Скрытые в тумане прошлого

     Затянувшееся прощание.   

   Телефонный звонок вырвал ее из сна. Нина села в кровати и сразу посмотрела влево,
на то место, где должен был лежать Лера. Подушка была старательно разглажена, а
одеяло лежало ровно, тоже тщательно расправленное. Она вздохнула, в последнее время
он не проявлял интереса к таким пустякам, как телефонный звонок, звони, хоть час.
Нина спустила ноги на пол и почувствовала прохладу крашеных досок. Небольшой коврик,
лежащий у кровати, сдвинулся вперед и Нина,вернув его на место, быстро побежала в
гостиную, к телефону.
  -Мама! Ты что, спала? Я тебя разбудила?-
  -Да, спала. Никак вчера не могла заснуть и в час ночи приняла снотворное. Вот и ра-
зоспалась под утро.-
  -Приходи ко мне пить кофе, мама. Я испекла яблочные пышки.-
  -Не знаю, Верочка, ведь сегодня такой день, я все вчера думала об этом, думала. Ведь
папа.....-
Дочь прервала ее,- Не надо, мамочка, прошу тебя, не надо. Никто, и тем более ты, не
виноват, что папа заболел. Что же делать, мама? Я прошу тебя, не надо...-
Она хотела еще что-то сказать, но Нина спросила ,- Что ты имеешь в виду?Что не надо?-
  -Но ведь ты знаешь,мама.-
Нина вдруг рассердилась и расстроилась одновременно. Никто, ну никто не хотел говорить
о болезни Леры.- Хорошо, Вера, я сейчас приду,- она положила трубку и повернулась
к окну, около которого стояло любимое кресло Леры, в нем он всегда сидел и раз-
гадывал свои нескончаемые кроссворды. Пока не заболел. Но и тогда, в первое время
болезни, он все-таки брал журнал и ручку и старался отгадывать, потом раздраженно
откладывал журнал и закрывал глаза. Прежде он всегда и во всем помогал Нине и толь-
ко во время его болезни она ощутила, какая огромная разница, почти пропасть лет ле-
жит между ними. Девятнадцать лет, неощутимые вначале, дали себя знать сейчас. Она
подошла к креслу и поправила одеяло, потом спросила, глядя в окно, на первые, нежные
листочки березы, хочет ли кто-нибудь, кроме нее, кофе. Он не ответил и она отвела взгляд
от окна и вышла в кухню. Там она постояла перед кофеваркой и решила, что незачем варить
кофе, если дочь зовет ее к себе. Верочка жила через дорогу и Нина, быстро приведя себя в порядок и крикнув в тишину комнаты,-Я скоро вернусь,- выбежала на улицу и уже
через минуту звонила в дверь Веры.
  - Мамуль, как хорошо, что ты уже пришла и пышки еще горячие,-дочь нежно посмотрела
на мать и поцеловала ее в щеку.Она сразу налила кофе в большую чашку и поставила
рядом сливки и сахар.
  -Ты сегодня хорошо выглядишь, мам. Пей, пей кофе, я специально для тебя покрепче
сделала. Погода хорошая,-она посмотрела в окно. Действительно, утро последнего май-
ского дня было теплым и каким-то прозрачным. Несмотря на то, что было еще только восемь утра, чувствовалось, что именно сегодня лето вступает в свои права.
  -Погода, как тогда, год назад....- Нина не договорила, дочь положила свою руку ей
на плечо,-Мама, у меня есть для тебя кое-что.- Она повернулась назад и взяла с маленькой
кухонной полки конверт.- Давно хотела тебе сказать, но все ждала, а вдруг не получится.-
  -Что это?-
  -Мамуль, это путевка и виза, все вместе. Поезжай! А! Поезжай, мамочка, отдохни,доро-
гая, отдохни. Ты устала, отдохни.-
Нина поняла мгновенно о какой путевке говорит дочь. Путевка на Рижское взморье.
Они с Лерой прежде так любили ездить вдвоем в Прибалтику. Нет, не вдвоем, вначале
с Верочкой, а уже потом, когда она выросла и вышла замуж они стали ездить вдвоем..... До его болезни, которая все изменила.
  -Ну Верочка, но как же...-
  -Не надо, мама, не волнуйся, все будет хорошо.-
  -Но ведь он...-
  -Мама, я тебе обещаю, все будет хорошо. Приедешь, погуляешь по морю, ты ведь так
его любишь, хотя я и не понимаю, что может быть хорошего в холодном, сером море.
Помнишь, как вы с папой заставляли меня купаться, а я убегала?-
  -Помню, все помню, Верочка, но все-таки папа как раз..-
  -Мама, я тебе еще раз говорю и клятвенно обещаю, что все будет хорошо и даже твои цве-
ты я буду поливать и если ты не поедешь, я рассержусь, честное слово рассержусь.-
И Нина поехала, ей действительно надо было отдохнуть и от болезни Леры, и от
забот, и от тяжелых мыслей. За день до отъезда она покрасила волосы и подстригла их,
совсем немного, придала форму. Домой Нина пришла часа в три и встала перед креслом
Леры.
  -Корова,- Нина вздрогнула и ,не удержавшись, заплакала. Так он назвал ее впервые
два года назад.Он сидел за кухонным столом и пил кофе, а она все время вставала, что-то
брала из кухонного шкафчика, снова садилась и один раз задела рукой хлеб и он упал
на пол.Тогда он и сказал ей это, а она так растерялась, что решила, что ослышалась.
Но он больше ничего не сказал, опустил глаза и молча продолжал пить кофе.Потом,
пол-года спустя, когда изменения были уже очень заметны, врач успокаивал ее и гово-
рил, что это не Лера обзывает ее, нет, это черная и больная личность, ничего не имеющая
общего с Лерой, закралась в его душу и разрушает все то, что было в нем хорошего.
Это болезнь и ничего больше нельзя сделать, надо терпеть и знать, что сам Лера ни-
когда бы не назвал ее коровой,ведь он любил ее, а она любила его. Но все-таки ей
иногда становилось страшно, а вдруг он просто разлюбил  и ничего, кроме коровы
в ней не видит.
  -Мы можем взять его в больницу,-говорил врач, но Нина не хотела видеть Леру среди
белых стен палаты, на кровати, в окружении таких же больных- бледных и очень часто
агрессивных.
  -К сожалению эта болезнь так и протекает, люди становятся агрессивными,- врач жалел
ее, утешал. Нине было тогда сорок четыре года, а Лера моментально постарел и очень
изменился.
   Нина подошла к зеркалу и посмотрела на волосы. Они лежали пышными кудрями,об-
рамляя ее несколько бледноватое лицо с высокими скулами, коротким, немного припод-
нятым носом и большими, карими глазами.
  -И совсем и не корова,- прошептала она и стала подкрашивать губы коричнево-золотистой
помадой.Завтра она уже будет на море. Завтра увидит его серые волны, увидит песчаные
мели,  сосны, дюны,съездит на другую сторону, где лежат камни....Завтра,завтра...
Она приехала в Ригу ранним утром и сразу перешла на пригородный вокзал. Изменения
бросились ей в глаза, огромное количество магазинов и магазинчиков, яркие товары,все,
в основном иностранное, все, как везде.Но ей хотелось только на море, его изменить было
нельзя, это все-таки была природа, вечная, не зависящая от строя. Она дождалась элект-
ричку и села у окна. Народу было совсем немного, не то, что прежде, когда двери ва-
гонов штурмовали, как пираты , берущие корабль на абордаж.
Электричка проехала через пригород Риги, через мост над рекой Лиеллупе и за окном
потянулись знакомые приморские места. А Нине все казалось, что она сейчас повернет голову влево и увидит Леру, не того, незнакомого,в кресле, а прежнего, любящего и
нежного. Когда она смотрела на него, у нее перехватывало дыхание от любви, а он
брал ее руку, подносил к губам и целовал. Всегда, всю их совместную жизнь.Пока не
заболел.Пока не погрузился в незнакомое ей состояние.Врач сказал ей, что он ничего перед
собой не видит, кроме какой-то стены.
Нина закрыла глаза и снова открыла,-Не думать об этом, не вспоминать. Думать только
о том, что сейчас она увидит море. Оно подкатится к ее ногам и снимет всю боль.
Электричка подходила к Дубулты,здесь ей надо было выйти. Она подошла к дверям и
увидела, что отвесные ступеньки вагона не достают до асфальтированного перрона и Нина испугалась, что не успеет выйти, но в это время кто-то рядом с ней тихо сказал,-Спускайтесь-ка, а я дам чемодан.-Нина спустилась вниз и уви-
дела, что сразу за ней вышел очень высокий мужчина. Он улыбнулся ей и протянул
руку,- Ян Мартыньш. Очень просто запомнить,-и добавил, смеясь,-если захоти-
те, конечно.-Нина не хотела. Единственно, что ей сейчас нужно, так это быстро найти
пансионат, положить вещи и бежать на море, к его волнам и прибрежным дюнам. Там
она встанет у самой кромки и морской ветер смоет всю грусть с ее души, вернет преж-
нюю радость жизни. Она не ответила Яну и он снова взял ее чемодан,-Идемте,
я помогу, ведь вы, наверное, в пансионат, а мне по дороге.-Они вскоре подошли к бе-
лому зданию пансионата и он вошел вместе с ней в круглый, отделанный деревом холл
помещения, поставил чемодан перед стойкой администратора и распрощался,-Всего
хорошего, отдыхайте, может увидимся на море.- Администратор, молодая девушка,
вежливо улыбнулась Вере и поздоровалась с мужчиной на латышском языке. Во вся-
ком случае Вере показалось, что поздоровалась, латышского языка она не знала, но
вежливый кивок головы девушки и улыбка ясно указывали, что они знакомы. Комната
Нины была на втором этаже, она поставила вещи и сразу открыла дверь у окна и увидела
большой балкон, на котором стоял шезлонг и маленький столик.
  -Как хорошо,- Нина чуть не заплакала от счастья,  рядом с балконом росла вы-
сокая сосна и, протянув руку, можно было коснуться ее ветки, самой длинной и разла-
пистой. Пахло смолой и горячим, разогретым воздухом. Вчера было жарко и ветви сосны сохранили аромат солнца и моря, мельчайшими крупицами осевшими в ее смолистых
иголках. Нина постояла на балконе,глядя на сосну, потом вернулась в комнату и осмотре-
ла свои владения. Кровать, тумбочка, стол, два стула, радио, вазочка с тюльпанами на столе,
пепельница. Она прошла в маленький коридорчик и открыла дверь. Слава Богу, в ее
номере был душ. Вот уж действительно, Верочка постаралась и купила хорошую пу-
тевку. Она спустилась в холл и спросила девушку-администратора, когда открыто ка-
фе пансионата. Администратор сразу покраснела и сказала,-Ой, извините, я должна
была сразу дать вам книжечку, в которой все написано, забыла.-Она все извинялась и
Нина, засмеявшись, сказала,-Ну что вы, это же не преступление, подумаешь, забыли.-
Завтрак и ужин входили в стоимость путевки, а обедать Нина должна была сама,мож-
но и в кафе пансионата, а если хочется прогуляться, или на море загорать, то везде есть
возможность подкрепиться. Девушка принялась объяснять Нине, где она может недо-
рого обедать, но Нина махнула рукой,-Я часто была здесь прежде, смогу найти где,
да к тому же, если завтрак и ужин хорошие, то и от обеда можно отказаться.
В кафе было пять столиков и пахло только что сваренным кофе. Нина подошла к
стойке и заказала черный кофе и булочку с корицей. Кофе был очень крепким, а булочка
мягкой и вкусной. Все, как тогда, в прежние времена, когда они без конца заходили в маленькие кафе и пили, нет не пили, а отпивались кофе. Когда они шли по улицам Риги
и из какого-нибудь маленького магазина пахло жареными зернами кофе, Нина тянула
его за руку,-Зайдем, попьем кофейку.-
  -Зайдем,-соглашался он и они снова и снова пили божественный напиток из маленьких
керамических чашечек.
У Нины задрожали руки.-Нет, нельзя все время об этом думать, ведь Верочка сказала ей,
что она должна отдохнуть, забыться.- Она допила кофе и вышла на улицу.
Было на удивление тихо. Не было бесконечной вереницы прекрасно одетых отдыхающих. В прежние времена,до перестройки,до отделения Прибалтики,люди приезжали на  Балтийс-
кое море отдохнуть и брали с собой все самое лучшее. Но Нине не нужны были люди, ей хотелось тишины и моря.
И Леры! Но его не было рядом. И он никогда не сможет вместе с ней отдыхать в Риге. Никогда!
И вот она впервые за двадцать два года замужества приехала одна. Она оста-
вила его одного и уехала. Но Верочка ведь сказала, что она имеет на это право.
  -Никто не виноват, -сказала Верочка.
Нина перешла дорогу,  увидела дощатый настил, ведущий к морю и услышала шум
воды. Несмотря на то, что были только первые дни июня, на песке лежала группа молодых
людей, их кожа блестела ,очевидно они смазали ее кремом для загара, а у самой кромки
моря носилась и радостно лаяла мелкая белая собачонка. Нина подумала, что прежде
кто-нибудь обязательно бы сделал въедливое замечание, но сейчас никто не обращал
внимания на дерзкое животное и это, по мнению Нины, было очень хорошо. В конце
концов не только для человека радости жизни и Бог сказал,-Живите и размножайтесь,-
всем живым существам. Она подошла к скамейке, стоявшей сразу у настила, села на нее
и подставила лицо солнцу. Наверное она просидела так долго, ей было хорошо и не хо-телось открывать глаза и видеть, что одна, что его нет рядом.
   -Вы уже обедали?-
Нина сразу узнала - это был мужчина из электрички. У него был красивый
голос и говорил он по-русски прекрасно, почти без акцента. Почти, но все-таки
можно было понять, что родным языком русский для него не был.
  -Нет. Не обедала, но кофе пила.-
  -Думаете, наверное, вот пристал. Не успела приехать, а уже проходу не дают?-
  -Что вы!-вежливо ответила Нина,-конечно нет, как я могу такое о незнакомом чело-
веке подумать.-
  -Ну тогда попались. Раз так не думаете, то и идемте со мной, я не обедал и приглашаю
вас в одно прекрасное местечко.-
  -Нина внимательно посмотрела на него, хотела сказать нет, вздохнула и сказала,-Хорошо,
пойдемте. –
Они вышли с пляжа по тому же дощатому настилу и сразу через дорогу, свернув немного
подошли к деревянному дому ,около которого стояли лавки и длинные столы.
  -Я думаю, что сейчас поднимется ветер,- он посмотрел на небо,-пойдемте внутрь.
Внутри ресторанчик был тоже отделан деревом,а у стены стояла печь, выложенная  зелеными изразцами. Ян оглянулся и увидел, что столик у окна свободен,
- Я думаю, здесь хорошо,-он вопросительно посмотрел на Нину,-хорошо?-он снова
спросил ее, а она утвердительно кивнула головой и прошла к столику.
Официантка улыбнулась ему и Нина подумала, что его очевидно здесь знают все.
Он наклонился  и тихо сказал,-Вы, наверное подумали, что это, все с ним здоро-
ваются, да? А это объясняется очень просто, ведь я здесь работаю и вижу их каждый
день. Так что не удивляйтесь.-
Он протянул ей меню и Нина заказала салат из помидоров и какую-то запеканку, она
не знала что это за блюдо, но официантка сказала, что ей понравится. А потом кофе и
слоеное пирожное.
  -Моя жена любила этот ресторанчик.-
  -А сейчас?- Нина спросила просто так, ей, собственно, было все равно, что любила, или
любит его жена.
  - Она умерла два года назад.-
  -Мне очень жаль.-
  -Вот как? Вам жаль? Но вы же не знали моей жены, почему же вам ее жаль?-
  -А что я должна была сказать? Или вы ожидали от меня, что я обрадуюсь и поздравлю
вас с тем, что вашей жены уже нет, что она умерла?-
 -М-да, вам не откажешь в логике. Но и мне ни к чему было вам говорить о жене. Но если
уже сказал, то, как вы говорите- я имею в виду русскую поговорку,-Слово не воробей..-
  -Да-да,-Нина рассмеялась и продолжила,-вылетит, не поймаешь.-
- А вы?-
 -Что, я?- Нина, конечно, поняла о чем он спрашивает, но она не будет рассказывать ему. Зачем? Она не знает его.Может они больше не увидятся. Интересно, сколько ему лет? Нине никто и никогда не давал ее лет. Когда слышали, что ей сорок шесть ,округляли глаза и,крутя головой говорили,-Подумать только, никогда бы не подумал.-
 -Шестьдесят лет – это, скажу я вам не шутка, но и грустить причин у меня нет.-
 -Интересно,-подумала Нина,- понимает все мои мысли и сразу отвечает.-Вот так,-про-
должал он,-а мне придется завтра уехать, на шесть дней. Но у вас путевка на три недели, так что еще увижу.-
  -Откуда вы знаете, на сколько у меня путевка?-
  -Я, к сожалению, шеф, или, как сейчас говорят босс этого пансионата.-
  -Почему к сожалению?-
  -Даже и не знаю, как объяснить, но иногда вспоминаю прежние времена, когда занимался совсем другим и это мне больше нравилось,-он замолчал и заглянул в чашку с кофе,
- пусто. Даже и не заметил, что уже все выпил. Хотите еще?-
- Нет, я пила уже кофе в пансионате,да и сейчас выпила, на сегодня хватит.-
-Ну тогда,- он подозвал официантку, расплатился и они вышли на улицу. Действительно
за то время, что они сидели в ресторане, поднялся ветер и сразу стало холодно. Ян
проводил Нину до дверей пансионата,-До свидания.- он помолчал, а Нина тоже молча
стояла и смотрела на зеленую траву перед зданием. Трава была не просто зеленой, а
изумрудной и по всему газону в ней были рассыпаны белые головки маленьких марга-
риток. Эти маленькие цветочки любила собирать Верочка, она набирала их целыми
букетами и заполняла ими стаканы, вазочки,или раскладывала в розетки для варенья. Они стояли долго, наполняя квартиру запахом весны и травы.
  -Мне кажется, что вы меня не слышите,-Нина подняла голову и увидела его смеющиеся
глаза,- говорю, говорю, а зачем говорю, не знаю.-
  -Я немного устала сегодня, извините,- она протянула ему руку,-до свидания. Я буду
почти всегда на море, так что, когда вернетесь, увидимся.-
  -Обязательно, это я и хотел сказать.- Он вдруг взял ее руку,  поднес к губам, но не по-
целовал, не успел, она с силой выдернула свою руку из его, повернулась и,не попрощав-
шись, открыла дверь и быстро перебежала холл, поднялась по лестнице и уже у себя в
комнате, сидя на кровате, прижала обе ладони к лицу и замерла так, не в силах отогнать
от себя видение – Лера стоит рядом с ней на берегу моря. Холодно и они стоят прижавшись
к друг другу, так теплее. Брызги волн долетают до них и попадают на одежду, лицо и
волосы.
  -Я так люблю море,-тихо говорит Нина.
  -Только море?-он обнимает ее за плечи.
  -А больше моря только тебя,-она улыбается,-ну и Верочку еще, конечно.-
Он берет ее руку, подносит к губам и целует вначале один палец, потом другой,затем
кладет ее ладонь себе на щеку и замирает так, смотря ей в глаза.- Идем домой.-
  -Домой?-
  -Ну я имею в виду нашу гостиницу.-
  -Идем.-Они медленно идут по пляжу, сворачивают влево, поднимаются на небольшую горку и вскоре по зеленой тропинке подходят к зданию гостиницы. В их номере на столе
стоят два стакана и Лера достает из чемодана коньяк и наливает янтарную жидкость в
эти граненые стаканы. Ах эти стаканы! Нина до сих пор помнит каждую грань, толстую
и немного отливающую синевой. Это был их последний совместный отпуск. Поэтому
она и помнит каждый пустяк этих дней. Дома он все работал, работал, уставал, его изво-
дили вечные административные распри на кафедре института, которой он заведовал
и приходилось отвлекаться на интриги, сплетни, времени на работу оставалось все
меньше и, приходя домой, он первым делом выпивал маленькую рюмку коньяка. Лера не был пьющим мужчиной, просто эта маленькая поблажка душе помогала ему отвлечься
от тяжелой работы, расслабиться.Потом они ужинали вместе, всегда вместе, всегда...
У Нины снова покраснели глаза и наполнились слезами. – Не надо, ну не надо, ведь
это просто знакомый жест, когда Ян... этот жест.... когда он поднес ее руку к губам, как Лера, как ее Лера.О чем она сейчас думала? О таком теплом. Да-да. Конечно! Они пришли в номер и выпили коньяк,не полный стакан, конечно, но выпили, а потом Лера подлил еще.Сколько лет было тогда Лере? Это было за год до его болезни. Сейчас две тысячи второй год.Значит минус три года был тысяча девятьсот девяносто девятый и Лере было шестьдесят два, а ей сорок три года. И все равно, все равно, несмотря на то, что он был не молод.....тогда, после холодного моря и теплого коньяка была и страсть и нежность .....Последний раз! Последний раз!
Все ушло и он ничего больше не видел, кроме стены перед глазами. Ах, Лера!
Резко зазвонил телефон и Нина сняла трубку.
  -Мама, привет, как дела, как море?- Верочка щебетала в трубку, а  Нина слушала и думала, что ее дочь точно знает в какое время позвонить
  -Да вот такие у меня тут дела, приехала и познакомилась с владельцем пансионата,
представляешь? Обедала с ним вместе.-
  -Ну так мама, на тебя любой обратит внимание.-
  -А как дома?- Нина замерла, она вдруг испугалась.
  -Все хорошо, мамочка и....,- дочь болтала, не останавливаясь, не давая Нине задать
главный вопрос и Нине не оставалась ничего  кроме того, как слушать веселую
трескотню, –и цветы твои я тоже полила. Все, целую. Отдыхай!- и она положила трубку.
Верочка была хорошей дочкой, она также, как и Нина рано вышла замуж и родила ре-
бенка, но, в отличии от Нины не развелась с первым мужем и даже собиралась родить
второго.Ей было двадцать восемь лет и сейчас Нина была рада, что у нее взрослая дочь.
Когда Нине было восемнадцать,  все ее отговаривали, говорили, что она губит свою жизнь
что надо пожить вначале для себя, что это глупо в восемнадцать лет родить. Но она ни-
кого не слушала и правильно сделала. Правда Сергей, ее первый муж, оказался не тем
единственным, предназначенным для нее и только для нее. Так он говорил, обнимая и
целуя ее, а потом оказалось, что кроме нее он обнимал и целовал не только ее, да и не
только целовал. И эти вечные звонки очередных жертв неуемной страсти Сережи,его
 пылкого темперамента, все это привело вначале к бурным ссорам, а затем к разводу.
Она осталась с Верочкой, одна, без мужа и ей было двадцать лет. Нина училась тогда в
музыкальном училище и вечерами подрабатывала тем, что пела в оркестре, который был
нарасхват по свадьбам и юбилеям. А через два года они поехали на Север, заработать.
Нина оставила Верочку с мамой, ведь это было трудное путешествие, к тому же они
заключили контракт на пол-года.
В тот вечер она была в длинном черном платье, на шее у нее были одеты какие-то крас-
ные бусы, а волосы она немного подтемнила и была похожа на мулатку. Он сказал ей потом, что похожа она была на итальянку. Был юбилейный вечер в научном городке,Ни-
на пела, а он, не отрываясь, смотрел на нее. Это была любовь с первого взгляда и на
всю жизнь.В первый же вечер, после выступления,она пришла к нему и поняла, что никогда не любила, поняла, что до него у нее не было никого. А может она просто сошла с ума! И он тоже!
Через две недели они поженились, тогда это было очень легко, а спустя пол-года Нина
приехала в Москву за дочкой.Мама не хотела отдавать Верочку, вначале уговаривала,
потом кричала, стучала кулаком по столу, но Нина не сдалась и просто сказала маме,-
Ну что ты так волнуешься, если не хочешь отдавать Верочку, не хочешь расставаться с
нами, так давай, приезжай на Север, к нам. Маме не хотелось расставаться с Ниной и
Верочкой, но и со своим верным другом Николаем Владимировичем тоже. Она поду-
мала, подумала и вышла за него замуж . И затем  они один раз в год приезжали к ним на Север, а на школьные каникулы иногда забирала  внучку на подмосковную дачу. Через
десять лет Лере предложили работу в Москве и Нина снова очутилась в родном городе.
Так прошла жизнь с Лерой.  В счастливом забвении. В любви. Кто из них любил сильнее?
В какой-то книге она прочитала, что в любви один подчиняется другому. Она подчинялась
Лере во всем, а он ей. Почему , ну почему она не поняла, что прошло так много лет?
Больше двадцати? Не может быть, ведь она помнит его лицо в тот вечер, их первый
вечер. Его глаза, волосы пшеничного цвета, нос с горбинкой и мягкие, нежные губы.
У него были большие, красивые руки и очень длинные пальцы музыканта, но он был уче-
ным, а она певицей. Потом он купил где-то  коралловые, яркие бусы
и она их носила всю жизнь. Нина потрогала бусы пальцами, они грели шею, ласково
шептали о темно- синем море.
Всю жизнь, все эти двадцать два года она провела в его руках, таких заботливых и лю-
бящих. А их вечера, когда они вдвоем, уложив Верочку спать, красиво накрывали стол, ставили подсвечник с тремя свечами,вино, красное, или белое- все равно, слушали прек-
расную музыку, глоток за глотком пили, как говорил Лера Дар Богов, закусывали чем-
-нибудь иноземным – оливками, сыром –Фета- и смеялись от каких-то глупостей....
и он зажигался,он был молод...всегда молод...он любил ее,а она любила его. Что еще надо
в этой жизни? Они были счастливы. Господи,как они были счастливы! Всегда!   
  -Я люблю тебя,-говорил он, целуя ее и зарываясь лицом в ее волосы,-прежде
для меня были главным только моя работа, мой институт, а теперь я понял, что я ничто без
тебя, без твоих глаз, твоего тела, -такого прекрасного,- без твоих рук....-. Двадцать лет и два года.... А потом какая-то стена перед его глазами. А ей хотелось бы увидеть эту стену, понять, какого она цвета  и узнать из камня, или дерева. Лера! Какого цвета стена? Посмотри на меня. Лера смотрел пустыми глазами. -Он слишком много работал,- объяснял ей врач, -к тому же пока никто не понимает причины этого заболевания и оно, приводит к очень печальному концу...-   
Печальному? Концу? Откуда нет возврата?
   Нина прекрасно провела всю неделю, загорала, купалась. Отдыхала. Верочка звонила через день, хохотала, воодушевляла, радовалась за Нину. В понедельник снова была хо-
рошая погода и Нина лениво лежала на песке, подложив руки под голову. Она ненадолго
заснула и ей приснился Лера, он погладил ее волосы, провел рукой по закинутой под
голову руке и нежно поцеловал в щеку. Так нежно, что Нина открыла глаза и увидела...
нет,это был не Лера.
   -Ян, это вы гладили меня по волосам, пока я тут спала,-она немного,совсем немного
повысила голос.
  -Я!,-с непонятной гордостью ответил он,-я. Гладил! Удивлялся красоте...!.Наслаждался.-
  -Наслаждался?- Нина села на песок и стала насыпать его полными пригоршнями на ноги.
-Как можно, не спросив, так себя вести?-
 -Хорошо, я спрошу сейчас. Можно?-
 -Что можно?-
 -Так себя вести.-
 -Это ужасно. Вы что, ищете приключений? Так и ищите среди девчонок. Молоденьких.-
  -А вы что, старая? К тому же я не ищу приключений,- он стал сосредоточенно смотреть
на какую-то точку ее тела и Нина поняла, что он смотрит на коралловые бусы. Она под-
няла руку и стала перебирать кораллы, они сразу успокоили и Нина смело посмотрела
на Яна.У него было загорелое тело, светлые волосы, очень светлые глаза. Очень свет-
лые! Она опустила глаза и увидела серебряную цепочку на шее, а под ней небольшой шрам. Еще ниже была грудь, потом она увидела согнутые колени и стройные, мускулистые
ноги, а около ступней стоял термос. Она протянула руку к нему, но он перехватил ее
пальцы.-Все увидела?-
Он перешел на ты! Нина отвернулась, а он схватил ее за голову и развернул к себе.-Все
разглядела?-
  -Я не из тех, кто разглядывает незнакомых мужчин.-
  -Да? Не из тех? А из каких?-в его голосе не было насмешки, он внимательно смотрел
на нее и Нине стало так.....,- она не могла объяснить себе, как,-это было возвращением на
зеленую поляну, полную маргариток, солнца, тепла и...любви. Да, это чувство она знала,
понимала его значение...,теплый вечер,- от солнечного дня, или разожженного камина,
все равно,- и на столе зажженная свеча и Лера..., любимый....близкий.
Ян положил свою руку на ее ступню и стал перебирать пальцы,-У тебя красивые пальцы
ног, такие...,-он вдруг нагнулся и поцеловал мизинец ноги. Нине стало щекотно и она
засмеялась, а Ян приподнял ее ногу и провел ею по своей щеке.
   -Какая мягкая.-он все-таки поставил ее ногу на песок и взял в руки термос,-ты хочешь
пить?
   -А что у тебя там?-
   -Ты не поверишь, но там.....,-он покусал нижнюю губу, как бы раздумывая- сказать-не сказать,-но там у меня чай. Хочешь?-
  -Хочу. А почему я могла не поверить?-
-Может ты ожидала чего-нибудь экзотического.-
Он налил  чай в чашку, быстро вынутую им из спортивной сумки.
  -Пей.-
Она пила чай медленно,маленькими глоточками,а он взял ее левую руку и стал гладить по пальцам и кольцу на безымянном.-Почему ты носишь кольцо на левой руке?-
  -Мне так нравится,-.она рассердилась и вырвала руку из его крепких пальцев. Тогда,
когда врач сказал ей, что Лера уже не тот, она сняла кольцо и одела его на другую руку. Как символ!. Как знак ушедшей любви!Его любви!
  -Это мое дело.-
  -Твое. Конечно твое,- он наклонил голову и коснулся губами ее волос.Чем ты занима-
лась все это время? Без меня?-
   -Без тебя? Ну, я купалась, загорала, ничего не делала, ела, гуляла.-
   -И никто к тебе не приставал?- он придвигался все ближе.
   -Ко мне никто и никогда не пристает. Ведь мне не двадцать лет.-
   -А сколько?-
Нина вздохнула и сказала,-Сорок шесть.-
    -Никогда бы не подумал.-
    -Ну а теперь, когда знаешь, то может разочаруешься и поищешь новую!-
    -Что ты. Совсем наоборот. Идем сегодня вечером в бар, тут недалеко, там и музыка хоро-
шая и певица. Идем? Ну скажи да!-
И Нина совершенно неожиданно согласилась, она сказала –да- и была с ним в баре, а
потом он проводил ее до номера, до самой двери и вошел через эту дверь в комнату,
сел на шезлонг на балконе и она села рядом и, когда он притянул ее к себе и поцеловал,
она не оттолкнула, не рассердилась, только почувствовала, что стало горячо и хотелось
забыть все,-и Леру и двадцать два года и в тоже время казалось, что он рядом и она со-
вершенно запуталась в годах и именах. Он снова был рядом, целовал ее, впервые за эти
страшные годы, гладил и вдруг сказал голосом Леры,-какая ты ....-И Нине показалось, что она сейчас умрет от этого чувства.
Чувства счастья, любви и узнавания. И снова была ночь, наполненная любовью, неж-
остью и страстью.....И наступило утро.....
Прошло две недели.
 Она уезжала вечером и он грустно стоял на перроне.
   -Может останешься?-
   -Не могу, меня Лера ждет.-
Верочка встретила ее. Она была сердитая и усталая. Так получилось, что поезд
стоял несколько часов в поле и вместо того, чтобы приехать в двенадцать часов, она при-
ехала вечером.
Дома было тихо и Нина подумала, слушая тишину, что в это время Лера всегда уже
ложился спать. Верочка испекла пирог к ее возвращению и Нина с удовольствием пос-
мотрела на него, высокий и пышный, он чудесно пах лимоном и клубникой. Она поставила
чайник, когда вода вскипела, заварила чай, выпила его, съела кусочек пирога и осторожно,
не громко, включила телевизор. Прошел один фильм, другой, спать не хотелось и Нина
приняла таблетку снотворного, потом еще одну, потом еще...и еще. Сегодня был особенный
вечер. Особенная дата.....Сон не шел и она приняла еще одну таблетку, она забыла, что
до этого выпила несколько успокаивающих и снотворных таблеток. Она забыла потому,
что сегодня была особенная дата и сон никак не приходил.
   Все-таки она разделась, при этом у нее немного кружилась голова, и легла на прохлад-
ную постель. Ей нужно сказать ему, признаться, объяснить, как это произошло, что
она не смогла вытерпеть этой пытки соблазнения. Другой был рядом с ней эти две не-
дели и она спала рядом с ним и он гладил ее тело и...да, да Лера, он,..нет, нет, Лера,это
я виновата, я так хотела, чтобы он целовал меня и ..прости, Лера, я изменила тебе...
прости.- она заплакала.
   Голова кружилась и трудно было поднять ее, встать и выпить воды. Лера сел рядом с
ней и положил горячую ладонь ей на шею и провел, как прежде по груди, плечам, вниз
и остановился, замер. Она чувствовала его руку, его желание, как прежде, когда они
были вместе, молодыми и счастливыми.
  -Ах, дорогой.-
  -Молчи, молчи, не надо.-
  -Но я изменила, изменила.-
  -Молчи.-
В этом было что-то странное. Она не могла понять, что? Он не волновался, не ругал и
не стыдил ее за то, что она изменила.
  -Я с тобой,-тихо говорил он.-Не волнуйся, не плачь. Я не болен больше, все прошло.-
Она почувствовала, что его тело, его знакомое, любимое тело обволакивает ее, овладевает всем ее существом, чувство любви по-прежнему горит в каждом уголке ее сознания, ко-
торое успокаивается и затихает, и только эти слова,-Люблю, всегда любил,- все тише и
тише слышит она,- тише...тише.
   -Люблю. Всегда любил. Только тебя....
Телефон звонит.... Очень далеко..... Нет сил встать, подойти. Звонит.... Зачем?...Всегда любил.....Всегда.
   -Белые стены. Она в раю! Но почему в раю белые стены? Она думала, что там везде
вода и цветы. Нет, это не рай! Где она?-
   -Мама!- Вера гладит ее руку и Нина смотрит на бледное, заплаканное лицо. Вокруг
ее кровати стоят цветы, а у окна сидит... Она смотрит на профиль мужчины, сидящего у
окна и вспоминает, узнает. Ян! С ним она изменила Лере. И вот она, очевидно, больна и он приехал. Нет, не изменяла она Лере, никогда не изменяла. Нина протянула руку к окну,-Иди сюда.-
Он подошел и Вера сразу встала,-Я выйду, мамочка, а вы уж тут без меня поговорите.-
Ян наклонился и поправил что-то в букете, стоявшем прямо у ее кровати на тумбочке.
  -Вот, приехал. Напугала ты всех. Я же ничего не знал. Прости.-
  -Когда мне можно будет домой?-Нине вдруг неудержимо захотелось домой, к цветам,
к своим книгам и обязательно, первым делом она вместе с Яном пойдет к Лере и все
объяснит ему.
  -Врач сказал, что если ты не будешь переутомляться, то завтра могут тебя отпустить.-
  -А сегодня нельзя?-
  -К сожалению.-
Ян и Верочка ушли, а она уснула и проспала до следующего утра и, когда проснулась,
то вошла сестра и сказала, что после завтрака она может собираться домой и что ее
муж уже ждет  в приемной.-Какой красавец,- сказала медсестра и Нина не стала го-
ворить ей, что это не муж Зачем?
  -Какое сегодня число?-спросила Нина.
  -Двадцать пятое июня,-сестра сказала, а Нина подсчитала, значит она попала в больницу
двадцать третьего, а двадцать второго.....нет, лучше не думать об этом.   
  Пока она одевалась и собирала вещи, как-то не думалось о том, как она придет к Лере.
И попрощается с ним. Навсегда! Потому, что уже нельзя откладывать, нельзя надеяться.
Она вышла в приемную и увидела Яна, он сидел в кресле и читал журнал.
  -Ян,- тихо сказала Нина. Он поднял голову и сразу, легко вскочил и подошел к ней.
  -Как хорошо, что ты приехал,- она с тихой, немного грустной улыбкой смотрела на
него, а он взял ее небольшую сумку с вещами из рук и спросил,-Ну что, все в порядке,
голова не кружится?-
  -Нет. Не кружится. Почему она должна кружиться? Подумаешь, выпила немного снот-
ворного. Все уже прошло.-
  -Правда? Все прошло?- В его глазах было участие и Нина отвела глаза и сказала,- Ян,
я тебе не рассказывала о Лере, но теперь ты все знаешь. Пойдем к нему.-
  -Пойдем.-
Через пол-часа они уже подъехали к большим воротам, прошли через них и по аллее,
обсаженной высокими липами, дошли до места, где главная дорога разветвлялась на несколько тропинок. Недалеко у кирпичной стены стояла береза, а под ней,отгороженный
невысокими зелеными кустами красивый черный камень. И фотография Леры была,
как всегда ясной, на ней он улыбался. Она считала, что это самая лучшая его фотография.
Под фотографией имя, фамилия, дата рождения и другая дата. Двадцать третье июня
2ОО1 года.
Она положила цветы, постояла немного, посмотрела на кусты, разросшиеся за этот год.
Тогда, год назад, здесь не было ничего, кроме березы и каменной стены, но сейчас все
изменилось и прямо у памятника цветет гортензия. Ее пышные, нежно-голубые шапки
цветов прильнули к овальной фотографии. Лера! Она постояла еще немного.
  -Прощай, Лера!.Я поняла! Но было так грустно! Я все не хотела расставаться!-
Она еще раз взглянула на фотографию, куст гортензии, подняла руку и отломила то-
ненькую веточку березы,- Идем Ян, я думаю, что Верочка ждет.-
  -Да! Она просила придти сразу к ней, сказала, что испечет твои любимые пышки.-
  -С яблоками?-
  -Да-да, с яблоками.-.


