Посмотрел вот- вялое у меня изложение в рассказах...
Нет динамики. Ведь как сегодня снимают, скажем? Экспрессия, экшн, монтаж "встык"...
Попробовать, что ли?
Правда, не к женскому празднику получается...
Что ж так есть хочется? – Шурик маялся несданным мат.анализом, а голод отвлекал. Собственно, ничто не мешало пообедать: и рубль есть заныканый, и столовая в общаге работает… Да только в коридоре перед столовой сидит на подоконнике Скалобай, сволочь белесая. Аспирант… Знаем мы таких аспирантов!
«Александр! Наш договор в силе остается. Да вы поймите! Ничего недостойного вам не предлагают! Ведь иностранцы – они как дети малые. Вы же им только поможете, если сообщите нам иногда, что они привозят «оттуда», что говорят… А насчет несданного мат.анализа не беспокойтесь – я этот вопрос в деканате улажу. В противном же случае, боюсь, нам с вами придется расстаться!»
Сволочь… Сволочь! И глаза у него такие… сизые. Смотрят, не мигая… Под этим взглядом тошнота подкатывает к горлу и грудь сдавливает ледяная тяжесть. Ведь не зря подоконник протирает, явно его, Шурика, поджидает. Сюда не суется – не хочет с Папой Моди Ндяем встречаться. Иностранцы не без оснований его не любят…
Ныне, когда, сдав экзамены, счастливчики разъехались по домам на зимние каникулы, Папа Моди, оставшись с Шуриком вдвоем в комнате, маялся от безделья. Последний, стоя у зеркала, задумчиво вертел в руках электробритву: удивительное дело! Вот что бы он сделал, если бы сессию сдал сегодня? В кино бы пошел, десять котлет взял бы в столовке на последние деньги… Да напился бы, в конце-концов! Папа же листал учебник по мат.анализу!!
- А тепегь это пгосто интегесно, Шуга! Когда нет стгаха пегед экзаменом…- послышался грассирующий голос. Это Моди мысли читает. И как это у него получается? Говорит, слышит сбой ритмики дыхания… Ох, не верится! Вуду грешит, небось!
. Шурик включил бритву в розетку, она прерывисто зарычала. Опять разъем разошелся. Вытащив шнур из бритвы, Шурик сунул разъем в рот и слегка прикусил…
Остро пахнуло озоном, водою, чем-то соленым… Шурик вытаращил глаза. Да нет – быть не может, вон Папа даже от книги не оторвался! Осторожно коснулся разъема пальцами… кольнуло, шум какой –то… а чуть сильнее прикусить?..
Толчок!!
Солнце! Откуда столько солнца?! И рыба прямо у лица– странная такая, плоская и серебристая. Но не камбала. Это она тряхнула током, когда он к ней прикоснулся? Боже! О чем это он?! Где он?!
Огляделся: лодка. Большая. Он на носу, а впереди мерно сгибаются и разгибаются две широкие потные спины. И цветастые повязки на головах. Говорят. Язык чужой, но почему-то понятно, что говорят они о сундуке с деньгами… Мама! «Папа! Моди! Где я?» - казалось, Шурик прошелестел это одними губами, но спины одномоментно повернулись, мелькнули волосатые лица, в ту же секунду - «Дьяболо!» - лодка резко качнулась, и Шурик остался в лодке один. Осторожно приподнялся над кормой… Сразу захотелось заплакать: океан. Метрах в двухстах большой парусник, к нему две пенных дорожки – то, бешено работая руками, плывут трусливые спутники Шурика. По курсу же лодки совсем неподалеку виднелся небольшой плоский остров - песчаный берег, дальше зелень… пальмы, похоже…
Держась за борта, стараясь не наступать на трепыхающуюся на дне рыбу, Шурик пробрался к широкому сиденью. На корме, действительно, стоял небольшой тяжелый сундук… Бог знает, как он открывается… две фляги… И все. Какое-то время, бессмысленно сгорбившись, Шурик сидел на нагретой солнцем лавке, но сверху стало припекать и он, вздохнув, взялся за весла. Они были тяжелые, неудобные, произвольно то ныряли глубоко в воду, то высоко выпрыгивали, обдавая соленой водой – и как они гребли, здоровяки эти? Послышались далекие крики , похоже, кричали плывущие к кораблю моряки… Ну и жарища! Знать бы хоть, куда занесло!
