани на месяц. Ну, меняешь на свиданку.
- Да? Подождите, я листок возьму... Как писать? Оперу?..
Ланке стало интересно. Неужели ж они доконца дадут ей написать такое идиотское заявление? Или всё же остановят? Но нет. Олеся под чутким руководством написала заявление и положила его в коробочку, откуда дежурная смена ментов забирала заявления на проверке.
  Утром Ланка проснулась сама на завтрак, как ни странно. Обычно она не слышала, как Люба принимает завтрак, а тут как-то вдруг проснулась. Вечером Ланка, засыпая, как раз думала об этом, как же она встанет утром, без будильника? Оказалось достаточным подумать об этом - и она проснулась.
  Мимоходом поразмыслив об этом, Ланка встала, умылась, оделась и села ждать. Олеся тоже проснулась, сходила в туалет и села к Ланке, к столу, покурить.
- Возьми две сигареты, - сказала она Ланке шопотом.
- Спасибо, - с благодарностью взглянула на неё Лана.
- Надеюсь, сегодня меня не увезут, - грустно сказала Олеся.
- В Коми, что ли? Да они пошутили, Олеся. Никуда тебя не повезут, успокойся, - едва слышно прошептала ей Ланка. Олеся глянула на неё с сомнением, но ничего не сказала.
  Ланка сидела ещё минут 15, покачиваясь и нервничая. Наконец, дверь загрохотала и Ланку вывели на галёру. Стоя на галёре, Ланка с интересом вглядывалась, кого ещё выводят из камер. Отдельно кого-то стали выводить и из карантина.
- А эту тоже на суд, что ли? - спросил один дежурный у другого.
- Эту нет, её в зону. Я забираю тоже, чтобы два раза не ходить?
- Забирай. А внизу что? В один бокс посадишь?
- Да, а что?
- Смотри чтоб они там не перепутали.
- А то второй раз судиться повезут, да? Ха-ха-ха... Ещё один срок получит, да?..
- Ну срок - не знаю, а покатать туда-сюда могут запросто. Или забудут в боксе. Сам знаешь.
- Да зна-аю...
  Ланка сделала шаг от стены ближе к центру галёры и стала всматриваться. Рина. Господи, Рина.
- Ку-уда? - прикрикнул дежурный на Ланку. Потом увидел, что ничего она делать особенного не собирается и отвернулся. Поболтав ещё между собой, дежурные распрощались и выводной повёл их вниз по лестнице, к боксикам.
- Рина, - у Ланки аж дыхание спёрло и в какую-то секунду она почувствовала у себя непривычную реакцию : желание одновременно заплакать и истерически засмеяться одновременно.
- Привет, - кивнула ей Рина, - А ты куда? Не в зону же?
- Нет, мы-то все на суд. Кроме тебя, - ответила Ланка и с неудовольствием поняла, что не может всё-таки сдержать идиотского хихиканья, таки прорвалось оно наружу.
- Чего? - спросила Рина, улыбаясь, - Со мной хочешь поехать?
  Ланка закивала, стараясь удержать рвущийся наружу смех. С огромным усилием она поняла, что не может это сделать, не может остановить его. Губы расягивались в судорожной улыбку и всю её прямо распирало изнутри это хохотание. Неимовернум усилием Ланке удалось прератить его в фырканье. Но Рина, казалось, понимала, что с ней происходит. С явным удовольствием оглядывая Ланку, Рина кивнула : - Я бы тебя взяла.
- Ты?.. Меня бы взяла? - делая ударение на последнем слове, Ланка почувствовала, что эта дебильная шутка снова всколыхнула всё у неё внутри. Это было для неё уже слишком : волна хохота согнула Ланку пополам. Хорошо, что их всех, наконец, довели до бокса и завели внутрь, иначе бы Ланка точно уже не смогла бы идти, так истерически ухохатывалась. Она видела краем глаза, как многозначительно переглянулись девчонки между собой. Рина, посмеиваясь, успокаивающе похлопала Ланку по плечу.  - Ну, ну, Лана. Успокойся.
"Господи, да что ж это со мной. Нервы, - как-то отстранённо подумала Ланка, - Настоящая истерика. Но почему? Вот уж никогда бы не подумала, что со мной может быть так, что я не смогу держать себя в руках. Боже мой, да как же это?"