Скрытые в тумане прошлого.

                Полина

Ты решила заняться историей нашей семьи? Малышка ты моя дорогая. Подойди, я
тебя поцелую.И садись здесь, на это кресло,поближе ко мне. Тебе не холодно? Я после
этой нескончаемой простуды, стала мерзнуть. Раньше мне всегда было слишком жарко,
вот и не заметила, когда первый раз простудилась, а потом еще раз и еще...
Ну, ты настроила свой аппарат, все в порядке, можно начинать? Я надеюсь, ты не уста-
нешь слушать меня,хотя, конечно, это твоя идея. А может лучше, ты мне покажешь, как он действует, этот твой магнитофон и микрофон и я сама все скажу, все, что помню, а ты
иди по своим делам. Потом я отдам тебе кассету и ты, что нужно оставишь. Согласна? Ну
вот и хорошо, беги,беги по своим делам,а я спокойно все обдумаю и запишу на эту твою
ленту свою жизнь.....
     Я родилась в 1924 году, в Иркутске. Говорят, зима, а я родилась зимой,была слиш-
ком холодной, даже для этого края. Мои родители жили в небольшом,одноэтажном
доме. Он был расположен так глубоко во дворе,что с улицы его даже и не было видно ,
к тому же забор был частым и высоким. Я до сих пор не понимаю, зачем был нужен
этот огромный двор, ведь в нем никогда ничего не сажали,а хозяйства, я имею в виду
животных, у нас не было. Сегодня, оглядываясь назад, я думаю, что мы жили странно.
Нас было трое детей, три сестры. Родители с утра уходили на работу, а мы в школу. Конечно,до школы было другое время,но его я не помню. А вот первый день школы остался в памяти. Музыка, цветы,девочки в белых школьных передниках и с бантами в волосах. У меня были длинные косы и два белых банта, все, как и у других девочек. Мои
сестры с восхищением смотрели на меня, а я, придя из школы,раскладывала тетради,
пенал и ручки на столе и не разрешала им трогать свои вещи. Бедные девчонки могли
только издали наслаждаться зрелищем моих богатств. Сделав уроки, я брала малышек
за руки и вела их на Ангару и, если было тепло, мы купались в реке. Не понимаю, почему
никого из старших родственников не волновало то, что три маленькие девочки плавают
в реке и даже стараются доплыть до середины, туда, где холодная Ангара резко перехо
дит в теплый Иркут.Мы надували наволочки и,держа впереди этот полотняный пузырь
с воздухом плавали, не подозревая, насколько опасно наше мероприятие.Возвращались домой мы поздним вечером. Мама уже что-то готовила на керосинке,а папа сидел за письменным столом и работал.. Он был старшим бухгалтером банка, я не помню, что это был за банк, помню только, что он постоянно
работал и брал отчеты домой. Затем мы все садились за стол и ужинали, а после дедуш-
ка играл на гитаре и пел романсы. Мой дедушка был профессор-математик и преподавал в
институте, а бабушка не работала, у нее не было профессии. В свое время она вышла
замуж за богатого человека, да и сама была из очень богатой семьи, вот  и не думала
о том, что когда-то придется работать. Вернее, она не подозревала, во сне, можно сказать,
не видела, что нагрянет революция и лишит ее не только материального благополучия,
но и детей.Их у нее было пятеро , две девочки и три сына. Старший сын- офицер,пропал
без вести,его фотография висела одно время на стене в спальной бабушки. Я до сих пор
помню его лицо, очень красивое, с большими светлыми глазами и волнистыми волосами,
зачесанными назад.
В это страшное время, когда все было так ненадежно, так непрочно, когда, казалось,
крушились все основы жизни, бабушка с дедушкой решили покинуть Россию. Тогда
многие уезжали, еще не было железных заслонов на границах страны и дворяне и семьи
офицеров тысячами покидали Родину. Конечно они надеялись вернуться ....конечно.
И вот получилось так, что мои бабушка и дедушка в один день....в один страшный,безум-
ный день потеряли троих детей. Можно себе такое представить? Можно пережить?
Вначале они ехали на пароходе, это было еще в России и на одной из остановок млад-
шая сестра мамы сбежала по сходням вниз, споткнулась и упала на спину, головой прямо
на железную перекладину. Тут же на пристани, достали лошадь и оба мальчика поехали
в далеко за городом расположенную больницу за врачом. Они почему-то были в форме,
кадетов. Почему, ну почему они не сняли ее? Хотя, ведь это была всего лишь
кадетская форма, но бандитам, прикинувшимся революционерами, было все равно.
Кадет, гимназист-дворянское отродье! Мальчики не вернулись, их убили,а девочка
умерла в тот же день. Бабушка и дедушка вернулись назад. Что им было делать в Париже,
или Берлине без детей, зачем им нужна была эта жизнь? После таких потерь!
Потом мама вышла замуж и сразу, одну за другой, нарожала нас. Затем она закончила
курсы машинисток и стала работать, а мы перешли на бабушку. У нее были большие,
светло- серые  очень грустные глаза. Сейчас то я понимаю, что она была красавицей.
Даже немного длинноватый нос не портил ее лица. А волосы, пшеничного цвета, она
заплетала в одну косу и всегда укладывала вокруг головы. И одета она  была не
так, как другие. Белые кофточки, бесконечно подшиваемые, часто находящиеся в переделке и не юбки, как у других, а что-то вроде сарафана. Свою косу она остригла
в ту ночь, когда забрали дедушку. В три часа ночи! Он ушел, старый, умный человек,
вернее его увели, увели навсегда, отняли его у бабушки и от нас, отняли его старинные
романсы, его игру на гитаре, математические задачки, работу над какими-то неразрешаемыми уравнениями, лишили его труда, семьи, зеленой настольной лампы,
в темной, вонючей камере лишили прекрасного человека всего,что он любил,лишили лекарств,так нужных ему для поддержания жизни и он не выдержал.
А мы росли, ждали его, не подозревая, что ждать уже нельзя, потом, конечно, ждать пе-
рестали.Родители все работали, а папа стал потихоньку выпивать. Не много, но мама
плакала, кричала, бегала два-три раза в неделю на Ангару топиться, бабушка с удивле-
нием качала головой и говорила, что удивительно, как у нее такая истеричка дочь вы-
росла. Ну что в самом деле странного в том, что мужчины иногда позволяют себе лишнее,
ведь это было всегда и везде. Я закончила школу, и через год началась война.
Закончив курсы радисток, я подала заявление- на фронт. Так закончилось мое детство
и юность. Пришла война и я не видела другого пути – на фронт, прочь из Иркутска, из
семьи. Слишком мало значила для меня семья, чтобы хоть что-то могло удержать меня
дома. Не было привязанности матери и дочери, не было тепла. Слезы, истерики, беско-
нечные болезни....Надоело! На фронт! На войну!
Послали меня на Тихий океан. Вода, корабли, красивая морская форма, долгое ожидание
военных действий. Там я встретила Сергея и вышла за него замуж. Зачем? А просто так,
не думая. Вот вышла и все! Так и прожила всю жизнь! Не любя! Зачем?
Нет его уже. Очень грустно без него. Как странно!
Пил он тоже, как и мой отец. Нет, не как мой отец, а гораздо больше, за это я его и не
любила. Когда замуж то выходила, он непьющим был, а потом как выпил первый раз, то
остановиться уже не мог. Так почти всю жизнь и пропил. Его мать меня в этом обвиняла,
говорила,что я во всем виновата. Сейчас, когда его уже нет, я думаю, может была в этом
доля правды. Ведь он то меня любил, всей душой любил, а я, конечно,черствой была.
Ну да..., время ушло, не вернуть.
 .Нет, все-таки первое время было какое-то чувство к нему, иначе зачем бы я с ним была.
Война и страх остаться одной тоже сыграли свою роль. Кроме того у меня,  не было желания учиться, а у него была хорошая профессия, он был умным, веселым человеком. Выглядел он тоже неплохо-черные волосы, голубые глаза, высокий и,не смотря на то, что ему было лишь 23 года, он занимал уже высокое положение .Выйдя замуж, я сразу уволилась и стала заниматься своим  домом. В нем было две небольших комнаты и очень маленькая кухня с низкой плитой от стены до стены. Ванной, или душа мы, конечно, не имели, а туалет был во дворе,который был огорожен забором от казарм.
Первого ребенка я потеряла. Я имею в виду, что он прожил минут двадцать, не больше.
Сережа сам сделал деревянный ящик,положил в него небольшое одеяло и мы отнесли
его на кладбище. Через месяц я пришла туда одна, посадила цветы, постояла немного
и только собралась уходить, как услышала странное пение. Недалеко от меня, на ска-
мейке сидела молодая, черноволосая женщина, одетая в красное платье с позолоченными
пуговицами. Женщина держала в руке красный маленький стаканчик, а в нем полыха-
лось желтое пламя.  Закрыв глаза и немного раскачиваясь из стороны в сторону она пе-
ла необычайно высоким голосом заунывную, восточную мелодию. Я удивилась, ведь
никого не было тут, когда я пришла. В этом было что-то сверхъестественное. Постояв
немного, я поймала себя на том, что начинаю тоже раскачиваться в такт мелодии, а жен-
щина открыла глаза и стала смотреть на пламя,затем она встала и, нагнувшись, к неболь-
шому, тоже красному камню, поставила стакан в металлическую неглубокую чашу.
Незнакомка постояла еще немного, глядя на пламя, а потом повернулась ко мне и медленно-медленно подняла большие, белые веки.
Что это было? Удар! Как будто горячая волна окатила грудь, заставила сердце биться в десять раз быстрее, вот она поднялась выше, к щекам, горячие брызги плеснули в глаза и они загорелись, стало больно смотреть на все это красное.... с золотыми пуговицами. Больно!. Иначе я не могу передать этого ощущения. Сейчас, даже сейчас, так много лет спустя мне становится ..... Да что там говорить.... У нее были такие глаза!
Нет они не подходили под это простое определение-глаза-это было что-то сверхъестественное, так же, как и ее появление на скамейке. Два удлиненных, матово блестящих, непроницаемо- черных глаза, не мигая, в упор смотрели на меня.А я смотрела на нее! Я смотрела и видела, что кроме глаз она обладала лицом и телом и все это было таким прекрасным, таким притягательным и волнующим..., но ведь я не мужчина, чтобы описывать женские прелести. Вот и сейчас, много лет спустя, я думаю, думаю,вспоминаю. Что это? Отчего это удивительное притяжение, даже сейчас,когда мне уже 
за семьдесят....
Мы вместе вышли с небольшого кладбища и медленно пошли к нашему поселку. У нее
чудесное имя- Марта.
Много было у меня знакомых и так называемых подруг, но вот такой, как Марта, мне больше не встретилось. Если бы я только знала, знала с самого начала, как распорядилась судьба с ее жизнью!
  -Пойдем ко мне, я покажу тебе мой дом и огород.-
Я очень гордилась своим огородом, у меня росли редиска, лук, укроп и огурцы.
Марта улыбнулась и, придвинувшись ко мне, в упор посмотрела двумя лунно
блестевшими, черными глазами в мои.
  -Не могу, меня Владимир ждет, а он не любит, когда я ухожу из дома.-
Я удивилась, ведь я всегда была очень самостоятельной
женщиной и сказала,- Ну и что, пусть подождет, на то они и мужчины, чтобы нас ждать.-
  -Ты так считаешь?-Она снова улыбнулась и я только сейчас заметила, какие у нее
ослепительно белые зубы. Это было существо без изъянов, все,чем она обладала, было
лучше, чем у других. Хотя и мне часто говорили, что я красивая женщина. Мы были
очень разными, она –ярко выраженный восток, а я –север. Меня часто сравнивали с
Любовью Орловой. Была такая актриса, знаменитая,роскошная женщина нашего времени.
В тот день все валилось у меня из рук. Сергей пришел домой рано и даже это раздражало
меня.А через два дня мы получили письмо от его матери, в котором она спрашивала, может ли сын забрать ее к себе. Письмо было грустным, в нем она описывала трудности своей
жизни и мы с Сережей решили поехать к ней и посмотреть, что можно сделать.
Послевоенное время было тяжелым,  не хватало жилья, продовольствия, но как жила
его мать.....! Это потрясло меня до глубины души. У нее не было даже дома и существовала
она, ведь это нельзя было назвать жизнью, в землянке. Да-да, она жила в землянке.
Конечно мы забрали ее к себе, в наш домик, а потом приехала его вечно несчастная
сестра. Ей постоянно невезло с мужьями, первый муж изменял, второй бил ее и она
решила приехать к нам, ведь в гарнизоне было много молодых неженатых офицеров.
В нашем доме, в двух комнатах разместились четыре взрослых человека, а я снова была
беременной и оттого, что никогда не было покоя, оттого, что мать и дочь постоянно
ссорились друг с другом и со мной, оттого, что я вечно ходила с распухшими от слез
глазами,на седьмом месяце родился мертвый ребенок. Как я переживала! Я обвиняла
всех в этом несчастье, кричала на его мать, требовала, чтобы его сестра, ее звали Нина,
немедленно покинула наш дом. Сергей успокаивал меня, сочувствовал, но мне было
не до него.Мне теперь кажется, что всю жизнь мне было не до него. Когда это началось,
когда в моей душе поселились горечь и раздражение?
   Пришла весна, которую я ждала, как-будто время года способно излечить. Я ждала
весны, мне все казалось, что что-то произойдет, изменит в лучшую сторону всю мою
жизнь.
Она снова сидела на скамейке и держала в руках на сей раз не стаканчик с пламенем, а
глубокую фарфоровую чашку, наполненную водой, в которой плавали лепестки жасмина.
Запах жасмина был настолько интенсивным, что казалось весь воздух насыщен им и
нет в мире ничего,кроме этих белых цветов. И Марты!  И Марты! Только белые цветы
в руках Марты! Не было матери и сестры Сергея, не было тесного домика, не было
ссор, слез,  выпивок мужа, не было несчастья, войны,голода.
На скамейке, весной, когда все только-только начинается и нет этому началу конца,
сидела в красном платье, с позолоченными пуговицами,с чашкой с жасмином в руках,
Она! Марта, моя дорогая Марта. Я подошла к ней и стала смотреть на камень. Поти-
хоньку до меня стало доходить, что что-то противоестественное было в надписи на нем.
Нет, ничего странного не было в том, что надпись была сделана на китайском языке,
в этом месте издавна селились китайцы, противоестественно было то, что дата ,стоявшая
на камне, никак не могла иметь отношения к Марте. Я не могла прочесть имени ребенка,
но то, что он прожил всего два года я поняла, так как с правой стороны были высе-
чены цифры 1873-1875 год. Но ведь это было так давно!
Я с удивлением перевела взгляд на Марту, но она так глубоко погрузилась в созерца-
ние лепестков жасмина, что не заметила моего взгляда. Мы долго сидели молча, потом
она поставила чашку с водой и цветами к камню и подняв голову, стала смотреть на меня.
Вот эти мгновения, когда она поднимала глаза и, как мне казалось, не мигая, в упор
смотрела на меня, остались в моей памяти на всю жизнь. Я всегда видела ее глаза. На-
верное она моргала своими ресницами и не смотрела в упор, просто у нее слишком черными были глаза и оттого их взгляд и был таким странным. А может и оттого, что
между черным кругом и нижним веком была тонкая белая полоска. Когда я думаю
о ней, я вижу эту полоску и яркий,голубоватый белок, вижу полные, всегда подкрашен-
ные красной помадой губы, вижу слабую улыбку.... Как я тоскую о ней! Всю жизнь!
А жизнь в гарнизоне была скучной до отвращения и мы, молодые женщины,старались
найти занятие. В единственном магазине, он назывался баталеркой,не было ничего, что
могло удовлетворить наших скромных желаний,и если кто-нибудь уезжал в отпуск,
то всегда брал с собой список кому и что привезти. Никто из нас не думал о том, что
отпуск превращался в беготню по магазинам и стояние в очередях. Нам даже в голову
не могло придти, что в этом было что-то неправильное. Такое было время и его нравы.
Дни рождений и государственные праздники превращались в грандиозные мероприятия.
Делали салаты, пекли пироги и торты, на стол ставили бутылки с крепкими на-
питками. Почти никогда на столе не стояло вино и я думаю, что его даже и не было
тогда.Это сейчас молодые женщины пьют вермут и закусывают его оливками и сыром,
а у нас были водка и салат Оливье.Вот мой Сережа и спился!
Через пол-года его сестра, Слава Богу, нашла себе офицера, быстро вышла замуж и
переехала к нему, а мать осталась у нас.Ей не нравился новый муж дочери.Как будто
я ей нравилась! Честно говоря, я надеялась, что и она найдет себе кого-нибудь, но чуда
не произошло и много лет она жила с нами. Что это было за время! Ни я,ни Сережа не
могли жить так, как бы нам хотелось, везде и во всем присутствовала его мать.Она
считала себя правой всегда, не стеснялась высказывать своего мнения в вещах,не имею-
щих ровным счетом никакого отношения к ее персоне и к тому же она была жестокой
женщиной. А мне хотелось.... Ах, все равно! Какое и кому дело, чего бы мне хотелось в это
время, ведь .... Не знаю, как и сказать, да и кому это интересно, о чем я мечтала тогда,
все равно ничего из моих мечтаний не получилось.
Я обратила внимание на то, что Марта и ее муж очень редко были в какой-нибудь компании,а если и приходили,то Марта никогда не пила и если
вставала из-за стола, то и ее муж моментально поднимался и шел за ней. Мне очень хо-
телось узнать о ней,о ее жизни, ведь Марта выглядела так необыкновенно, можно было
подумать, что она иностранка, но ее отчество было  русским-Марта Нико-
лаевна, да и говорила она на прекрасном, я бы сказала совершенном русском языке.
Но в ней была тайна! Да-да, в ней была тайна, это чувствовалось. И все это понимали,
не только я. Потом то я все узнала и, узнав, полюбила ее еще сильнее. Всем сердцем.
И душой! Никого я так не любила, как ее.
Однажды я набралась смелости и спросила, кто лежит под красным камнем и какое
отношение он имеет к ней.
-Никакого,- Марта положила руку на мое плечо и стала тихими, плавными движениями
гладить его.-Никакого отношения ко мне лично , но он был ребенком и умер и никто
не приходит так много лет к его камню. Вот я и стала навещать его и петь китайские
колыбельные, ведь он такой маленький.-
-А откуда ты знаешь китайские колыбельные?-вопрос вырвался, я не смогла удержаться и
мне стало стыдно, но уже было поздно.
Марта продолжала гладить мое плечо, как будто в этих плавных, тихих движениях был ответ.Потом она придвинулась ко мне близко, так близко, что мы обе стали одним существом и тихо шепнула, коснувшись губами моих волос,-Не спрашивай.....не спра-
шивай.....не надо.- Ее голос сорвался, она странно вздохнула-а-а-а-х, как будто всхлип,
как будто горечь прорвалась в этом вздохе. Я почувствовала эту горечь, она влилась
в мою душу и стала не только ее горечью,но и моей, неизвестной, но моей потому,
что я и Марта стали одним существом. В обыденности моей жизни, в ее материальной
и духовной бедности я и подумать не могла, что такое возможно.Что я видела, чему
училась?Истерики матери, которой даже и в голову не моглj придти, что детей надо
не только кормить, но и воспитывать, затем война, быстрое замужество,две тяжелые
беременности, мертвые дети.
Прошло два года и однажды Сережа пришел домой   и закричал с порога,-Полинка,я
уезжаю в командировку.-
   -Да? Надолго?-Меня не очень волновали командировки Сергея, ведь без него
я могла чаще встречаться с Мартой. У нас, у обеих, не было детей и мы болтали о всяких
пустяках, вышивали вместе, делились переживаниями, а особенно любили уходить к
реке и сидеть там, на каменном берегу. Мать Сергея ворчала, что мой дом запущен, что
я плохая хозяйка, а я что-нибудь неприятное отвечала ей. Слово за словом, мы ссорились
и я хватала свое вышивание и убегала в слезах к Марте. Она умела успокоить меня,ласко-
во гладила по волосам и, когда я переставала плакать, вставала и уходила в кухню готовить чай. До этого я никогда не пила зеленый чай, но Марта приучила меня к нему и
с тех пор я не пробовала ничего лучшего, чем этот зеленый горячий напиток. А еще Марта
клала в маленькие розеточки мед, варенье и крохотные печенья, которые она пекла сама.
В нашей баталерке не было вкусных вещей, изредка привозили отвратительные пи-
рожные из песочного теста, прослоенные мармеладом, а сверху они были украшены
зелеными и розовыми цветочками. Я терпеть не могла эти пирожные.
Когда Сергей сказал, что уезжает, я даже обрадовалась. Но эта командировка была
особенной, ведь он с группой офицеров уезжал в Японию .Володя, муж Марты ехал с ним.
Две недели пролетели, как один день, мы не разлучались днем и даже три раза я осталась
у Марты ночевать.
  -И что тебя так к ней тянет,-ворчала мать Сергея. Но мне было все равно!
Через две недели Сергей вернулся и привез мне замечательные швейцарские часы.Дру-
гие офицеры привезли женам шелковые кимоно, ткани, а мой муж- часы.Он объяснил
это так,-Не хотел честь советского моряка ронять, копаясь в тряпках, а часы-это другое
дело.-
А Володя привез Марте замечательный японский чайник для заварки ее зеленого чая и
много пакетиков с этим чудесным напитком. Кимоно он ей не купил. В чем-то они
были похожи, Сережа и муж Марты.
Прошло три месяца и однажды ночью меня разбудил стук в окно. Я встала и подошла к
нему. Было темно и к тому же шел дождь, но я сразу увидела,что прямо к стеклу примк-
нуло лицо Марты.Ее волосы были распущены и мокрыми прядями падали на лицо,она
что-то кричала и я быстро подбежала к дверям. Марта кинулась ко мне и стала быстро
говорить,-Я уезжаю....прямо сейчас....я напишу, напишу. Сквозь шум дождя я услышала
звук мотора подъехавшей к нашему дому машины. Володя выскочил из нее и,подбежав,
схватил Марту за руку,-Быстро садись в машину, не успеем.-
Я стояла на крыльце и видела, как он тащил ее за руку, видела, что она села в машину,
видела ее заплаканное лицо и губы, шепчущие слова, я не могла разобрать какие.
Она уехала.Никто не говорил на эту тему .Однажды, только однажды я спросила Сергея,
и он сказал, что Володю перевели в другое место, но он не знает куда.
Некому было петь китайских колыбельных мальчику,умершему в прошлом столетии.
У красного камня стояла глубокая чашка, я взяла ее, наполнила водой и бросила лепестки
роз, жасмин уже отцвел. Колыбельную я пела на русском, для маленького китайца и для
своего малыша.
Я снова плохо себя чувствовала потому, что была на седьмом месяце беременности. И
тогда я получила письмо от Марты,ее муж служил в одной из азиатских республик и
она просила меня приехать. Писала Марта и о том, что она беременна и через два с поло-
виной месяца должна родить. И я, несмотря на то, что плохо себя чувствовала, решила
поехать к ней. Сережа отговаривал меня, его мать, как всегда,орала, а я уехала. Собрала
чемодан и уехала. Сережа стоял на вокзале грустный и обещал мне, что бросит пить,но
я уже ему не верила, да мне все было безразлично, кроме сознания того, что я еду к Марте.
Я переживала всю дорогу, а уж когда стала подъезжать к городу, где меня должны были
встретить очень разволновалась. У меня гулко стучало сердце,а ребенок в животе так ворочался, что, казалось, разорвет его.
Марта стояла на перроне вокзала и я, увидев ее из окна, закричала,-Марта, Марта, я здесь.-
И снова я пила зеленый чай и ела чудесное печенье. Вечером пришел Володя и очень
удивился, увидев меня. Оказывается Марта ничего не сказала ему о моем приезде. Я растерялась и, по правде сказать, мне это было немного неприятно,но Марта взяла мою руку и крепко сжала ее. У нее были удивительно теплые и нежные руки.
  -Не обращай внимания,-прошептала она,-главное, мы снова вместе.-

                Ирэна


  Мои первые и очень яркие воспоминания связаны с жизнью на Тихом океане и особенно
с  чудесными, необыкновенно вкусными пирожными. Я вижу себя бегущей на
баталерку, в кулаке у меня зажаты копейки. Не помню уже, сколько стоили пирожные,
но то, что я расплачивалась мелочью, я помню. Какие вкусные пирожные! Два прослоенных
мармеладом песочных кусочка украшены сверху зелеными и розовыми цветочками
 и какими-то волнистыми линиями из крема. Удивительно вкусные пирожные.
Вот сейчас нет таких. А еще я покупала маленькие квадратики какао с сахаром,очень
твердые, но тоже вкусные. Я даже запах их помню. Пирожное я съедала сразу, не выходя
из баталерки, а сладкий квадратик грызла потом всю дорогу домой.
Я помню наш дом и двор позади, заросший высокой травой, помню свою бабку, высокую
и черноволосую. Помню ее, почему-то, либо с топором в руках, рубящей дрова, либо
стоявшей в кухне и что-то гневно выговаривающей моей матери. Знаю точно, что меня
она не любила.К ранним воспоминаниям относится случай, когда я полезла на обрыв
за цветами и почти сорвалась с него. Я довольно долго висела, держась за куст, потом
меня спас матрос. Он шел по дороге внизу  и,услышав мой плач, поднял голову и увидел маленькую дурочку, цепляющуюся за кусты .Обрыв был невысоким, через много лет я приехала туда специально посмотреть на это место и поняла, что ничего опасного не было там, если бы я и упала, то отделалась бы просто легким испугом и парой синяков,но тогда....!
Мать отлупила меня и это было самым обидным.
Еще я помню, что в землю ставили огромные бочки и они до краев наполнялись дождевой
водой. Почему-то эти бочки, вернее ямы с водой не огораживались и однажды я упала
в одну из них. Незадолго до этого я прочитала сказку о черной курице и эта история произвела на меня сильное впечатление. А тут вышла прогуляться и вдруг вижу, что черная курица бежит, ну я и припустила за ней. Так торопилась,что не  заметила
бочку с водой. Шла середина октября и вода была холодной,поэтому я простудилась и тяжело заболела До сих пор помню сильные боли в ногах.
Однажды вечером боли усилились особенно и я лежала на кровати и плакала. В другой
комнате сидели гости, они пили, шумно разговаривали и это мучило меня
особенно. Ноющие боли все усиливались и тут открылась дверь и, пошатываясь, вошел
мой отец. Он сел на край кровати и увидел, что я плачу.
   -Очень больно, дочура,-спросил он меня.
   -Больно,-я заплакала сильнее. Только тот, кто знает, что такое боль в суставах, да еще
у ребенка, да еще в тех условиях, когда болеутоляющих почти не было, способен понять
всю гамму переживаний и состояние шестилетней девочки. И только психолог может
объяснить, почему я запомнила этот вечер, боль и слова моего отца. Алкоголь,конечно, 
сыграл здесь свою отвратительную роль, папе было меня жалко и он, ласково погладив меня по щеке, решил пошутить,-А давай отрежем эти противные ножки,-сказал он, улыбаясь.Сейчас я бы не предала значения этим словам, но тогда я очень испугалась
и пронесла это воспоминание через всю свою жизнь.
За стеной продолжали шуметь и он ушел, а я заснула.
Очень яркое воспоминание относится ко времени появления моего брата.Мама очень
тяжело переносила беременность, помню ее, лежащей на какой-то скамейке, а я и папа
стояли рядом и смотрели на нее. Мама плакала, потом мы ушли и я долго жила с папой
и бабушкой. Мама лежала в больнице три месяца и, когда появилась дома, то уже не
одна, а с маленьким братиком, Павлушей, чудесным,розовым, постоянно улыбающимся
ребенком. К сожалению сейчас он улыбается мало. А тогда это был чудесный ребенок.
Конечно бабка сразу в него влюбилась и очень явно давала почувствовать эту разницу
между мной и Павликом. В наше время, для того, чтобы водить машину,нужно сдать
экзамены,но для того, чтобы родить ребенка не нужно никаких оценок. Вот и получается
, что люди, которые и с собой то справиться не могут рожают и воспитывают
детей. Часто эти, с позволения сказать, родители,или бабушки с дедушками, сами ничего
не знающие, не разбирающиеся в простых жизненных ситуациях, просто губят новую
жизнь. Я не хочу сказать, что меня погубили. Нет! Но многое из того, что происходило в моей семье тяжелым камнем легло мне на  сердце.  И сейчас, когда мне уже за пятьдесят,  стоит только закрыть глаза и вспомнить маленькую темную комнату, шум за стеной и боль, как тут же возникает силуэт моего отца, его сочувствующие глаза и эта ненужная фраза. На всю оставшуюся жизнь, мы помним....Я тоже.! Мой муж говорит,-Забудь, не вороши прошлое.- А у меня не получается.
Однажды, когда мне было восемь, или девять лет, мама поехала со мной в другой
город.Поездке предшествовали долгие сборы, ссоры с бабушкой, которая обзывала
маму нехорошими словами и ежевечерние пьянки отца .На работу он уходил,вернее
убегал трезвым, обещал вернуться вовремя, обещал не пить,но день проходил, наступал
вечер и в сумерках нашего двора появлялась пошатывающаяся фигура отца.
  -Ты же обещал, Сережа.-
Он садился на стул и начинал снимать ботинки, потом в носках шел к плите и одну
за другой открывал кастрюли. Ему не нужны были тарелки, суп он черпал половником прямо из кастрюли, а мясо, или картошку брал руками. На работе не знали о пьянстве
моего отца,говорят, он был прекрасным специалистом, большой умницей,честным ра-
ботником. Ну и что? Что из того, был он умным и честным, или нет! Это был мой отец
и он был пьяницей. Все! Вопрос, как говорят, мы закрываем и ставим точки над и.
Многие знаменитые, талантливые люди пишут воспоминания, а в них они описывают
прогулки с родителями, посещения театров, детские, веселые праздники,описывают
разговоры, шутки.....любовь, в первую очередь любовь к детям описывают эти счастливые люди, любовь, о которой я тогда еще не знала. В моей жизни был пьющий отец,вечно
раздраженная, всем недовольная бабка, мать, не любящая отца и был маленький, чудесный
братик, толстенький и хорошенький. А бабка думала, что она одна имеет на него право.
И вот, в этой атмосфере постоянного раздражения и непрязни мы с мамой стали со-
бираться в дорогу. Вначале мы ехали на машине, потом долго сидели на вокзале, а по-
том несколько дней ехали на поезде. Я лежала на верхней полке и смотрела в окно.
Пахло дымом и особенным запахом вагонов. До сих пор я вспоминаю эти поездки на
поезде, ведь затем, когда мой братик подрос, мы каждый год ездили в отпуск в При-
балтику и это были не просто поездки, нет, это были захватывающие путешествия
через реку Амур и горы Урал, мимо каких-то древних поселков и больших городов.
На остановках мы покупали горячую картошку и большие, изумительно вкусные со-
леные огурцы. Помню упоительный запах вагона ресторана и походы в него через
вагоны...вагоны...вагоны. Открывается дверь в тамбур, становится громко и страшно, ведь
надо перешагнуть через какие-то скрипящие металлические пластины и вот цель дос-
тигнута, появляется узкий светлый коридорчик ресторана, пахнет то-ли пирожками,
то-ли борщом, не понять, но восхитительно. Столик качается, качается и дрожит вода в
бутылке с минеральной водой, появляется официант с железными длинными тарелочками-
рис, котлетки, огурчики, компот... Ах, как хорошо!.
А потом тот же путь назад, в свой вагон и снова на верхнюю полку, подбородок уткнут
в твердый валик, справа качается сетка, леса, леса, какие-то высокие насыпи. День за
днем уносит поезд меня и маму, мы едем вдвоем и я не знаю цели поездки, да мне и все
равно, главное, мама не плачет, не ругается с бабушкой, у мамы веселые серые глаза,
нежные, белокурые волосы, мама смеется и рассказывает попутчикам, что мы едем
навестить ее подругу, мама рассказывает, что мы едем к Марте.
Мы едем к Марте!
Я и мама! Вдвоем! Без папы, без бабушки, без моего брата. Только я и мама, мы вдвоем
едем к какой-то загадочной Марте.
Когда я вспоминаю об этой поездке, меня охватывает странное чувство, как будто в
грудь влетела бабочка и начинает быстро-быстро порхать крылышками. Это чувство
можно назвать счастьем, или ожиданием счастья. Да, наверное это действительно так, стоит
мне только подумать о поезде, о маме, сидящей на полке внизу, как меня до сих пор
охватывает щемящее предвкушение счастья. Оно передается мне через маму, через ее
светящиеся глаза, ее горящие розовым пламенем щеки и новое в маме,-она постоянно
прикусывает нижнюю губу, как бы стараясь не дать раскрыться своим губам в нежной,
счастливой улыбке. Такой я не знаю свою маму, такой я ее еще не видела.
Наверное это была азиатская республика потому, что я совершенно отчетливо помню
степь, покрытую короткой травой, помню реку с глинистым берегом и мутной водой,
помню мошкару, комаров и.....верблюда. Это был ребенок, маленький верблюд.Каждый
вечер он подходил к дому и всовывал свою странную мордочку в окно, а мама и Марта
кормили его арбузом и хохотали. Через несколько дней пришел хозяин верблюжонка
и ,покачивая головой, выговаривал маме и Марте,- За-а-чэм кормишь, не нада.-
Мама и Марта были везде вместе, они вдвоем уходили на реку и сидели, поджав ноги
на огромном камне, который, я думаю, остался  ледникового периода. Они шли в степь
и набирали цветы из которых потом плели венки. Тогда у мамы были длинные волосы,
она расчесывала их на прямой пробор и заплетала две косы и сверху одевала этот венок.
И становилась похожей на девушек из сказок северных народов, то-ли шведку,то-ли
финку.Что-то очень нежное, щемящее проступало в ее лице, когда она с венком на во-
лосах поднимала глаза на Марту и улыбалась ей медленной улыбкой. Марта протягивала руку, обнимала маму за плечи и прижимала к себе, так они могли стоять долго, пока я
не врывалась в их мир, вложив свою руку в это единение, требуя тоже цветов...и мне...
и мне венок, и мне...и мне этой любви...и мне....
У Марты не было детей и, как сказала мне мама, никогда не будет. Марта любила меня,
я это поняла сразу. Меня и мою маму. Никого на всем этом белом свете у нее не было.
Нет, так сказать тоже нельзя, ведь у нее был муж, высокий, светлоглазый, с чудесным
лицом, очень мягкий, хороший человек. Это я тоже сразу поняла. У них был красивый
деревянный дом с большим, засаженным цветами и травами садом и была кошка,длинная,
с маленькой головкой и короткой шерстью. Эта кошка возненавидела меня, можно ска-
зать, в один присест. Так выразился муж Марты,-Она возненавидела тебя в один присест!-
Странное выражение, но очень точно характеризующее отношение кошки ко мне. Если
я и кошка оставались дома одни, она тут-же подходила ко мне, сводила все четыре
лапы в одну точку, выгибала спину горбом, задирала кверху хвост и начинала отврати-
тельно, заунывно орать. Из ее глаз вылетали молнии, нос подергивался, еще минута...,
но тут входила Марта, или мама и кошка в течении секунды принимала  невинный
вид и никак нельзя было представить, что она вот только что изображала из себя злоб-
ную тигрицу.
Однажды я явилась свидетельницей странной сцены. Мама и Марта пришли из одной
из своих длительных прогулок по степи, я не была с ними, так как за день до этого
объелась неспелыми сливами из сада и весь день жестоко страдала от этого.
Они принесли большую охапку полевых цветов и мама сразу села за стол и стала разбирать
их, а Марта, сказав, что ей надо переодеться, прошла к себе в комнату.
Через две-три минуты пришел  ее муж и,сняв легкую форменную куртку,сразу
прошел к Марте. Мама молча раскладывала цветы,а мне стало скучно и я приоткрыла дверь
комнаты Марты. Совсем чуть-чуть приоткрыла. Марта стояла перед большим зеркалом,
и смотрела в него на Владимира, который стоял позади нее.
Я увидела, что он придвинулся чуть ближе к ней и положил руки ей на плечи,а затем
опустил их и обнял ее за грудь. Марта улыбалась и все смотрела на него в зеркало,затем
она повернулась к нему и подняла кверху руки, охватила его за шею и сильно прижала к себе. Так они стояли довольно долго и я все смотрела на них. Неожиданно Марта быстрым
движением оттолкнула его, провела руками по его лицу и громко засмеялась, после чего
сказала какое-то слово, я не расслышала, но то, что произошло потом потрясло меня
до глубины души. Владимир отскочил от нее, его лицо залилось краской, он поднял
правую руку и с размаху, громко, так, что я услышала этот звонкий звук, ударил Марту
по щеке Я все стояла и смотрела и не заметила, что сзади подошла мама,
она взяла меня за руку и отвела назад. Мы сели на кушетку и мама крепко прижала меня к себе. У нее было испуганное, недоумевающее лицо. За дверью было тихо, мама
встала, но тут снова засмеялась Марта,а потом мы услышали плач.
Но это была не Марта.
Плакал Володя, ее муж.
Не помню, сколько времени мы сидели на кушетке. Мама прикусила нижнюю губу так,
что по подбородку потекла тонкая струйка крови . Вначале из комнаты вышла Марта,
она весело помахала нам рукой, прошла в душевую и заперлась там,а через некоторое
время появился и Володя,он остановился перед нами и некоторое время смотрел на маму
тяжелым, недобрым взглядом, потом  закрыл глаза и выдавил через зубы,-Не могу,
не могу....уезжай.....  уезжай.-
Мама вскочила и вдруг обеими руками, сжав кулаки, стала бить его по груди. Он стоял, некоторое время не защищаясь от ударов, а потом легким движением поймал ее руки
и повторив,-Я тебе сказал, уезжай,- снова надел куртку и вышел из дома.
Мама, приказав мне сидеть на кушетке, подошла к дверям душевой и стала тихо
звать,-Марта, Марта, открой, ну открой дверь.-
Марта приоткрыла дверь и мама исчезла за ней. Их не было довольно долго и я, забыв о приказании смирно сидеть на кушетке, подошла к дверям душевой и поскребла ногтями.
Дверь тут же открылась и обе вышли ко мне и я с испугом увидела, что у Марты разбита
губа, а левая щека распухла и покраснела.
  -Надо смазать календулой,-дрожащим голосом говорила мама.
  -Ничего страшного,-Марта снова рассмеялась.
Все это поразило и напугало мою впечатлительную душу и наполнило отвращением
к мужу Марты. Он пришел вечером,долго раздевался в прихожей, потом вошел к нам.
Мы сидели за столом и ужинали, на столе стоял красивый чайник, большие фарфоровые
чашки, а  на стеклянном блюде лежал пирог с малиной. Володя остановился перед столом потом нагнулся к Марте и поцеловал ее в щеку. Он был джентельмен! Джентельмен, который три часа назад ударил свою жену. Я смотрела во все глаза, а Марта,
как ни в чем ни бывало, улыбнулась, показав свои замечательные зубы, и приветливо
сказала,- Садись, ты, наверное, тоже хочешь пирога.- 
Он все медлил, видно было, что ему неприятно и тяжело, даже я, маленькая девочка, понимала это.
Уже давно наступила ночь, а мы не расходились. Наконец мама посмотрела на меня и спросила, не хочу ли я спать. А я спать совершенно не хотела, события прошедшего дня
поразили меня настолько, что я никак не могла успокоиться, мне хотелось одновременно
и плакать и смеяться. Но все-таки усталость взяла свое и я заснула прямо за столом.
Не знаю, кто отнес меня в кровать. А через день я и мама стали собираться домой. Муж
Марты уходил на работу очень рано и приходить старался так поздно, чтобы не встречаться
с мамой. 
В последний вечер перед отъездом Марта позвала меня в свою комнату, мама хотела пойти вместе, но Марта посмотрела на нее каким-то длинным взглядом и тихо сказала,-Дорогая,ведь ты понимаешь....ведь я одна....совсем одна...остаюсь...без вас.
Мама вздохнула и тоже тихо ответила,-Конечно, конечно...-
Это все так ярко запечатлелось в моем мозгу.
Я пошла за Мартой и меня сразу поразил запах цветов. Всегда, всегда в ее комнате пахло так чудесно . У них с Володей были раздельные комнаты и я думаю, что Марте нужен был этот ее совершенно особенный мир. Никогда больше я не видела таких удивительно обставленных жилых помещений, такого изобилия цветов и запахов. На стенах висели
 картины, странные для меня, маленькой девочки, картины. Я не особенно вглядывалась
в них потому, что там были другие вещи, более достойные моего внимания.
На причудливом столе на гнутых ножках стояли маленькие шкатулочки и их
содержание привлекало меня гораздо сильнее, чем разглядывание, как я теперь понимаю,
старинных китайских гравюр.
Марта подвела меня к столику и усадила на низкий, обтянутый красивой материей пуфик.
Сама она села напротив меня на такой же пуфик и ласково посмотрела на мою возбужденную мордочку. Я то, конечно, понимала, что сейчас мне будут делать подарки и
горела желанием схватить все. Марта смотрела на меня, улыбаясь и наклоняя голову
все ниже, пока, наконец, не коснулась губами моих волос.
  -Какие у тебя чудесные волосы, совсем, как у мамы.-
  -Я возразила ей,-И совсем не как у мамы, а как у бабушки.- У меня были черные волосы,
действительно, как у бабушки и серые, как у папы глаза.
  -Я не то имела в виду,- непонятно ответила Марта и, тяжело вздохнув, посмотрела в окно.
  -А что?- упрямо приставала я.
  -А,- Марта махнула рукой,-просто так сказала.-
  -Нет, не просто так, не просто так. Ну скажи, что ты имела ввиду , ну скажи,-ныла я.
Неожиданно мои мысли перескочили на происшедшее совсем недавно и я,дотронувшись
до ее щеки, где синяк был скрыт под искусно наложенной пудрой, спросила,-Не больно?-
Марта снова улыбнулась. Меня поражала эта ее реакция улыбаться, ведь даже тогда,
когда ее муж так сильно ударил по щеке, она смеялась.
  -Нет, не больно.-
  -А он часто тебя бьет?-
  -Никогда,-Марта вдруг нахмурилась и снова повторила,-никогда, это было впервые
и не повторится, он поклялся мне в этом.-
  -А почему он тебя ударил?-
  -У него есть на это причина.-
  -Ни у кого нет причин бить тебя,-я вскочила с пуфика и прижалась к Марте.
  -Ах, моя дорогая девочка,-она обняла меня , а потом ласково провела рукой по щеке.
  -Ну, давай посмотрим, что я хочу тебе подарить, а может тебе еще что-нибудь
понравится.-
  -Конечно, мне все нравится,-я с жадностью уставилась на шкатулки. Сейчас, сейчас
они откроются и я получу в подарок красивые вещи.
Марта подарила мне бусы из речного жемчуга, подарила длинные золотые серьги в
виде полумесяца, два браслета – золотые змеи,одна с зелеными, а другая с красными
глазами, вынула из сундука, стоявшего тут же, у стола, красивую бисерную сумочку
и, взглянув на меня, взяла там же тонкую, серебристую шаль и положила ее в сумочку.
Она доставала маленькие пузырьки с жидкостью, это были прекрасные, тонкие духи, старинные, нездешние. Она все складывала и складывала все это в удивительный черный шелковый мешочек с вышитым на нем золотым драконом. Потом она позвала мою ма-
му и, когда мама вошла, отдала ей этот мешочек. Мама заплакала, а Марта, посмотрев
на нее, закрыла глаза и приложила руку к сердцу,-Всегда...всегда...на всю жизнь,
отведенную мне....на всю жизнь...я буду помнить...-
Мне хотелось знать, что будет помнить Марта, но она не досказала и, подойдя к шкафу,
открыла его и вынула, висевшее на плечиках, красное платье с маленькими, переливаю-
щимися золотом, пуговицами.
 -Это платье моей мамы, оно перешло мне, старшей дочери, по обычаю нашей семьи,-
она погладила платье, а теперь я хочу отдать его ,- она снова замолчала и как-то сдавленно
закончила,-твоей дочери.-
  -Какие красивые пуговички,-жадность снова прорвалась во мне.
  -Да? Красивые? Не потеряй эти пуговицы,они золотые.-
  -Золотые? –тут уже подала голос моя мама,-Марта, оставь себе.-
  -Нет, нет, раз ты уезжаешь и я не знаю, когда смогу увидеть тебя и Рэночку...., ах, я бы
все отдала, лишь бы...- Марта говорила странно, не договаривая фраз, но мне было все
равно, мне хотелось схватить черный мешок и убежать к себе, а там вытрясти все на кровать и наслаждаться подсчетом подарков. Жадная, скверная девчонка вся тряслась
от возбуждения, не обращая внимания на грустные глаза обеих женщин, на слезы мамы, слишком часто появляющиеся у нее в последнее время,так вот,у меня было только одно желание,-бежать, скорее бежать в комнату, а то, чего доброго,отберут.
  -Не показывай бабушке,-говорила мне мама, когда мы ехали назад,-и не рассказывай,
ничего не рассказывай ни ей, ни папе. Ты поняла?-
  -Ну конечно поняла, что я, дура что-ли какая-то,-я сердилась, но все-таки не совсем
понимала, почему нельзя показывать и рассказывать. Но раз мама просит, то конечно.
Мне не терпелось приехать домой, я очень соскучилась по Павлику и ему тоже везла по-
дарок, плюшевого мишку и черную модель паровоза. Я мечтала, как буду ему это дарить,
а он будет надувать щеки и хохотать. Брат был для меня самым любимым существом
после мамы. Сейчас мне кажется, что я его, наверное, даже больше любила. Братишка действительно радовался, он соскучился без мамы и сестры, а на бабушку я произвела впечатление еще более неприятное, чем всегда, она внимательно посмотрела на меня и покачала головой,-Ты, Ирена,- она всегда так официально называла меня,Иреной,- ты, Ирена стала похожа на эту вашу Марту,как будто и не наша ты вовсе.- Ну что ей нужно было от меня, зачем она так портила детские годы девочки, не виноватой ни в том, что почему-то не очень похожа на маму, ни в том, что сама бабушка не была добрым человеком. Прошло много лет и однажды, когда я с ней встретилась, будучи молодой женщиной, она призналась мне, что ее мучают воспоминания о тех годах и ей бы не хотелось, чтобы я плохо о ней думала.Она, несмотря на годы, была все еще красивой, статной женщиной, а волосы ее так и остались черными. Я сравнила цвет наших волос, у бабушки они были черно-коричневыми, а у меня черный цвет волос переходил в синеву. Тогда я впервые спросила ее, почему она все время говорила мне, что я из другой породы, ведь и у нее и у папы волосы черные, не обязательно ведь надо иметь цвет маминых, светлых волос. Бабушка вздохнула и махнула рукой,- А шут его знает, что мне тогда в голову приходило, тяжело мне было, понимаешь, Рэна, тяжело и все тут.-Потом она внимательно посмотрела на меня и сказала,- Больно глаза у тебя тяжелые, как взглянешь, так оторопь берет. Прямо арапка какая. Хотя и у моего отца глаза тоже черными были, вот ты и унаследовала. Говорят,- она прикусила губу, как бы испугавшись, что сейчас скажет лишнее, но потом снова махнула рукой и продолжила,- говорят, в нашей семье цыганка была, красивая, как будто ее нарисовали и эту цыганку мой прадедушка выкрал из табора, а цыгане его потом поймали и били сильно. Пришлось ему жениться и прожил он с ней, будто, всю жизнь.- Бабушка засмеялась и тихо сказала,- А впрочем, может это и неправда.-
Она прищурила глаза и покачала головой,- А ведь тогда, помнишь, когда ты и мама вернулись домой, ведь ты мне ни о чем не рассказала и не показала даже, что тебе Марта подарила, а я ведь видела, как ты прятала от меня какой-то мешочек. Думаешь, мне не обидно было?- Я удивилась, какая может быть обида, ведь меня просили ни о чем не рассказывать, к тому же я была маленькой девочкой. Но я не стала говорить этого бабушке,все-таки чувствовалось, что она пересиливает себя, говоря со мной об этом времени.
Мне исполнилось девять лет, когда мы все переехали вначале в Ленинград, а уже потом, спустя много лет, в Ригу. Конечно мои родители были рады переезду в эти цивилизованные города, ведь в гарнизоне на Тихом океане не было ни шумных улиц, ни кафе, где можно было бы посидеть и выпить чашечку кофе с пирожным, не было театров, но я всю жизню вспоминаю мое детство именно там. Какие леса, цветы, ягоды! Как все привольно и зелено летом и снежно зимой. Где еще можно увидеть огромные ирисы в лесу? Но это к тому же и детство, воспоминание о котором всегда несколько приукрашено. Но тем не менее,да-да, тем не менее я никогда и нигде не была так дома, как на Тихом океане. Я не только всю жизнь вспоминаю эти места, мне кажется, что я до сих пор я помню запахи, присущие этим местам. Чуть-чуть, например, подморозит землю и я моментально вижу себя девочкой, стоящей перед невысоким забором, по которому протянулась замерзшая ветка неубранного вовремя куста зеленого горошка, и земля и горошек так чудесно пахнут, или запах разогретого соснового дерева! Мы собирали смолку с коры, разогревали ее в консервной банке и жевали потом. А запах богульника, первых подснежников, крокусов, высыпающих на всех пригорках....Вот только с Уральскими местами и можно это сравнить. Но все равно, мне кажется, там было еще красивее .Ну и,конечно, там не было всех этих трагедий, которые пришли гораздо позднее. Не было ни младшей сестренки, ни ее страшного ухода из жизни, не было потерявшей любви к жизни мамы, не было ее тяжелой сестры, да и пьющий папа еще не производил такого удручающего впечатления на нас с братом, ведь мы были детьми и думали, что так и должно быть. Это только спустя много лет мы осознали, что можно и иначе жить, а тогда мы жили той жизнью, которую нам дали и изменить ничего не могли. 

