(по сюжету Half-Life 2)
Гордон Фримен осторожно приподнял решетку вентиляции и огляделся. Ни бойцов Альянса, ни автоматических турелей, ни опасных тварей из Ксена видно не было. Помещение напоминало склад. "Вот и хорошо, — решил про себя ученый. — Передышка мне как раз не помешает…"
Фримен выбрался из воздуховода. При виде множества нагроможденных ящиков вокруг рука сама потянулась к монтировке, движимая глубоко укоренившимися разрушительными порывами. Однако разум подсказал, что нет особого смысла крушить все вокруг, а потом затевать отдых на острых щепках. Максимум, что он сможет из этого извлечь — пару обойм для пистолета, а их и так уже девать некуда. Фримен обследовал окружающее пространство. Направление дальнейшего продвижения было неочевидно: дверь склада оказалась заблокирована снаружи, проломов, окошек и лестниц не обнаружилось. Фримен устало махнул рукой. Путь все равно найдется, если внимательно посмотреть. Иногда, замаявшись бегать от манхэков по канализации, в упор не замечаешь очевидных вещей. В точности, как с ним случалось в ЭМ-АЙ-ТИ, когда он наутро после удачных вечеринок никак не мог врубиться в простейшие закономерности теорем преобразования энергии ядра.
На складе было тихо. Стрельба повстанцев и топот страйдеров, ведущих сражение в городе, сюда не доносились. Гордон любил посидеть в тишине. Лучше всего где-нибудь на солнышке, у моря, на большом, надежном валуне, где не прикопаются муравьиные львы… но и в помещении — тоже неплохо. Когда неприятности ходят за тобой по пятам, научишься тут, пожалуй, ценить краткие моменты передышки!
Фримен расположился на отдых, отложил автомат, достал платок и принялся протирать очки. Тут обнаружилось, что на складе он не один. Раздалось характерное утробное бурчание, из щели между стеной и ящиками вывалился хэдкраб. Выглядел он опухшим и недовольным, как будто его только что разбудили. "Может ли хэдкраб выглядеть опухшим?" — задался научным любопытством Фримен. Если предположить теоретически, что хэдкраб напал на человека в момент алкогольного опьянения, то… очень вероятно.
Гордон упреждающим жестом показал крабу монтировку. Хэдкраб вскинул передние ножки, с вызовом квакнул. Ученый вытянул из-за спины гравипушку. Этот аргумент показался зверюге внушительным. Хэдкраб понурился, всем своим гадким тельцем выражая одну печальную мысль: "обеда не будет".
— То-то же! — констатировал ученый. — Видно, ты достаточно мозгов слопал, чтобы самому поумнеть.
Фримен изучал заклятого врага на расстоянии. "Тушка килограмма на два… — задумчиво прикинул ученый, — если выпотрошить… аккуратно удалить ганглии с нейротоксинами… потом распялить за лапки и запечь над углями!.. да хорошо бы с кетчупом!.. а уж если перед этим замариновать часа на два с приправами… Так, стоп. Кажется, я есть хочу!" — вдруг догадался ученый.
Разломав пару ящиков, Фримен нашел армейскую тушенку, открыл банку складным ножом и стал есть.
"Занятные у Вас мысли, мистер Фримен, — зашипел в голове неуловимо ехидный голос Джи-мена. — Любопытно… отважитесь ли вы кому-нибудь признаться насчет того, что Вы временами… хммм… употребляете в пищу!"
— Я ем то, к чему меня вынуждают обстоятельства, — возразил Гордон вслух, привычно поставив на место своего призрачного работодателя. В мире Ксен, где Гордон заработал нетрадиционные гастрономические пристрастия, никто не побеспокоился о том, чтобы снабжать его горячим обедом три раза в день, поэтому приходилось выкручиваться. — И потом… человек должен пробовать что-то новое, иначе какой из него исследователь?! Снорки, например, на вкус отдают канифолью, и мясо у них резиновое. Хаундаи вскипают и лопаются при нагреве. А вот хобот присосочника вполне ничего… и хэдкрабы тоже.