  Наконец, у неё мелькнула мысль, что в любой момент их сейчас могут разделить : их повезут на суд дальше, а Рина останется здесь где-то, чтобы ехать в зону. Только это и привело Ланку в чувство. Смех резко выключился, лишь глаза её какое-то ещё время оставались безудержно весёлыми, пьяно-блестящими, влажными от смеха.
- Не знаю, что со мной, - пожаловалась Ланка, - Истерика прямо.
- Бывает, - пожала плечами Рина.
- Да? - схватилась за спасительное объяснение Лана, - Правда? У меня вот такого чё-то не было до сих пор.
- Быва-ает. Тюрьма. Что ж ты хочешь.
  Рина стояла так близко, можно было рассмотреть даже точки-пятнышки в её глазах.
- Волнуешься?.. Из-за суда, в смысле.
- Не-ет, - Лана покачала головой, - Я и так знаю, сколько дадут. Примерно. Больше, чем пол года не дадут.
 Рина кивнула. - Всё равно волнуешься. Вот потому и психоз у тебя.
 - Думаю, это не поэтому. Просто устала всё время сдерживать все свои эмоции. Всё в себе держу. Вот и прорвалось.
- Ты в какой хате? С кем сидишь там?
  Ланка назвала номер хаты и имена-фамилии девчонок из камеры. В какой-то момент ей показалось, что-то мелькнуло в Ринином лице. Что? - не успела понять, какое это было выражение.
- Ты с Торикой знакома, кажется. Знаешь её?
- Да. Знаю, - ответила Рина и больше ничего не добавила. Лицо её тоже не выражало больше ничего особенного.
- У тебя крапинки в глазах, - сказала Ланка.
- Да.
- А где Танька? На тюрьме? Не в карантине?
- Нет, не в карантине. Но здесь, да. В четыре-один-два.
- Ты видела её, да?
- Нет, не видела. "Писалась" с ней. (переписывалась) Они звали меня в хату к себе. А я вот, - Рина обвела рукой вокруг себя, - В зону.
- Там лучше, говорят?
- Кому как. Лучше - на воле. А что лучше - тюрьма или зона - это всё относительно. Вот так вот.
  Дверь бокса начала открываться. Ланка в ужасе глянула на дверь - на Рину - на дверь... - Что? Уже?
 - Нет, - улыбнулась Рина, - ещё долго. Шмонать будут. Сыр и яйцо давать. И всякая фигня ещё.
  Действительно, их всех стали по очереди вызывать, уводить - приводить.
 "Шмонать" - оказалось подробным обыском, на котором Ланку всю общупала дежуцрная в резиновых перчатках, затем после сверки по документам Ланке торжественно вручили варёное яйцо и кусочек (кажется, грамм 100) сыра в полиэтиленовой запайке.
- Это что? - спросила Лана у ментов, уставясь на сыр с яйцом в своих руках.
- Паёк. Дневной, - ответил дежурный. Подняв взгляд от своих бумаг, увидел, как Ланка смотрит, продолжая недоумевать. - Ну что-о?.. Это еда, тебе на день! Сухой паёк! Целый день ездить ведь будешь. Поесть ты не успеваешь сегодня на тюрьме. Привезут тебя уже после ужина. Мы ж должны тебя едой обеспечить. Вот! Обеспечиваем!
- А.. А пить? А хлеб?
- Ага. И какао, и плюшки. В России вон о таком и не мечтали!
- Зато в России льготы хоть какие-то другие есть, - буркнула уже просвещённая на этот счёт Ланка.
- Давай! Льготы, блин! Как фамилия твоя! Соловьёва? Давай, Соловьёва, вперёд и с песней! Кстати, в России как раз такие льготы есть! Везде строем с песней, в ватниках!
 Её отвели обратно в бокс и пошла последняя из девчонок.
 "Теперь уже точно момент расставания близок.." - драматично подумала Ланка с нарастающей паникой.
 - Скоро нас заберут. И мы с тобой больше не увидимся, - сказала Ланка, от накатившей на неё грусти не соображая даже, как звучат её слова.
- Ну-у! Брось! Как раз увидимся, и скоро!
- Почему это?