                Павел.

Воспоминания? Да! Конечно у меня есть воспоминания и о детстве, и более поздних
годах. Но я редко думаю о начале своей жизни. Хотя, сейчас, когда ты меня спраши-
ваешь, мне приходят в голову вещи, о которых я как-то не задумывался.
Я и моя сестра жили вместе и в тоже время, как мне кажется, в разных мирах. Должен признаться, что я не очень любил ее, я ревновал Рэнку к матери, ведь я считал, что все должны были любить только меня. Это бабушка меня испортила, конечно. Ты знаешь, что она делала?
Она покупала сладости и потихоньку кормила меня, а Рэнка подглядывала и потом ревела.
Сейчас я понимаю, что это было подлостью со стороны бабки, но тогда я был маленьким
свиненком и прилежно сжирал все, что мне давали. М-да-а.!Как-то неприятно об
этом вспоминать, мне вдруг стало Рэнку жалко. Ах, извини, я твою бабулю так непочтительно называю- Рэнка- а ведь ей уже под шестьдесят .Знаешь что, я лучше все
на бумаге напишу, не могу говорить на кассету. Не согласна? Какая вредная! Ну хо-
рошо, буду говорить, раз ты этого требуешь.
      Я не очень люблю вспоминать свое детство, мне кажется, что в нашей семье было слишком много раздоров, неприязни друг к другу, словом ,слишком много было того, что сейчас называют неумением жить. Вот хорошо Пушкин сказал,-Учитесь властвовать
собою,- как раз это то, чего не умели ни мои родители, ни родители моих родителей.
Я напрягаю память, хочу вспомнить хорошие, яркие моменты из своего детства,но
почему-то перед глазами возникает либо бабушка, ругающаяся с мамой, либо на-
литые пяными слезами глаза моего отца. Может в этом сказывается и мое неумение
жить, может я не прав и надо больше думать о хорошем? Ведь были же замечательные
поездки в отпуск, на Балтийское море, был пляж, вода, небольшой домик недалеко от
моря, ведь можно же все это назвать счастьем, так нет, мне снова видится уже дру-
гая бабушка, мамина мама, и она вечно чем-то недовольна, то она больна, то дедушка
выпил, то больна сестра матери. Они все вечно болели. А уж разговоров об этих болез-
нях было....! Я даже сейчас помню названия двух медикаментов, постоянно повторяю-
щиеся в их разговорах –тазепам и папаверин. У тебя есть папаверин? Боже мой! Нету?
Ах,ах, как же без него? И так далее.
Они как то все постоянно были  вместе. Все происходило в этой кучке, беспрерывные звонки, встречи, застольные разговоры. Я не помню,например, чтобы сестра мамы хоть раз держала книжку в руках. Руки у нее всегда были сложены на груди, или животе. Она где-то очень много работала и приходила на дачу вечером, садилась за стол и беспрерывно говорила и громко хохотала. Но в это время я не очень обращал внимания на нее, у меня были друзья и я целый день бегал с ними по дачному поселку. Хуже стало, когда папу  перевели по службе на Балтийское море и она стала приходить к нам каждый день. Сестру мамы звали Софьей,а мама называла ее Софкой. Так вот, эта Софка считала возможным приходить в нашу семью каждый день, после работы. Считалось, что она безумно устает и, перед тем, как придти домой, где у нее были и муж и сын,она отдыхала у нас. Каждый день!
Как она мне надоела! Вот и сейчас, вспоминая свою молодость, я думаю о ней!
Черт знает что!
Мы с Рэнкой росли, как сорняки в огороде, никто их не видит, пока они спокойно и медленно растут,но вот прошел дождь, сорняки в течении ночи вытянулись и нерадивая
хозяйка только сейчас замечает, что их надо вырвать. Так было и у нас, пока не слу-
чится что-то из ряда вон выходящее, никто на нас не обращал внимания. Да и кому и
когда было дело до нас, ведь отец уходил с утра на работу, а возвращался  в таком
состоянии, что, конечно, нас уже не видел. Я даже думаю, что он лет на десять забыл
о нашем существовании. Мать была вечно занята проблемой пьянства отца и проблемами
 своей сестры, которая самым бессовестным образом пользовалась нашей беззащитностью и
 вываливала на нас то, что должна была решить сама. Их мать, моя бабушка
тоже вечно бегала, что-то кричала и только дедушка, иногда вспомнив о нас, усаживал
меня и сестру за стол и показывал, как надо правильно рисовать цветок мака, или тучи
в хорошую и ясную, или ветреную погоду. Еще он хорошо играл на гитаре и пел старинные
русские романсы. Тогда и мама садилась рядом и подпевала, хотя у нее был очень
слабый голос и она не могла вытянуть некоторых нот. В эти редкие мгновения покоя
и семейного счастья ее лицо становилось удивительно красивым. Но, к сожалению,
открывалась дверь и на пороге появлялись либо отец, либо ее сестричка, которую всегда
неприятно удивляло, что наша мать сидит со своими детьми и вечный круг семейных
неурядиц начинал свое медленное вращение. Я часто думаю, почему моей матери не давали покоя? Может это оттого, что она в свое время не получила образования и полностью
зависела от мужа и не могла от него уйти? Хотя я знаю, что отец отдавал ей все деньги, полностью, до последнего рубля. В чем заключался секрет нашей неудачной
жизни, настолько неприятной в детстве, что даже теперь, вспоминая,я не могу переключить
свое внимание на светлые образы и радость детства. Ведь не может же быть, что не
было детства? А может это действительно так, и детства, я имею в виду счастливое детство,не было?
Мне исполнилось семь лет, когда у нас с Рэнкой появилась сестра. Маша!
Только беспробудное пьянство отца и вечные ссоры в этом семействе могут объяснить
то, что Маша родилась больной. Во всяком случае я так думаю! Наша сестричка не бы-
ла такой, как мы. Болезнь Дауна, вот как это называется. Я и Рэнка любили ее ужасно,
таскали на руках, кормили, ползали вокруг, играя и стараясь научить ее правильно говорить. Машулька была забавным существом и умным. Да-да, она была очень умной
девочкой. Пусть мне говорят, что угодно, но я теперь считаю, что люди, родившиеся
с этим заболеванием, отличаются от нас только внешним видом. Но у них чистая душа
и невинное мировозрение. Из-за Маши я стал верить в Бога, вернее даже не верить, а
принимать его и понимать то, что недоступно многим людям.
Через месяц, после рождения Маши, к нам приехала погостить мамина подруга. Марта!Что я могу о ней сказать? Должен признаться, что приезд Марты перевернул
весь наш дом. Отчетливо помню истерические крики сестры матери, которая впервые
в жизни поняла, что у мамы есть что-то гораздо большее, чем она сама. За это тетка
возненавидела Марту и старалась затем все годы вылить на нее столько помоев, сколько
накопилось в ее грязной кухне. При всем  этом муж ее всегда инфантильно взирал
на поведение жены и не останавливал свою фурию. Очень может быть, что так он защищал
свою жизнь, ведь он подставлял под удар всего лишь мою маму и нас, а себе и своему
сыну обеспечивал спокойное существование. Иногда Рэнка все-таки звонила ему, просила,
чтобы он вмешался и потребовал, чтобы его жена после работы шла к себе домой, а не к
нам, он спокойно все выслушивал, а затем, ответив,-Разбирайтесь сами,-бросал трубку.
Почему мы должны были вечно разбираться с его женой? Этого я не могу понять до
сих пор. Точно таким же был и их сын- вечно занятый собой эгоист.
Предметом жестоких ссор и перебранок было то, что мама и Марта потихоньку от
всех отнесли Машульку в церковь и там ее крестили.  На этом я хочу остановиться особенно,
 Утром, а это был воскресный день, Марта встала раньше всех и что-то стала
делать в кухне. Она все время напевала, это были чудесные, странные мелодии,в которых
низкие тона моментально обрываются, чтобы взметнуться на непостижимую высоту.
Я слушал, замирая от счастья. Моя комната находилась совсем рядом с кухней, это была
так называемая девичья комнатка, а замирал от счастья я потому, что мне виделись
ковры – самолеты, восточные красавицы, какие-то кривые кинжалы, сверкающие глаза,
неизвестно, что бы еще пришло в мою голову, но тут резко стукнула дверь и я услышал
злой, властный голос тетки,-Па-а-прашу потише, вы не у себя в....-она помолчала и затем
злобно выплюнула,-в гареме, а на кухне.- На что Марта спокойно ответила,-Мне ка-
жется, что и вы не у себя, не в постели своего дурачка мужа, а на даче свои родителей,
где в это время отдыхает семья, которая никакого отношения к вам не имеет.- Что-то
тетка начала говорить, но Марта не дослушала, она прервала начатую фразу,-Вон отсюда
....немедленно убирайтесь...немедленно.-
Удивительно, но тетка убралась. Очевидно, это был единственный язык, который она
понимала. Ни мама, ни мы не могли так ей сказать, а Марта мгновенно
поняла эту женщину. Тетка уползла в свою комнату и Марта снова стала напевать, но
очень-очень грустно. Через некоторое время в мою комнату стали вплывать чудесные
запахи, а потом дверь приоткрылась и прекрасное лицо этой удивительной женщины..
...да, это совершенно точное определение –прекрасное лицо удивительной женщины-
показалось в узкой щели,- Вставай, котенок,-она так ласково называла меня- котенок,-
я приготовила вкусный завтрак и хочу, чтобы ты его первым попробовал.-
В этом была вся мудрость этой женщины, ведь совершенно определенно она любила
больше Рэнку, чем меня и, накормив меня первым вкусными вещами, она как бы давала мне почувствовать, что и я не последняя персона в ее жизни.
Кухонный стол был покрыт синей скатертью и на нем были уже расставлены чашки
и сахарница и тарелки , а посередине, на большом блюде, были выложены какие-то
маленькие, коричневые шарики, белые палочки и кружочки, все это источало ароматы
и, как оказалось, было очень сладким и вкусным.
  -Сегодня особенный день,-тихо сказала Марта,-его надо отметить.
  -А что в сегодняшнем дне особенного?-Мне разобрало любопытство и я с интересом
стал рассматривать стол.
  -Никому не говори,-прошептала Марта,-мы с мамой и Машенькой пойдем в церковь.-
Это была, конечно, страшная тайна, ведь церковь была чем-то запрещенным, в нее
нельзя было ходить коммунистам, а тетя Софа и ее муж были коммунистами и поход
в церковь мог стать ударом для них .Тогда я не знал, что и мой отец был
коммунистом, но все, что касалось моего отца сводилось к одному-он пил. В то время
я не подозревал, что бывают и другие отношения между детьми и родителями, не знал,
что есть отцы, которые ходят с детьми гулять, рассказывают им сказки, водят их в кино,
или даже театр. Эти отцы играют, смеются, помогают решать задачки и даже целуют
и обнимают своих детей. Эти отцы тоже работают и у них есть свои взрослые проблемы,
но они не сводят их к стакану с водкой. Я не подозревал, что есть семьи, где и отец и
мать разговаривают с детьми и даже делятся с ними тайнами. Со мной впервые в моей
маленькой жизни поделились тайной и я был намерен ее сохранить, спрятать глубоко
в моем верном сердце. Даже Рэнка не знала, куда они пойдут и это придавало еще боль-
шее значение тому, что сказала Марта.
Все вышло наружу!
Мне было очень жалко маму, очень страшно и тяжело. Да-да, впервые я почувствовал,
что такое тяжесть в сердце. Ведь там лежала тайна и я испугался, что каким-то образом она
вылетела наружу, кто-то очень плохой заглянул в самую глубину детской души и про-
чел то, что там было спрятано. Потом я узнал,что все это не имело никакого отношения
ко мне, просто, когда мама и Марта с кружевным свертком, в котором лежала Машенька,
заходили в церковь, их увидела одна из бесчисленных подруг тети Софы, а так-как
все ее подруги были в партии- коммунистической, естественно, ведь другой то не было-
то эта подруга подождала на другой стороне улицы, чтобы убедиться, потом убедилась и
немедленно, по телефону, сообщила тетке, а тетка своему мужу,которому, кстати, все
было до лампочки, а потом.... Потом было то, чего нельзя делать, но для тетки не было
границ, не было тормозов,  ведь она была коммунисткой,которая точно знала, что Бога нет,а тут такое. А что, собственно, в этом особенного? Как будто поход в церковь мог
 подточить все основы нашего государства и сокрушить, под корень подрубить карьеру,
причем не мужа мамы, а ее сестры. Нет, тут было что-то другое, трудно это понять, но
тут играли роль какие-то недобрые чувства, или ревность, а может и просто неровная,
паталогическая психика.
Ближе к вечеру, когда скандал уже отбушевал, Марта вошла в комнату, где я и Рэна,
прижавшись друг к другу сидели и в ужасе прислушивались, не стукнет ли с треском
дверь, не раздадутся ли снова злобные, истерические выкрики. Марта вошла и улыбнулась
 нам,-Ну вот,-сказала она,-все демоны уползли в свои бутылки и я заткнула горлышки
пробками.-
На Марте была одета парчовая, желтая с разводами кофточка и длинная бархатная
юбка
–Теперь, когда ушли те, кто не хотел праздника, мы сами, без них сядем за стол
и отпразднуем крещение Машеньки. Уже нельзя скрыть, мой дорогой Павлуша, да
ты и не беспокойся.-
Она этими легкими словами сняла черную тоску с моей души.
Мы вышли вслед за ней в большую комнату и за круглым столом увидели маму, чудесно
по-праздничному одетую, увидели удивительно серьезного, совсем не пьяного папу,
увидели дедушку, в черном пиджаке и белой рубашке, державшего в руке янтарный
мундштук, мы увидели, что и бабушка была не в халате, а в легком цветном платье,
а на столе стояли бутылки вина и лимонада и,главное, большой, нарядный, розово-белый
торт.Все улыбались, а в коляске спала Машенька, она и не подозревала, сколько бурь
пронеслось здесь из-за нее, мамы и Марты.
В этот вечер папа был трезвым и я увидел веселого, обаятельного, умного человека.
Марта прожила у нас еще две недели и все это время окрашено в моих воспоминаниях
покоем, нежностью и счастьем.
За день до ее отъезда, она и мама, взяв коляску с Машенькой ушли на море. День был
немного ветреным, но теплым. Они ушли и я некоторое время играл с друзьями
 на улице, потом мне захотелось к ним и я побежал на пляж, что мне строжайше запрещалось
делать одному. На пляже, на самой кромке, где вода подступает к песку
стояли высокие шесты с бочками, а из них вырывалось пламя. Много людей сидели и
гуляли по-побережью,так как был праздник Лиго, по-русски Иванов день. Этот
день всегда отмечают в Прибалтике совершенно особенно. Я вышел на море по деревянному настилу и остановился, озираясь и ища маму и Марту .Их не было видно и я, немного вернувшись назад, пошел вдоль моря, там,где высокие песчаные дюны защищают от ветра.Они сидели между двух ивовых кустов, на одеяле, сшитым Мартой из красивых
кусочков и подаренных ею маме. Небольшая плетеная корзиночка стояла между ними
и еще я увидел бутылочку вина. Не знаю почему, но я спрятался в кустах и стал смотреть
на них. Слова отчетливо долетали до меня и я довольно долго лежал на песке, подсматривая
и подслушивая.
  -Марта, Марта, что мне делать?  Ты уезжаешь, я не хочу, чтобы ты уезжала.-
Марта взяла стакан и налила в него вина,-Выпей, дорогая,за нашу дружбу, за то, чтобы
мы пронесли ее через всю  жизнь и.... и после жизни. Знаешь,мне кажется,что
после смерти мы возрождаемся вновь и, если мы очень захотим, то и в новой жизни мы
встретимся, но уже в другом теле, в другом обличье....-она не договорила, мама схватила
ее за руку,-Не говори об этом, не говори.-
  -О чем не говорить,-голос Марты был сочувствующим и нежным, и грустным одновре-
менно.
  -О другом теле, о другом обличье не говори.-
И тут Марта подвинулась к маме, охватила руками ее за шею и поцеловала. Мама вначале
тоже обняла Марту, а потом резким движением оттолкнула ее и заплакала.-Не понимаю,
не понимаю,-плакала мама,-что со мной?-
А Марта все смотрела на нее, потом она погладила маму по плечу и сказала,-Пойдем-ка лучше прогуляемся, вон и Машулька что-то там гулькает.  Правда Машулька? Какая чудесная девочка!-
Мама встала с коврика и сразу увидела меня,-Боже мой, Павлик, ты что, один пришел?-
Я вскочил с песка, отряхнул его с колен и подбежал к ним. Потом мы гуляли по морю,
везде стояли будочки с лимонадом, пирожками и мороженым и мама и Марта покупали
мне по очереди все подряд. Группа подростков выбежала на море,  все они с криком
и хохотом стали носиться друг за другом и хлестать по голым ногам листьями осоки,
что было довольно больно. Домой мы вернулись поздно и Рэнка, с дрожащими от обиды
губами, сидела на террасе и, не поворачиваясь к нам, что -то рисовала в альбоме.
  -Рэнусь,-Марта подошла к ней,-прости, Рэнусь, но Павлик сам нашел нас.-
Обида была моментально забыта, а на следующий день Марта уехала и в доме на неко-
торое время поселись грусть и ожидание. Ожидание чего? Не могу сказать, но мама,
как только раздавался телефонный звонок, или звонок в дверь, вздрагивала и краснела.
Через неделю в доме появилась ее сестра и все пошло своим чередом.
Мне иногда кажется, что таким раздраженным я прежде не был. Воспоминания должны быть окрашены в розовый цвет, а я как ни вспомню, все о тяжелом. Надо проще относиться к людям и к жизни вообще, ведь судьбы разными бывают. Вот, например, отец. Конечно он пил, но в последние годы, после семейной трагедии, он изменился, перестал пить и стал каким-то трогательно заботливым человеком. Мне кажется, что потрясение перевернуло его душу, показав ее с хорошей, нет, просто с прекрасной стороны. Жаль, что он не долго прожил таким и ушел в мир иной слишком рано, но воспоминание о его последних годах живут в моем сердце. Я думаю, проживи он еще несколько лет и мама изменилась бы к нему, увидела, какой это умный и достойный человек. Но мама полностью ушла в себя, казалось, ничто не вернет ее к жизни после того страшного, что случилось с нашей сестренкой. Она ушла из жизни девочкой и это тяжелое событие потрясло маму. Иногда мне кажется, что она дорожила дружбой с Мартой гораздо больше, чем любовью отца, мне даже кажется, что и мы с Рэной как-то не особенно были ей нужны, мы были рядом и это было привычным и само собою разумеющимся.-Родились и живите,-так относились к нам родители и я, может это и не очень хорошо, но я сержусь на них за это. Жаль,что у нас с Раей нет детей. Первое время мы были очень заняты работой, бесконечным ремонтом дома,оставшегося после  родителей Раи, были заняты своей, казавшейся нам очень важной жизнью,не было времени подумать, решиться на увеличение семьи. А потом оказалось, что уже не только поздно, но и нельзя. Рая переживала, часто плакала, а я, как мог, успокаивал ее. А затем Рая всем сердцем полюбила Лизаньку и каждое лето ждала ее на каникулы и Лиза проводила  у нас все три месяца. Так как мы первое время работали в курортной поликлинике, у Раи был свободный график работы и она могла ходить с Лизой на море и заниматься ею. Рая, когда каникулы заканчивались, первое время очень грустила, а потом начинала готовиться к следующему лету. Так и проходили годы. Родители приезжали к нам не каждое лето и я, признаться, не очень любил эти приезды. Мама была постоянно раздражена, она ворчала на папу, все ей не нравилось и часто,не дождавшись конца отпуска, она вдруг собирала свои вещи и уезжала к Марте. Папа ходил какой-то потерянный, виновато улыбался, а вечером садился на террасе и смотрел на море. Он любил вечерние часы, любил шум моря, пение птиц, любил особый южный запах трав и ему, как я понимаю теперь, не хватало нежности и любви. Однажды он особенно долго сидел, курил какие-то душистые сигареты и вдруг позвал меня. Я вышел нп террасу и сел рядом с ним, он, не поворачиваясь ко мне, спросил,-как ты думаешь, Павлик, душа Машеньки жива?- Мне стало сразу как-то холодно, я посмотрел на него и увидел, что он лукаво улыбается. Так как я молча смотрел на него, он снова заговорил, Вот ты думаешь, что я тут сижу и потихоньку схожу с ума, да?А вот и нет!-Он шумно вздохнул,-Слышишь?- Я прислушался. Верещала цикада, но с паузами. -Вот прислушайся к цикаде, а когда она замолчит, посмотри на солнце.-Цикада замолчала и я посмотрел на огромный красный шар, опускающийся в море.-Видишь? Видишь?- Он протянул руку к солнцу и стал ею плавно водить из стороны в сторону. Я, как загипнотизированный, смотрел на руку и солнце и уловил какое-то движение, как будто маленькая птица взмахивала крыльями на фоне красного шара. – И это уже минут двадцать, цикада поет, птица исчезает, цикада молчит, а она крыльями машет. Это Машенька, я тебе точно говорю.-
Он встал и вдруг закричал,-Ма-а-ша, Ма-а-шенька! Я тут. Я тут, доченька. Лети, лети ко мне, птичка моя. Лети к папе.- Пение цикады резко оборвалось и, как я ни вглядывался в солнце, исчезла и птица.- Все, вспугнул, вспугнул. Испугалась Машенька. Зачем я закричал, зачем?- Он тряс своей лысоватой, круглой головой и все причитал,-Виноват, кругом виноват. Ну что же тут делать. Простите дети. Простите. Вот и Полина, и Полина тоже. Надоел я ей, всем надоел .Кругом, ну просто кругом виноват, никому не принес счастья.-
Я испугался. Такого никогда не было и мне даже страшно стало. Я успокоил отца, как мог, напоил его черничным чаем и, когда он уснул, долго разговаривал с Раей, которая этим летом очень сердилась на маму за то, что она бросила отца и укатила, как сказала Рая, думая только о себе. Она сочувствовала папе, считала маму холодной и черствой женщиной и напрасно я говорил ей, что и маму понять можно, ведь папа очень пил.-Ах, не оправдывай, не оправдывай,-сердилась Рая,-он от отчаяния пил.-Она так говорила, а я думал, что если все начнут пить от отчаяния, то весь мир превратится просто в помойную яму, не будет ничего ни красивого, ни чистого, сплошной всемирный кабак.  Переубедить Раю я не мог. Ну а потом, годы спустя, когда не было уже папы, мама говорила иногда, что была не права. Но что стоит запоздалое раскаяние? Человек ушел и не ощутил на этой Земле всей положенной ему от рождения ласки и любви. Все это зависит от нас, а может это большие и маленькие вещи Бога.
 


                Ирэна.