Шурик оглянулся – далеко ли до берега? – как сзади что-то громыхнуло (вроде и туч на небе не было…). Успел заметить расплывающееся облачко у борта корабля, но тут же рядом раздался оглушительный треск, вздыбился столб воды, лодку положило на борт, и Шурик свалился в воду. Плавать не пришлось, воды было по грудь. Держась за борт лодки, Шурик кашлял и отплевывался, когда снова громыхнуло и вспенилось, но уже с другой стороны.
«Стреляют! По мне! Мамочки! Бежать!» То вплавь, то прыжками, налегая грудью на упругую воду, Шурик бросился к спасительному берегу. Что-то больно кольнуло ступню… плевать… вот он, прибрежный песок! Пулей влетев в заросли, Шурик привалился к стволу и замер, хрипло дыша. Казалось, сердце колотилось прямо в ушах, и никак было не понять – стреляют ли? Все сильнее болела нога… Скрючившись, осмотрел ступню… Покраснела и, похоже, начала опухать. Перестало, наконец, колотиться сердце и можно было прислушаться. Вроде тихо. Вот прошелестело что-то сзади, Шурик осторожно повернул голову… Он и лягушек-то с детства не выносил, а тут… Рядом - в полуметре - треугольная плоская голова, толстое полосатое туловище и желтые глаза с узким зрачком смотрят, не мигая… Шурик почувствовал себя кроликом, тело начала пробирать крупная дрожь… Вот и раздвоенный язычок…
А-а!! Сорвался, чуть не упал от острой боли в ноге и все же побежал, не оглядываясь… назад, к берегу, к лодке… Вот она, родная, неподалеку… А как же та тварь, что ногу наколола?... Плыть! Теперь ухватиться за борт, подтянуться…Ух! А это что - будто сухая ветка треснула? Шурик поднял голову и на обгорелую его щеку выкатилась слеза. На полпути между ним и кораблем появилась вторая лодка, кто-то полосатый виднелся там на носу и целился из длинного ружья. А в этой лодке только две фляги да сундук – почему ружья не оставили! Стоп – сундук! Ну, точно – это они ведь за ним, за сундуком, а не за Шуриком! Сейчас, сейчас… Приговаривая так, Шурик обнял , слегка обжегшись, разогретый солнцем ящик, и приподнял. Вот сейчас он встанет, покажет им сундук и жестами объяснит, что это добро ему даром не нужно, а потом… Потом не наступило – встав на опухшую ногу, Шурик от невыносимой боли рухнул, как подкошенный, на мокрое днище, а сундук, пуская пузыри, пошел на дно. «Тогда был не песец, - вспомнил Шурик старый студенческий анекдот. – А теперь точно песец!» У самого лица плюхнула хвостом та самая плоская рыба, и Шурик в безумной надежде вцепился в нее руками…
Толчок!!
- Шуга! Ты живой? Пегестань иггаться с электгичеством – вон как тебя тгахнуло! Покгаснел весь! – над Шуриком склонилась заботливая черная шевелюра. В окно било родное зимнее солнце, все было прочное , знакомое… Вон под столом утерянный вчера носок завалялся…
- Папа! Родной! (Папа Моди невольно отпрянул от такого подъема) Ты знаешь, что?! .. Ты ж ничего не знаешь! А давай в столовку пойдем – я угощаю!
- Шуга! Тебя все ж здогово тгахнуло – я же только час, как оттуда!
- А я пойду! – чесались обожженные руки, ныла нога, но душа была переполнена, усидеть было невозможно, и Шурик, прихватив скомканный рубль, выкатился в коридор. Столовая была на первом этаже, а на подоконнике, ну конечно… Заранее улыбающийся, торжествующий сидел Скалобай. Что ж он уверенный такой – без кремниевого ружья и желтых глаз?! Проходя мимо, Шурик ловко щелкнул его по носу и, не дожидаясь, когда вылезут из орбит эти сизые глаза, похромал по солнечной дорожке в студенческую столовую.