- Ну как почему? В зону скоро приедешь! Да-да. Скоро-скоро. Я, конечно, не желаю тебе срок побольше.., - Рина улыбнулась, - Но от моих желаний ничего не меняется, знаешь ли...
 - Нет. Мне всё равно срок дадут. Я знаю. У меня же ещё эпизод один есть...
- А что такое "эпизод"? - тоненьким голосом пропищала Рина. Ланка непонимающе подняла брови.
- Чего? Не помнишь? - прищурилась Рина, - Ты у меня спрашивала. Не так уж давно. А сейчас вон - "срок дадут", "эпизод", - бы-ыстро ты...
- Что "Быстро"? Адаптировалась?
- Н-ну да. Ада. Птировалась, - усмехнулась Рина. - Кто тебя так подучил-то? С кем ты там..? А-а, ну да. Ясно. Вспомнила, с кем ты там...
    Помолчали.
 - Рина. Ри-и-ина-а...
  Ланка выговаривала её имя с наслаждением, с любованием...
 - Чего?
- Да нет.Ничего. Хотя... Нет, есть чего. Я... Я... Мне так жаль, что мы с тобой так долго не увидимся. Мне так нужно бы тебе сказать... кое-что.
 - Так говори сейчас!
- Нет. Это долго. И наверно, не нужно. То есть - мне нужно, а тебе - наверное, нет.
- Че-го... Лан. Ты уж сказала "А", так говори и "Б".
  Ланка смотрела на неё и Рина казалась ей такой родной, такой близкой, как будто между ними уже всё было, всё, что Ланка подсознательно хотела с нею иметь. Ей казалось естественным всё, что она чувствовала, открыто понятным и она не задумывалась о том, что все её эмоции и чувства находились лишь в ней и не были подкреплены фактом извне. Ей и в голову не приходило, что тот поцелуй для Рины был лишь случайным импульсивным желанием, мелькнувшим и прошедшим. Поцелуй ли был виной вспыхнувших в Ланке чувств, или же что-то другое положило начало её влюблённости - неизвестно, только теперь ей казалось естественным воспринимать Рину как человека, с которым "счастье было так возможно, но злая судьба разлучила их..."   Она считала, что тот поцелуй ей даёт полное право думать так.  Проблема же виделась ей в том, что она до сих пор сопротивлялась и не желала признаваться себе в серьёзности своих чувств.Она так и продолжала отгонять от себя все свои воспоминания и мысли о Рине, периодически говоря себе, что ведь не может же такого быть, что она влюбилась в женщину...
  Глядя сейчас в Ринины глаза, Ланка со всей отчётливостью поняла, что да, она влюблена со всею чувственной страстью, желаниями и мечтами быть с  Риной  вместе. В этом конфликтном осознании того, что она проиграла и не может больше бороться с этой любовью в ней, что она сдаётся на милость победителя - конечно, в ней уже не оставалось места для размышлений о том, можно ли сознаться в своих чувствах предмету её воздыханий. За время разлуки с Риной в Ланкиных воспоминаниях все Ринины недостатки отошли на задний план, затушевались и забылись, а преимущества превратились в плюсы огромные и всё затмевающие.
- Я так рада видеть тебя.
- Я тоже,- улыбнулась ей Рина.
- Я так скучала по тебе... Рина. Рина. Напиши мне. Пожалуйста. Напиши мне, когда в зону приедешь, а? Фамилию мою ты знаешь, номер хаты тоже... А? Напиши, а?
- Н-ну... Не знаю, киска, - Рина смотрела на неё как-то особенно. Ласково, печально и серьёзно одновременно. Так смотрят, когда хотят сказать, что ты многого не знаешь, а жизнь так сложна...
- Может быть. А может, и нет. Хотя...
   Ланка смотрела на неё умоляюще. Рина заколебалась было, но всё же взгляд её стал меняться, стал жёстче и холоднее.  - Знаешь... Нет.Не могу, Лана.
- Чего не можешь? Написать?
- Да. Я хочу сказать - нет, я не напишу тебе.
- Ну что ж.., - вздохнула Ланка, - Нет так нет. По крайней мере не буду ждать зря. Но я всё равно скажу, - она посмотрела в глаза Рине, - Я в первый раз в жизни... влюбилась в женщину. Хотя знаешь, - улыбнулась она, - ты для меня не совсем женщина. Ты для меня - человек, которого я люблю и желаю...