Когда я встречаю на улице человека, отличающегося своим внешним видом, меня всегда
неприятно и больно ударяет в сердце то, что большинство людей смотрят на них, оборачиваются, или даже смеются. Почему надо смеяться над маленьким человеком,
разве он виноват, что у него не выросли ноги и руки до размеров, предусмотренных
природой. А в чем виноват ребенок, родившийся с болезнью Дауна, или другими
психическими заболеваниями. Почему в них надо тыкать пальцами? Я пришла к вы-
воду, что смеются и тыкают пальцами те, кто не имеет в душе добра, а в голове ума.
Так что же, получается, что большая половина человечества дураки? Трудно в это
поверить, но иногда я думаю, что это действительно так.
  В нашей семье многое изменилось с рождением Машеньки, которая появилась на свет в то время, когда мы с Павликом были уже довольно большими и могли помогать маме.  Мама , несмотря на то, что в семье стало одним ребенком больше, стала больше уделять внимания  нам, а папа, хоть и продолжал выпивать, но уже не так много, как прежде. Если раньше, придя с работы, он ужинал и сразу ложился спать, то теперь он некоторое время сидел с нами и даже иногда спрашивал, что было в школе и как мы справляемся с домашними заданиями.Но основное внимание и заботу, родители, конечно, уделяли Машеньке, ведь эта замечательная, ласковая и постоянно улыбающаяся девочка родилась с синдромом Дауна.Мы получили новую квартиру, это были три небольшие комнаты, но зато с балконом и, кроме того, там тоже, как и на даче,была маленькая пятиметровая комната при кухне.Вначале мама хотела оборудовать там кладовку для продуктов и вещей, но надо было делать полки, а папа все тянул, то времени  не было, то еще что-то и в результате там поставили кровать и папа переселился в нее.
Ему приходилось рано вставать, а Машенька часто плакала ночью, вот папа и переехал в эту комнату, вначале на время, а потом привык и так там и остался. Никто не брал в го-
лову то, что  родители спят в разных комнатах, лишь тетя Софья, любящая сказать что-ни-
будь неприятное, открывала дверь к нему и, лицемерно улыбаясь, громко спрашивала,-
-Ну как там, на выселках.-
-Оставь его в покое, Софка,-говорила мама, а тетка надувалась и обиженно говорила,
-Ну что я такого особенного сказала, ведь ты сама говоришь, как это тяжело и неприятно,
когда муж пьет.-
Все это происходило перед нашими глазами и, честно говоря, я начинала уже ненавидеть
эту женщину Что ей нужно было в нашей семье? Почему она почти каждый день при-
ходит к нам?
Когда Машеньке исполнился год, приехала третья сестра, Анастасия. До этого я видела ее лишь два раза, она вышла замуж, как говорила тетя Софья, за границу и была поэтому
редкой гостьей в нашем доме и, к сожалению, нежелательной. Все упиралось, как всегда,
в тетю Софью, которой не нужны были заграничные родственники.
За день до приезда третьей сестры, произошло следующее-тетя Софья пришла к нам и
сразу, без обиняков, сказала,-Ты как хочешь, Полина, а я ногой не ступлю в твой дом,
когда она тут будет.-
 -Это еще почему?-удивилась мама.
 -Как почему! Как почему!- моментально подняла тон сестра.-Ты что, совсем дура?
Не понимаешь? Как ты не можешь сообразить, что я работаю в государственном уч-
реждении, а Саша-муж тети Софьи- все-таки занимает высокое положение в институте
и его, конечно, спросят, а что это за заграничная родственница к вам приехала.-
  -Ну и пусть спрашивают,-не сдавалась мама.
Тетка вся затряслась, вскочила и стала мерить шагами небольшую гостиную, при этом
она выплевывала злобные слова,- Что ты, что Анастасия- две идиотки, не понимающие
положения вещей. Со мной и с Сашей на работе считаются, мы оба достигли успехов в
карьере, кроме того подрастает сын, он хочет поступить в престижный институт, а тут
на тебе, то походы в церковь, то сестра из-за границы приезжает. А я, кстати, в анкете хоть и написала, что имею за границей родственников, но особо отметила, что связей
с ними не поддерживаю.-
  -Какая ты все-таки противная бываешь,-не выдержала мама.
  -Ну чтож, противная, так противная, но я к тебе больше ни ногой.-
Тут открылась дверь и появился крепко подвыпивший папа, он услышал последние
слова и подсыпал перцу,-Вот и проваливай, чертова дура, ни ногой она понимаешь-ли.
Иди, иди на....- Тут папа прибавил непечатное слово –
  -И это советский офицер,- взвизгнула посланная  на нехорошее место.-Пьяница,подонок,
правильно, что тебя больше не пускают в постель.-
Я с содроганием слушала, мне было жалко и маму и папу и больше всего хотелось бы выставить за дверь эту сумасшедшую бабу, но мне было двенадцать лет, а в этом возрасте
выставить тетку за дверь не смог бы никто. А папа, хоть и был нетрезвым, все-таки
 правильно оценил ситуацию, взял ее за плечи, развернул и наподдал коленкой под..
... да-да под это самое место.
Коммунистке!
Профсоюзной работнице!
Под зад коленкой!
Я вспоминаю этот случай и каюсь-каюсь, испытываю необыкновенное удовольствие.
Это был чудесный, нет это был обольстительный скандал. Мой папа, который так мало
принимал участия в семейном, папа, который все свои обиды, неудачи и несбывшиеся
мечты утопил в алкоголе, оценил ситуацию и сделал единственно правильное-он защитил
 маму, причем защитил таким способом, что оставалось только смеяться и с наслаждением
вспоминать. Что я и делаю всю жизнь!
Тетя Настя была очень похожа на маму, у нее было милое, приветливое лицо, а обе они
были похожи на актрису-Любовь Орлову. Обе были натуральными блондинками и к
тому же высветляли волосы так, что они становились еще белее, у обеих были серые
глаза, прямые носы и удлиненно-овальные лица. Но Анастасия была пошикарнее, все-та-
ки она приехала из Франции и нарядами отличалась от мамы. Но ненадолго, потому, что
тут же были раскрыты чемоданы и из них появились прекрасные юбочки, кофточки,
туфельки, сумочки....ах..ах...помады, тушь для ресниц и карандаш для глаз...какие-то
коробочки, коробочки, свертки....Даже папе был привезен нарядный светло- серый
джемпер, а уж нам!!! Да что там говорить!
А потом тетя Настя позвонила тете Софье и та сказала ей, что, к сожалению, по неко-
торым причинам у нее поднялось давление аж до ста восьмидесяти и все знают, какая
она больная женщина, но не ценят,нет-нет, не ценят, не жалеют, не понимают, а ведь
давление это не шутка и вот, вместо того, чтобы сидеть вместе с ней, Настей, ей при-
ходится лежать и глотать таблетки и муж волнуется и сын не находит себе места! 
А некоторым, не будем называть имен, все это безразлично, у них дома все в порядке и никто не думает, как ей одиноко и тяжело, с давлением-то,да с таким высоким, но ведь говорят,что -чужую беду руками разведу-.... и так далее и тому подобное.
Тетя Настя положила трубку и с недоумением посмотрела на маму,-Что это с ней? Она
сошла с ума? И какая у нее беда, о чем она говорит? Что-то я не пойму!-
-Давление у нее!Давит ей,-сказал папа.-Давит в не то место, куда давить надо,-продолжил
он как-то туманно.
Тетя Настя засмеялась и решив, что сегодня они больше Софку волновать не будут, стала
болтать с мамой.
Все-таки тетя Софья пришла к нам вместе со своим мужем и сыном. Они втроем сидели за столом, и снова невовремя пришел папа. Очевидно он решил каждый раз удивлять нас
чем-то новеньким,- О!-сказал папа,-изваяния с острова Пасхи.-
Они сидели прямо, с решительными лицами, а тетя Софья даже приподняла лицо и, присмотревшись, в ней  действительно можно было уловить сходство с каменной
бабой. Она гневно раздула ноздри, но тетя Настя захохотала и закричала,-А правда,
правда, Софка, ты сидишь, как каменный идол.-
  -Ну что же,- гордо сказала Софья,-каждый живет по-своему.- Потом она рассказала,-
что под каждой крышей свои мыши,-а папа прибавил, что не под каждой, но он точно знает, под какой. А мама сказала,-Ну, хватит, ребята.-
  -Что хватит, что хватит,-не унималась Софья,-это ты ему скажи.-
Она всегда и везде умела все испортить и, напоследок, осмотрев привезенные вещи и
сказав, что не желает пользоваться подачками капиталистов, удалилась, со всем своим
семейством.
А мы очень славненько провели вечер!
И, кстати, через много лет ее муж получил наследство из Америки, кто-то из его родственников давным –давно уехал туда. Не знаю уж, как это так здорово получилось, но там, в Америке, не осталось никого, кому эти денежки можно было завещать и нашелся дядя
Саша. Все это тянулось довольно долго, но деньги они получили, не отказались от капиталистических подарков. Вот так!
  Мы по-прежнему, каждое лето выезжали на море, на дачу. Это время было самым
прекрасным, заканчивались занятия в школе и можно было целый день купаться,
 играть на пляже в мяч и собирать в лесу чернику.
И я и Павлик много времени уделяли Машеньке, мы старались защитить ее от чужих
взглядов и дать ей так много любви, чтобы она не чувствовала себя обделенной и обиженной
Мы оба очень быстро повзрослели, чувство ответственности за сестру наложило
отпечаток на все наши представления о жизни, мне даже кажется, что мы перестали
быть детьми. Мама и папа бесконечно разговаривали со всевозможными врачами, психиатрами, специалистами по нервным заболеваниям, возили ее на занятия спортом,
ходили в гости к людям с такими же детьми, как и Машенька, а тетя Настя  при-
сылала посылки с красивыми вещами и мы не обижались, что для нас было там меньше,
чем для сестры. Все-таки она была особенным ребенком. И все это закончилось трагедией,
Ей было девять лет! Всего только девять лет!
А мне уже исполнилось двадцать один и я училась на втором курсе педагогического института.
У мамы болела в этот день голова. Уже с утра она приняла две таблетки, но ничто не снимало болей. Бушевал ветер,но мы с Павликом все-таки решили пойти на море, Машенька
очень любила волны, она всегда с хохотом носилась по самому краю воды и с визгом
отскакивала от налетающих волн. На пляже чудесно пахло морской водой, водорослями,
а на песке у кромки море выбросило большое количество ракушек. Машенька попросила меня помочь ей насобирать их, она любила приклеивать их к коробочкам и делать нам
подарки. Коробочки из ракушек-это было ее увлечением .Мы уже насобирали пол-мешочка
ракушек, когда Машенька сказала, что она хочет в кустики. Павел сидел на скамейке и
я крикнула ему,-Посмотри за Машенькой.-
  -Хорошо,-ответил он и повернулся в сторону невысоких ракитовых кустов, растущих
несколько выше и отделяющих песок от леса и дороги к дачному поселку. Иногда Павел
поворачивался ко мне и смотрел, как я собираю ракушки, а потом он сказал,-Что-то она
там долго и пошел к кустам. Через некоторое время он вернулся с недоуменным выражением лица и сказал,-Слушай, ее там нет.-
  -Как нет?- Я еще не поняла, что ее действительно нет.-Как нет! Ты,наверное проглядел,
 а она спряталась.-
  -Мы вдвоем подошли к кустам,-Машенька, ты где?-
Через пол-часа нам стало страшно. Очень страшно, но мы добежали до дома, у меня уже
не было надежды, но Павел все время кричал,-Не плачь, она, конечно, дома. Она дома.-
Его голос срывался и, когда мы подбежали к дому и, ворвавшись в комнату, тяжело дыша,
 с громко стучавшим сердцем в один голос спросили,-А Машенька уже дома?- то по
мгновенно посеревшему лицу мамы поняли, -Маши не было!-
  Розыски пропавшей сестры не дали положительных результатов, это уже был второй
случай за год.За три месяца до исчезновения Машеньки, пропала девочка десяти лет,
ее портреты висели на всех досках о розыске пропавших и мама всегда с ужасом в голосе
говорила,-Бедные родители, что может быть хуже. Как страшно, когда исчезает ребенок.-
Это горе, этот ужас поселился в нашей семье.
Марта приехала помочь маме выжить.
Мама потеряла желание к жизни.
А папа совсем перестал пить, оказывается, он во всем считал виноватым только себя,но
об этом я узнала позднее. Он, придя с работы, сразу направлялся в магазин за покупками,
хотя и я и Павлик могли это сделать сами, но папа умолял оставить покупки за ним. Он
стал готовить замечательные ужины, всегда что-нибудь горячее, правда немного пере-
перченое, но вкусное. Папа садился рядом с мамой и брал ее за руку, а она через некоторое
время осторожно вынимала свою руку и отодвигалась и тогда у папы становилось грустное
и виноватое лицо. Он обрадовался приезду Марты, все время старался ей угодить, спрашивал, что ей приготовить, что она любит поесть и когда спрашивал, то его тон становился каким-то заискивающим и просительным.
Для того, чтобы Марте было удобнее жить у нас, я решила ночевать у подруги, а Павлик
уехал с группой спортсменов, он занимался греблей на байдарках, на одну из северных рек.
Вначале он не хотел ехать, но и я и Марта его уговорили. Маме в это время было все
равно.Папа уговаривал Марту пожить у нас подольше и Марта согласилась. Прошло
три месяца, но все оставалось по-прежнему. Нашей дорогой сестрички не было с нами.
Однажды я вернулась из института немного раньше и, войдя в корридор, услышала громкий голос мамы, смешанный с плачем,-Это мне наказание....наказание. За все я на-
казана.-
  -За что, дорогая. За что же ты наказана?-
  -Марта, ведь ты не знаешь, не понимаешь того, что я никогда не любила Сергея. Ни-когда,
-Мама произнесла это слово –никогда-так значительно, что сразу стало понятно,
папу не любили действительно ни-ког-да.
  -Но ведь в этом нет твоей вины! Разве ты виновата, что не любишь.-
  -Виновата...виновата, еще как...-Мама выкрикивала слова, ее голос срывался, минута, и кажется она закричит так, что произойдет что-то страшное, непоправимое. Я вошла в комнату, села рядом и стала гладить маму по волосам, потом притянула ее бледное
лицо к себе и прижалась к нему.-Бедная моя мамочка,-ничего я не могла сказать кроме
этих слов,-бедная моя мамочка.-
Многое я пережила, много увидела в своей жизни и не было года страшнее, чем этот.
Только те, кто пережил подобное, способен понять...
Папа охранял маму, как мог и не разрешал сестре приходить к маме, а если и пускал в наш
дом, то только тогда, когда и сам был рядом. Никому не хотелось слушать о мышах
под крышей и о чужих бедах, разведенных холодными руками.
Было горе, была  трагедия и мама медленно, слишком медленно возвращалась к жизни.
Павлик уехал в Москву, он поступил в медицинский институт и стал жить в общежитии. У меня был друг, в которого я была влюблена, но замуж я выходить не хотела, потому, что боялась, что мама расстроится и поймет это так, что я забыла Машеньку.
-Машенька...Машуля....деточка...где ты, моя славная,- эти слова, эту молитву я слышала каждый вечер и тоже, сжав руки на груди, шептала,-Господи...Господи...как же это...
ну помоги.-
Помог опустившийся пьянчужка, а им, конечно, управляло Божье провидение.
Его звали Федькой, а по-настоящему –Федор Васильевич. Он зашел в распивочную
поболтать, а может и выпить, если кто угостит. В углу, у окна сидел его знакомый, не
приятель, но все-таки знакомый, у которого в этот день душа горела, поговорить хотелось,
 похвастаться. Он поманил Федьку рукой и тот обрадовался. Они выпили по ста-
кану и тот, его звали Алексеем,вдруг пригласил Федора к себе.-Пойдем ко мне, у меня
еще кое-что есть, побалуешься.-
Они с трудом, качаясь, дошли до дома, Николай долго искал ключи и, открыв дверь
убогого домика, повел Федора почему-то вниз, в подвал.
  -Смотри, выбирай любую,-сказал Николай и Федор с ужасом увидел, что в сыром
темном подвале стоят две кровати, а на них....Да, он с ужасом -ведь хоть он и был
пьяницей, но все же человеком, не подонком- увидел, что на кроватях сидят две девочки
с бледными лицами и одна из этих девочек и была наша любимая Машенька.
Этот самый Федор, хоть и был по-сумасшедшему пьян, все-таки сумел сыграть заинтересованность, он понял, что если сейчас же ужаснется, то другой, который уже давно преступил черту человеческого, не выпустит его живым отсюда и девочки навсегда останутся в этом подвале. Федор засмеялся и сказал, что девочки ничего, но надо еще выпить.
Они поднялись наверх и пропустили еще по-стаканчику и Николай упал на диван и
заснул, а Федор с трудом, едва держась на ногах, доплелся до соседей .Соседи смотрели
на этого человека и не могли поверить тому, что он пытался им рассказать,но постепенно
до них дошло, что все это не выдумка, не бред пьяного мужика. Они позвонили в милицию,
приехал наряд, они забрали пьяного Николая и вывели из подвала девочек.
Больше года мы ее не видели. А,кстати, на ней было то самое платьице, в котором она
тогда убежала в кустики. Она уже выросла из него, но все еще могла одевать.
Этого мужчину судили и приговорили к высшей мере.
Федору папа с тех пор всегда давал на водочку, когда бы он ни пришел и, если даже в доме
не было денег, папа бежал к соседям и занимал.
Но Машенька была уже другой. Когда мы ее видели в последний раз, это была веселая,
избалованная любовью девочка. А теперь.....
Нам предлагали отдать ее в лечебницу, но мы не согласились, мы верили, что Машенька
вернется, верили, что забота, любовь и внимание помогут ей вспомнить нас, наш дом,
наши игры и занятия. Ведь она все-таки была еще девочкой и хотя над ней и надругались,
все-таки....мы надеялись.
Мы ничего не смогли сделать, она кричала и отбивалась,когда ее хотели вести гулять на море, она перестала говорить то, чему мы ее научили,она стала болеть и через полтора года ее не стало. Но теперь мама знала, куда она может пойти и положить цветы.
 И она стала все чаще уезжать к Марте.
 Мне кажется, что ее ничего больше не удерживало в нашем доме.
Папа оставался один на месяц-два. Конечно ему было тяжело и очень одиноко и он ста-
рался занять себя тем, что каждый день, придя с работы, готовил свои замечательные супчики и заставлял меня есть. Когда я сейчас думаю об этом, мне становится как-то не по себе. Родителям нельзя было жить вместе и почему они не разошлись, остается для меня
загадкой даже сейчас. Привычка жить вместе, не любя, что может быть хуже. Хотя, если
я говорю о том, что не было любви я, наверное, ошибаюсь, ведь папа ее любил, да и
мама рассказывала, что в дни молодости папа был красивым и она в него на некоторое
время влюбилась. Вот именно в этом и была трагедия, она влюбилась на небольшой
промежуток времени и потом всю жизнь прожила с ним.
После защиты диплома я и Андрей решили пожениться. Мама сразу сообщила об этом Марте и та, конечно, приехала. Свадьбу решили сыграть в начале сентября. Все лето
было очень жарким и даже сентябрь начался мягкой, приятной погодой. Вечером мы все
собрались на террасе нашего дачного домика. Легкий ветер дул со стороны моря и доносил
чудесные запахи воды и листьев. Не хотелось зажигать свет и мама поставила на
стол старую керосиновую лампу. Было так уютно сидеть за столом, видеть смеющееся
лицо мамы - она всегда удивительно расцветала рядом с Мартой- и слушать военные рассказы папы,в которых он всегда оказывался победителем в каких-то схватках . Потом все замолчали и тогда Марта вдруг спросила меня,-Ты сшила себе платье?-
Мама с улыбкой посмотрела на нее,-А как же,дорогая, конечно сшили. Рэночка хотела
вначале красное платье одеть, то, которое ты ей подарила, а потом мы решили, что
лучше она его на второй день оденет,когда соберутся самые близкие. Это платье чудо
как идет Рэночке.- Мама засмеялась и погладила Марту по плечу, а та нагнула голову
и прижалась к маминой ладони, потом взяла ее в руку, перевернула ладонью вверх и
стала внимательно рассматривать,-Сейчас расскажу тебе все о твоей жизни.-Она подняла
 глаза и взглянула на маму.-Как хорошо, когда мы все вместе. Как хорошо!-
Павлик приехал за два дня до свадьбы и не один, с ним приехала высокая, темноволосая
 девушка, - Познакомьтесь! Это Рая!-У Павлика было счастливое лицо, мне даже
показалось-идиотски счастливое. Он крутился вокруг девушки, постоянно заглядывал ей
в лицо, а она с каким-то надменным видом,подергивая плечом и, кривя губы, тихо отвечала,
 причем так тихо, что нельзя было расслышать и приходилось постоянно переспрашивать,
 Мама растерянно посматривала на нее, видно было, что ей хотелось узнать, что
это за девушка,но прямо в лоб спросить она, конечно,не могла. Все сидели за столом,
пили чай и разговор крутился вокруг свадьбы, гостей и небольшого свадебного путешествия
 в Москву, которое мы с Андреем запланировали на третий день после регистра-
ции брака.И тут Рая,  пожав плечами, сказала,-Все-таки свадьба- это большие расходы, лучше и практичнее просто зарегистрировать брак и с парой друзей отметить это в кафе. Именно так мы с Павлом и сделали.-
За столом повисло молчание, но это было не просто молчание. Казалось разорвалась
бомба тишины, такая звенящая пустота образовалась в комнате. И в этой пустоте,в
этой растерянности, которую никак невозможно было прервать, раздался звонок в
дверь. Мама встала и даже не подошла, нет, она подбежала к двери и, не спрашивая, открыла. На пороге стояла сестра Софья и ее муж.
  -Ах, Павлик приехал,-закатывая глаза и, по обыкновению, громко хохоча заахала
тетя.-Ну здравствуй, здравствуй,-говорила она в то время, как ее глаза скользили по
столу с чаем и закусками, скользили, не задерживаясь, на Марте и, наконец остановились
на незнакомом предмете,-Рае. Тут тетка сделала умильно-фальшивое выражение лица,
растянула губы в улыбке и пропела,-Ах здрасьте, здрасьте.-
Почему надо было менять здравствуйте на здрасьте?
  -Вы, наверное, с Павликом?- Тут она попала в точку.
Рая, не поднимаясь со стула,утвердительно покачала головой,-Да, с Павлом , мы пожени-
лись месяц назад.-
Тут даже тетю Софью проняло, она оглянулась на маму и громко спросила,-Как же так,
твой сын уже месяц как женат, а мне ни слова? Ну что ж, раз ты считаешь, что меня не
надо об этом информировать, то уж и не знаю....-Она не договорила, что она, собственно
не знает и, обиженно поджав губы, села за стол. Села,не спрашивая, может на этом месте
сидела мама, но это никогда не волновало тетку, ведь она была гостьей, а мама-хозяй-
кой, поэтому у нее было право сидеть, где она хочет, а у мамы право ее обслуживать.
Оказалось, что не хватает стула для ее мужа и он только хотел пройти в кухню за та-
буреткой, как она, схватив его за рукав, громко сказала,-Стой здесь,- а затем обратилась
ко мне,-Ты что, не видишь, что надо принести стул? Мы же к вам в гости пришли.-
Так было всегда, когда она приходила в гости, ей надо было подать самый удобный стул
и обязательно со спинкой, она по-хозяйски оглядывала стол и если не хватало чего-то, например соли, сразу требовала этого, причем ее надо было обслужить, принести, поменять,
поставить воду, подать хлеб, салфетку... и так далее...! Я страшно раздражалась,
а папа начинал что-нибудь неприятное говорить. Эти семейные праздники с тетей Софьей
были бичом нашей жизни.
Мы довольно долго сидели за столом, видно было, что мама устала, она все хмурила лоб,
покусывала нижнюю губу и, наконец, сказала,-Я думаю, что вас можно разместить в
комнате Машеньки.
Комната Машеньки.! Конечно эта комната давно уже не была Машенькиной, ведь и
самой Машеньки уже не было на свете, но мама имела в виду то, что в этой комнате
в свое время жила наша сестра и везде стояли и висели ее фотографии.
  -Хорошо, мама,-Павлик вскочил и очень неловко опрокинул стул. Рая с усмешкой посмотрела на него и спросила.-Что с тобой, почему ты так разволновался.-
-Понимаешь, Рая, ведь это Машина, вернее бывшая Машина комната.-
-Ну и что из того, комната Маши. Да кто она такая, эта Маша?
Мы вошли в комнату и Рая сразу увидела фотографии, их просто нельзя было не заметить.
Что это за ду.....?- Она ничего не знала о трагедии нашей семьи и, увидев лицо Машеньки, машинально, неосознанно хотела ее назвать дурочкой, но не назвала, начав говорить сразу замолчала, но мама поняла, что не договорила Рая.
Много лет спустя Рая говорила мне, как она переживала в тот вечер, как корила себя за все, что делала тогда. Но это было позднее,а в тот вечер мама сняла все фотографии Машеньки, а Марта протерла рамки и стекла,потом долго рассматривала каждый снимок и вместе с мамой вспоминала о том, как они ходили с ней в церковь, вспоминала и улыбалась.
Я часто думаю о том, что рождение и смерть этой девочки повлияли на жизнь нашей
семьи самым удивительным образом. Папа перестал пить и мы с братом увидели, какой
хороший и умный человек наш отец. Может быть  это случилось слишком поздно
и мама так и не научилась любить его снова, но для Машеньки он был любящим и хорошим
отцом, таким, каким мне и Павлу хотелось бы его видеть в годы детства. А мама
стала больше уделять внимания семье, улыбаться, готовить. Все это принесла с собой
наша сестра. А потом ее не стало! И мама сразу ушла в себя. Конечно, она по-прежнему
жила с нами, помогала, интересовалась нашими делами, но чувствовалось, что она в
любой момент может уйти.
Куда? Куда ей было уходить? Что-то неопределенное было во всем, что каса-
лось мамы. Она как-бы потерялась, не знала, за что взяться. Некоторое время мама работала
в секретариате текстильной фабрики, а потом уволилась и стала так часто, как могла
уезжать к Марте.
А свадьба у нас с Андреем была замечательная, меня даже сумели украсть и Андрей нашел меня и заплатил большой выкуп , целых двести рублей отдал, а тогда это были немалые деньги.Я, не боюсь признаться в этом, немного больше чем надо выпила шампанского и на следующий день проснулась с головной болью. Это оттого, что шампанское я пила, а есть почти ничего не могла. Волновалась ужасно, особенно, когда одевала кольцо. Руки дрожали! После свадьбы мы прожили месяц у родителей, а потом уехали по назначению на Урал. Мне было тяжело оставлять маму, но и она и папа обещали приезжать к нам. Они и приезжали раз в год, на два месяца, а потом папа возвращался домой, а мама еще на месяц к Марте.Через два года у меня родилась дочка, а еще через два –сын. От Павлика я получила письмо, в котором он писал, что у него все очень хорошо, но детей у них с Раей нет и, наверное,не будет. Оба они работали в Ялтинской городской поликлинике,а  жили в доме умерших родителей Раи. Павлик уговаривал меня и Андрея приехать к нему на лето. Мы приехали, когда моей дочке исполнилось пять лет, а сыну было три. Конечно было тяжело с маленькими детьми пускаться в такое путешествие, но мы были молодые люди и сильные, что нам пара тысяч километров. Когда Лялька, наша дочь, увидела море, она с визгом бросилась в волны и, по-моему, всю жизнь из них больше не вылезает. Каждое лето, как только подходило время школьных каникул, она начинала свое занудливое,- Ма-а-а-м, ну когда к тете Рае, ма-а-а-м, ну когда....-Она ныла и ныла и в конце –концов мы звонили к ним и, если отпуска еще не было, то Рая сама приезжала и забирала Ляльку. А я разрывалась от желания поехать и на Черное и на Балтийское море сразу. И все это продолжалось много лет. Однажды вечером,зимой, когда мы все сидели за столом и пили чай,раздался телефонный звонок. Он прозвенел резко и неприятно, как будто этим сразу давая понять,что ничего хорошего он не предвещает. Андрей подошел и взял трубку, послушал и повернулся ко мне,-Твоя мама,-он протянул мне трубку.
  -Рэночка,-в голосе мамы было какое-то напряжение,- Рэночка, я еду к Марте. Ее муж,
Володя, покончил с собой.-
Я даже и сказать ничего не могла, так поразило меня это известие, а мама снова повторила,
она видно решила, что я не расслышала,- Володя покончил с собой, я должна ехать
к Марте, ты меня слышишь,  Рэночка? Я дол-ж-н-а ехать, ты меня слышишь?-
  -Я слышу мама, прости, просто как-то онемела от потрясения. Конечно тебе надо ехать,
а может ты хочешь, чтобы я тоже приехала?-
  -Нет...нет, я просто хотела тебе об этом сказать. Завтра я уезжаю, а ты позванивай к
папе, он последнее время стал какой-то скучный.-
  -Мама, пусть папа приезжает к нам.-
  -Хорошо, я спрошу его, а сейчас его нет дома, ушел в шахматный клуб.-
Мама пробыла у Марты три месяца, а папа действительно приехал к нам. Он стал таким
заботливым и любящим человеком, он старался облегчить нам все по дому. Папа ходил
за покупками, готовил, подметал снег перед домом, расчищая дорожки, папа познакомился
с соседом, заядлым рыбаком и стал ходить с ним на озеро, на рыбалку. Рыбы было так себе,
но рассказов....! Наловленную мелкую рыбку он сушил и говорил, что все заберет с собой,
не оставит нам, так как подозревает, что мы  ее не любим. Он был прав, сушеную рыбу
мы не ели, не ела ее и мама, но папа любил. Да, он очень любил воблу и это осталось
в моей памяти-папа и его сушеная рыба. И он очень волновался, как там его дорогая
Полиночка, не очень ли она берет к сердцу неприятности Марты. Папа не осознавал того, что его не любят. А может он все знал и ошибаюсь я?
Вот подумала сейчас об этом и очень мне грустно стало. Как то это все неправильно.
Все три месяца, пока мама была у Марты, папа провел с нами и однажды я его спросила,
помнит ли он тот вечер, когда я лежала в постели и болела .... Я не договорила, папа
заплакал. Да-да, у него появились слезы,они скатывались по лицу уже немолодого человека застревали в глубокой морщине на щеке и папа, торопливо вытирая их пальцами говорил,
  -Прости.... прости..... помню..... прости,  дочура.-
Конечно я простила, но забыть все равно не могу.
Наша жизнь! Как осторожно надо выбирать слова! Оглядываясь и думая о ближнем.
Папа уехал за неделю до приезда мамы.-Надо убраться, купить кое-что и подготовиться
к приезду Полиночки,-сказал он нам на прощание.


                Скрытые в тумане прошлого....

   -Сквозь волнистые туманы пробирается луна....-
Он смотрел на небо, по которому темные тучи бежали и кружились с быстротой
волчка, запущенного рукой маленького мальчика, сидящего на ворсистом ковру в большой
теплой комнате. Мальчик крутил волчок, слушал его комариное пение, а потом ему на-
доело, он встал и подошел к полукруглому окну и выглянул в сад. Осенний вечер
был ненастным и ветреным, он кружил желтые листья и хлестал ветвями березы по стеклу. По небу ползли злые, черные тучи, а луна иногда, на короткое мгновение, показывалась
из-под их краев и снова исчезала.. В комнату вошла мама и пропела,-Сквозь волнистые туманы...
Мальчик обрадовался и подбежал к маме, высокой, светлой, с длинной косой, закрученной
 вокруг головы. Мама всегда была такая нарядная и пахло от нее замечательно.
  -Идем, идем в гостиную, чай пить.-
В гостиной, за большим столом уже сидели его братья и  сестры, папа, пришедшие в гости его друг с женой и два студента из университета. На столе стояли вазы и тарелки
с печеньем и сдобными булочками, а в розетках всевозможные варенья, которые он,
Ники, так любил.Он был старшим сыном в этой чудесной семье, в этом большом,теплом
доме с его лестницами , коврами, прекрасными ванными комнатами и многочисленной
прислугой, с его зеленым садом и прудом, в котором разводили рыбу. Дом был белым,
с двумя колоннами при входе, а комната Ники находилась на самом верху и окно, полукруглое, в виде восходящего солнца, выходило в сад. В этом доме он вырос, там его баловали, любили и воспитывали, оттуда он вышел в жизнь, стал офицером и за этот дом,
за его лестницы и окно наверху, за сад, за людей, главное, за людей, живущих в нем,
он, Николай Алексеевич Баринов готов отдать жизнь. Он готов отдать жизнь!Возьмите
ее, сокрушите, но пусть стоит этот дом и пусть в нем живут его мать и отец и вечно
будут там пить чай с вареньем, а папа будет сидеть за столом и под светом зеленой
лампы работать. –Т-с-с, дети, не мешайте папе, бегите к себе, папа работает.-
  -Боже мой! Бо-ж-же мой! Где все это.? Где-е- ...вы?- Страшный, протяжный, задушенный стон и ничего нет. Только луна.-Сквозь волнистые туманы.... Мама... где ты?-
Он сидел,раскачиваясь и охватив голову руками. Влажный ветер пробирался под шинель,
ознобом схватывал за сердце, влетал в открытый рот, студеня до боли зубы, сушил
слезы, скатывавшиеся на воротник шинели. Недалеко от него кучка офицеров с которыми
он бежит прочь из России. Но не навсегда, нет, он еще вернется... он покажет... нет, они
покажут.... вот только отдохнут, наберутся сил. ...Разбили...всех .... Зачем? Что произошло? Что происходит со всеми нами и с нашей страной?
Неожиданно группа офицеров зашевелилась и он услышал,-Ники, надо идти, вставай.-Опять идти, опять пробираться сквозь заставы, в грязи, лужах, опять испуганно вздрагивать от тени, или незнакомого шороха. Он, Ники, европейский человек, воспитанный в русской дворянской семье, пробирается через границы русского же государства в Азию.
Что он там будет делать?
Бо-ж-ж-е мой!
Но он вернется. Он обязательно вернется. Вот только отдохнет, отмоется, отоспится и
вернется .К маме и сестрам, и братьям, и отцу.-Сквозь волнистые....-
Он вернется! 
     Удивительный город Харбин принял тысячи и тысячи русских эмигрантов, в нем
они чувствовали себя почти дома, почти в России. Восточно-китайская железная дорога
дала работу огромному количеству русских еще с 1898 года, а в самом Харбине были
русские церкви, школы, клубы, выходили газеты на русском языке, на табличках были
написаны русские названия улиц, можно было зайти в русский магазин....это была
часть России, казалось не все еще потеряно и можно вернуться.
Ники повезло. Его друг и соратник Владислав Новоселов предложил ему работу в управ-
лении железной дороги. Руку помощи протянул дальний родственник Новоселова, ин-
женер Остроумов. Вначале Ники надеялся, что вернется через месяц...два...год. Время шло
и Ники уже полтора года работает в Харбине. Атаман Семенов и адмирал Колчак при-
были в город и офицеры устроили собрание. Это было уже не первое собрание белых
офицеров и Ники чувствовал себя неуютно. Он устал от разговоров и общего духа не-
нависти, плотным туманом висевшего в большом зале клуба, где собрались многие из его
друзей и единомышленников. У него разболелась голова и он вышел во двор клуба.
   -Хотите чаю?- Ники, оторвавшись от тяжелых дум, поднял голову. Во дворе клуба
стояли столы , а под большим деревом устроили что-то вроде стойки, на которой стоял
огромный самовар и всевозможные закуски. Хозяйкой застолья была дочь главного
бухгалтера Нора Артамонова. Смешанная кровь текла в жилах этой девушки, от отца
она получила белую кожу и высокий рост, а от матери – китаянки-черно-синие волосы
и длинные узкие глаза.
  -Хотите чаю,-повторила девушка и засмеялась.
  -Хочу.....чаю,- голос Ники сорвался и он быстро наклонил голову. Воспоминания
обожгли сердце,- Ники, иди пить чай.- звонкий, прекрасный голос мамы зовет его и
Ники бежит в гостиную, где за столом сидят.... все... все....все, кого он, Ники, любит и помнит.....помнит. Нет возврата туда, нет возврата.
Перед его глазами возникла чашка, белая с золотистым краем, в чашке покачивался
золотистый напиток, а держала чашку белая ручка с ярко-розовыми ноготками. Он взял
чашку, но эту ручку задержал в своей руке, полюбовался белой кожей, цветом
лака на ногтях. –Неужели есть еще такие ручки....в этом грязном мире....полном отча-
яния и тоски. Чудесные, мягкие, белые. Ники почувствовал, что на глазах снова появляются слезы. Почему он, Ники, офицер, стоит здесь и плачет?
Офицер? Да какой он, к черту, офицер! Все ушло и он, Ники, это понимает. Нет возврата,
нет возврата.
Ручка все лежала в его руке, не убирала ее эта девушка. Нора!
Он выпил  чай. Если бы можно было пить и держать в своей руке ее руку. Но
так не получалось и Ники с трудом отпустил ее. Какая чудесная ручка! И девушка просто
замечательная! А платье на ней....нет это даже не платье, а что-то удивительное. Ники
все смотрел, удивлялся.
Послышался громкий смех, шутки, это офицеры вышли на перекур.
  -Ники, а ты времени не теряешь!-
Нора подняла голову и надменно посмотрела на шутника,-Что вы имеете в виду?-
Так посмотрела, что шутник сразу замолчал. Офицеры рассаживались за столы, пили
чай, затем вышел  Семенов и небольшая группа сразу устремилась к нему.
Собрание закончилось глубокой ночью и Ники, придя в пансионат, где он жил, долго
не мог заснуть. А когда уснул, то во сне увидел белый дом и сад перед ним, а в саду,
на скамейке сидит мама, а рядом с ней Нора. Мама и Нора смеются и смотрят на него
и он, Ники счастлив так, как уже много лет не был счастлив.
Он проснулся оттого, что во сне плакал. Встал и вышел на балкон. Как тепло! И пахнет
сладко. Везде цветет жасмин. Ему кажется, что весь город заполнен этим запахом. Раньше
Ники не обращал внимания на запахи, но вот теперь, когда он так далеко от дома, от
родных, повеет ветер и принесет запах, а вместе с ним воспоминания....об утраченном
доме....о потерянном счастье.... о Родине, наполненной запахом полей, на которых они
сражались. Господи-и-и! Не вернуть и это страшнее всего, и именно это он понимает
и не хочет, нет он не хочет ни этих собраний, ни долгих разговоров. Все пустое, все
пустое. Не вернуть!
Нора! Но-роч-ка! Какое имя!
Через неделю он набрался смелости и пригласил ее в русский театр, а через месяц они
были на концерте Александра Вертинского и там, взяв ее пальцы и подняв к губам,он
спросил, не даст ли она согласия стать его женой. Они не будут нуждаться, ведь он
хорошо зарабатывает и даже надеется на повышение. Он закрыл глаза, ожидая ответа
и долго так сидел, пока не услышал тихое –да-.
Ни отец, ни мать Норы не обрадовались, узнав, кому отдала свое сердце их дочь. Хотя
Николай Баринов и работает в управлении железной дороги и даже господин Остроумов
ему покровительствует, но все же он Белый офицер, а они все хотят вернуться и драться
до победы.А если он погибнет? Что будет с Норочкой? И вообще все это как-то быстро.
Они сидели во дворе дома и разговаривали. Ники смотрел на каменную стену и видел
зеленые травы, растущие, казалось, прямо из камней.
  -Этот сад вырастила мама,-Нора встала и подошла к небольшому кусту с маленькими
темно-зелеными листьями, обведенными по краям более светлыми полосками.
  -Мамин лимонный тимьян. Она его кладет во все, что можно. А сейчас будем с ним и
чай пить.-
  -Что ты тут обо мне рассказываешь?-Мать Норы вышла с подносом в руках из дверей дома,-все слышу,-она засмеялась.-Нет ничего лучше тимьяна и я действительно кладу
его и в рис и в мясо и в чай. Вот вы,Николай Алексеевич, из России. Скажите, ведь ваша мама тоже что-нибудь особенное русское готовила, правда ведь? И приправы у нее были свои, любимые. Расскажите нам о своей семье.-
Ники встал и взял поднос из ее рук.
  -Моя мама?-он расставил чашки на столе и повернулся к Норе,-моя мама тоже любила
чай, но она в основном пила черный чай и добавляла в него лимон. А к нему она всегда
сама пекла печенье. Конечно у нас была прислуга, которая и убирала и готовила, но
печенье к чаю было маминой обязанностью.-
  -А какое печенье?-Нора весело спросила и тут же посмотрела на мать,-вот у нас и печенье
с тимьяном, а какое было у вас?-
  -Ну-у-у, у нас было печенье с орехами и с вареньем и с кусочками шоколада, а иногда мама пекла соленое печенье с тмином и с разными другими добавками.-
  -С какими, с какими,-не унималась Нора.
  -Даже не знаю,-Ники задумался,-не знаю, как называется то, что мама добавляла в соленое
печенье, знаю только, что все это хрустело и было вкусным.-
 -Я обязательно узнаю, что добавляла твоя мама в печенье,-Нора посмотрела ему в глаза,
-обязательно, ведь мы найдем твою маму и братьев и сестер. И я буду печь такие же вкусные печенья, как твоя мама пекла. Правда, Ники, я обязательно научусь.-
И у отца и у матери Норы были родственники и все они жили в Китае. Даже из Шанхая
приехали к ним на свадьбу. Нора была в красном платье, застегнутом до верху золотыми
 пуговицами. Ее щеки и веки были подкрашены розовой краской, а на поднятых
в высокую прическу волосах были воткнуты украшения в таком количестве, что голову
даже наклонить было нельзя.
Ники пригласил и своих друзей-офицеров и один из них, уже к вечеру, сидя
за столом, вдруг громко, как-то по-собачьи подвывая, разрыдался. Два других офицера
подбежали к нему, взяли под руки и быстро вывели во двор. Ники вышел вслед за ними,
все трое сидели у каменной стены и тот уже не плакал, он сидел, опустив голову и быстро
говорил,-Вы не знаете...не знаете, ведь и у меня невеста была. Осталась там и я ничего,
ничего о ней не знаю.И о маме ничего не знаю, а отец умер. Мне рассказывали, он
умер....умер...от тифа....он был врачом...военным врачом....в армии у Деникина... умер.
Он врач был...врач.-Оба офицера молча слушали друга. О чем они думали? Ведь у каждого из них была своя трагедия, своя невысказанная боль. С кем поделиться, кому ее высказать? У каждого своя большая боль, свой потерянный дом,свои расставания.
Нет возврата! Нет!
   Две девочки родились одна за другой-погодки. Они садились к отцу на колени и он
рассказывал им о России-далекой и прекрасной Родине. Он пел им песни, русские,про-
тяжные, меланхоличные, пел романсы, наигрывал грустные звуки на гитаре и девочки
тихо сидели, слушая, и в их непроницаемо- черных, длинных глазах мерцали крохотные
огоньки. Может это был отблеск свечи, которую их отец всегда зажигал, когда они вот
так, вместе сидели и слушали его рассказы о былом, а может в них блестело то, что называют жаждой знания, а может мечтой о прекрасном. Ведь рассказы о Родине отца были окрашены такой любовью, что,казалось, нет ничего в этом мире лучшего, чем его
белый дом там, в России, чем этот таинственный, с прудом и рыбой в нем, сад, чем
полукруглое окно, где-то на самом верху этого таинственного дома, и ворсистого ковра
в большой комнате.Еще там был длинный стол и чай и печенье и.... Тут отец замолкал,
а мама подходила к нему и нежно целовала в светлые волосы.
Обе девочки были похожи на мать, но у младшей волосы были более светлыми. Какой-то
удивительно рыжеватый блеск,- Как у бурой лисы,-думал Ники, гладя ее волосы.У старшей
волосы были черно-синие,как и у матери.
Вообще Ники как-то отошел от русской организации, он больше не принимал участия
в офицерских собраниях и не участвовал во всевозможных обращениях и подписках.
Один из его бывших друзей даже обозвал его продажной сволочью. Ники жил совсем
неплохо.Не все русские так устроились. Сюда приезжали целыми семьями и тут, на чужбине разыгрывались страшные трагедии. Когда подходили к концу деньги за проданные фамильные драгоценности и негде уже было занять, надо было думать,-что дальше.-Дочери работали в ресторанах, пели, танцевали, занимались проституцией. Не все родители смогли вынести падения, прошла целая серия самоубийств. Выходящие на
русском языке газеты описывали трагедии, разыгрывающиеся в этих семьях,бедность,
разбитые надежды и полное опустошение, приводившее к этому последнему акту отча-
яния-самоубийству. Спивались, оглушали себя наркотиками- героином и кокаином,
которые привозили и продавали японцы. Казалось, что и китайское и японское правительство делали все, чтобы довести русских эмигрантов до последней черты.
Когда в феврале 1932 года японские войска заняли Харбин, многие русские
надеялись, что с новым японским порядком придет и помощь. Они еще не поняли, что пути назад нет, не поняли, что им либо придется остаться на веки вечные
здесь в Харбине, либо эмигрировать дальше, в Австралию, Бразилию, Америку....
Был и третий путь- принятие Советского гражданства и возвращение на Родину.
Но как их примут там?
А пока их главная борьба-это борьба за ежедневное выживание, за кусок хлеба и необходимую одежду. Постоянные изменения в правительстве Манжурии, новые документы,увольнения – все это тяжело отражалось на жизни эмигрантов.
В декабре 1941 года Япония совершила акт нападения на Перл Харбор и правительство
Манжурии поддержало Японию. К этому времени уже многие покинули Харбин,но
отец Норы не уехал. Удивительно, но и он, и Ники остались на прежних местах. По-
чему их не заменили японскими, или китайскими специалистами, осталось загадкой
для обоих.
Вначале в Харбине не особенно чувствовалась война, не было тех ужасов, которые происходили в Европе. Только увеличилась часть японского населения, да в школах
были уволены многие русские и  китайские учителя и вместо них появились японцы..
Однажды девочки прибежали из школы  с бледными испуганными лицами и быстро
стали рассказывать, что произошло что-то ужасное, непонятное для них. Преподаватель
гимнастики, на перемене позвал к себе в кабинет девочку-китаянку и закрыл за собой
дверь. А через двадцать минут она вышла с разбитой губой и поцарапанной шеей, она
прошла мимо них, не поднимая глаз, а затем из кабинета появился преподаватель,он
улыбался и все гладил себя по груди и животу. Старшеклассники шептались и с ужасом смотрели на него, а он, как ни в чем ни бывало, провел еще час занятий. И это осталось
безнаказанным. Отзвуки насилий, происходящих где-то недалеко от Харбина, доходили
и до них. Рассказывали, что японцы прокладывают себе путь по всему Китаю насилием,
страшным, ужасным по своей жестокости . Шептались о тысячах зарезанных самым зверским образом, о женщинах, изнасилованных, убитых затем и оскверненных.
Японские солдаты, немытые, дурно пахнущие, врывались в дома, переворачивали шкафы,
искали драгоценности, съестное и женщин. К соседям Ники приехала русская семья из
Кореи. Эти люди бежали сюда, в Харбин, надеясь, что смогут спасти своих дочерей
от поругания. Они говорили такие вещи, от которых замирало от страха сердце и пот
выступал на лице. Девочек, говорили они, забирают в специальные лагеря, где они
должны утешать японских солдат. Если молодая женщина попадает туда, то в ее жизни
уже ничего нет, кроме очереди к ее телу.А тут, в Харбине, все-таки поспокойней.
Когда в школе произошел второй случай изнасилования, который снова остался безнаказанным, Николай и Нора решили не пускать девочек в школу, ничего в этом страшного не было, так как одна из них была уже в последнем классе, а другая всего лишь на класс младше.- Закончат позднее,-решили родители.
Слишком страшно все было, слишком просто рушились жизни.   
В сорок первом старшей было семнадцать, а младшей шестнадцать. Ада и Марина,две
сестры держались всегда вместе и если они и выходили за ворота дома, то только
вдвоем. Лето сорок второго было жарким и однажды дочери все-таки, несмотря на запрет,
ушли купаться, а к вечеру домой прибежала Марина, она была испугана и в слезах.
  -Мама, папа, Аду забрали японцы.- Девушка все не могла успокоиться, она плакала и
плакала и Николай и Нора побежали в комендатуру. Дежурный офицер –японец- ничего не знал, он куда то звонил, разговаривая на японском, которого ни Николай, ни Нора не
понимали, а потом спокойно объяснил им, что их дочь взяли дня на три, потом ее вернут,
  -Так что можете не беспокоиться,-сказал он и улыбнулся. Вообще этот офицер выглядел
не так страшно, как многие японцы и по-китайски он говорил тоже. Японцы,как
правило, не учили китайского языка, считая, что такие страны, как Китай, или Корея
предназначены быть колониями и жители должны учить язык господ. А господами были,
конечно, японцы. –Ее вернут, не волнуйтесь.- Он был сама любезность. Что в самом
деле необычного и трагического в том, что дочь забрали для солдат на пару дней?
Всю первую ночь, а затем вторую они не спали. Было душно, ночь не охлаждала разго-
ряченные днем тела, у Норы страшно болела голова и она все подходила к дверям,ей
казалось, что там стоит Ада. На третий день подъехала машина и из нее выпала на
дорогу и осталась там лежать Ада. Родители подбежали к ней, подняли и внесли в дом.
 Мать и отец сняли с нее пропитанное своим и чужим потом и кровью платье, они мыли
ее тело и видели синяки и царапины, оставленные руками и губами десятков мужчин.
Они видели следы зубов на внутренней стороне ног и старались осторожно отмыть грязь и кровь.Ада открыла глаза и Николай, наклонившись к ней, хотел отвести волосы, упавшие
на распухшие губы дочери.Она перехватила его руку и оттолкнула, а в ее глазах про-
мелькнул огонек ужаса и безумия,-Опять мужчина и он снова наклоняется над ней.-
На окраине Харбина, в небольшом доме жил русский врач и Николай пришел к нему.
Семен Евгеньевич сразу собрал инструменты и лекарства и уже через час он был у Ады. Девушка молча лежала на кровати, она не отвечала на вопросы, только в ужасе
округляла глаза, стоило только к ней приблизиться врачу, или отцу.
  -Дайте ей эти таблетки,Нора,-врач дал ей две большие таблетки.- Это успокаивающее, а может она  быстро заснет,тогда я смогу осмотреть ее.-
Действительно, через пол-часа Ада заснула и врач смог осмотреть девушку. Когда он
вышел к ним у него было грустное лицо, он все вздыхал, чувствовалось, что ему не хо-
чется рассказывать родителям, слишком все это тяжело и трагично. Наконец он еще
раз тяжело вздохнув, решился,- Жить, конечно, будет,но... изнасилована...слишком
часто, слишком много мужчин за два дня, кроме того она была девушкой...повреждения,
разрывы, не знаю, сможет ли она когда-нибудь стать матерью...не знаю...простите.-
Он просил прощение за то, что сказал страшную правду, как будто он, старый русский
врач виноват в том, что их дочь вряд ли когда-нибудь станет матерью.
Он просил прощения у них, не за тех, кто насиловал, дыша смрадом и впиваясь зубами
в тело их дочери , нет, за себя, за то, что допустил, не уничтожил их раньше, не знал,
что такое бывает и будет, всегда будет... всегда... всегда будет приходить грязный плебей
и завоевывать и, завоевывая, будет издеваться над женщиной, облегчая свое немытое
тело, не думая о женской боли, телесной и душевной. Он просил прощения за то, что
слишком мягок, интеллигентен, за то, что не умеет убивать негодяев, он умеет только
лечить. Но как же вылечить такое?
Он дал таблетки, дал мази. –Не спрашивайте, ни о чем ее не расспрашивайте. Ей нужно
время, много времени. Когда-нибудь она придет в себя.-
Они не спрашивали, а она не рассказывала. Она вообще не говорила, молчала. Молча
вставала утром, пила чай, ела, выходила в сад...сидела....смотрела на каменную стену.
Вечером раздевалась и ложилась спать.Утром вставала и снова день за днем повторя-
лось это молчание.Потом она стала понемногу говорить,-Да....нет,- но сама никогда не
начинала разговора, только отвечала. В сорок пятом ей исполнилось двадцать лет.
Война закончилась и в город вошли  Советские войска.