Поначалу Фримен не любил свою шизофреническую половину, избегал отвечать на ее полные сарказма вопросы, но потом как-то смирился, привык. В конце концов, скитаясь по бесконечным радиоактивным тоннелям и токсичным помойкам, по заброшенным ракетным комплексам или пустынным побережьям, кишащим гигантскими жуками, Гордон мог расчитывать лишь на одного собеседника. Порой он вел с Джи-меном яростные споры о природе порталов или обсуждал теоретические тонкости взаимодействия с Черной материей. Шизофреническая персона понимала с полуслова самые сложные выкладки, иногда делала весьма полезные замечания, в этом был плюс раздвоения личности. Минус заключался в том, что другие люди и даже вортигонты посматривали на ученого с опаской. Ну… нельзя же получить все сразу!
Из угла тем временем донеслось негромкое поквакивание. Фримен отвлекся от размышлений, уставился на хэдкраба. Мерзость беспокоилась в своем углу, ерзала на месте и пыталась привлечь внимание противника, нерешительно помахивая передними лапками. Если бы Гордон точно знал, где у хэдкрабов находятся глаза (и что они есть), он мог бы сказать, что ядовитый попрыгунчик "смотрит на него с укором".
Фримен повторил внушение монтировкой. Краб опасливо съежился. Но стоило вернуться к трапезе, как возня в дальнем углу возобновилась.
Гордон остановился, не донеся кусок до рта. Краб тоже затих. Гордон поводил куском пищи из стороны в сторону. Хэдкраб всей тушкой повторил вектор движения.
— Ага, — догадался Фримен, и ему стало любопытно.
Выудив из банки небольшой ошметок жилистого мяса (Гордон давно уже подозревал, что на тушенку перерабатываются погибшие бойцы ГО, ибо ни одна корова на свете не в состоянии нарастить такие связки, если только не будет носиться по полигону с автоматом в руках), ученый зашвырнул его в сторону краба. Краб, соблюдая внимательность и осторожность, приблизился к пище, засунул ее под себя и издал довольное бурчание.
— Жрет! — обрадовался Фримен. Ему тут же пришло в голову просчитать удельную вместимость хэдкраба, путем добровольного набивания его тушенкой.
Чтобы соблюсти чистоту эксперимента, Гордон распечатал еще банку и стал из нее кидать. Каждый раз он бросал кусок чуть ближе к себе, вынуждая краба понемногу выбираться из убежища. Затем его посетила мысль расширить условия эксперимента. Фримен бросил сразу два куска на более-менее одинаковом расстоянии от хэдкраба. "Так я смогу выяснить, есть ли у них преобладающая сторона тела… человек на его месте рефлекторно потянулся бы правой рукой…"
Хэдкраб на мгновенье озадачился, затем поковылял к левому куску и съел. После этого съел правый. Гордону пришлось бросить еще кусок, чтобы вернуть его в исходную позицию посередине. Фримен повторил эксперимент несколько раз для набора статистических данных, но никаких особых закономерностей выявить не удалось. "Нет, так я ничего не смогу выяснить точно, — пришел к выводу он. — Надо создать ему предпосылки для мышления… установить какое-нибудь припятствие…"
Вооружившись монтировкой для острастки и прямой доской, он вышел на середину комнаты и установил доску в качестве разделяющего барьера. После чего расположил куски пищи справа и слева от препятствия. Хэдкраб зашел на этот раз справа, потом двинулся напрямик ("Запомнил расположение второй цели," — отметил Гордон), полез через доску, доска упала и прищемила тварюге лапку, а кусок еды прилип сбоку. Издав гневное ворчание, краб отскочил в угол, принялся там неуклюже чиститься, излучая в адрес ученого горькую укоризну.
Фримен тоже был раздосадован. Он использовал почти всю банку тушенки, а положение вещей не прояснилось. Зато было понятно другое: если он хочет использовать для опытов систему лабиринтов, она должна быть надежной. То есть, выдерживать два кило хэдкрабьей массы плюс рабочие динамические нагрузки. Фантазия ученого заработала.
Орудуя гравипушкой, он расставил ящики в нужное положение, установил между ними настилы из досок. Гвоздей не было. Гордон перерыл хлам, нашел суперклей и ворох шнурков от ботинок. Пользуясь этими подручными материалами, он, как мог, закрепил доски. Хэдкраб наблюдал за кипучей деятельностью и, кажется, выглядел растерянным. Когда основная часть трассы "хэдкрабопробега" была установлена, Гордон соорудил специальные заграждения и препятствия, расположив их по мере возрастания сложности.
