- Чтоб я так жил…чтоб я так жил, – обалдело вертя головой, восклицал Моня, втискиваясь в калитку вместе с Аликом, своим приятелем из соседнего двора.
Сара Львовна замерла на своей наблюдательной вышке: в таком пришибленном возбуждении этого Моню, обычно до тупости невозмутимого, она еще не видела. Она настороженно всматривалась, но мужчины были явно трезвыми, да и время Ч еще не настало...
- Добрый вечер, Моня, куда вы в эдаком трансе?! – вскричала Сара Львовна, обнаружив, что сосед быстрым шагом направляется к своей квартире, видимо, собираясь нырнуть в нее вслед за Аликом, который уже по-хозяйски отпирал дверь веранды.
- Здрассьте, чтоб я так жил!
Моня повернулся, и от своего жилища – прямиком к площадке для «избиения младенцев». Так прозвали во дворе пытошную, затоптанную и пацанами, и взрослыми, держащими ответ перед грозным дворовым судьей. Ничто не ускользало от всеобъемлющего ока владелицы центрового балкона, и каждый чуял за собой высокую личную ответственность за состояние настроения его владелицы. Другой бы, может, и спорил, но только не Моня, с кротостью которого могла бы сравниться разве что овца.
-Ну! – нетерпеливо воззвала Сара Львовна.
-Ну… – словно попка, тупо повторил Моня.
- Я вас умоляю, Моничка, – ласково подступала к его сознанию Сара Львовна, – не доставайте меня! Что с вами?
Но Моня был нем, как рыба, вызывая этим своим бессловесным поведением немалое удивление и приостановившей свой вечерний моцион Анны Пантелеевны, в напряженной позе застывшей рядом с ним. Ради любопытства та даже укреплением собственного организма пожертвовала!
- Ну, – дернула она его за рукав, – ты что, язык проглотил?
Моня молча протянул ей глянцевый листик бумаги.
- Международная похоронная выставка… – медленно стала читать Анна Пантелеевна, – что это за шуточки? Или у нас чума или холера? Ой, – вдруг испуганно закричала она, – да тут… гробы!
И неверующая Анна Пантелеевна стала истово креститься.
- Дайте же мне сюда, дайте, – резво спустилась по лестнице обладательница больных ног. – Где вы это взяли? Или уже идет подготовка к концу света, и начали с нашей Одессы, а мы тут сидим и ничего себе не знаем?
Моню наконец таки прорвало:
- Да вот… на морвокзале первая в мире такая выставка, и немцы, и все кто хошь на ней. Гробы, значит, выставили… на все вкусы… И мы с Аликом интересовались…
- Интересовались? – ехидно допрашивала встревоженная Сара Львовна поникшего любителя экстрем-выставок. – Гробами?! Вы что, концы отдаете? Уже последнюю бутылку пива допили?
- Но, дорогая Сара Львовна, – встрял со своего безопасного расстояния Алик, – мы, однако, думали памятничек какой посмотреть, все же со всего света образцы, так сказать…
- Образцы им подавай! Памятничков! А за нашу жизнь – кто думать будет, пока вы, как идиоты, по выставкам шляетесь? Что же вы да на выставку «Осенний сад» не сходили? «Привоз» – называется! Жены нет, детей нет, а он Алика за ручку – и на кладбищенские эк-спо-зи-ции, – просмаковала возмущенно Сара Львовна. – А жить – когда будете?
На этой ноте Анна Пантелеевна снова отправилась в свой физкультурный вояж: раз-два, раз-два – мерно цокали ее подковки, подбитые мастеровым Моней. По твердому асфальту двора…