                Полина.
Машеньку я не могу забыть. Не могу. Часто  представляю себе, а вот если бы я не отпустила ее с Рэной и Павликом, а если...Знаю, что нельзя так, но не могу по другому. Я даже думаю, что Рзна и Павлик из дома из-за меня так рано ушли. Видеть вечно грустную мать! Что может быть хорошего в такой ситуации дома. Мне, конечно, надо было обратить внимание на то, что Сережа перестал пить, надо было дать ему больше любви, не той, конечно, что в молодости, а той, которая приходит с годами, в которой больше внимания, сочувствия и покоя. Это я сейчас, когда его нет, понимаю. Все-таки мучает меня это, ну почему он так пил , почему, чего ему не хватало? Ведь смог же он после смерти Машеньки себя перебороть, смог же. Когда началось это черное, беспробудное пьянство, такое, что даже рождение детей не остановило. Что, я виновата? В чем? В том, что и сама иногда по праздникам позволяла себе немного крепкого напитка? Но я же не спилась!Нет, я не могу себя в этом винить, каждый отвечает за себя сам и если он смог бросить  пить позднее, то мог не пьянствовать и в молодые годы. Когда его сестра и мать приехали в нашу комнату было, конечно, тяжело. Потом Нина вышла замуж и на этот раз по любви и на всю жизнь. Всякое у них там с Иваном бывало, но все-таки брак оказался прочным. Вскоре они уехали, Иван получил новое назначение на Черное море и мать Сергея поехала с ними. Я вот вспоминаю ее и думаю, почему она все время старалась жить с детьми, ведь могла и замуж выйти, предлагали ей это. Но она все боялась за дочь, как-бы не обидели ее, вмешивалась в жизь с мужем, давала советы, не нужные ни дочери, ни Ивану и в конце-концов развела бы и их, но совершенно неожиданно получилось с квартирой и она переехала в свою комнату. Это было счастьем в те годы, ведь жилья не хватало. Так они и жили на Черном море десять лет, а потом снова новое назначение Ивана и снова мать поехала за ними. А ведь так жили миллионы наших сограждан, матери потеряли своих мужей в войну и затем всю жизнь тянулись к детям, мешая их самостоятельной, личной жизни. На новом месте для матери квартиры не было, на Черном море все было потеряно и она стала проситься к нам.
Я хорошо помню мать Сергея. Клавдия Ильинична была высокой черноволосой и с большими серыми глазами. Черты лица у нее были крупные и выразительные, она была,это я сейчас понимаю, красивой, статной женщиной. С чего это она решила, что выходить замуж в пятьдесят лет стыдно? Ухаживали за ней, но нет, всем отказала и все ждала появления внуков, которым решила посвятить всю оставшуюся жизнь. Внучка появилась, больше детей не было, бабушка любила ее гораздо больше, чем мою Рэну. Какая-то антипатия была у нее к Рэне и проявляла она ее очень жестоко, обижала, говорила гадости.
Не любя меня, перенесла эту нелюбовь на ребенка, это неправильно, неестественно.
А вот Павлика она любила, жарила ему блинчики, покупала пирожные. Когда я говорила, что так нельзя, она кричала на меня. Жизнь с нею была для меня адом и когда она написала, что снова хочет поселиться у нас, я отказала. В конце-концов каждый имеет право на личную жизнь, к тому же это было тогда, когда Сергей особенно много пил. Иногда я задумывалась, не развестись ли мне с ним. Но не развелась, а сейчас уже даже и смешно об этом вспоминать. Правда иногда слезы навертываются на глаза. Радостным событием для меня было, конечно, перевод мужа на Балтийский флот, в Ригу. Здесь он через пять лет демобилизовался и мы остались жить в этом чудесном городе. Здесь и произошло все это страшное с Машенькой. Никогда не бывает так, чтобы все хорошо, а особенно, если очень радуешься.Машенька-Машенька, как мне ее не хватает. Ну и что, что у нее эта болезнь была, ну и что? Зато она была милой, очень любящей девочкой. Ведь она и на пианино старалась учиться и рисовала, и стихи любила заучивать. Никогда не соглашусь с мнением, что Дауна – это ненормальность, нет. Они просто совершенно другие, но все, как один, добрые и улыбчивые. Как я ненавидела всех этих людей, которые оборачивались на нас, когда видели Машеньку, а мальчишки, дразнившие ее! Как жестоки люди!
Марта спасла меня от медленной смерти, ведь мне все было не мило. Я вставала утром, готовила себе кофе, а Сергей всегда спрашивал, не разогреть ли булочку в духовке,а может мне хотелось бы варенье, или меду. Я была безразлична ко всему, сейчас я вспоминаю, что даже не отвечала ему, просто пожимала плечами и представляла ему делать то, что он хотел. Как будто переживание было лишь моей привилегией, как будто он не страдал.Почему я была так слепа во всем, что касалось Сергея? Ответ прост, я не могла забыть годы пьянства и все тут. Можно меня оправдывать, можно не оправдывать, но, как говорят, поезд ушел и рельсы разобраны. Это так и ничего тут не сделать, да теперь и поздно. В то время, когда я была во власти своего горя, приехала Марта и довольно долго жила у нас. В это время она очень сблизилась с Рэной. У нее и раньше было особое отношение к моей дочнри, все-таки она появилась на свет в ее доме,а  Марта как раз тогда потеряла своего единственного ребенка. Я хорошо помню эту поездку к ней, сумасшедшее путешествие беременной женщины на край света. Конечно, я никак не думала, что Рэна появится на свет там, ведь до родов было еще время, но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Марта полюбила ее какой-то совершенно особенной любовью, а во время приезда, после смерти Маши, как я уже говорила, сблизилась с Рэной.
Она интересовалась всем, что касалось моей дочери и Рэна рассказала ей гораздо больше о своем друге Андрее , чем мне. У Марты было время для Рэны всегда, а Рэна в свою очередь любила Марту и я даже иногда ревновала то к одной, то к другой. Но это бывало не часто, ведь и я была всегда привязана к Марте какой-то мистической, нет, даже Божественной ниточкой и поэтому ничего странного в любви Марты к Рэне не видела. Вскоре после смерти Машеньки и мать Сергея умерла, но это событие прошло как-то буднично, я не поехала с ней попрощаться, но Сергей уехал. Домой он вернулся через три недели и был очень грустным, он сказал мне,что чувствует свою вину перед матерью и не знает, что теперь ему делать.
-Что значит, что ты не знаешь, что тебе делать,-удивилась я,- ты же не вернешь ее к жизни?
Сергей посмотрел на меня, как будто видит в первый раз и не ответил , что он имеет в виду. Больше мы с ним о его матери не разговаривали, но сейчас я думаю, что он просто ждал от меня сочувствия. Со временем у нас появились в Риге друзья,это были бывшие сослуживцы Сергея на Тихом Океане,Мила и Юрий Немцовы. Мы стали встречаться, ходили вместе в кино, ездили по воскресным дням на море, но никто и никогда не мог мне заменить Марту. Когда ее муж умер, я часто предлагала ей приехать в Ригу, но она отказывалась. Правда она приезжала ко мне в гости и,когда я начинала уговаривать ее переехать, объясняла мне отказ тем, что Азия ей милее, говорила, что у нас слишком холодно.
- Да и похожа я на азиатку,-говорила она,смеясь. Удивительно красива была Марта всегда и мне даже казалось, что с годами она только расцветает. Говорят, что хорошая подруга многого стоит, говорят, что даже ближе матери бывает. Может быть! Моя мама не была мне близка, к тому же я слишком рано уехала из дома и вышла замуж. Так уж получилось, что мама не принимала решений за меня и ничего никогда не советовала. Своих детей мы воспитывали с Сергеем сами, нам не на кого было положиться и, когда нам хотелось немного развлечься, мы шли на танцы в Дом офицеров и по очереди бегали смотреть, спят ли малыши. Когда мы приезжали в Ригу в гости, мама тоже редко бывала с нами, а мы постоянно жили на даче на море. Наша семья не была избалована бабушками и дедушками  я привыкла все решать сама и, как сейчас мне кажется, стала слишком суровой с Сергеем.
Детей я тоже не баловала, да и что это вообще такое – баловать детей? Все необходимое у них было, питание в школе, учебная форма, летом поездки на море. Что еще надо?
Но вот моя дочь иногда сердито говорит мне, что мы могли бы побольше о детях думать, заниматься с ними, учить музыке, или танцам. Может быть! Но в гарнизоне этого не было, а потом, когда мы переехали в Ригу, Рэна и Павлик уже были взрослыми, а у меня появилась Машенька и вся забота была о ней. А уж когда ее не стало! Нет, никуда мне не уйти от воспоминаний, никуда. О чем бы я не думала, все возвращается на круг воспоминаний о младшей дочери. Болезнь Сергея я просмотрела, так как особенно на него внимания не обращала. Это я опять же сейчас понимаю, что надо к рядом находящимся почаще присматриваться и замечать, что с ними происходит. А сам Сергей никогда мне не говорил, что у него проблемы с сердцем. Как-то он ушел с утра на базар и очень долго не возвращался. Тогда это случилось впервые, что я заволновалась из-за Сергея. Он пришел часа через четыре и сразу поставил тяжелую сумку на стол и сел. Обычно он вынимал продукты и рассказывал мне где и за какую цену купил, а тут как-то виновато посмотрел на меня и шумно вздохнул. И так у меня на душе тяжело стало! Но ничего он мне так и не сказал и я через пару месяцев уехала к Марте. Сергей звонил мне два раза в неделю, раньше он всегда говорил, что у него все в порядке и я могу спокойно жить у Марты еще некоторое время, а в этот раз он иногда жаловался на одиночество и говорил, что ему холодно
-Включи батарею,-говорила я сурово и Сергей замолкал. Сейчас я виню себя за это и понимаю, что не о холоде в квартире он говорил, а о душевном одиночестве. Одно я хорошо поняла, надо любить и ценить тебя любящего. Можно самому не любить так, как другой тебя любит, но ценить это чувство надо. Что теперь у меня есть? Дети разъехались, а Марта  последнее время занята какими-то мне неизвестными делами. Кого-то она разыскала из своей семьи, написала мне, что скоро обо всем сообщит. А с сестрами я общаюсь редко, одна из них далеко, а с Софьей совершенно невозможно разговаривать. Она все об одном, все о своих болезнях, да о сыне. Очень жаль, что я так и не навестила Настю, не смогла приехать к ней в Марсель. Вначале не могла, так как Сережа был в армии, а потом... да потом все как-то не складывалось. Настя обижается на меня и, может быть сейчас, когда я совершенно свободна я съезжу к ней. Дождусь известий от Марты и съезжу. Вот и Рая с Павликом тоже меня все зовут к себе, на Черное море. Вначале я не любила Раю, считала ее недалекой и высокомерной, но оказалось, что я ошиблась. Первое появление Раи в доме
Было, конечно, очень странным, она вела себя так, что ничего другого подумать я о ней и не могла. Как выяснилось затем, все это было от того, что она очень нервничала и не контролировала себя, это иногда бывает, человек говорит несвойственные его характеру вещи, а потом винит себя. Так и с Раей получилось, она потом рассказывала мне, что плакала вечером и жаловалась Павлику, что ее никто не понимает, а я ей вообще показалась злым чудовищем. Говорит, что у меня был надменный вид и выражение необыкновенного изумления, когда я смотрела на нее. Все это и определило ее поведение.
Честно говоря у меня много возможностей куда-нибудь поехать, не только к Насте в Марсель, или на Черное море, но и к Рэне с Андреем на Урал. Они никуда с Урала уезжать не хотят и я их понимаю, ведь природа там совершенно изумительная, красота такая, дух захватывает.
Разлетелись мои дети в разные стороны и я иногда чувствую усталость от прожитых лет, от преодоленных расстояний. Но это пройдет, я точно знаю, что пройдет. Временная душевная усталость даже нужна, чтобы после понять всю важность нашей жизни. Скорее бы Марта сообщила, кого она там нашла и когда мы встретимся. 

               
                Софья.
Придвинь мне другой стул. Нет, не этот, с высокой,мягкой спинкой дай,я ведь не могу сидеть на простых,мне становится сразу так нехорошо. Вот моя сестра этого не понимает, смеется надо мной,не видит, что я больная женщина,всю жизнь только о себе думает.Как  у сестры дела,ей безразлично,вот если бы у нее такое давление было,как у меня,может она бы и поняла. Голова кружится,встать не могу. Закрой окно,эти дети на улице играют в футбол, невозможно разговаривать.
Вчера я шла по дорожке,гуляла и мне мячом попало по ноге. Думала умру, так больно было. Лежала потом до вечера. Сын и невестка пришли с работы,а я встать не могу.Невестка посмотрела на меня и как-то странно скривилась,-Что,-говорит,-что с вами снова? Никто не понимает. Конечно,чужую беду руками разведу. Вот ей бы так мячом по ноге! Но пока сам не испытаешь,не поймешь.
Что ты говоришь,Лиза? О семье, об ее истории хочешь услышать? А я,что, не семья?А-а-а? Что? О жизни?Ну так я и рассказываю о жизни. Очень много пришлось мне работать.Раньше-то.С работы со Сталиным уходили. Что это значит?  Ну вот, как Сталин спать шел, так и мы по домам. Что ты говоришь? Глу-у-пость? Ах вот как! Значит вся моя жизнь глупость? Не это имела в виду? А что ты имела в виду? А?
Вот так всегда, сами говорят-говорят, а как я что-нибудь скажу,так никому не нравится. Дай-ка мне таблетки. Да не эти, другие, в пробирочке.  Воды принеси из кухни. Из-под крана не бери, возьми из графина,кипяченую,он на подоконнике стоит. Что? Воды в нем нет? Как же это? Это значит Тамара не накипятила для меня воды и ушла на работу,ни о чем не думая! Хорошенькое дело! И что же мне теперь делать? Сырую я не пью, у меня от нее понос. А что такое понос,ха-ха, это я хорошо знаю. Недавно я только стаканчик выпила и как началось, как началось, что только я не делала,потом позвонила к трем подругам, посоветовалась и они мне сказали, что делать,а де-
лать надо.....Что? И это тебе не интересно?Вот и ты такая же, как твоя бабушка Полина.Только о себе, о себе. Да и сестра наша,Настя,она во Франции живет,кстати,да ведь ты знаешь. Так та тоже,  еще какая штучка. После перестройки,когда ответственные,партийные работники могли за границу ехать, я решила съездить к ней, в Марсель. Я, кстати, уже на пенсии была. А ты знаешь,как я на пенсию ушла? Мне было всего 48 лет,но я ужасно болела, каждый месяц бюллетень. Давление высокое,тошнит,сердце болит. Лежу с утра одна,муж,сын и невестка на работе и не позвонит никто. Сестра с утра спросит,как дела и все. Да и твоя мать,всю жизнь тоже только собой занята,до родной тетки ей дела нет. Еще когда она не уехала с мужем,прибежит из института,позвонит на пару секунд и все куда-то ей дальше надо,подрабатывала она где-то. Зачем ей это надо было, ведь была же сти-
пендия,могла поэкономнее жить. Не знаю,не знаю. Ну вот! Однажды, после очередного приступа, позвонила мне врачиха и говорит,что неплохо бы мне на пенсию по инвалидности уйти, вс-таки уж очень я больна была. Испугалась я ужасно!Оформи-
ла я,значит, пенсию и стала как следует лечиться. А твоя бабка мне говорит,-У тебя,Софья, от лени уши волосами зарастают.-Представляешь? Она мне советовала заняться рукоделием, или еще там чем-то. А какое рукоделие? Какое,спрашиваю я тебя,может быть рукоделие у человека с высоким давлением и больным сердцем, да и глаза что-то не того. Ты вот не знаешь,а у меня перед глазами пелена и мушки и звездочки.Я решила посвятить жизнь восстановлению своего здоровья,много гу-
ляю,смотрю на деревья. Зову Полину погулять, а она мне в ответ,-Ты хоть на ужин что-нибудь купи и приготовь для сына с невесткой.- А я не могу ходить по магазинам,мне тяжело,душно,да и не знаю, что покупать. Нет,это не по мне. А вот что я люблю,так это Черное море. Ах, как я люблю Черное море. Знаешь эту песню- Че-е-рное море,священный...Нет,это вроде не о Черном море. Да ну все равно. Раньше я каждое лето на море ездила, да и Полину звала, но она не хотела. Скучно ей было
на лавочке,понимаете-ли, сидеть и на волны смотреть. Ну конечно,кому интересно с больным человеком возиться!М-да!... Значит я уже много лет была на пенсии и тут звонит мне Настя из своего Марселя и приглашает к себе. Ну что ж,поехать то,конечно, можно, но я,естественно, с врачом посоветовалась. Новый у нас врач и совсем мне не нравится. –У вас,-говорит он мне,-Софья Петровна, все для вашего возраста нормально.-А какое же это нормально? Вот я ему сказала, что бывают ночи, когда я пять раз в туалет сбегаю, а он смеется,говорит,что иногда бывает,что и по десять раз сбегать можно. Ну,не знаю. Пойди-ка в кухню,поставь чайник на газ. Поставила? Дай мне эту маленькую подушечку, я ее под сердце подложу. Бьется оно у меня. У тебя
тоже бьется?  Не может быть! Что? У каких таких вампиров не бьется? Ты что,смеешься надо мной? Вода,наверное,закипела,пойди в кухню,сделай чай.Мне,пожалуйста,послабее. Мешочек с чаем опусти в воду и сразу вынь так,чтобы вода чуть желтая была, а то,если чай крепкий будет, у меня давление подняться может,да и для почек вредно. Один раз мне поставили диагноз-рак почек. Потом
сказали, что ошиблись, но я думаю,что рак все-таки был,но он прошел оттого,что я старалась думать о хорошем и много смеяться. Вот он и прошел! Знаешь,как со мной поступила Анастасия в Марселе? Сейчас расскажу. Поставь стакан рядом со мной на этот столик. Сахару не надо,вредно,а вот варенье достань из холодильника. Не любишь? А я люблю. Достань вишневое,положи три ложечки в розетку и вынь сухарики из шкафа.Это мои любимые,с корицей. Поставь тоже на столик. Дай-ка
мне еще воды для  таблеток. Спасибо. Ах,вспомнила,у меня ведь минеральная вода есть,поэтому Тамара и не кипятила,как всегда. Пойди-ка в кухню,под столом ящик стоит,принеси одну бутылку и еще один стакан. Спасибо! Славная ты все-таки девочка! Спасибо,дорогая! Я думаю,окно надо открыть,вроде душно. Или вот что, оставь это окно закрытым,лучше пройди в другую комнату и открой дверь на балкон,достаточно будет воздуха. Спасибо! Нога затекла,сейчас положу ее на табуреточку. Вот так,хорошо,сейчас только приму таблетку и буду рассказывать. Тебе хватает воздуха,а то мне что-то трудно дышать. Может на море съездить? Правда я этих электричек не люблю,во-первых в них вечно народу набито,а во-вторых я боюсь стоять на перроне,особенно,если поезда сразу с двух сторон подходят. Мне надо сразу либо к столбу прислониться,либо за кого-нибудь держаться,чтобы не упасть. Голова начинает кружиться и я не могу соорентироваться – тут поезд,там поезд. Да и ветер довольно часто на нашем Балтийском. Вот и в Марселе,поехали мы на море на машине. Я говорю Настасье,-Какая большая машина!- Даю понять, что мне нравится,а она в ответ,-Не машина,а автомобиль.-Может во Франции и автомобиль, а мы, в Советском Союзе, машину называли машиной и нечего тут накручивать. Автомобиль!!! Ну ладно! Настя то платье легкое одела, на бретельках, почему-то спагетти называются, а я побоялась,
 все-таки море, ветер, оделась потеплее, да и шляпку с полями от солнца. Едем мы, ну я и говорю очень вежливо мужу Настасьи Эдмунду,- Закройте,пожалуйста, окно, дует.- Анастасия ему перевела,а он удивляется.  Здоровый,бугай,загорел,шея толстая. Ну так конечно,во Франции живет, вино хлещет, сыр там всякий. Здоровый был. Умер пару лет назад. Сердце,Настасья говорит, все болело, порок какой-то. Ну, не знаю! Разругались мы тогда вдрызг! Ни-че-го мужик не понимал. Во-первых,говорил только по-французски, а во-вторых, разве может здоровый больного понять. Я,когда к ним приехала, как раз начала новый курс лечения и вот, представляешь, должна была ночью девять раз в туалет  встать. По капельке, по капельке, но надо было. А он утром встает и говорит, что сегодня суббота, он,видите ли, свободен и размечтался на море съездить. Отдохнуть,понимаешь, желает,господин! А куда же мне купаться после такой ночи? Я ему и говорю,мне,дорогой,не до купания,мне бы врача вызвать на дом.
А он......! Вот не учила я по -французски, но что он гадость сказал,поняла. Я у Насти спрашиваю,ты почему его по-русски говорить не учишь? А она с вызовом,-Не твое дело! Ну и плевать мне на все это, но на вызове врача я настаивала и даже спросила ее, что они собираются со мной делать, если не дай Бог, что случится? Ну и нахамила мне Анастасия Петровна. Говорит противным таким, визгливым голосом,что если со мной не дай Господь что-нибудь случится,так они это предусмотрели и такую страховку оформили.что видом случившегося наслаждаться не будут, а отправят за счет страховки свеженький труп самолетом на Родину, а там и муженек и сынок
могут его либо закопать,либо сжечь, это уже их дело, страховка,так сказать, умывает руки!Представляешь? Такие шуточки с больным человеком! И действительно, ни разу за три недели,что я там была,не вызвали врача. Я скажу тебе,Лиза, обе сестры обращаются со мной плохо,не понимают. Вот, например, эта история с Машей. Если до ее рождения мы все-таки более, или менее часто общались с Полиной и я могла после работы зайти к ним и отдохнуть, полежать часок,то с появлением этого
ребенка Полину как подменили. Вечно она была занята. Она объясняла это тем,что с Машей надо было особенно много заниматься. Коне-е-ч-но я понимаю,что Маша была больным ребенком, но ведь и я здоровой не была. А,кстати,когда я говорила о болезни Маши,Полина очень сердилась и настаивала на том, чтобы я не считала Машу больной. Она говорила, что Маша просто другая,не такая,как мы,говорила,что Дауна не болезнь,а иная форма существования в нашем обществе. У меня в это время были проблемы с мужем.Я отдыхала в Ялте и познакомилась там с одним человеком,
даже с мужем вначале хотела развестись. Все ему рассказала,а он говорит,я тебя не виню,но и разводится не надо,ради сына. Так все и тянулось,годами,а потом Анатолий заболел чем-то тяжелым и его жена написала мне письмо,писала,что все знает и просила приехать,попрощаться с ним.Я, конечно,расстроилась,давление поднялось,ну и куда мне в таком состоянии ехать. Позвонила я его жене и говорю,извините,мол,но приехать не могу. Анатолий как-то быстро умер, а я вдруг получила письмо от его жены. Знаешь, что она там написала? Молодая ты,Лиза, не знаешь,какие люди бывают.
Письмо раскрываешь,а там написано большими такими буквами,-Сволочь. Я даже вначале не поняла, ну за что мне это? С какой стати меня так называть?Прошло время и я решила рассказать обо всем сыну. Мужа уже тогда в живых не было, а это часть моей жизни и я хотела открыться. И Боря и Тамара выслушали,потом Боря встал и молча ушел к себе в комнату,а Тамара говорит,-У вас,Софья Петровна души никогда не было и,очевидно,уже не будет. Какой ответ перед Господом Богом держать будете?- Сказала и с интересом таким нездоровым на меня смотрит,а я ей спокойно говорю, -Ни Господа Бога, ни души нет,не было и Ни-ко-г-да не будет. Это я тебе как научный факт сообщаю
и требую,чтобы ты никогда подобные вещи мне не говорила.- А она мне,-Да я не только таких вещей вам говорить не буду, я вообще хочу прекратить с вами об-
щаться потому,что у вас Аура отрицательная, плохо вы на людей действуете,заболеть можно от ежедневного общения с вами.- И вообще она стала как-то плохо ко мне относиться,кидает мне в комнату мои вещи, хлопает дверями и все подговаривает Борю купить мне отдельную однокомнатную квартиру или,на худой конец эту,трехкомнатную разменять.А если мне там плохо станет,ведь я все-таки уже немолодая женщина. Да-а, умирает наше поколение! Вот и Анастасия звонит,все ноет-ноет,артрит у нее какой-то. Но ведь это простая болезнь и от нее не умирают,это ведь не то,что у меня. С давлением шутки плохи. Я ей говорю,-Ну что ты нудишь,Анастасия,ведь во Франции живешь. Плохо - значит лечись, а ныть мне не надо,мне самой плохо,да и расстраиваться мне нельзя.- Ну что это за такая болезнь – Артрит? Не знаю и знать не хочу таких болезней. Вот я тоже болею и не ною, молча несу свой крест. Конечно тяжело,что я постоянно одна.Полина могла бы почаще за-
ходить,так нет, все она чем-то занята,да если и встречаемся, слишком много разговоров
о том, что забыть надо,не ворошить в памяти. Вот,например,эта история с Машей,
я ее умершую дочку имею в виду. Ну что все говорить-говорить,расстраиваться,
всю жизнь вспоминать и плакать! Не знаю....не знаю. Вот у меня мужа уже нет,одна
я, как перст одна, но ведь не плачу. Хотя иногда и хочется. А эта Марта,будь она
неладна,твою бабку с пути сбивает. Подруга! Черт ее знает,откуда она вообще поя-
вилась. Как только она в дом,так все,Полине никто не нужен. Вначале,конечно,все моют,чистят,готовятся к приезду королевы. А уж закупают,да маринуют,да солят!!!
Ах,ах,ах, Марточка едет. Я вот прихожу,так мне никаких маринадов,да разносолов,
что есть,то и дают! Терпеть эту Марту не могу. Ты знаешь,что она мне сказала?
Нет, ты только послушай,что она мне сказала.
- Вы,- говорит,-Софья Петровна, плохую Ауру имеете,людей не любите и плохо
действуете на окружающих-.Представляешь?
Вот и Тамару она подучила так говорить. Скажите,пожалуйста,какая это такая Аура
Да, я знаю,что я ни-ког-да и ничего не скрываю. Если надо,что сказать,то приду и
в лицо правду скажу,не буду вокруг,да около ходить,тянуть и мямлить. Иногда бывает
и громко скажу,но не солгу. Зато после,когда правда сказана,на душе легко и если
кто и обиделся,так что же – правда ведь не всегда приятна.
А Марта назвала меня лицемеркой и ,главное,над моим здоровьем посмеялась. Стыдно
сказать,в каких выражениях! А дело было так. У меня два дня было расстройство желудка и я,конечно,разволновалась. Позвонила утром Полине,поделилась с ней,
ведь сестра же,не чужая. Полина посоветовала кое-что,но это не помогло и я звонила
ей время от времени,ведь тяжело же одной болеть. Ну и подошла тут не Полина к
телефону,а Марта. Я с ней,как человек с человеком разговариваю,советов прошу,
а она,змея подколодная,выслушала все вначале, а потом так грубо,-Вы,Софья Петровна,три раза пукнете и у вас сразу рак задницы.-Представляешь? Вот ты смеешься, Люська,а я тогда плакала,веру в людей потеряла и совсем разболелась.
И все это время,пока она у Полины жила, я ни разу туда не зашла,хотя мне и трудно
это было,ведь я еще в то время работала и привыкла после работы зайти к ним и
отдохнуть,полежать,расслабиться,чайку попить. Но пока Полина там с Мартой время
проводит я,вижу...вижу ...совсем лишняя. То Марта Полине волосы красит,то они
шьют что-то. Я говорю,ну зачем шить,ведь в наше время платьев полно в магазинах,
все,что угодно можно купить. И снова она меня подцепила,-Вам этого,Софья Петровна,
не понять.- Я говорю,-Почему это мне не понять,что в этом такого сложного,давай,
говори,а я уж разберусь,напрягу свои серые клеточки,как никак до ответственного
работника доросла.-
А она,-Дорости то доросли,но не поняли,что не платье важно,а процесс.-
А я,-Что ты имеешь в виду,какой процесс?
Полина тут встряла,-Ну что ты, Софка, дуру из себя вечно строишь. Как будто не
понимаешь,что главное даже не одеть платье,а раскроить,сшить его. Это же гораздо
интереснее,чем пойти и купить.-
Я этих разговоров могу тыщу навспоминать, но не хочу расстраиваться. Что мне с
этой женщиной делить? Она только о себе думает,холеная,волосы длинные. блестящие,
фигура красивая,что есть,то есть. Ну конечно,чем она там занимается, Детей нет,
жизнь веселую,сытую живет. Наряжена, накрашена,духами пахнет. Но что мне особенно
не нравится,так это то,что она Тамару подучивает,подговаривает отсоединиться от
меня,говорит,что я Тамаре век заедаю. Выражение какое-то дурацкое. Век заедаю!
Как будто у Тамары другие дела есть,кроме меня и Бори. Ну если бы она детей родила,
то,конечно,можно бы было и понять,что времени не всегда на больную свекровь
хватает,а так что? Сама не сумела родить и захотела взять ребенка из детского дома.
Ну я тут на дыбы,на дыбы. Какой ребенок может быть из детского дома,какая наследственность? Отец,конечно,пьяница,да и мать,я думаю,не графиня. И кричит вечно на меня, -Уйдите, Христа ради.- Скажите пожалуйста,уже и Христа приплетает,лишь бы мать мужа выгнать.Ну что я ей сделала? Что сделала? Почему такая ненависть?
Может из-за собаки? Она хотела потом собаку взять,но я сказала твердое нет.Кто
с собакой гулять будет? Они оба целый день на работе,остается одно,мне идти с
ней на улицу. А если она захочет побежать,да потянет, а? Да и говорят,-Нет детей,
завели собаку.- Есть такая поговорка.
Вижу,что не любит она меня. Ну,ничего,скоро уж мое время подойдет,уходит наше
поколение,уходит. Вот тогда и собаку заведут. В моей комнате!
Скоро освобожу!
Что-то устала я,да и Боренька с Тамарой скоро придут. Хватит на сегодня,Лиза,мне
отдохнуть надо,полежать.
.Вот так ты и запишешь нашу,так сказать, семейную хронику. Ну что же,пиши.
Молодец! Хвалю!
Вот видишь,похвалила я тебя. Хорошее дело делаешь и я хвалю. Потому,что правду
люблю. За хорошее похвалить надо,за плохое поругать. Ну иди, иди,а то я что-то
неважно себя чувствую.
Устала я.
               