  Всё это Ланка старалась говорить потише, почти всё высказала Рининой коленке, изредка взглядывала только. Несмотря на такой случай - Ланка не забылась, помнила, что говорить надо потише, чтобы другие девчонки не услышали. Как бы там ни было - дурой выглядеть вовсе не хотелось.
- Я тебе это говорю потому, что.. Потому что нас сейчас растащат в разные стороны и неизвестно, когда ещё теперь мы свидимся... А я хочу, чтобы ты знала. И чтобы ты помнила, что есть такой человек, который всё время думает о тебе. Всё время, постоянно!.. - голос её дрогнул, - И хочет быть с тобой вместе. И хочет принадлежать тебе... целиком.
  На последних словах Ланка стремительно покраснела и замолчала, сидя перед Риной, не осмеливаясь уже поднять глаза. Дышать стало трудно, она задыхалась и мучилась из-за сильно колотящегося сердца.
- Я... Да я знаю, киска, - ответила Рина наконец, тяжко вздыхая. - Вообще-то я знаю это всё. Тогда знала то есть. И видела. Только зачем тебе всё это? Подумай вот сама. Тебе сидеть-то - всего ничего, мелочи. Ты ведь... У тебя ведь не было никогда... ну, с женщинами?..
  Лана покачала головой. Постепенно краска начала спадать, ещё чуть-чуть и лицо приобретёт обычный цвет.
 - Ну вот видишь. И - не надо. Послушай меня, правда. Это такая тема... Лучше не пробовать. Не начинать. Понравится - будет потом и ещё, и ещё... Зачем? Потерпи немножко, выйдешь - будут у тебя мужчины, будешь влюбляться и расходиться, любить и ненавидеть. Здесь - что? Это ж просто с тоски. Хочется любви. Хочется секса. Да и подругу - хочется! Одиноко. Скучно. Но - а что делать. Перетерпи. И всё пройдёт. Мой тебе совет.
 - Да нет, я и не говорю, что это на всю жизнь, - возразила Лана, - Конечно, это пока я здесь. Выйду за ворота, всё и забуду в любом случае. Но... сейчас - так.
  Рина не отвечала. Ланке показалось, слишком уж что-то долго. Она набралась смелости и всё-таки подняла голову и посмотрела на Рину. Выражение её лица Ланку озадачило. Она смотрела пристально, оценивающе, что ли. Тонкая, аккуратно очерченная бровь её была слегка приподнята, изогнута в полувопросе, губы плотно сжаты в прямую линию. Она прищурила ещё на мгновение глаза и как бы стерев, сбросив всё выражение лица одним движением, тряхнула головой, внезапно улыбнулась. - Покурим? - полезла во внутренний карман своей лёгкой куртки Рина и достала две сигареты. Протянула одну сигарету девчонкам : - Покурим?
- Кури, Рина, у нас есть сигареты.
 Рина отвернулась обратно к Лане и закурила.
- Я что, обидела тебя чем-то? - спросила Ланка.
- Ты? Меня? Нет. Просто прозвучало как-то странно. Вроде как бы любишь на время, а не навсегда... Ну в смысле - до выхода только.
 - Ты не поняла. Просто...
 Рина остановила её жестом руки : - Нет! Я поняла. Всё. Давай закроем эту тему.
 - Но... Я...
 - Хватит, я сказала!
- Да я спрашиваю, будет ли ответ!
- Какой такой ответ? На какой вопрос?
- Я сказала тебе о своих чувствах. Ты можешь... что-нибудь ответить мне? На мои слова?
 - Я? - задумчиво переспросила Рина, передавая Ланке сигарету докурить. - Ну... Я могу так тебе сказать. Приедешь в зону - видно будет. Вот тогда и поговорим. Может быть.
  Ланка с надеждой вцепилась в Ринин рукав. И тут как раз загрохотала дверь. Как в кино, - подумала Ланка горько.
 - В жизни всякое бывает, - сказала Рина, - Иногда даже такое, чего и представить не можешь. Даже необыкновенные мечты иногда сбываются. Надо только верить, что это возможно и идти к цели.