— Так, он проползет здесь, попадет сюда… здесь у нас перепад уровня, и ему понадобится наступить вот на эту доску, а потом запрыгнуть! Далее он попадает в эту коробку с вырезанным дном, и тут ему придется как следует подумать, потому что просто потянуть за тот шнурок будет недостаточно, — бормотал человек с монтировкой.
Общие очертания грандиозной конструкции что-то напоминали ученому. Он распрямился и долго смотрел на рукотворное сооружение.
— А вон там сектор "С", — с умилением вздохнул Фримен, распознав знакомые моменты.
По памяти ему удалось повторить схему транспортной системы Черной Мезы. Воспоминания вспыхнули неясной чередой. Ах, Черная Меза… сколько всего там начиналось… порталы, эксперименты, перспективы… Черт возьми, даже Джи-мен, неразлучный шизофренический приятель Гордона, впервые появился именно в те времена! Кто-то из специалистов потом говорил, что это непредвиденные последствия влияния на его мозг телепатических воздействий Нихиланта, а кое-кто был готов пойти дальше, утверждая, что и сам Нихилант, гигантский летающий сморщенный младенец с телепортом вместо мозгов, тоже был не более, чем порождением больной фантазии Фримена, безнадежно заблудившегося в чужеродном мире Ксен. Но уж кто-кто, а Фримен знал, как далеко способны зайти ученые в теоритических выкладках.
— Вернемся к нашим хэдкрабам, — проговорил Фримен, стряхивая минутное оцепенение. — Итак, завершающая часть маршрута будет очень тяжелой и почти без поощрений. Это чтобы проверить выносливость и целеустремленность у хэдкрабов. А затем… затем он окажется тут, в маленьком металлическом контейнере… контейнер будет выглядеть, как безопасное убежище… ну, вроде как домик… скворечник… эээ… хэдкрабник?.. ладно, не важно. Главное, чтобы он считал это завершением игры. Тогда я смогу без труда захлопнуть крышку и захватить зверушку с собой, чтобы потом еще как-нибудь использовать во имя науки. Черт! Я бы мог применять для экспериментов радиацию, электричество… порталы в конце концов!! Да, с порталами было бы особенно интересно!
Закончив приготовления и разложив приманку, Фримен отошел и приглашающим кивком предложил хэдкрабу занять стартовую позицию. Краб посмотрел на него, как на психа, вздохнул и полез на первую доску.
Начальную часть испытаний хэдкраб одолел легко, потом дела у него пошли не столь блестяще, но он все равно понемногу справлялся.
— Давай, Барни, жми! — переживал за животное Фримен, забыв про автомат и гравипушку, нервно пытаясь грызть ногти сквозь перчатки защитного костюма.
Он погрузился в сопереживание, забыв о собственных проблемах, о войне с Альянсом, повстанцах, страйдерах, манхэках и прочих неприятных вещах. В "лице" хэдкраба Барни он подсознательно ощущал какое-то неуловимое сходство с самим собой, и ему казалось, что если Барни выйдет победителем из подстроенных неприятностей, то и…
С потолка упало несколько пластиковых панелей, послышался шорох, и в комнату свесилась Аликс.
— Гордон! Я еле нашла тебя! Хорошо, что датчики в твоем костюме дают помехи в сигналах связи… — Аликс спрыгнула на пол и с недоумением огляделась. — А что это ты делаешь?
Фримен подскочил на месте, густо покраснел, спрятал за спину монтировку, которой размахивал, желая Барни победы на очередном трудном и замороченном отрезке. Он попытался представить, в каких фразах сейчас начнет объяснять Аликс происходящее, и решил, что лучше будет вовсе промолчать.
— Ладно! — проговорила Аликс без должной уверенности в себе. — Если ты здесь закончил, нам надо двигать в тюрьму Нова Проспект, а то они схватили папу.
Фримен покорно кивнул, возвратившись к злободневной действительности. Подобрал с пола автомат, повесил его на плечо, убрал на место гравипушку и затолкал монтировку за пояс рядом с кобурой от пистолета.
Составив друг на друга несколько ящиков, они с Аликс забрались в дыру на потолке. Прежде, чем пролезть в отверстие, Фримен бросил взгляд на хэдкраба. Барни сидел в середине лабиринта, растерянный и грустный. В последний момент он нерешительно поднял лапку и квакнул.
"Прощай, коллега!" — мысленно сказал ему Фримен.