                Ирэна
 С годами я стала задумываться над тем, что раньше было совершенно естественным.
Вернее раньше я не думала о том, счастлива ли я. Росли дети, мы работали, ездили в отпуск, все было естественным, все было так, как должно было быть. Но вот выросли дети,изменилась страна и я стала как-то торопиться, мне все кажется, что я не успеваю, все куда-то тороплюсь, спешу сделать то, о чем раньше и не думала. Что это?Сознание наступающего совершенно нового этапа в жизни? Или переосмысление прошедшего?Я стала часто возвращаться к детству, вспоминать о жизни на Тихом океане, о поездках к Марте.И все меня мучает неосознанное чувство вины, но к кому, сказать не могу. Андрей говорит, что я просто устала и от работы, и от постоянной ответственности за детей.А мне иногда кажется, что чего-то, совсем чуть-чуть мне не достает до счастья. Что это такое, быть счастливым? 
Как-то папа много лет назад,выпив,спел песенку...забыла слова,помню только,-
Несмотря на рваные ботинки,мы танцуем танец Кабардинки.- Вот именно в этом счастье,что ботинки рваные,но танец-то танцуют,не обращают внимание на ботинки.
Хотя с другой стороны и жалко,что ботинки  рваные. Но танцуют.
В этом году мама попросила меня взять отпуск подольше и пожить у нее. Неожиданная смерть папы потрясла ее,она растерялась. Когда он был рядом,она раздражалась, отталкивала его холодностью и явной нелюбовью,но вот ушел он из жизни и появилось чувство опустошенности.
-Почему он не говорил,что болен?-растерянно спрашивала мама и слезы блестели
в ее глазах. Она подходила к креслу,садилась и, опустив голову, тихо
шептала,-Как же так,Сережа? Почему ты мне ничего не сказал? Я бы пожалела.-
Я сказала маме,- А может он не хотел этого. Мама,ведь ты же...- Она не дала мне
договорить,замахала руками,заплакала,- Не надо....не надо.- Потом она замолчала и сидела долго, смотря в какую-то только ей видную точку. Я уже хотела ее отвлечь, как она , слабо и вымученно улыбнувшись сказала,- Должна я тебе кое-что рассказать, доченька,- и так она это сказала, что у меня сердце сдавило и образовалось на его месте болезненное предчуствие чего-то страшно тяжелого.- Что, мама, что ты хочешь мне сказать,- спросила я, а сама чувствовала, что не хочу знать, не хочу и все тут. Но что я могла сделать,что? Если мама что-то задумала, она обязательно сделает. Мама вздохнула, провела рукой по лбу, как бы отгоняя ненужное и спросила,-Ты помнишь, Рэночка, нашу поездку к Марте?-
-Конечно помню,- ответила я.
-А помнишь, как ты вела себя весь год после этой поездки?-мама внимательно посмотрела на меня.
-Нет, конечно, как я могу помнить о своем поведении?Да и что в нем было такого особенного?-
-В том-то все и дело, что ты вела себя просто страшно по отношению ко мне и все это началось сразу после нашего возвращения.-Голос мамы надломился и мне стало, признаюсь, как-то даже страшно, а мама продолжала говорить,-Ты совершенно перестала меня слушаться, кричала, что я противная, что не хочешь со мной жить. У тебя были истерики и после них ты очень медленно приходила в себя, дрожала и иногда даже поднималась температура. Господи! К каким только врачам я не обращалась.- Мама встала и стала ходить по комнате.-Я написала Марте, поделилась с ней и она приехала. И вот что странно, как только Марта приехала, у тебя моментально прекратились все эти истерики, тебя как подменили. Ты все лезла к ней, играла ее волосами, трогала жемчужное ожерелье. Помнишь?-
Ожерелье я помнила потому, что Марта подарила его мне и я всю жизнь его ношу. Прекрасные крупные жемчужины и удивительная, греющая душу теплота.
-Ну вот,-продолжила мама,-ты вела себя хорошо ровно три недели, пока не узнала, что скоро Марта уезжает, а когда узнала, все началось сначала -крики, слезы,драки с Павликом. Вот тогда Марта и предложила мне решение, она предложила мне отдать тебя на некоторое время ей и я согласилась. Представляешь Рэночка, я-мать, согласилась отдать пусть и на некоторое время свою дочь подруге.- Мама виновато посмотрела на меня, а я нарочито равнодушным тоном спросила,-Ну и что тебе помешало, почему не отдала?
-А это уже Сергей, он сказал, что я с ума сошла и не разрешил. А я, вот точно Рэна, отдала бы тебя и это то, что меня мучает сейчас. А Марта очень расстроенная уехала, она,по-моему, очень хотела тебя забрать. Но все последующие годы никогда больше об этом не говорила.-
Признание это оставило в моей душе неприятный осадок и я в тот же вечер позвонила Марте, просто так позвонила и спросила, когда она приедет к маме. 
Марта приехала и прожила у мамы три месяца,а потом,после отъезда, написала письмо,в котором сообщила,что на некоторое время уезжает к сестре и это  очень удивило и растроило маму. Дело в том,что мама и не подозревала,что у Марты есть сестра. -Подумай,Рэночка,-говорила она,-ведь я и этого тоже не знаю. Не знаю,что у Марты есть сестра. Как же это так,Рэночка?- И она снова начинала тихо плакать и снова садилась в свое кресло.
Трудно было что-то сделать,помочь маме,утешить. А у меня самой появлялось
чувство горечи,стоило мне только начать говорить о папе и их жизни с мамой. Они
оба были слишком заняты собой,папа нашел себя в алкоголе,а у мамы была потребность в осуждении папы,иначе я не могу это назвать. Она кричала на него,
приводила в пример других,непьющих мужей,но вот любви ему дать она все равно не могла. Нежное выражение лица у нее появлялось лишь тогда,когда рядом была
Марта и папа это видел. Раньше я думала,что папа не замечал этого,но теперь знаю,
что он все прекрасно понимал и даже дети не смогли отвлечь его от сознания своей
ненужности. В общем это было грустное лето в котором единственным радостным
событием было то,что Лиза поступила в институт,в который она и хотела поступить.
Дело в том,что у нее есть мечта,она хочет стать писательницей. Кто знает?Но если
уж наша Люська что задумала! Уж кто-кто,а она не отступит!Вот так и разлетаются
дети. Но я не грущу,когда-то и я,выйдя замуж за Андрея,уехала с ним после института
на Урал. И ни разу не пожалела. Ни одного дня! Ни минуты!
Вот поэтому мне так жалко своих родителей. Странное чувство –горечь и жалость.
Не сумели они хорошо прожить отпущенный им срок.
Этим летом у меня была   еще одна забота,или лучше сказать, было еще одно дело,
которое нужно было обсудить с Тамарой, невесткой Софьи. После смерти папы
маму стала мучить совершенно взбесившаяся сестра. Она решила,что теперь,когда
мама осталась одна,она посвятит все свое время именно ей,Софье,будет выслушивать
бесконечные разговоры о головокружении,тошнотах,давлении,будет подставлять
ей стулья с высокой спинкой,приносить воду, ходить с ней гулять по лесу и поддерживать на пригорках под локоть. Сестра звонила уже с утра и начинала
терроризировать маму. Я решила поговорить с Тамарой. Мы созвонились
и Тамара с радостью согласилась встретиться со мной на море часов в двенадцать.
-Оденься потеплее,сегодня свежо,да и ветер поднимается,-мама сидела с чашкой кофе в руке и смотрела в окно.-Я думаю,Тамара обрадовалась возможности поболтать с
тобой,она очень одинока там,у Софьи
-Да,мама,она быстро согласилась,я и не думала,что ей захочется ехать со мной на море.
Может и ты хочешь поехать?-
-Нет,Рэночка,я плохо спала сегодня,-она засмеялась,-у меня,как у Софки,голова
кружится.-
-Ну тогда я пойду,мама.-
-Иди,иди,- мама улыбнулась какой-то слабо-виноватой улыбкой и помахала мне рукой.-
Когда я вышла на пляж,в лицо мне ударил порывистый,прохладный ветер и я подумала,
что правильно сделала,что послушалась маму и одела куртку с капюшоном.
Тамара сидела на скамейке прямо у моря и смотрела на серые волны,высоко взлетающие над кромкой песка.Увидев меня,она отодвинулась к краю скамейки,затем
нагнулась и достала из спортивной сумки термос и чашку.-Хочешь горячего чаю
с молоком?Согреться.-
Я хотела и Тамара налила чай в чашку и протянула ее мне,а я смотрела на нее и видела
припухшие веки, опущенные уголки губ и,главное,в этом лице не было радости,жизни
не было в этом лице.А я помню Тамару смеющейся,особенно в первые годы замужества-
она ожидала подарков от судьбы,счастья и любви. Жизнь же предложила ей истеричную свекровь и мужа, не сумевшего подняться до любви к жене. Жизнь
Тамары проходила в работе,а после она шла домой, в квартиру,где ей все было
ненавистно,туда,где не было детей,не было собаки,кошки,не было клетки с птицами,
или аквариума с рыбами,не было цветов на подоконнике,да...да,даже цветов не было
в этой квартире.
Там жили Тамара,ее муж и....мать мужа. А мама Тамары умерла много
лет назад. И отец тоже.
-А ведь первые годы я ее уважала и любила ....-
Она замолчала и стала смотреть на море. По берегу,высоко вскидывая лапы и подняв
хвост,бежала черная,с мохнатыми ушами собака .Время от времени она бросалась на волны и ловила их,открывая симпатичную,зубастую пасть. Собака звонко и радостно
лаяла и все оглядывалась на хозяина-высокого,молодого человека.
-Ах...Вот и я...,как эта собака. И я,как она....как она....в молодости.-Тамара судорожно
вздохнула и я испугалась,что она сейчас заплачет. Что я могла ей сказать?Чего хотела
от Тамары?Хотела, чтобы она запретила Софье звонить моей маме?
-Знаешь,что она вчера сказала?- Тамара проводила глазами уже далеко убежавшую
собаку.-Сказала,что скоро умрет и мы сможем без нее наслаждаться жизнью.-
-А я ответила: -вот и умирайте,никому хуже не станет.-
Плохо я сказала? Да, Рэна?-
Она повернулась ко мне и покачала головой,-Молчишь,нечего сказать,да? Я ведь
помню,как ты меня уговаривала разменяться,а я не понимала,ничего по своей молодой
дурости не понимала,да и не знала я вас совсем. Ведь понимаешь,Рэна, она
каждый день о вас говорила,все и всех осуждала,да и болезни эти вечные,и я ей
верила,представляешь,Рэна,верила и сочувствовала. А теперь...Да что там говорить.
Жизнь прошла в ненужной суете и превратилась в вечную борьбу и ненависть.-
-Нет,Тамара,еще не поздно...-Я не договорила,Тамара вдруг громко рассмеялась,
-А помнишь,как Марта ей про рак задницы сказала? Она с тех пор Марту просто
ненавидит. Слушай,а давай выпьем! Я тут и бутылочку прихватила,коньячок.
Давай,Рэнусь,за встречу,за нас. Я и закусочку принесла.-
Она подняла и поставила сумку на скамейку ,достала из нее бутылочку,пластмассовые
стаканчики,развернула бутерброды с копченой колбасой и вынула баночку с салатом.
-Выпьем,закусим.-Тамара  налила коньяк в стаканы и протянула
мне,-Ну,давай Рэна,-мы выпили и Тамара, улыбнувшись, сказала,-Счастливая ты и
брат твой счастливый, и мать тоже. Отец ваш,правда, в волнах счастья не плавал,но
и его иногда брызгами окатывало.-
Черная собака и ее хозяин снова подошли и остановились недалеко от нас,слышно
было,как хозяин уговаривал собаку не глотать соленую воду,собака не соглашалась
с ним и громко настаивала на своих правах. Неизвестно откуда, рядом с ней, появилась
белая,очень маленькая болонка и тут же высокая волна окатила их обеих и болонка
стала похожей на крысу.  Она поджала хвост и с жалобным визгом побежала наверх,
к кустам,где стояла девочка лет пятнадцати и хохотала,глядя на жалкого крысенка.
Черная собака повернулась и,весело показывая зубы,стала смотреть ей вслед.
-Хорошо бы иметь собаку,- сказала Тамара,-но она не хочет.-
Тяжелая,крупная капля упала на песок,за ней,через некоторое время еще,начинался
типичный прибалтийский дождь – холодный и редкий и мы с сожалением встали с уютной скамейки и направились к выходу с пляжа. Когда мы подошли к высокой сосне
дождь уже разошелся и Тамара,встав под деревом,стала искать в своей необъятной сумке зонтик.
-Ведь знаю же,что брала,-говорила она.-Вот ведь сумка какая,ничего не найти.-
Зонтик она нашла и нам пришлось постоять под ним еще минут двадцать,не хотелось
идти навстречу мокрому ветру,который переменил свое направление и теперь дул
в сторону моря.
- Я тебе не говорила,мы собираемся этим летом поехать на Черное море к Рае с
Павлом. Кстати,твоя Лиза тоже там будет. Хорошо!-Тамара засмеялась.- Она все занимается историей нашей семьи,у Софьи тоже,кстати,была. Интересно,что может твоя тетка рассказать о нашей семье? Что она вообще знает о людях,о жизни?-
Я знала,что моя Люська собирается к своей любимой тете Рае,каждое лето проводила
она там и научила и меня любить и уважать Раю. Благодаря Лизе,я лучше узнала
жену своего брата и поняла,что во многом ошибалась,думала о ней хуже,чем она
на самом деле есть.
-А если бы не было этого посредника,моей дочери,-думала я,-так бы и не поняли друг друга,не разобрались бы в основном.-
Хорошо,когда есть кто-то умнее тебя,пусть это даже будет твой ребенок!
Ветер все не утихал и мы поняли,что милостей от природы мы сегодня не дождемся,
надо было куда-то идти,покинуть приют разлапистой сосны,найти какое-нибудь приморское кафе и пересидеть там дождь,если даже не весь,то хотя бы дождаться
его уменьшения.
 Час пересидки в небольшом кафе-мороженном ничего не дал и
не оставалось ничего другого,как снова, раскрыв зонтик и сгибаясь под ветром, дойти
до электрички и ехать домой.
Дома было темно. Мама сидела у окна с книжкой в руках. Меня удивляла эта способность мамы читать в сумерках,она включала свет тогда,когда уже ни одной
буквы нельзя было разобрать,да не только буквы,руки своей не было видно.
Я повернула выключатель и сразу увидела,что у мамы расстроенное лицо.
-Понимаешь,Рэночка, Софья была здесь,кричала,что не хочет Анастасию видеть,
говорит,что после того,как ее во Франции обидели,она ни за что не помирится. А
Настя через три дня приезжает. Ну что же теперь делать,Господи! Как я устала от
этого! Ну что за человек такой,скажи,пожалуйста.-
Но вот на это я никак маме ответить не могла,по правде говоря,мне давно надоела
Софья Петровна,да и ее сын тоже надоел. Но мама больше не говорила на эту тему,
она закрыла книгу.
-И что это за сестра такая у Марты появилась?... А знаешь, Рэночка, я такой сон чудесный видела! Как будто сижу я в кресле-качалке прямо на берегу моря,уже
вечер и солнце,красное-красное и такое большое,круглое,такое красивое,глаз не
оторвать. И вот это солнце опускается прямо в море. Красиво необыкновенно. И тепло.
А я все в этой качалке сижу и знаю,что справа от меня небольшой дом с открытой
дверью и сразу,за дверью кухня и там стоит Марта. Представляешь,Рэночка,она стоит
и что-то жарит на сковороде,мне кажется,что на сковороде лежат две небольшие рыбки
и масло скворчит,и пахнет травами и оливками и чесноком. Ах,забыла сказать,что
прямо перед морем пальма растет. Это так все необыкновенно,Рэночка. Такой чудесный
сон,я все хотела тебе его рассказать. Вот и рассказала.-
Мы долго сидели за вечерним чаем,говорили о Лизе, вспоминали Машеньку,а поздним
вечером я вошла в комнату,бывшую Машину и меня в грудь ударила,оттолкнула
волна воздуха и вместе с ним налетели и закружились мысли,чувства,неясные образы.
Комната наполнилась шорохом,мне даже показалось,что с дивана поднялась тень
и пролетела надо мной.
 А я поняла...поняла...это Машенька...она была здесь...рядом с нами...слушала и
радовалась,что помним,не забываем.
Как это объяснить? Как осилить разумом?
Но я точно знаю,что Машенька в тот вечер была рядом. Она была любимой дочерью
и сестрой.С ее смертью ушла сила,объединявшая семью. Мы все разлетелись после
ее ухода и каждый из нас начал свою жизнь. Смерть Маши определила границу
начала взрослой жизни моей и брата. Каждый существовал отдельно –я с мужем,
брат с женой,мама с папой и Марта. Нет не совсем так,ведь мама жила как-бы с папой,
но в тоже время и без него.
В этот вечер я долго не могла заснуть,мне все виделась наша с мамой поездка в
далекую азиатскую республику к Марте, я  вспоминала красное платье и браслеты
в виде змеек, тонкую серебристую шаль....
Каждая вещь,подаренная мне Мартой! Каждая вещь несет в себе энергию любви.
Вечное красное платье с золотыми пуговицами,этому платью много лет,но оно
вечное,как вечны и мечты о далеких странах,где пальмы растут у моря,где острые
и пряные запахи кружат голову и где Марта подходит к креслу-качалке и тихо говорит,
-Дорогая,уже поздно,идем домой,я приготовила ужин.-   
Я вижу ее улыбающееся лицо,вижу черные,прекрасные глаза,она смотрит на меня
и странно-томительное чувство,не объяснимое и очень волнующее, сжимает мое
сердце. Я чувствую,что подхожу к порогу какой-то тайны,чувствую,что еще немного
и я пойму,о чем говорят ее глаза,ведь глаза отражают душу,а на самом дне души
лежит эта тайна. Еще немного и я пойму. Серебристая шаль спускается сверху,она
легко прикасается к моим губам,векам,я чувствую запах духов,два черных глаза
заглядывают под ее покров и ласковая рука нежно гладит меня по голове. Необыкновенное счастье вливается теплой струйкой в сердце, которое наполняется любовью к прекрасному лицу лицу, черным, таким ласковым глазам, к этим удивительным мягким и душистым волосам. Губы приоткрываются в нежной улыбке и я ,засыпая, слышу, -Спи дорогая. Ты устала. Спи.-

               
                Ада


Очевидно люди обладают этой странной особенностью забывать для того, чтобы выжить. Мне казалось, что моя жизнь всегда будет зависеть от того что случилось тогда, во-время войны. Время шло и горькое уходило на дальний край дороги, по которой шли я, моя сестра, мои родители. Новые времена принесли новые заботы, но все равно....все равно,я не могла забыть. Я все время помнила, что со мной произошло то самое страшное, что может произойти с женщиной. И вот тогда, когда я уже точно знала, что нет страшнее моей судьбы, когда я упивалась сознанием своего несчастья, несла его, как крест,наслаждалась горем...да-да,иного я сказать не могу,я действительно наслаждалась своим горем,тогда я совершенно случайно встретилась на запыленной улице Харбина со своей давней подругой . Лин шла,опустив глаза, как –будто что-то искала на деревянном тротуаре.Левой рукой она прижимала к груди белый сверток,а правой выделывала какие-то странные движения, как будто дирижировала невидимым оркестром.
-Лин,- я перебежала через дорогу и резко остановилась перед ней. Лин подняла на меня  глаза и я поразилась пустоте и какой-то странной пропасти в них. Она стояла и смотрела на меня, смотрела как смотрят на незнакомый, неодушевленный предмет.-Что с тобой, Лин, ты не узнаешь меня? Это я, Ада, Вспомнила?-
Лин сделала  движение головой, как – будто проглотила что-то, а затем улыбнулась и улыбка эта была тоже странной и натянутой. Так мы стояли и смотрели друг на друга, а потом Лин сказала,-А!. Это ты Ада. Здравствуй. У меня нет времени, Ада. Видишь, я несу ребенка и его надо срочно кормить, а то он заплачет. –Она прижала к щеке сверток и стала тихо раскачиваться и напевать, а я с ужасом смотрела на нее, ведь это не ребенок был у нее в руках, а простая тряпичная китайская кукла.
Лин все пела и я никак не могла сдвинуться с места, что-то предпринять. Кто-то, тяжело дыша,подбежал к нам и я увидела высокого китайца, он взял сверток из рук Лин и погладил ее по щеке, потом он повернулся ко мне. Я узнала его, это был младший брат хозяина дома,где прислуживала Лин, она его называла по-американски Джоном и иногда рассказывала о его делах.  -Лин немного больна,она....-,он не договорил. Лин прижалась к нему и стала гладить сверток-куклу, а я не могла отвести глаз от моей подруги, бывшей подруги,той, с которой мы часто сидели вечерами в нашей кухне и болтали, запивая болтовню чаем с маминым печеньем. –Мы живем в отеле.- он протянул мне карточку с адресом отеля и поклонился,- заходите, мы еще неделю проведем здесь, а затем уезжаем в Канаду.-
-В Канаду? Вместе?- Наверное мое лицо выражало крайнюю степень удивления и Джон рассмеялся,-Конечно вместе. Вы не знаете, а мы с Лин женаты.-
Он не стал больше ничего рассказывать и попрощался со мной. Я медленно шла домой,не обращая внимания на толкотню на тротуарах,на проезжавшие мимо военные машины с солдатами, ведь можно уже было не бояться, война закончилась, начиналось время мира, но что оно нам принесет мы не знали. Да это и не интересовало меня сейчас, я вспоминала Лин.
Самым замечательным местом в нашем доме была кухня. Днем она была занята, в ней руководила всем, что имело отношение к еде, Тай- пожилая,миниатюрная китаянка. Только мама имела право иногда что-то сказать, да и то лишь тихим голосом, не поднимая глаз. Иначе Тай поджимала губы  и отворачивалась к окну. Но это было днем, а вечером кухня была в моем распоряжении, сюда я приносила свои игрушки  и сюда приходила Лин. Впервые я ее увидела, когда мне было семь лет и я пошла в первый класс. Этот день был радостным, ведь для меня начиналась новая,взрослая жизнь – я стала ученицей первого класса. В школе звучала музыка, дети пришли с цветами,нас развели по классным комнатам, выдали книги и тетради и я так волновалась, что никак не могла запомнить имени учительницы. Это сейчас я хорошо знаю, как ее звали, а тогда все было слишком новым, пока неизвестным для меня. Ближе к вечеру к нам пришли друзья родителей, за большим овальным столом собрались все, кто хотели меня поздравить и дедушка произнес длинную, торжественную речь.Обласканная любовью и вниманием, выраженным кроме того и подарками,я, когда все уже разошлись,притащила игрушки на кухню и разложила их на столе.
-Ой, какие хорошие куклы,-услышала я,-как красиво. Это все твое, да?-Я повернулась к открытому окну и увидела девочку-китаянку. Китайский язык был для меня,как и русский,родным языком и поэтому я не удивилась, что кто-то говорит со мной по-китайски. Но эту девочку я не знала. Я встала и подошла к окну.-Да, это все мое, мне подарили это сегодня. А что тебе подарили?-
-А почему мне должны дарить игрушки?-грустно спросила девочка.
-Так ведь сегодня день начала школьных занятий,- поразилась я незнанию девочки,-а в этот день взрослые дарят детям игрушки.-
-Я ничего такого не знаю,-девочка сморщила маленький нос и я испугалась, что она заплачет.
-Как тебя зовут?- спросила я быстро и сразу назвала свое имя,-меня зовут Ада, а тебя?-
Меня зовут Лин,-девочка быстро повернула голову вправо и сразу влево и  смешные косички, висящие по бокам круглого личика разлетелись и ударили ее по щекам.
Я засмеялась и девочка тоже захохотала высоким и очень звонким смехом, а потом снова повертела головой и снова косички взметнулись вверх. Это правда было очень смешно. –А почему все-таки ты не знаешь, что сегодня начало учебного года,-спросила я,-твои родители должны были это  знать.-
Это я сейчас понимаю, что бедная Лин ничего не могла знать, но тогда я увидела ее впервые и даже не подозревала, что существуют в нашем мире совершенно иные правила. Не все живут так, как жили мои родители, есть и то другое, что и сейчас, по прошествии многих лет кажется мне не только несправедливым, но и просто страшным. А тогда, в первый учебный день я узнала, что Лин живет у хозяина того огромного дома, который стоял недалеко от нашего и ее родители, крестьяне из бедной деревни, продали ее в этот дом.
-Каждый день Лин должна была мыть и массировать ноги первой жены хозяина. Я иногда видела эту женщину. Она выходила из красных ворот дома всегда поддерживаемая пожилым слугой. Одна она не могла сделать и шагу, так как ее ноги были не больше кулака подростка. Когда я впервые увидела ее ноги, я рассказала маме, что видела женщину с очень маленькой ножкой и мама объяснила мне, что этот обычай распространен в богатых китайских семьях, ноги девочек бинтуют с младенчества и они не растут, это считается необыкновенно привлекательным, но всю жизнь затем они испытывают боль. Я спросила маму, почему же тогда ее родители не сделали с ее ногами такое-же, если это так привлекательно. Мама засмеялась и сказала, что ее родители слишком ее любили, гораздо сильнее тех, кто бинтует девочкам ноги.
Лин рассказала мне, что она должна готовить хозяйке каждый вечер воду с лепестками жасмина, хозяйка ставит ноги в воду и Лин тихо массирует их, а затем заворачивает снова.
-Ноги такие страшные!!!- Лин снова покрутила головой и  косички снова взметнулись. Но меня поразило не то, что ноги хозяйки страшные, а то, что ее продали. Ее продали! В моей детской душе не было места таким понятиям, ведь детей любили и мои родители, и бабушка с дедушкой, и друзья моих родителей, а среди них были как русские, так и китайцы. Правда почти все были сослуживцами папы и дедушки, но какое это имело значение? Разве можно продать девочку? Продать, это ведь так страшно!
-А твои родители тебя навещают?- с надеждой в голосе спросила я.
-Нет, хозяин им не разрешил, ведь я теперь его вещь.
Она так и сказала – вещь. Лин была чьей-то вещью, а я была любимой дочкой и внучкой, да не только я, мою сестру любили не меньше меня.
Среди подарков, лежавших на столе, была китайская кукла, но не фарфоровая, а мягкая, тряпичная. Лин спросила,-Можно я с ней поиграю?-
-Можно,- я взяла куклу и положила  в руки Лин. С тех пор, всегда, когда Лин приходила ко мне, она брала куклу на руки, а уже затем, много лет спустя, когда с ней стали происходить вещи пострашнее, забрала куклу совсем. С этой-то куклой я и встретила ее на улице после войны. Кукла. Старая тряпичная кукла, подарок подруги и, теперь я это отчетливо понимала, единственного на многие годы человека, видевшего в Лин не вещь, а девочку, маленькую и несчастную. Я шла, глядя себе под ноги и вспоминала, вспоминала. Бедная Лин. Бедная,бедная,такая несчастная моя маленькая подруга.
Мои родители не сразу обратили внимание на Лин, ведь я была с утра в школе, потом делала домашние уроки, играла с сестрой, а Лин прибегала только вечером.Она была так занята днем.Маленькая рабыня, вещь. Увидела моя мама ее однажды вечером, на нашем любимом месте, за большим столом кухни. Мама пожалела Лин, но большего она сделать не могла, все-таки моя мама была больше китаянкой, чем русской и на некоторые вещи смотрела иначе.
Однажды Лин пригласила меня к себе. Мы вошли в большие ворота дома и очутились во внутреннем дворе. Он был длинным и по обе стороны были двери в помещения. В то время у хозяина было три жены и каждая имела свой отдельный вход. Одна дверь была приоткрыта и я заглянула в светлое от трех огромных лампиньонов помещение. Красивая молодая женщина полулежала на кровати и курила длинную трубку.
-Сегодня к ней придет хозяин,- прошептала Лин.
-Откуда ты это знаешь?- удивилась я.
-Она всегда курит перед его приходом,-прошептала Лин, придвинувшись ко мне так близко,чтобы никто не услышал,- она его ненавидит, поэтому накуривается, чтобы забыться.
-Зачен же она тогда с ним живет,- спросила я тоже очень тихо.
Лин посмотрела на меня и очень серьезно, как будто она разговаривала с маленькой девочкой, поучительным тоном сказала,- Потому, что она всего лишь женщина, она вещь хозяина.-
В это время жена хозяина встала и подошла к двери. Мы обе остановились, а Лин согнулась в поклоне.
-Здравствуй, Ада,-голос женщины был красивым и странно для китаянки низким.
-Вы меня знаете?- мое лицо очевидно выразило крайнюю степень удивления и женщина рассмеялась,-ну конечно знаю, почему-бы мне не знать соседей, или ты думаешь, что мы тут живем затворницами. Они может и редко выходят из дома,-она махнула рукой в сторону других дверей,-но я часто бываю в городе и в магазинах и в кафе и, конечно, знаю и твоих родителей, ведь мой муж владеет акциями ....она не договорила,какими акциями и просто еще раз махнула рукой.-Так ты решила нас навестить? Заходите ко мне, а ты,Лин, прекрати эти свои дурацкие поклоны передо мной, кланяйся перед этими  дурами и, хотя ты и старалась говорить тихо, я все-таки услышала про вещь. Запомни,Лин, навсегда запомни, ни ты, ни я не вещь и это я еще докажу. –
Мы вошли в большую комнату, богато украшенную и светлую. На маленьком столе стоял чайник и лежали на большом блюде печенья.
-Берите печенье, ешьте все, а я покурю, посмотрю на вас.-Она грустно улыбнулась,-Боги не дали мне детей, а может это и к лучшему-
Мы съели все печенье и пошли к Лин, где меня поразила убогость ее жилья и то, что у нее было почти темно,один маленький лампиньон освещал помещение, создавая причудливые тени по углам комнаты.
Годы шли и были эти годы счастливыми для меня и моей сестры и безжалостными для Лин. Заболела первая жена хозяина и Лин пришлось переселиться в комнату больной женщины и выполнять все неприятные обязанности по самому интимному уходу. Днем она прислуживала, а ночью тихо лежала на полу и старалась уснуть, не слушать стонов больной.Через год хозяйка умерла и Лин стала служанкой третьей жены, теперь ставшей второй, после смерти первой жены хозяина. Молодая, очень красивая, образованная женщина так и не привыкла к своему мужу и постоянное отвращение к нему выросло в ненависть. Лин исполнилось тринадцать лет, когда в доме появился младший брат хозяина, ему было двадцать два года и он уже закончил Лондонский университет  и собирался открыть юридическую контору в Харбине. Когда Лин рассказывала мне о нем, ее глаза сверкали, как хрустальные подвески. Этот блеск нарастал по мере описания достоинств Джона. Она никогда не называла его китайского имени и всегда говорила с придыханием,-Джон....Джон. Лин также, как и  молодая хозяйка стала ненавидеть и презирать ее мужа .Я сейчас никак не могу вспомнить имени хозяина, то, что молодую жену его звали Таа, помню, а его имя совершенно исчезло из памяти. В то время, когда Джон появился в доме, Таа было тридцать лет, но то, что она была старше его на восемь лет, не помешало им влюбиться друг в друга.
Это была губительная, все сокрушающая страсть. Джон снимал номер в шикарной гостинице и Таа, прикрывая лицо, приходила к нему. Конечно они совершали преступление, за это хозяин мог убить свою жену, но ведь никто, кроме Лин не знал об этом, а она, конечно,не предавала. Лин наслаждалась чужой любовью и постепенно, не сознавая этого, приближалась к Джону. Однажды,довольно поздно вечером, когда я сидела в кухне и пила чай, она постучалась в окно,которое было закрыто, так как шел сильный дождь. Я удивилась позднему визиту, но сразу открыла окно. Лин молча перелезла через подоконник и села за стол. Так как она мочала, я тоже молча налила ей в чашку чай и стала смотреть, как она дрожащими руками взяла ее и стала пить мелкими глотками.На столе стояла свеча, я не любила зажигать вечером света и поэтому не сразу заметила, что по щекам подруги катятся слезы. Лин всхлипнула и поставила чашку на стол.
-Что с тобой, почему ты плачешь,- я испугалась, ведь все свои невзгоды Лин переносила молча, не жалуясь, принимая трудности жизни так,как будто ее судьба была уже прописана свыше, а тут слезы.
-Таа ушла, ее не было дома весь вечер,- Лин говорила тихо, еле разжимая губы.
-Ну и что? Что такого особенного в том, что Таа ушла в город, ведь она часто уходит и ты никогда из-за этого не плакала?- меня удивила особенная горечь в голосе подруги.
-Хозяин пришел к ней, а ее не было. Ну а я убиралась в комнате, он очень рассердился,когда меня увидел, так рассердился, что вначале ударил по лицу, видишь,у меня даже губа распухла.-
Я встала и подошла к стене, включила свет и посмотрела на Лин. Действительно, губы ее распухли и в левом углу была видна запекшаяся кровь.
-Бедная Лин,- я подбежала к ней и обняла, но она отклонилась от меня и сказала,-Это еще не все, Ада, ведь он сказал, что раз Таа нет, то я должна вместо нее...вместо нее...понимаешь?- 
-Я поняла, Лин была в том возрасте, когда многие китаянки уже были замужем и хозяин, кроме того, имел на нее все права, ведь она была его вещью.
-Он такой противный, жирный и плохо пахнет,- Лин задрожала всем своим маленьким, худым телом,- я убью себя, убью,- она плакала и мне было больно, как будто это и меня, и меня осквернили. Тогда я еще не подозревала, что произойдет в последний год войны со мною, в тот вечер я вся была переполнена горем подруги. Но что могла сделать четырнадцатилетняя, бедная китайская девочка, проданная родителями, преданная обществом, народом, страной, в конце-концов .Это общество позволило распоряжаться своими бедными детьми так, как хотели те, у кого были власть и деньги.
Лин проплакала у меня весь вечер, а потом ушла, впервые забрав с собой тряпичную, любимую куклу.С тех пор хозяин стал часто посещать Лин. Вначале она плакала, а потом перестала, она просто приходила ко мне и садилась за стол. Я наливала ей чай и Лин пила его.С некоторых пор мы стали заниматься вместе, я научила Лин читать и писать, конечно по-русски, да и сам русский язык Лин, благодаря всей нашей семье, выучила.Лин даже брала некоторые книги из нашей библиотеки, вначале детские, а потом уже и то, что читали мои родители. Когда ей исполнилось пятнадцать лет, она родила. Ребенок прожил пять дней, ничто не предвещало его смерти, это был толстенький, прекрасный мальчик, но на утро пятого дня он лежал в кровати мертвым.
Лин прижала его к груди и не хотела отдавать и только Таа, войдя к ней в комнату смогла уговорить мою бедную подругу, отдать ей ребенка.Я помню печальные глаза Лин, эти глаза оживали, когда она сообщала мне об очередной беременности и потухали, когда рождались недоношенные, мертвые дети. К восемнадцати годам она родила три раза и у нее не было детей. Судьба!
Таа была единственным человеком в доме, сочувствующим Лин, но вскоре ее не стало.
Прошло так много лет, почему сейчас, когда я прожила долгую жизнь, меня уносит в водоворот тех событий? Не оттого ли, что зти люди, их жизни стали для меня мерилом,отсекающим нормальную жизнь, от несчастья? Да и что такое нормальная жизнь? Может несчастье для того и существует, чтобы мы все всегда помнили,всегда понимали – будь человеком, не преступи хрупкую границу, не преступи. Вспомни о горе другого, не один ты такой несчастный. Хорошо было бы, если бы помнили, но нет, ничему мы не учимся.  Грустно все это!
   Таа хорошо относилась к Лин, даже по своему любила ее. Во всяком случае Лин знала о Таа все, чего не знал хозяин. Положение Таа становилось все тяжелее для нее, ведь она любила брата своего мужа и изменяла с ним. Она по-прежнему курила и одурманивала себя наркотиками. Однажды я встретила Таа на улице, она медленно шла, глядя под ноги и так бы и прошла мимо, не заметив меня. Я окликнула ее и Таа подняла на меня совершенно стеклянные глаза. Они были неподвижными и просто страшно черными.Ее ярко-красные губы распухли и оттеняли белое,  демонически- красивое лицо.Таа засмеялась и поразила меня тем, что и зубы были ослепительно белыми и вся она была так прекрасна, что я еще некоторое время стояла неподвижно, вся сгорая от тяжелых предчуствий. Предчуствия не обманули ,Таа умерла в тот же вечер. Но об этом мы узнали только на следующее утро. Был воскресный день и мы все были дома. Лин прибежала к нам. Тяжело дыша, она стояла на крыльце, ее глаза распухли и покраснели от слез, все  тело трясло и она не могла сказать ни слова. Мама провела ее в комнату и усадила в глубокое, дедушкино, мягкое кресло. Лин дали зеленого чаю и только после этого она хриплым, тяжелым голосом сказала,-Таа умерла, она лежит в гостинице, она сделала себе этот ужасный укол наркотика, ...Таа больше нет... нет,- Лин закричала ,- ее нет...нет.
-Господи, Господи, что ты говоришь,- моя мама не могла и поверить в такое. Лишить себя жизни. Какой грех. Да и зачем?-
-Хозяин узнал. Он все узнал о ней и Джоне. Они страшно кричали, а потом она убежала. Все ее искали и Джон тоже. Никто и не знал, что она одна пришла в гостиницу, где бывала с Джоном и там сдела это над собой. Ее нет, ее больше нет, а как же я? Куда мне теперь? Я не хочу больше жить с хозяином.-
Все это произошло за год до конца войны. Последний раз я видела Лин три месяца спустя после смерти Таа и Лин сказала мне, что она снова беременна. И вот сегодня, я встретила Лин с Джоном и решила обязательно навестить их в гостинице.
Вечером этого же дня я стояла в холле шикарной гостиницы и ждала, когда администратор дозвонится до номера Лин и Джон.
-К вам пришли,- он вопросительно посмотрел на меня.
-Скажите, что это Ада-
Администратор кивнул мне головой, разрешая пройти в номер. До этого я никогда не была в гостиничных номерах , поэтому,наверное, меня так удивило убранство комнат. Это был богато обставленный номер, все было на европейский манер, а у раскрытого окна стоял рояль. Помню, меня страшно поразило именно это- белый, с позолотой, рояль.Лин стояла у рояля и смотрела на клавиши. Увидев меня, она приложила палец к губам и тихо сказала,-Т-с-с, моя девочка спит.- Я снова удивилась, какая девочка? На диване лежала на белом кружевном покрывальце старая тряпичная кукла, та самая, которую когда-то Лин взяла у меня.
-Пройдемте в другую комнату,-Джон встал и подошел к Лин,-пойдем, дорогая.
-А вдруг она проснется и захочет есть?.- Лин так жалобно протянула зту фразу, что у меня защипало в горле и глазах, а Джон бодро сказал,-Не проснется, она только что поела и теперь поспит пару часов.
Он позвонил по телефону и заказал в номер чай, а потом, сказал Джон, мы спустимся в ресторан и хорошенько поужинаем.
Мне так и не удалось в тот вечер узнать, что происходит с Лин, она мало разговаривала и почти не обращала на меня внимания. Время от времени она спрашивала Джона, не надо ли подняться в номер и покормить маленькую Таа. Да-да, действительно, эта кукла получила имя умершей хозяйки. Джон объяснял ей очень терпеливо, что Таа недавно поела , а через десять минут Лин снова спрашивала.
Сегодня у Лин неважный день, приходи завтра с утра, тогда и поговорим,-сказал мне Джон на прощанье м протянул руку.
Когда на слкдующее утро я пришла к ним, Лин была веселой, она ни разу не упомянула о ребенке за все время, что я провела у них в номере, а потом мы пошли на реку. Там, сидя под огромной, опустившей ветви в воду ивой, Лин сказала мне,- Ада, я счастлива, я очень счастлива, ведь у меня есть Джон и он обещал меня вылечить. Он сказал, что в Канаде очень хорошие врачи и они вернут меня к нормальной жизни, ведь я это сейчас понимаю, что ребенка нет, а потом все начнется снова. Джон говорит, что это хорошо, что я понимаю, что больна, но мне иногда так тяжело, Ада,- она прерывисто задышала и закрыла глаза. Я смотрела на ее лицо и видела, что время, хотя она и была молоденькой женщиной, оставило на нем следы. -Расскажи Аде все о нас,- Лин повернулась к Джону и он рассказал мне все, что произошло за время, пока я не видела Лин.
После смерти Таа, хозяин совершенно взбесился, можно было подумать, что это Лин виновата во всем. Все обязанности по дому, вся черная работа лежала на ее плечах, вечером она сваливалась в кровать усталая, с разбитым сердцем и истерзанной душой. Но и тут не было отдыха, хозяин пользовался своей вещью, а потом стал предлагать ее японским офицерам.Джон не мог защитить Лин, так как ему пришлось бежать из дома.
Никто не жалел Лин, Господи, как ее использовали. Это происходило в то время, когда она в последний раз пришла ко мне и сказала, что беременна. Кто-то из этих, стоящих в очередь к ее телу, был отцом  ребенка и Лин не могла перенести этого. Она нашла старую китаянку, помогавшую женщинам в горе и пришла к ней. Там, в антисанитарных условиях , на кухонном столе ей раскромсали ее женскую сущность,
а затем, истекающую кровью, вынесли на улицу. Она бы умерла, но тут ей, наконец, впервые за всю ее жизнь помог Бог, Ангел, Джон. Он проходил именно там, где лежала выброшенная вещь по имени Лин. Он вызвал скорую помощь, заставил ухаживать за ней так, как будто она и не была вещью, но человеком, причем любимым. Ее спасли,но что сломалось в ней, какая-то хрупкая грань была разрушена. Джон признался ей, что уже давно любит ее и предложил свою любовь и имя, но Лин никак не могла понять, как же это можно ее любить, ее, которой пользовались, насиловали, били, ее...ведь она просто вещь.Но Джон сказал, что она его любимая женщина и Лин стала потихонечку верить. Они поженились и Лин стала ждать, когда же станет матерью. Врачи объяснили
ей, что этого уже никогда не будет, Лин не поверила. Она садилась у окна и брала куклу, смотрела на нее и однажды услышала, что кукла плачет. Джон пришел домой и увидел Лин, глаза которой сияли безумной радостью. Лин как бы сошла с ума, время от времени она приходила в себя, понимая, что ребенка нет, но через день-два все начиналось сначала.Ее лечили, давали таблетки, она лежала в клинике, а потом Джон принял решение уехать, ему посоветовали это сделать, а там, в совершенно других условиях Лин выздоровеет, к тому же у Джона в Канаде жил его хороший знакомый по университету и он звал их к себе, обещая помочь с открытием юридической практики.
-Скоро мы уезжаем,- тихо сказала Лин,-обещаю тебе, что сразу напишу и может ты приедешь как-нибудь ко мне.Я думаю, что там я выздоровею.-
Они вскоре уехали, а через пол-года я получила первое письмо от Лин. Письма приходили еще три года, я отвечала, а потом написал Джон и это письмо было последним. Джон сообщал, что Лин лежит в лечебнице, что она неизлечима больна, никого не узнает и нет никакого смысла ей писать. Еще он прибавил в конце, что ему так жаль, так жаль, но безумие завладело ею и он не знает, кому тяжелее, Лин, или ему.
-Она счастлива в своем безумии,- писал Джон, -а я несчастлив оттого, что не безумен.-
 Больше я никогда не слышала о них. Может это и нехорошо с моей стороны, эгоистично, но в мою жиэнь ворвалось так много событий, вначале тяжелых, а затем хороших, наполненных дружбой и любовью, что я как-то отошла от этой полосы моей жизни. Давно все это было,но, оказывается, не забылось. Интересно, почему человек вдруг вспоминает моменты своей жизни давно прошедшие и не играющие большой роли в его личной жизни? Может это происходит оттого, что мы невольно сравниваем свою жизнь с жизнью других и даем оценку , кто выиграл, а кто проиграл? Может так нам легче жить? Не знаю.Я сама делала ошибки, но Боже мой, кто их не делал!Было бы скучно и противно жить без ошибок, единственное это то, что ошибки не должны стать основной линией жизни.Я уже немолода, но мне кажется, что все только начинается.
И это действительно так, ведь я нашла то, что искала, а искала я потерянное во все эти годы.Завтра я лечу к Марине, своей дорогой сестре,билет на самолет лежит на столе и я постоянно возвращаюсь взгядом к нему, он такой красивый, блестящий. Завтра я лечу к Марине.

               
                Рая.
Мы с Павлом уже давно мечтали сделать пристройку к дому,что-то вроде зимнего
сада. Конечно климат у нас мягкий,теплый,но все-таки для некоторых растений
зимой необходима стеклянная комната,в которой они могут достаточно получить и света и воздуха. Павел смеялся,что самое главное растение это я и для меня он и сделает
эту террасу..Все было заготовлено и закуплено уже зимой и лежало в деревянной пристройке за домом. Павел работал,как одержимый весь год для того,чтобы летом можно было взять отпуск . Решение,с трудом принятое шесть лет назад,
открыть частную практику,оказалось правильным. Постепенно произошло разделение
труда и я из врача терапевта превратилась в медсестру,помогающую
мужу принимать пациентов. Последние два месяца он не отдыхал,даже в воскресные
дни работал и, когда закрыл на два месяца двери своего кабинета,то в
первый день спал до полудня. А вечером этого дня позвонила Софья Петровна и
долго тихим и жеманным голосом спрашивала,как мы себя чувствуем,чем занимаемся,
и в конце-концов после долгих вокруг-да-около сообщила,что они с сыном и невесткой
хотят приехать к нам на две-три недели.
-Приезжайте,конечно приезжайте,но единственно,что не очень удобно,так это
то,что Павел будет этим летом строить пристройку к дому.-
-Так что? Не приезжать?- голос Софьи Петровны мгновенно стал ледяным.
-Ну почему же не приезжать,-мне стало как-то неприятно,-просто я имею ввиду,что
не совсем чисто будет.-
-Хорошо,Раиса,мы подумаем и сообщим вам,-она положила трубку,а я прошла к Павлу и рассказала о разговоре.
-А-а-а,-муж поморщился.-вечные ее штучки,все надо с вывертом,да с подцепкой,
вот и Раисой тебя назвала,не Раей,это она всегда,как что не по ней,сразу переходит
на официальный тон и,главное,она действительно думает,что ради ее приезда мы
отложим строительство до следующего года.
На следующий день позвонила Полина Петровна и,смеясь,рассказала Павлу,что
сестра ее уже сделала пару язвительных замечаний по поводу того,что их не очень
хотят принимать,на что Павел как-то неясно ответил,-А ну ее в баню.-
Через пару дней Софья позвонила снова и уточнила,хватит ли у нас места для их семьи.
она слышала,что Лиза тоже собирается приехать к нам и я успокоила ее,что места
хватит всем,ведь дом у нас большой,со всевозможными пристройками,которые
возникли в то время,когда мои родители сдавали их приезжающим на лето курортникам. Мать Павла не хотела ехать к нам,хотя мы ее и звали. Это было первое
лето после смерти Сергея Дмитриевича и Павел очень беспокоился о здоровье
матери и осуждал себя за то,что не сумел понять,увидеть,как серьезно болен отец.
Через неделю приехала Лиза,а еще через две Тамара,Борис и Софья Петровна.
Я мало встречалась с Тамарой и поэтому совсем не знала ее. Высокая,черноволосая.
очень миловидная,тихая женщина. А как распоряжалась ее свекровь – Тамара,принеси
воды,Тамара подай виноград,Тамара,укрой Борю пледом,не видишь,что ли,что он уснул в гамаке. Эти двое –мать и сын-как будто наняли бесплатную,на всю жизнь,
прислугу. Павел раздраженно поглядывал на высокого и полного Борю,который
действительно отдыхал и не видел,что его жена не имеет ни одной свободной минуты.
- Боря устал,он много работает,-говорила его мать,-ему необходим отдых.
На мой вопрос о работе Тамары,она не ответила,лишь пожала плечами. В этом мире
были два человека,которые работали и устали. Эти два человека были Боря и его
мать,остальные существовали для того, чтобы дать им возможность отдохнуть,поесть,
полежать в гамаке,или на море,словом все крутилось вокруг них.У Лизы тоже были
свои задачи – загореть и похудеть. Ну загореть, это я понимаю,но вот куда же еще
худеть,в какую сторону? Разве что вовнутрь,и так все косточки пересчитать можно.
-Ты посмотри,посмотри,тетя Рая,- пищала Лизанька,вертясь перед зеркалом,-тут
складка и тут тоже.- Она оттягивала кусочек бледной кожицы и ахала,обзывая кожу
жиром.Тамара поглядывала на это и смеялась. Когда у нее выдавалась свободная минута,она выходила во двор к Павлу и рассматривала камни,которые он натаскал
для небольшой изгороди рядом с террасой.
В один из дней решено было приготовить баклажаны с помидорами и укропом,который
особенно любила Лиза,что бы я не готовила,надо было обильно посыпать им. И вот,
оказалось,что укроп есть,а баклажанов мало,поэтому было решено идти на базар.
Уже с утра было жарко и как то особенно влажно,всем было тяжело. тем не менее
на базар пошла и Софья. Я и Лиза шли впереди,за нами охая и постанывая. шла Софья.
а Тамара замыкала наше шествие.
Мы с Лизой болтали,потом к нам присоединилась Тамара,она быстро взглянула на
свекровь и прошептала,-Нет,вы только посмотрите,посмотрите,какое у нее лицо...какое
противное выражение.- Лиза хихикнула,действительно что-то смешное было в этой
фигуре,смешное и злое одновременно. Какая-то соломенная шляпка с ленточкой,
на которой покачивались красные ягодки,маленькие полные пальчики сжимают
ручку раскрытого над головой зонтика,раскрасневшееся,потное лицо и при этом
сжатые в тонкую полоску губы. Все в ней источало самоуверенность и злую властность.
Мы дошли до базара и стали бродить между рядами столов, заваленных овощами,
фруктами и зеленью. Лиза беспрерывно ахала,ей хотелось купить все,у Тамары тоже
горели глаза,она с восторгом смотрела на яркие помидоры и сине-фиолетовые
баклажаны. Потом она что-то тихо сказала Лизе и они вдвоем  направились к ряду,
где на больших деревянных подносах лежала крупная,бордовая клубника.Ягода
блестела и источала такой сильный,вкусный запах,что обе замерли перед прилавком
и,судя по выражению их лиц, уже предвкушали,как будут ее есть с молоком и сахаром.
Сцена немого обожания была прервана злобным выкриком,- На навозе выращивали!-
Софья Петровна,положив зонтик на край стола,перебирала ягоды,затем она подняла глаза на продавщицу и повторила,-я спрашиваю вас,на навозе выращивали?-
Продавщица – полная пожилая татарка-перегнулась через стол,сбросила зонтик на
землю и громко закричала,- Убери свои лапы « блиядь». Убери свои куриные лапы.-
И она снова повторила –«блиядь».Обозванная вытаращила глаза,а татарка продолжала,
-Ишь ты,навоз ей не нравится!- она замолчала,набираясь сил,а потом как выплюнула,
-Стэрва....гавно,- и снова блиядь.-Она так сочно выговаривала это слово с буквой и
после л,что казалось. не слышно было ничего другого кроме этого б...б....б.-Каждый
продолжал свое дело – Софья все таращила глаза,а продавщица бушевала дальше,
она размахивала руками,призывая в свидетели и остальных тружеников,продающих
плоды своей работы,и покупателей,восхищенных бесплатным представлением, и,
наконец,Аллаха,безучастно взирающего на происходящее на этом южном базаре.
- И-и-и....,пошла вон отсюда,-закончила продавщица и обратила свое внимание к
Лизе с Тамарой,-сколько хочешь? Даром дам.-
-Ну что вы!- Тамара засмеялась.-Я куплю.-
-Не смей покупать у этой дряни,-Софья вся дрожала,-я тебе приказываю.-
-А-а..,- Тамара не смотрела на Софью.
А продавщица закончила,-Приказывай в своей задницэ.-
Инциндент был исчерпан.Кроме того у  Софьи не было аргументов и она могла
припомнить,что в последнее время слово задница уже применяли к ней и другие
личности.
Тамара и Лиза купили два килограмма отборной клубники,причем продавщица,
злобно поглядывая на Софью,действительно отбирала по ягодке,взяв с них половину
цены и все приговаривала,-Кушайтэ дэтки. С какой злой живэте. Ай – ай....какой
злой....Стэрва...Ай –ай.-
Уже все отошли далеко,а она все вздыхала,- Ай-ай...какой злой...бэдные дэтки...
какой злой.-
Софья по дороге домой  хваталась за сердце,дышала открытым ртом,время от времени
останавливалась,или садилась на скамейку и мы с ней останавливались. Последние
двести метров она тяжело повисла на руке Тамары,которая в другой руке держала
сетку с картофелем и арбузом и Лиза подошла и молча выдернула сетку из ее руки.
Когда до дома осталось метров десять,Софья неожиданно стала садиться на землю
и кричать,-Боря, Боренька, помоги.-
Боря вышел из дома,постоял и затем медленно подошел к матери.
-Что снова случилось,мама?-
-Скорую...,скорую,-задыхаясь, шептала она,подняв руки и цепляясь за сына.
Боря помог матери встать и они медленно направились к дому. Там он уложил ее
на кровать,налил воды и накапал капель в маленький стаканчик. Павел принес свой аппарат для измерения давления и ,измерив,сказал,что после капель и таблетки для
понижения давления можно уже через пару часов вставать и даже гулять.
Конечно Софья Петровна пролежала до вечера и даже не хотела вставать на следующий день. Тамара с Борей ушли на море,а Лиза убежала к подружкам. Павел
увлеченно выкладывал свои камни,забивал их,снова вынимал и все громко со стуком.
Через некоторое время Софья Петровна вышла на террасу и попросила его не слишком
громко стучать.Некоторое время Павел,не обращая внимания,работал,а затем все-таки
отложил молоток,посмотрел на нее и сказал,-Ехала бы ты домой,дорогая
тетушка.Оставь Бориса и Тамару здесь,а сама уезжай. Надо твоей невестке отдохнуть
от тебя. Очень уж ты больная,да при том всю жизнь и мне даже кажется,что ты этим
пользуешься.- Он говорил негромко и спокойно,но я видела,что слова эти даются
ему с трудом,чувствовалось,что он сдерживает себя,боится сказать лишнее.
-Жалко мне Тамару,ведь ты ее совсем заела.- Все- таки он сказал это и расплата
наступила немедленно.Были крик,слезы,необдуманные,оскорбительные слова,она
хваталась за сердце,снова и снова пила капли. Павел с растроенным лицом ушел к
себе и,сев в кресло,взял журнал и стал его читать. Руки Павла дрожали и через
некоторое время он отложил его и посмотрел на меня. –Ужас! И ведь это всю жизнь.-
Он порывисто вздохнул,- И знаешь,я думаю,что она действительно больна,но совсем
не той болезнью о которой она все время толкует.-
-Что ты имеешь в виду,Павел?- Мне казалось,что я знаю,о чем он сейчас скажет,но
в тоже время я хотела убедиться в правильности своих предположений.
-У нее неровная,больная психика ,она совершенно не считается с людьми живущими
рядом с нею,в тоже время для людей незнакомых,или поверхностно знакомых она
приятный человек.Она очень умело манипулирует людьми,умеет улыбнуться
нужному человеку и совершенно уничтожает тех,кто не может ей ответить.-
-Ты считаешь,что она психопат?.
-Да,я так думаю.- Павел встал и налил себе стакан воды, с жадностью выпил его и
продолжил,-во всяком случае лично я лечить ее не буду,она мне неприятна,к тому
же она и живет не здесь,но вот уезжать ей действительно надо,ведь должна же в конце-
концов Тамара отдохнуть.-
Больше мы на эту тему не говорили,но вечером,за ужином,Софья Петровна объявила,
что обстоятельства сложились так, что ей надо уезжать домой,где она спокойно может
заняться лечением и поэтому Боря с Тамарой должны поехать на вокзал и купить
им билеты.Она даже не предполагала,что Боря сможет возразить и разрешить ей
ехать,причем одной.
И очень ошиблась в своих предположениях.
Боря возразил!
Боря сказал,что билет он ей купит,но поедет она одна,так как лично он,Боря,остается
с Тамарой здесь на пару другую недель
Если бы я не знала,что Достоевский в свое время написал роман под названием
-Униженные и оскорбленные-,то определенно применила бы эти два слова к поведению
Софьи Петровны в эти последние два дня,но только не во множественном,а в единственном числе –Униженная и оскорбленная.- Именно так держалась она у нас
до отъезда. Сгорбленная, выходила она к столу,тихим голосом спрашивала,где ей
можно сесть,опустив глаза ковырялась в тарелке,не могла доесть,вздыхала,смотрела
затем поверх наших голов,дрожащим голосом снова спрашивала,не дадут ли ей
съестного в дорогу,ведь все-таки ей ехать пару дней и она не выдержит голода и
прочее...и прочее...и прочее.
-Ханжа,- сказала о ней Тамара.
Как бы то ни было,но через три дня Софья Петровна уехала,а через неделю уже
беседовала со своим врачом.
Тамара и Боря чудесно отдохнули и через три недели уехали,причем Борис сказал,
что именно здесь,во время этого отпуска,у него открылись глаза,но не сказал,на что
они открылись.
Лиза прожила до конца августа,загорела и действительно похудела. Павел достроил
террасу,получилось просто здорово, я поставила там столик,два кресла и много
больших горшков с фикусом, олеандрой, березкой и растением,который называют
по-разному,иногда щучий ,а иногда тещин язык.
В сентябре пришло письмо от Рэны, она писала,что беспокоится,как мама одна проживет,писала и о том,что Марта уехала к сестре и это очень волнует Полину
Петровну. Письмо было большим,в нем,в частности,Рэна говорила о том,что она
не сразу разобралась во мне и долгие годы не могла даже предположить,какой я
чудесный человек.
Ну это,конечно,слишком,но все равно мне было приятно,ведь и я,вспоминая нашу
первую встречу,винила себя за необдуманные слова и действия. Как часто это неправильное первое впечатление остается на всю жизнь и у людей не хватает
ни терпения,ни желания вспомнить,а,вспомнив,понять и простить. Боже мой!
Сколько лет прошло,ведь вот уже и Лизанька взрослая и мы давно уже немолодые
люди. Я не хочу сказать,что мы старые,просто немолодые,вот и все.
                Павел.
Мне уже немало лет и, пожалуй, нечего жаловаться на жизнь, да на родителей. Что было, то было, хотя в душе и остался какой-то горьковатый осадок. Но может это у всех так. Мне, как врачу, надо несколько иначе относиться к воспоминаниям, нет, я неправильно сказал, не иначе, а осторожнее. С другой стороны, врач, это профессия, а воспоминания- жизнь.Я долго не мог себе простить Машеньку. Почему ничего в душе не вздрогнуло, когда негодяй уводил ее. Часто во сне я бежал к кустам и видел Машеньку, собирающую чернику. Во снах она всегда смеялась и протягивала мне ладошку , на которой горкой была выложена ягода. Она протягивала ее мне, а я все никак не мог дотянуться до черники, хотя видел ее, черно-синюю и масляно- блестящую с одного боку и запотевшую с другого. Я даже облизывался от предвкушения ягодной сладости на губах, но ничего не мог сделать и просыпался. Каждый раз после такого сна меня целый день не покидало чувство грусти, все как-то валилось из рук и я довольно часто уходил раньше с работы.Я врач ия должен знать, что не может умерший после смерти влиять на близких, а как человек, как брат, дорогого, ушедшего в мир иной существа, я не знаю. Просто не знаю, что и думать, ведь Машенька не отпускает меня, колет в сердце острой иголочкой, спрашивает, почему я  тогда ничего не почувствовал,не посмотрел раньше,где она. Мы все были, когда судили этого негодяя. Он рассказывал все подробности, как он утащил девочку, что он с ней делал. Я понимаю почему мы не слышали криков, ведь он первым делом зажал ей рот и унес, ведь Машенька была очень маленькой девочкой и ему было нетрудно ее поднять. Бедная девочка! Целый год без нас, без мамы и папы, без света и хорошей пищи. Откуда берутся такие люди?
Прости, Машенька.
Как-то, спустя много лет после трагедии с Машенькой, мама призналась мне, что боится
      
                Полина.

И все я сны вижу.А потом думаю о них весь день. Вот,например,снится мне часто сон,
в котором я вхожу в большой дом и главное в этом доме то,что одна комната круглая
и вся сплошь в окнах. Посередине комнаты стол и он тоже круглый и покрыт
кружевной скатертью. Ничего вроде особенного,но это беспрерывное чуство узнавания
и счастья,как будто я уже жила здесь ,причем очень счастливо жила.
Однажды я даже поехала на трамвае в ту часть города,где, судя по сну, должен этот
дом стоять и очень была расстроена тем,что не нашла его. Но я точно знаю,что где-то
этот дом стоит,уж очень он мне знаком.
И еще один сон приснился,такой чудесный! Будто иду я по улице старой Риги и
вхожу на Домскую площадь. Очень отчетливо вижу круглые,чистые булыжники,
они блестят так,как будто их вымыли и натерли. Тут как-то очень быстро темнеет,
на небе появляется серая туча и из нее прямо на то место,где я стою падает крупный
снег. Поднимается ветер и снег кружится по всей Домской площади,а ко мне подходит
большая,черная собака и я совершенно отчетливо вижу ее чудесные,янтарные и
очень добрые глаза.Она смотрит пристально на меня и спрашивает,-Парле ву Франце?-
Но ведь какой чудесный сон,правда Лизанька, какая прелесть,-Парле ву Франце?-
А собака! Забыть ее не могу! Вот сколько живу,буду ее глаза помнить!
Ну а сны про море и солнце и пальмы.....об этом я уже рассказывала.
Куда же это Марта уехала? Волнуюсь я. И очень меня Софья замучила,как день начинается,звонит,зовет гулять. Ну что мне с ней делать,на скамеечке сидеть и восторженно смотреть вдаль? Глупо и бездарно.
Как-то удивительно быстро наступила старость,вроде и не жила я совсем. Нет,не
то,что не жила,а неправильно жила,без цели, без большого интереса к жизни.
Ну а какая могла быть цель у нас? Бедное,убогое детство,война...
Кто виноват в этом? Время,история страны? Я думаю,мы сами виноваты. Лично у
меня была одна цель – замужество. Но вот вышла я замуж и что в моей жизни
изменилось? Пьянство мужа,как и в детстве убогое жилье,злая свекровь,тяжелая
сестра....ах,не хочу об этом. Дети выросли,у них давно своя жизнь.
Скорее бы Марта написала письмо.
И что это за сестра у нее такая?
Но вот что странно! Вчера по телевизору я смотрела передачу о Японии,показывали
и время войны,японских солдат и тут я вдруг вспомнила нашу поездку к Марте с
Рэночкой. Вспомнила тот день,когда Володя ударил Марту по лицу,а Марта потом
все не хотела говорить мне за что. А в последний день,провожая нас,вдруг прошептала,
-Я сказала ему,что он пахнет,как немытый японский солдат.-
Сказала и вздрогнула....с отвращением. Странно.
Все-таки жалко мне Сережу. Почему все так получилось? Хотя с другой стороны
бывают судьбы гораздо более тяжелые,чем моя. Все-таки ведь и любил и берег меня
Сергей,не работала я,не надрывалась. И вот снова я думаю,что может надо было бы
работать. Но уже все это поздно и нечего мне раскисать и впадать в философию.
Вчера я все не могла уснуть,потом видно совсем ненадолго заснула и вдруг услышала
крик,кто-то пронзительно и звонко прокричал По-ли-на! А крик этот раздался не
рядом,а как бы разлился над всем городом. Я встала,сделала чай,не могла уже уснуть,
включила телевизор и так до утра и просидела.
Скорее бы Марта позвонила.      

                Дальние страны....

  Родители Норы приняли решение уехать вначале в Шанхай,где у матери были
родственники,а затем на Филиппины. Там,на берегу океана у них был дом,
небольшой,но для их семьи достаточно. Во всяком случае на первое время,а там будет видно.
  -Надо уезжать,Ники. Здесь мы погибнем. Я не верю в эти обещания Советского
правительства. Гражданство может они нам и дадут,но вот относительно свободы-
тут я сомневаюсь. Тут есть какая-то закавыка. Может они и хотят сделать хорошее,
но я чувствую,что это плохо кончится.- Отец Норы сидел во дворе у самой каменной
стенки и рассматривал узор,образовавшийся из листьев вьюна и его белых цветов,
которые замысловато расположились на красных и темно-серых камнях. День был
жарким и только сейчас,к вечеру,температура понизилась и подул приятный,
принесший свежесть ветер.
- Семья Розиных собирается выезжать в Советский Союз. Говорят,что проблем с
документами не было.-Николай нервно покусал нижнюю губу и продолжил,-Я не
знаю,что делать. Я действительно не знаю,что делать,никак не могу принять решение.
Поймите,Борис Иванович,ведь может и моя мать с отцом еще живы,да и сестры с
братьями тоже...- Он не закончил фразу и тяжело вздохнул.
-У тебя есть семья здесь и ты за нее в ответе,кроме того,не забудь,что одной из
твоих дочерей нанесли травму,которую она не забудет всю свою жизнь. Тут ее
Родина,да и мы в конце-концов.А что там? Да и Нора выросла здесь,в Китае и,
кстати,если ты забыл,она ведь наполовину китаянка. А твои девочки? Посмотри на
них внимательно,ведь и они китаянки,хотя имена у них  русские. Нет,ни я,ни моя
жена в Россию не поедем. Была Россия,а сейчас Союз! Все! Давай собирайся.-
-Но Нора моя жена и она должна....- Николай не договорил,отец Норы вскочил и,
сжав кулаки,потряс ими в воздухе.
-Так и знал. Так и знал....Сколько волка ни корми....,- он оборвал себя на полуслове
и закрыл лицо руками. Николай растерянно посмотрел на Бориса Ивановича и тяжело
вздохнул. Что он может сказать? Что он не понимает,что ему делать? Что его мучают
сомнения? Что ему тяжело? Снова уезжать....снова чужие города,чужие страны.
Но ведь он русский! Что ему иные берега! Где его Родина?
Нора вышла в сад и улыбнулась ему. Она по-прежнему красива, пусть и утратила
воздушность юности. Нет! Она не только по-прежнему красива,она стала еще красивее.
Красивая,умная,любящая его женщина. Что ему еще надо? Что его мучает?
Много лет назад он понял,что нет возврата. Нет возврата в белый дом, в тенистый
сад,нет возврата туда,где большая,светловолосая женщина протягивает руки и он,
Ники,бежит и падает прямо в объятия и счастливо замирает и вдыхает запах тонких
духов. Мама!... Прости!.... Нет возврата!
Он принял решение.-Ну что же,Нора,надо собираться.-
Каждая из дочерей складывала свои вещи в чемодан и средних размеров кожаный
сундук с ручкой.Так как ехать предстояло поездом,приходилось брать только самые нужные,самые любимые вещи.Ада спокойно отбирала платья, туфли,белье и складывала в чемодан. В сундучок она положила самое-самое любимое платье,
драгоценности,накопленные с годами,на каждый день рождения девочкам дарили
серьги,браслеты,кольца, цепочки – так было принято в семье Норы. Она сняла со стены
несколько китайских гравюр и положила и их в сундучок. В небольшое боковое
отделение она положила шкатулочку с маслами и духами. Вот и все! Ада оглядела
комнату,в которой прожила двадцать один год. Ей все равно куда ехать и очень хорошо,
что папа согласился уехать, а на новом месте может будет лучше,чем тут.Она села
на кресло у окна и стала смотреть вдаль,на сверкающую воду реки. И очень хорошо,
что она больше не будет видеть эту реку, ведь там она и Марина купались в тот
день.... Ада закрыла глаза....не вспоминать.....не вспоминать....запах....это хуже всего,
ведь можно не видеть и даже не чувствовать,....но запаха японских солдат она забыть
не может. Ада вскочила и открыла сундучок. Масло, концентрированное масло
лимонной травы и мяты...где оно? Руки дрожали и Ада с трудом вынула притертую
пробочку из темной бутылки,  накапала на палец три капли и провела руками по
лбу и шее. Все....все.....все. Как хорошо пахнет! Просто замечательно пахнет! 
Вот так она и будет всю жизнь душиться и забудет..да..да...забудет.
В день отъезда, с утра, они все были на перроне вокзала и старались держаться
вместе.Состав должны были подать через час,но народ уже плотной стеной стоял
на перроне и Ада с ужасом представляла себе,что произойдет,когда начнется посадка.
Рядом с ними протиснулись и остановились несколько молодых мужчин и Ада неожиданно почувствовала приступ тошноты.
-Папа,мне плохо,- испарина покрыла ее лоб и ей казалось,что она сейчас потеряет
сознание.Отец сжал ее руку,-Что с тобой, Адочка?-
-Я не могу,папа,- тошнота не прекращалась,к тому же один из молодых мужчин
повернулся к ней и Аде показалось,что от него исходит резкий запах немытого
тела. Мокрая испарина покрыла уже все лицо,а руки стали мелко дрожать. Нора обеспокоенно взглянула на Николая,-Что делать Ники? Скоро подадут состав.-
Николай снова сжал руку дочери,-Дойдем до края платформы,там свежее.-
Ада,подхватив сундучок,пробралась за отцом на край платформы и там ее вырвало.
Казалось,что все ее тело содрогается от спазм,уже ничего не осталось в ее желудке,
а спазмы все не прекращались. Неожиданно Ада стала громко плакать и отец мог
только беспомощно повторять,-Ну что ты Адочка,что ты,девочка моя,перестань...
ну перестань же.-
Вдруг они услышали резкий свист,к перрону стали подходить состав и вся огромная толпа пришла в движение. Людская толпа волновалась,кричала,толкала друг друга локтями,не было возможности втиснуться,пробраться к своим. Николай испугался
и стал громко выкрикивать имя жены и Марины. Но ни увидеть,ни услышать их они не
могли.Через час поезд стал отходить от перрона и Ада с отцом и огромным количеством людей,не добравшихся до вагонов, остались на вокзале. Ни Норы,
ни Марины,ни родителей жены среди них не было. Николай с дочерью вернулись в
пустой дом и Ада могла себя утешить только тем,что захватила свой сундучок с
любимыми вещами.Оставалось ждать известий от близких и надеяться,что
все хорошо,что все образуется.
В ожидании прошли три месяца и тогда Николай принял решение.
Пройдут годы. Десятилетия. Кого-то не станет из этой большой семьи.
И все равно....все равно протянется ниточка любви и надежды.
Через много лет придет письмо.Ада напишет его.Она будет писать,удивляясь игре
судьбы, удивляясь удивительному притяжению,связавшему любящих и не подозревающих ,что все за них было решено так давно,что уже нельзя противиться
судьбе,а надо только принимать и благодарить.
Ада напишет его и уже через неделю оно придет. Его развернут,прочитают.
Это хороший конец.Хорошее и правильное завершение. В конце-концов должны же
те,которые любят соединиться. Хотя бы и в конце жизни.
Не будем их судить! Что человеческое мнение? Зависть? Глупость? ....?
               
                Лиза.
   Я даже и не думала,что так все хорошо получится. Все и все вспомнили и рассказали,
а мне осталось только собрать и рассортировать. Конечно,кое- чего не хватает,но  это
ведь мой первый опыт в литературе и мне кажется,что самое главное я ухватила.
Вначале я хотела на этом закончить историю нашей семьи.
Если бы не это письмо.
 
                Ада.
Когда началась моя жизнь? С рождения,или с первых воспоминаний? Или с той встречи,перевернувшей все мои представления о существующем порядке.Порядке
жизни и любви.
Когда я начала жить? Один раз моя жизнь подошла к концу,к той тонкой грани,которая
отделяет сиюминутное настоящее от будущего, от не существующего сейчас,
от пугающей своей таинственностью неизвестности. Тогда я не хотела жить.
Прошли годы и я встретила ее.
Было лето и было утро. Я отчетливо помню запах этого утра и слышу чириканье
маленькой птицы,сидевшей на покрытой нежной зеленью ветке.Л ето только-только
начиналось и его зелень была молодой и радостной. Меня радовало,что дерево
растет прямо у небольшого камня,на котором было написано имя и даты рождения
и смерти мальчика,умершего еще в прошлом столетии. У меня не было здесь родных
и это место,этот камень и надпись на китайском языке были единственной ниточкой.
связывающей меня с родным домом, с мамой,для которой китайский язык был
родным,как и для этого маленького мальчика. Я не помню,о чем я тогда думала,все
это ушло в прошлое потому,что в настоящую жизнь вошла она. Вначале я почувствовала запах душистого горошка,сладкий и цветной. Действительно,запах
обладал цветом – красным,синим,желтым и зеленым. У меня в руках был стаканчик
со свечой и слабое пламя вдруг взорвалось синим и красным. В мою жизнь вошла
любовь. С первого взгляда. Нет,я даже еще не видела ее,это была любовь с первого
ощущения,интуитивно,еще не зная,не видя я полюбила ее. У нее были светлые,почти
белые волосы,удлиненное и в тоже время овальное лицо,большие серые глаза и
круто изогнутые губы. Я смотрела,не отрываясь, и видела,как по ее бледному лицу
разливается светло- розовый румянец.
-Это вы сейчас пели?- спросила она и я удивилась,я и не заметила,или уже забыла,
что пела. Некоторое время мы молчали. Какие у нее глаза! Каждый
раз,когда она внимательно смотрела на меня, в мою душу закрадывалось сомнение,
может ли простой человек иметь такие глаза. Огромные и удлиненные и такого
яркого серого цвета,что становилось как-то не по себе. Мне очень хотелось дотронуться
до ее волос и погладить их,но я стеснялась. Мы вместе вышли с кладбища и медленно
пошли к военному поселку. Эта встреча была первой и я запомнила ее на всю жизнь.
С этой первой встречи,с первых слов, с первого взгляда.... Ах, я не знаю....не могу
выразить словами.Могу объяснить это так – чувство огромного,щемящего счастья
разлилось в груди и осталось там на всю оставшуюся жизнь. Что я была без нее
прежде? Что я без нее сейчас!
Она спросила,как меня зовут и я ответила,-Марта.
Чужое имя,которое стало моим. Чужое имя....
Тогда, в тот страшный день мы вернулись с папой домой,ошеломленные и подавленные случившимся .Как это произошло? Как вообще могло случиться такое? Медленно и потерянно бродили мы по комнатам пустого дома,дома без жизни в нем,дома,в котором ничего,кроме мебели не было. Два призрака,два жалких,испуганных существа растерянно смотрели друг на друга и спрашивали подавленными голосами,-Что же теперь делать?-
У меня остался сундучок с любимыми вещами,а у папы все наличные деньги,которые
взяли с собой в дорогу. Папа утешал себя тем,что и у дедушки было немного денег
и он надеялся,что до Шанхая им хватит,а уж там,на месте и родственники помогут,
да и дедушка сможет взять свои сбережения из банка.  Каждый день мы ждали
весточки от них. Каждый день!Тогда мы не знали,не могли себе представить,что
уже никогда не встретимся ни с мамой,ни с ее родителями. Жизнь разбросала нас,
разъединила любящие существа. Папа все надеялся,а я через месяц все поняла.
Как это объяснить? Каким-то седьмым чувством я поняла,что никогда больше не
увижу маму.А бедный папа не хотел этого видеть. Да и как понять такое,ведь ему
уже пришлось один раз проститься со всеми близкими.-Неужели снова,неужели все
повторяется снова?- тихо шептал папа и тут же вскрикивал,-не верю...не верю.-
Уже третий месяц подходил к концу и папа,по –моему все осознал. Приходили разные известия о крушениях составов,везущих беженцев на дальний восток,говорили об
огромном числе погибших,шептались,что никто,ну абсолютно никто не хочет принимать эмигрантов и тогда, в обстановке общего безумия, папа решился.
-Раз так,раз такое случилось,мы вернемся на Родину. На Родину. В Россию!-
Папа никогда не говорил,что мы вернемся в Советский Союз. Свою Родину он называл
Россией. Так оно и было. Папа-удивительно и очень русский.  Почему удивительно?
Но ведь он прожил больше двадцати лет в Харбине,а некоторые и через пять лет
родной язык забывают и удивляются,-Ну как же это по-русски сказать?- А папа не забыл и нас выучил с Мариной и мама русский понимала и говорила
на нем. Но папа был очень наивный человек. Слов нет – он был прекрасным человеком,
таким,каким по моему мнению должны быть люди- любящим,трудолюбивым и
не желающим зла другому. Если даже он и не любил кого-то,то говорил,-Не будем
осуждать.- Папа был настоящим христианином,он никогда не бросил камня,не украл,
не осудил.Но он не понимал людей,не видел зла. К сожалению для таких всегда
приготовлен крест.
Сейчас уже трудно объяснить,почему мы не предприняли еще одной попытки
уехать в Шанхай,может это объяснялось тем,что папа все ждал известий,да и поезда
ходили очень редко и кроме того,мне кажется,что этот путь как-то уже закрывался
для желающих выехать. Неизвестные нам прежде силы уже действовали вовсю и разрушительные волны недоверия всех ко всем холодом сковывали сердца. Войны
двадцатого столетия убили в человеке любовь к ближнему. Но папа не понял...не понял.
Он все ходил по разным учреждениям и однажды радостный вернулся домой.
-Адочка,- закричал он,представь себе, я встретил знакомого по России. Он поможет
нам. Слушай,а ведь он сразу узнал меня, мы были вместе и в кадетском корпусе и
потом во время гражданской,но я убежал в Харбин,а он остался.-Папа все рассказывал
и смеялся,для него эта встреча была такой важной,просто удивительно важной,ведь
он даже что-то слышал о семье,оставшейся в России.
-А потом,-говорил папа,-потом мы все,конечно, узнаем и о наших в Шанхае. Главное
начать.- Он так всем верил,как будто его никогда не предавали.
Уже весна вступала в свои чудесные права и по всему городу разлился томительный
запах жасмина. Я люблю жасмин,люблю его белые цветы с желтой пыльцой,люблю
какой-то сумасшедшей любовью. Его сладкий запах притягивает меня,навевает
мечты,такие же сладкие и чувственные.
Папа пришел домой к вечеру не один,он привел двух русских,а точнее советских
служащих.Один из них - Петр Игнатьевич мне сразу не понравился,какой-то скользкий
тип,полный,постоянно улыбающийся и с редкими,зачесанными назад темными
волосами на очень круглой голове. Второй был молодым и очень симпатичным
человеком,а позднее оказалось,что он офицер Советской армии. В тот вечер они
втроем выпили бутылку водки за успешное завершение дела и долго сидели во
дворе дома.Я готовила им ужин и постоянно приносила то одно,то другое и все
время получалось так, что руки Петра Игнатьевича касались то моего платья,то
блузки,а один раз он погладил меня по волосам и это было мне очень неприятно.
С этого дня они довольно часто стали заходить к нам и папа радовался и говорил,
что оформление документов продвигается успешно,говорил, что нет никаких проблем.
Однажды они втроем сидели внизу и, как всегда, на столе стояла водка,хотя папа
и не пил много,да и молодой офицер тоже,но водка была всегда и ее,в основном,
выпивал Петр Игнатьевич В тот вечер у меня болела голова и я прошла к себе в
комнату и села у окна. Я не слышала,как открылась дверь и в комнату вошел Петр
Игнатьевич, он наклонился ко мне и положил руки на плечи.- Какие мы все-таки
красивенькие,- именно так он сказал,-какие мы красивенькие.-Его руки скользнули
вниз,под воротник блузки,еще ниже и сжали сильными пальцами мою грудь. Это
все уже было со мной- сильные пальцы незнакомых мужчин хватали мое тело,
они раздирали его,царапали,оставляли синие пятна на коже,они причиняли боль
и я ее сразу вспомнила. Я вспомнила боль насилия,запах и отвращение. Петр Игнатьевич решил,что моя окаменелость в этот момент разрешение на  продолжение
действий.Он развернул меня к себе,а его руки стали поднимать платье
кверху, он уже весь дрожал и мне кажется,что в таком состоянии он и сделать то
ничего не мог. Я уже видела таких,не успевающих раздеться и уже опустошенных
с самого начала. Я уже все это видела в те три дня,когда мне казалось,что весь мир
представляет собою мужчину,желтого и грязного, стонущего и трясущегося от
низкого вожделения.Т огда я научилась ненавидеть! .....Мужчину!
Но мне еще предстояло жить с одним из них. И даже родить! Я очень люблю своего
ребенка,люблю так, что отдала его той,лучше которой нет в этом мире. В мире,где
нет грязи,где нет мужчин. Я создала себе этот мир и туда я возьму и ее. В этом мире
будут жить любовь и согласие, спокойствие и понимание,но это все пришло позднее,
а пока надо было бороться. Уж так в моей жизни получилось,что я не видела смысла
в создании семьи. Хорошо это,или плохо?....И кто виноват? Можно ли другому,не испытавшему того,что пришлось пережить мне,объяснить. Как часто я просыпалась
с громко бьющимся сердцем, тяжело дыша и всхлипывая от необъяснимой тоски,обручем сжимавшей все мое тело. Тоска была,как бездонная пропасть,куда
я летела,как мне представлялось,вечно. Что ждет меня там,внизу? Кто там?Каждому
свой Ад? А как же тогда с Раем? Тоже каждому и причем свой? Но я не верю,что
всем и все можно простить,не верю в отпущение смертных грехов.А Рай мне
представляется садом любви,где души,нашедшие наконец друг друга уже никогда
не разлучатся.Много лет назад,когда я была маленькой девочкой,к маме приходила
женщина по имени Зэта.Она родилась  в Индии и получила хорошее образование.
Зэта была всегда в белом сари с золотой полоской внизу и на плечах,а волосы были
скручены тоже золотым жгутом. Она и мама много разговаривали о жизни и религии
и Зэта рассказывала,что первым человеком,увидевшим Иисуса Христа,вставшим
живым со своего смертного ложа, была женщина. Мария -Магдалена была первой,
кому была оказана эта великая честь и это было правильным,ведь она,говорила Зэта,
была его спутницей в жизни. А значит она была и есть первый апостол,то есть первый
очевидец. А потом,рассказывала Зэта,много лет спустя,мужчины присвоили только себе
право апостолов .Но Мария - Магдалена писала письма, в которых она открывала людям все,чему ее учил Сын Божий и одним из этих учений было представление о Рае.Сад Любви родственных душ! Я верю в это!
Но письма Марии -Магдалены нельзя открыть миру, вернее еще слишком рано,так
как люди еще не доросли до них.
В тот вечер,когда Петр Игнатьевич,не сумевший сдержать себя,ушел вниз,к папе
и своему другу, я долго лежала на постели и думала,как мне в данном случае себя
вести,ведь он не отступится от меня,это ясно. Я уже научилась понимать таких людей,
кроме того мне была видна его низкая душа,она выражалась во всем – в его лице,
глазах, в том,как он ел и пил. И я очень боялась,что он не поможет папе,а самой мне
было все равно. Да,да,мне было все равно.
Они снова пришли через два дня и в этот вечер Петр Игнатьевич не пил,как прежде,
он очевидно понял,что алкоголь разрушает его силу и я думаю, он надеялся,что в обмен на документы он сможет воспользоваться подвернувшимся случаем. Я не хотела идти к ним во двор и все время,пока они там находились,была в доме. Папа несколько раз звал меня,но я отговаривалась то головной болью,то усталостью.
-Сейчас я ее приведу,-услышала я голос Петра Игнатьевича,а затем он зашел в мою комнату.-Сегодня будет все как надо,- сказал этот человек,-а они не войдут,они понимают.-Очевидно он решил,что мой отец способен продать меня,ведь он думал,
что все имеют такую же низкую душу,как и он.
-Сейчас я спрошу папу,- громко крикнула я и закричала еще громче,-папа,папа,иди
сюда.-
Двое мужчин из сада вбежали ко мне в комнату и я спросила,правда ли,что мною
позволено пользоваться , как проституткой. До этого я никогда не говорила
таких слов,но сейчас сказала и мой отец побледнел. Он и представить себе не мог,
что Петр Игнатьевич способен на такое. Затем папа,крикнув,- Мерзавец,-набросился
с кулаками на него и,наверное,избил бы сильно этого человека,если бы не молодой офицер,разнявший их.
-Мы сейчас уйдем,-говорил он,-успокойтесь....успокойтесь,все будет хорошо,вы
только не волнуйтесь.-
Он увел своего друга,а папа долго не мог придти в себя,-Ну какой подонок....решил,
что может.....нет, я даже представить себе не мог.....и это советский служащий.-
Папа думал,что среди советских служащих просто не может быть подонков. Поздно
ночью я услышала стук в окно и,отодвинув занавеску,увидела этого молодого
офицера. Владимир просил открыть дверь и я,удивившись,открыла. Папа тоже проснулся и мы все вместе прошли в комнату и сели. Владимир спросил,не могу ли
я приготовить чай и я ушла на кухню,накипятила воды и заварила крепкий черный
чай.  Затем я принесла все в комнату и увидела,что на столе лежит какой-то темно-
-серый пакет.
-Здесь документы,это все,что я смог для вас сделать. Немедленно собирайтесь,надо
уезжать прямо сейчас,я помогу.-
Владимир приехал на машине,военном газике, и мы с папой в течение часа собрали
наши пожитки,причем папа взял все оставшиеся семейные фотографии,которые
он нашел в одном из старых сундуков на чердаке нашего дома. Когда мы готовились
к отъезду в Шанхай,они лежали так далеко спрятанные,что никто даже и не подозревал
об их существовании,а сейчас папа их нашел. Старые фотографии,которые он прежде
держал при себе,фотографии,взятые им с собой в дорогу много лет назад,когда он
ушел из родного дома,там в России.
-Вы поедете официальным путем,на поезде,-говорил Владимир,-но под чужим именем. Петр Игнатьевич знает вас слишком хорошо,ведь вы,как я понимаю,знакомы
еще со времен Гражданской войны и он не простит того,что произошло сегодня.
Эти документы вы предъявите на границе и,ради Бога,не беспокойтесь,все в порядке.
Не спрашивайте,как я их достал,все это слишком трудно объяснить,могу лишь только
сказать,что людей,под именем которых вы едете искать не будут,документы были давно изготовлены на особый случай и лежали у меня. Вот они и пригодились.- Владимир невесело рассмеялся,а потом продолжил,-На первое время вы остановитесь у моей матери,она живет недалеко от Владивостока,а я сам приеду через пол-года,так как время моей службы здесь заканчивается и я получу отпуск на три месяца.-Он говорил спокойно, не глядя на нас. Через час машина остановилась недалеко от вокзала и Владимир сказал,что поезд будет скоро. Он помог нам,вынес те немногие вещи,которые мы собрали в дорогу,затем вынул из багажника большую сумку и передал папе,- тут кое-что вам в дорогу,хлеб,консервы и немного подарков для моей матери. До свидания,мне надо ехать,нельзя,чтобы нас увидели сейчас вместе.-Наконец он посмотрел на меня и тихо сказал,-До свидания Ада,не думай,что весь мир состоит только из подонков,до свидания. Надеюсь еще увидеть тебя.-
Этот человек спас меня и папу,он сделал это бескорыстно,руководствуясь лучшими
человеческими побуждениями. Мы благополучно добрались до Владивостока и
затем ехали еще час на автобусе. У матери Владимира был небольшой собственный
дом и мы с папой первое время жили у нее. Нас никто не искал,никто и не подозревал,
что мы живем под чужим именем. Папа даже устроился на работу в бухгалтерию
колхоза и мы могли помогать матери Владимира. Так как у меня не было профессии,
было трудно устроиться на работу и я пошла учиться на курсы
стенографистов. Так прошло пол-года и затем приехал Владимир. Он рассказал,
что Петр Игнатьевич довольно долго искал нас,даже проверил людей,отъезжавших
поездом на другой день.-Вот видите,как хорошо,что мы все успели сделать,-смеялся
Владимир и мы с папой это хорошо понимали. Кроме того,он нам рассказал,что старался разузнать о судьбе наших близких в Шанхае,но сведения были такими
разными,что ничего определенного он сказать не может.
Владимир получил назначение по службе в один из военных гарнизонов на
Тихом Океане и сразу,по окончании отпуска, должен быть явиться на новое место. 
За неделю до отъезда мы все вместе пошли вечером в очень уютный кавказский
ресторан,где можно было и поесть и потанцевать под оркестр и там Владимир
спросил меня,не хочу ли я стать его женой.В тот вечер мне казалось,что я смогу
стать женой,смогу забыть....да мне казалось,что я забыла и могу быть женой и даже
матерью. Я сказала «да».
Нет,я не виню себя за испорченную жизнь Володи,вернее вначале я считала,что виновата,но теперь я знаю,что не моя вина была в том,что не было счастья в его жизни.
Так сложились обстоятельства,такая у нас была судьба и мы не смогли ее изменить.
Я уже говорила ,что сразу  поверила Зэте в том,что в Раю,в саду любви
встречаются души близких, только души,освобожденные от тела и там,конечно,
будет и его душа и у нее я попрошу прощения. Как это правильно,что слово душа
женского рода! Его душа простит меня!Там мы все поймем!
Мое замужество было тяжелой ошибкой и Володя понял это,но он не мог расстаться
со мной. Володя любил меня,и я  знала это. Через много лет он сам прервал свою жизнь. Так уж получилось. Об этом я не хочу вспоминать.
Папу я уже больше никогда не видела,он сразу после нашего отъезда занялся поиском своих родителей и поехал на Волгу, в бывшее их имение ,но никого не нашел.Возвращаясь назад,он заболел и умер,не доехав до Владивостока.
Мать Володи перевезла его тело и похоронила.  Все мои родственные
связи оборвались и тогда я и встретила Полину.
Боже мой...Боже мой,в каких тяжелых условиях жила Линочка. В одной комнате,
где кроме нее и Сережи –мужа Линочки-жили и свекровь и сестра Сережи. И причем
свекровь была злой женщиной,она не понимала,что ее сын любит,не понимала,что
нельзя вмешиваться.Я в то время уже знала,что никогда не смогу полюбить своего
мужа. Может мне просто не встретился тот,которого я бы могла полюбить,а может
быть причина была в другом,происшедшем много лет назад,во время войны. Все
было глубоко спрятано в моей душе,я старалась не вспоминать,но не могла и когда
муж ложился рядом со мной в постель,мне казалось,что за его спиной стоит
очередь,они ждут своего времени и нетерпеливо заглядывают в комнату. И только
когда я встретила ее, я узнала это удивительное чувство,которое называют любовью.
Мы могли часами сидеть вместе,не разговаривая,ведь нам было достаточно просто
знать,что другая рядом. Мы читали,вышивали,пили зеленый чай,вместе уходили в поле,
далеко от поселка....а потом....а потом Володю перевели в другое место и я думала,
что умру от тоски. Мне кажется,что Володя догадывался о том,что происходит
со мной. Некоторое время я работала в канцелярии гарнизона,было скучно и
неинтересно,а затем оказалось,что у меня будет ребенок и Володя настоял на том,чтобы я уволилась. У меня появилось много свободного времени и я все чаще
уходила в степь и садилась где-нибудь на пригорок,откуда можно было смотреть
вдаль и думать...и вспоминать. Маму,сестру,папу...всех....всех,кого унесли от меня
волны времени. Там,в степи, я почувствовала впервые движение ребенка.Это было
странное ощущение и я даже заплакала. Мужчины совершили надо мной страшное
насилие, а сейчас,сидя среди этих сильно пахнущих трав, я прижимала руки к животу
и ощущала там жизнь, зародившуюся от любви одного из них,любви ко мне.Слезы
все катились по щекам,я не могла успокоиться,не могла понять,что происходит
со мной.Что это было? Счастье,или тоска?
Я до сих пор не знаю этого,не знаю своих первых ощущений в то время,когда
поняла,что беременна. Может это чувство было страхом? Мне вдруг стало ясно,
что теперь мне никуда от Володи не уйти,что я на всю оставшуюся жизнь привязана
к нему . Было так тяжело думать об этом,так тоскливо. Я осуждала себя,говорила
себе,что не имею права не радоваться...ничего не помогало.
И только,когда приехала Линочка,я успокоилась. Тоска отступила,стало так хорошо,
просто удивительно хорошо. У Полины такое чудесное имя,а я называю ее по-своему.
Только для нас обоих она всегда Линочка. Наверное это оттого,что и она меня называет
именем,не данным мне от рождения.
Володя не обрадовался,увидев,что она приехала к нам,он не любил Полину,считал
ее холодной,расчетливой женщиной,говорил,что не понимает,как можно так относиться к мужу.Я возражала,рассказывала ему,в каких условиях живет Полина,
говорила и о том,что Сергей пьет. Володя только хмурил брови и говорил,-Не знаю,
не знаю,что-то мне в ней не нравится.- Про Сергея он не говорил так и в этом мне
виделась мужская логика,следуя которой получается,что всегда и во всем виновата
женщина.
Срок беременности Полины был меньше моего и она сказала , что расчитывает побыть со мною месяц,а потом ей обязательно надо ехать назад,так как уже будет
почти восемь месяцев и это опасно,ей не хочется родить в дороге. Мой ребенок должен был увидеть свет через четыре-пять недель. Нам было о чем поговорить и мы,взяв
с собой бутерброды и чай,уходили на несколько часов в степь.
-Как хорошо,что я приехала,как хорошо,что мы снова вместе.-Эти слова были
ежедневным ритуалом начала  разговоров в степи. Я чувствовала себя на
удивление,хорошо,я имею в виду мое физическое состояние,но то,что происходило
в моей душе.....! Что это было? Страх? Неудовлетворенность?
Я уговаривала себя,вспоминала маму,которая учила нас, обеих девочек,как вести
себя во время беременности,какие мысли должны быть в голове,а мысли эти должны
быть только о хорошем. Но ведь моя мамочка очень любила папу! А я? Мне хорошо
только с ней.
Прошли три недели и Сергей сказал ,что должен на два дня уехать в командировку,
он очень беспокоился,как мы останемся без него.-Что такое два дня,- ответила я ему,
-конечно уезжай,ничего не случится.-
Сергей уехал с утра,а к середине дня небо затянуло серыми тучами,затем они потемнели еще сильнее и вечером гроза уже бушевала вовсю .Гроза в городе отличается
от грозы в степи,где кажется,что молнии касаются своими лапами крыши твоего
дома,а гром стучит в дверь и сотрясает окна. В  черноте,в какой-то абсолютной
черноте сверкает страшная молния,за ней удар и снова темно и необыкновенный
по силе дождь. Я приготовила чай,принесла в столовую чашки и снова вышла на
кухню. В небольшой кладовочке,отделенной от кухни занавеской,на полках стояли
банки с различным вареньем,которое я заготавливала всегда в большом количестве.
Моя мама любила варенье,а самым-самым любимым было варенье из персиков и я
унаследовала эту любовь. Моя чудесная мамочка,такая нежная,любящая. В последнее
время мне все чаще вспоминалась наша жизнь в Харбине и я к тому же представляла
себе,что мама помогает мне и радуется ожидаемому мною ребенку. В мыслях
о будущем я видела маму с ребенком на руках,маму,поющей ему тихие песни,
я видела и Полину,склонившуюся над маленькой кроваткой,но в этих мыслях не было
меня....Меня там не было! Не было!
Я разглядывала банки с вареньем,отодвигала их,переставляла,но никак не могла найти
персикового. На самой верхней полке стояли еще какие-то банки и я приподнялась
на цыпочки и потянулась вверх. Сильная,ноющая боль охватила обруче м и поясницу
и живот,казалось не было места,где бы не тянуло и болело,то тут сильнее,то
в другом месте.Я опустила руки и немного постояла,спокойно и в одном положении.
вроде стало лучше и я, взяв банку с каким-то темным вареньем,мне уже было все равно,
прошла в комнату.Полина сидела с бледным,испуганным лицом,она напряженно смотрела в темное окно и вздрагивала при каждом ударе грома.-Ты что? Боишься?-
Я старалась говорить громко и весело,но,честно говоря,мне тоже было не по себе.
Оглушающий звук прокатился прямо над головой и Полина вскрикнула. Она приподнялась и схватилась руками за край стола,-Марта....Марта....!
Я знаю...Марта....опять все раньше,чем надо. Марта...я думаю,что у меня начинаются
роды. Господи,ведь еще так рано! Господи,Марта!- Слезы катились по ее бледному
лицу,она все всхлипывала и говорила,все быстрее и быстрее.-Я думала,что на этот
раз все будет хорошо,ведь ты рядом...ведь не может быть плохо,если ты рядом.
Марта,ну скажи мне,ведь не может же все время так быть...не может.-Она не удержалась и вскрикнула,а затем медленно опустилась на пол,а я,как завороженная
смотрела на нее и видела,как вокруг растекается жидкость,видела,как она охватывает
себя руками,я видела страдание и не могла помочь. Меня околдовало,опутало цепями
воспоминаний. Страдание женщины и лица...незнакомые,мужские лица,они выражают
только одно,они кричат –Женщину- и эта женщина –Я. Липкий,холодный пот
тек по лицу,а руки дрожали. Неожиданно стали дрожать ноги и я поняла,что если
сейчас не сяду на стул,то не смогу выдержать этого и упаду. Она тянула ко мне руки,
она ждала помощи,а я,как каменная, сидела на стуле и видела рядом с ней их
ненавистные лица,они кривлялись всем телом,они раскрывали в улыбке рты и я
видела редкие зубы.Она ждала помощи,она тянула ко мне руки,а я видела снова
и снова всю эту вереницу незнакомых мне,но единых в одном мужчин,солдат...
и снова...и снова,как в страшном сне,слезы и страдание дорогого мне человека и
безумная оргия и насилие над моим и ее телом. Сейчас я не могу уже точно вспомнить,
когда я очнулась и поняла,что если сейчас,сию минуту не помогу, может произойти
страшное. Я очнулась и видения пропали,осталась  Линочка,она лежала на полу,
повернувшись на бок и тихо стонала и я встала со стула и подошла к ней,-Сейчас
я помогу тебе,дорогая,все будет хорошо.-
-Правда?-Она открыла глаза,красные и опухшие,но все равно такие чудесные и меня
поразила беспомощность и выражение растерянности и мольбы.-Правда? Все будет
хорошо? Ты это точно знаешь?-
По ее лицу я увидела,что боли начинаются снова. Я помогла ей встать и только
хотела подвести  к кровати,как она снова осела на пол,но уже не легла,а осталась
стоять на коленях и я поняла,что именно сейчас ей нужна моя помощь,я поняла,
что Это произойдет сейчас. Она больше не плакала,не молила меня о помощи,а
закрыла глаза,ее лицо страшно напряглось,оно покраснело,затем она громко простонала,-А-а-ах.-,и я увидела нового человека,девочку такую маленькую,
девочку,нуждающуюся сейчас в помощи,ведь она только-только появилась на
свет.Я сделала все,что нужно,все,в чем нуждались и малышка и Полечка,а затем
уложила их обеих в постель и увидела счастливую улыбку своей подруги. Она улыбалась , а рядом с ней лежала девочка.-Рэночка,-прошептала  ее мать,
-моя малышка,Рэночка.-
Я думаю,что прошло не больше двух часов,я все сидела за столом и вновь и вновь
переживала события этой ночи. Неожиданно странное,тоскливое чувство холодом
окатило меня. Что-то произошло! Полина вскрикнула во сне и я подошла к кровати и наклонилась над нею. Полина дышала неровно,прерывисто, а девочка молча лежала рядом и я не слышала ее дыхания.
Чувства охватившие меня можно сравнить,наверное,с паникой на тонущем корабле.
Я не могла разбудить ее и сказать,что все напрасно,что опять...опять. К тому же
боли снова мучили меня ,вернее тихая ноющая боль повторялась время от времени
все эти часы,но вот сильные боли начались недавно. Мне было страшно,не за себя,
ведь я точно знала,что со мной все будет в порядке. Что будет с нею,когда она проснется и увидит? Только не будить ее! Только не будить!
Я молилась,чтобы все закончилось быстро. Нет,я не молилась,я требовала. Вспоминая
себя в эти часы,я вижу женщину со сжатыми кулаками,я вижу фурию со слезами
гнева и в то же время вижу беспомощную женщину,постоянно повторяющую,-За
что,Господи,за что? Я спрашивала его,но он молчал и тогда я снова сердилась и
проклинала. Кого? И Его тоже,или судьбу,а может звезды,молча сверкающие на
холодном небе? И кто из них помог мне пережить эту ночь?
Я вся была только боль и страдание.....и я боялась,что она проснется.
У меня родилась девочка. Она была так похожа на Рэночку,я даже удивилась,ну до чего
они были похожи друг на друга. Как две сестры.
Что двигало мною в ту ночь? Нет,уже было утро ,но Полина еще спала. Откуда только
у меня силы взялись,на то,что я совершила? Имела ли я на это право? Как будто не
я,а незнакомая женщина взяла малышку из кровати Полины и положила туда
другую. Один единственный раз я накормила
малышку своей грудью,в первый и последний раз для того,чтобы другая мать затем
растила ее и называла своей дочерью. Имела ли я на это право,и как я могла тогда решиться? Не знаю. Но я сделала это. А затем ничего нельзя было изменить потому,что она проснулась и прижала дочку к своей груди.
А я...?
У меня больше не было детей.
Одно меня мучает. Сейчас,когда прошло так много лет,меня все сильнее
охватывает желание открыться,объяснить,но я снова не знаю,имею ли  право на это.
А Володя очень жалел меня тогда,успокаивал,говорил,что все будет хорошо. Он похоронил малышку,не подозревая,что его его предали.
Ну что же теперь делать?
Все годы затем я старалась быть ему хорошей женой,но мне кажется,что он видел
гораздо больше того, что было на поверхности. Я думаю,что он заглянул в мою душу
и все-все понял. Он был прекрасным человеком и меня он встретил не в добрый
час.Это судьба! Куда уйдешь от нее!
Один раз он ударил меня по щеке. Я простила его,ведь это было самое малое за все то,что я с ним сделала. Если бы я решилась и ушла ,очень может быть,что Володя и встретил бы другую женщину,которая смогла бы ему и детей родить и любить так,как может женщина любить мужчину. Но я не сделала этого потому,что знала- он любит меня сильно ...слишком сильно. И в этом была причина моей нерешительности.А затем пришло время,когда он устал.
Володина мама часто приезжала к нам,она никогда не советовала,не вмешивалась
в нашу жизнь.
Однажды она призналась ,что любила моего отца ,а затем,после долгого молчания, сказала,-И он все....все рассказал мне.-
 -Все?- спросила я.-Действительно все?-
 -Да,- повторила она,-твой отец рассказал мне обо всем.- По щекам у нее покатились слезы,-Бедная деточка...бедная деточка.-
С тех пор, с того признания,мы много говорили и о моей семье, и о папиной судьбе,
говорили о том,что человек проживает свою жизнь зачастую не понимая ни своего
предназначения,ни того,что жизнь надо прожить честную и чистую. Да,действительно,
именно такие идеалы имела  мама Володи –честность и чистота. А я так грустила
о своей маме,о сестре и о родителях моих родителей и,конечно,о папе. Я жила на его
Родине. О ней он рассказывал нам? Нет! Идеалом Родины для папы был его дом на
Волге,доброта и любовь его семьи,а этого,как раз, папа и не нашел. Искал и потерял,
а затем,возвращаясь,умер. Фотографии,которые папа пронес через все это время,
лежат у меня в шкатулке. Последний раз я вынимала их два года назад....для сравнения.
Мне долгое время не давал покоя старый снимок,который я видела у Полины
и вот,несколько лет спустя я развязала пакет с папиными фотографиями и нашла ту,
на которой он,совсем молодой,в шинели и высокой шапке,улыбается в объектив.
Я всматривалась в лицо,счастливое и какое-то безмятежное,в лицо выпускника
военной академии,молодого человека,перед которым были открыты,как он думал,все пути. Фотография была похожа на ту,которую показала мне Полина,единственный
снимок брата ее матери.-Он пропал во время гражданской войны,-сказала она мне.
Уже тогда мне показалось.....
И я стала сравнивать.....и искать.
Но до этого прошло много лет моей жизни....жизни в которой была Линочка и ее
семья. Не все в этой семье было правильным и не все члены семьи были добрыми,
хорошими людьми,но все они имели отношение к ней и Рэночке.
А Рэночка на второй день свадьбы одела мое красное платье!
Прошли годы,в стране появились новые люди,они принесли с собою изменения,свежие мысли и взгляды. Я решила,что пришла пора узнать о моих близких. Я даже представить себе не могла,где бы они могли жить. Начинать надо было,конечно,с Шанхая,ведь именно туда отправлялся поезд,разлучивший нас. Но кто займется этим? После долгих
размышлений,я решила ехать в Москву и там обратиться к какому-нибудь адвокату,
или хотя бы посоветоваться. В Москве жили  дальние родственники Володи, с которыми я поддерживала отношения и сейчас,когда я осталась одна,они звали
меня к себе. Я написала письмо Полине,сообщила,что на некоторое время уезжаю
в Москву,а уже потом приеду к ней. Но я не сказала ей,зачем туда еду .К чему
лишние волнения?
Прошло пол- года и я узнала,что моя сестра,Марина,живет в Индонезии. Оказывается
она много лет искала меня и папу,она обращалась во многие организации,но все
напрасно.Нас не могли найти,ведь мы жили под чужим именем. Марина звала меня
к себе и я написала ей,что приеду на месяц,но вначале мне надо изменить документы,
я хотела вернуть себе свое имя и подозревала,что это будет очень сложно.Так как
папа сохранил все наши старые документы,можно было начинать с них .Как он только
не побоялся провести их тогда через границу?
Мне пришлось обращаться во многие учреждения,писать бесконечные объяснительные
письма,доказывать,рассказывать и снова объяснять почему мы приехали в страну
под чужим именем. Иногда мне приходила в голову мысль,что если бы я начала
это в прежние времена,меня бы определенно расстреляли. А сейчас к власти пришли
другие люди и они помогали мне,как могли,но и они иногда подозревали меня
и папу в каких-то действиях,направленных против страны. Но все-таки пришел день,
когда я получила паспорт,в котором было написано,что владелицей его является
женщина по имени Ада Баринова. Я снова взяла свою девичью фамилию,ведь
Володи уже не было в живых и я имела на это право. Самое смешное,что я никак не
могла привыкнуть к этому имени.
Марина все звала меня к себе и я,написав короткое письмо Полине о том,что еду
на месяц к сестре,уехала. Мне трудно рассказать о нашей встрече,это как....как в
старом фильме,где все полузабыто,стерто и в тоже время близко и трогательно.
Марина жила в доме на берегу океана с мужем,а дети уже давно имели свои
семьи и жили отдельно. Марина рассказала мне так много и о маме и ее родителях,
в частности она сказала, что мама всю жизнь,до конца,верила,что мы встретимся.
А дом на Филиппинах так и стоит,мама завещала его мне и он ждет,когда я туда
приеду. –Это такой чудесный дом,-говорила Марина.-Небольшой,но очень уютный
и,главное,прямо у воды. И пальмы рядом растут.-А солнце,-Марина закрывала глаза и мечтательно улыбалась,-представляешь? Солнце садится прямо в океан....и такое
красивое....глаз не оторвать!-
Марина много лет занималась розыском родных папы и узнала,что его родители
после революции жили в Иркутске. Она получила даже выписку из архива о том,
что отца нашего папы посадили в тюрьму просто за то,что он был профессором и в
тюрьме он умер.
Я просматривала бумаги,читала и мне не давала покоя одна мысль. Как похожи судьбы
моих и Полиных близких. Мне даже кажется,что уже тогда я стала догадываться.
О чем? О том,что близкие,любящие друг друга люди должны встретиться,встретиться
несмотря на разлуки,войны и революции,несмотря на расстояния,иные страны и
чужие языки? Волга.....Иркутск.....Харбин...Полина в Риге...
Я все поняла,ведь я хорошо помнила тот снимок у Полины и сравнила его с фотографиями папы. Как причудливы дороги людей и как правильно,что они в конце-концов снова сходятся в исходной точке.
Полина и я.....двоюродные сестры!
Мой папа в те далекие годы воевал,он был офицером,а его родители хотели уехать
из России. Я вспоминала вновь и вновь все то,о чем мне рассказывала Полина и
видела их всех,его родителей,сестер и братьев,я представляла себе страшный день,
когда его братья и сестра погибли,я видела его отца,сидящего за столом под светом
зеленой лампы,а затем в тесной камере,я видела их всех вместе,семью,к которой
относилась и я. Марина слушала меня и радовалась, и удивлялась. Надо было
обязательно съездить к папе и рассказать все,может он и услышит. И к маме надо
съездить,она похоронена на Филиппинах,там она надеялась увидеть нас. Почему,ну
почему все так получилось?
Марина сказала мне,что уже нельзя откладывать,надо ехать прямо сейчас и я согласилась.-Мы уже не очень молоды,-сказала Марина,-в конце-концов это наша
обязанность приехать туда и положить цветы и.....-она вдруг заплакала,-как мама
ждала, Адочка, как она ждала.-
Две недели провели мы там,в доме на Филиппинах,были и у мамы и все рассказали ей,
а вечером,когда красное солнце садилось в темноту океана,мы провожали его до
последнего лучика,до последнего отблеска в зеркале воды.
Затем пришло время расставания,но уже не навсегда,я обещала Марине приехать,
но не одна,с Полиной.
Письмо Полине я написала сразу,как только вернулась домой. В нем я описала все,
что узнала,все,что произошло за эти последние месяцы и представляла себе,как она
удивится и обрадуется.
А потом я приехала к ней.....и снова это произошло в конце мая и везде цвел жасмин.
Мы гуляли вместе по морю,садились на берегу на скамейки и смотрели на волны
и чайки, песок и водоросли у кромки моря. Мы были вдвоем,только вдвоем и могли
говорить,или молчать и все это было только для нас и не перед кем было оправдываться. Да и зачем? У каждого своя судьба,а наша свела нас вместе. Марина
все звала нас к себе и в конце августа мы были  у нее,а затем я повезла Линочку
в тот дом и она мне сказала,что видела его во сне. Все видела – и дом,и море,и
солнце,и даже пальму у воды видела. Мы вместе пошли на огромный,вытянувшийся
по побережью рынок,где жены рыбаков продают рыбу и моллюсков,раковины и
морскую губку,где в мешках и на огромных тарелках лежат овощи, травы и
орехи.Все купленное мы складывали в большую корзину и напоследок купили
бутылку красного вина в плетеной сеточке. Дома мы все это разложили на столе
в кухне и долго любовались приобретенным,а потом Линочка сказала,что хочет
проводить солнце и вышла на берег океана. Она села на песок у воды и стала смотреть
вдаль,на красный шар,а я приоткрыла дверь дома,чтобы до нее донеслись все эти
чудесные запахи оливкового масла ,и зелени,и свежих сардин.
Было тепло и легкий бриз тихо раскачивал листья пальмы.
Конец.
 Елена Ромайке.