Н. проснулся, ощущая сильный дискомфорт. Ему приснилось, что он стоял на краю Вселенной. За его спиной не было совершенно ничего, и даже безвоздушным пространством это не назвать – там отсутствовало пространство как таковое; перед ним же, получается, простиралось все существующее. Во всем теле ныла необъяснимая тревога. Н. попытался сделать шаг назад и сон оборвался.
Очень хотелось пить; Н. сполз с постели и отправился на кухню. Еще было довольно темно, хотя бледнеющее небо предвещало о скором наступлении утра. Н. посмотрел свозь дверной проем: перед ним предстал длинный коридор, который, конечно, показался бы совсем другим, скажем, вечером, но сейчас, когда Н. находился в полусонном состоянии, с борющимися желанием поспать еще и опасением снова увидеть этот сон, сама мысль о пути через него вызывала отчаяние, какое возникает, когда человек осознает, что какую-то работу, кажущуюся трудновыполнимой и монотонной, ему совершенно необходимо совершить. Н. мысленно вздохнул и, чувствуя легкую дезориентацию, потащился вперед, опираясь иногда на стены. На самом деле, путь едва ли занял полминуты, но, Н., приготовившийся к мукам и соответственно всем своим существом их впитывающий, не пытался считать время; он был поглощен обычной в таких ситуациях мыслью «ну когда же это закончится». Закончилось, как ни парадоксально, неожиданно, учитывая, что конец этот очень даже ожидался.
Н. очутился на кухне. Несмотря на обилие мебели и всевозможных предметов, у нее был какой-то пустоватый вид. Два холодильника, один из которых, впрочем, уже давно находился в нерабочем состоянии и оставался на кухне только потому, что выносить его было попросту лень; маленький круглый стол и три стула подле него, причем все стулья были совершенно разными; небольшой голубой диванчик, довольно старый; многочисленные шкафчики, ящики, полки... Все эти вещи существовали как бы сами по себе, будто бы не являясь частями интерьера кухни. Чего-то не хватало, чтобы придать этому нагромождению целостный вид. Н. присел на диван, чтобы немного передохнуть и зевнул. Наползало острое желание сна. Он отвел свой мутный взгляд на стол: там стоял стакан, из которого и предполагалось выпить воды. Н. задумался. Обычно при виде пустого стакана как-то само по себе подразумевается, что он когда-то был полным, после чего его содержимое выпили или вылили. Этот же был не таким – купленный вчера, он еще никогда ничего в себе не содержал. Н. решительно встал, приложив к этому движению всю волю, что мог собрать в данный момент, взял в руку стакан и, подставив его под кран, повернул ручку. Раздалось тихое урчание из глубин водопровода, и выкатилась лишь маленькая, ржавая цветом капля, но даже она не захотела упасть в дергающийся от дрожащей руки Н. сосуд, а только проскользила по внешней стенке оного и разбилась о черный санфаянс раковины.
Можно было выйти и набрать воды из колонки; но раздражение и досада охватили Н.; будучи весьма и весьма импульсивным человеком, он крепко сжал стакан, переметнулся к окну, распахнул форточку и швырнул его на улицу. Н. замер в ожидании звука разбивающегося подобно той ржавой капле стекла. Когда он прозвучал и звон разлетевшихся на приличное расстояние осколков утих, Н. развернулся и, уже почему-то не ощущая жажды, отправился обратно в постель. Уже находясь в ней, он прокрутил в голове произошедшее, и, в момент удара воображаемого стакана о землю, будто бы ощутил тупую мгновенную боль. Вскоре тревожные мысли отпустили его, дав спокойно уснуть.
Повторное пробуждение произошло уже около полудня. Из окон сквозь красные шторы тянулся солнечный свет. О том, что произошло несколько часов назад, Н. вспомнил не сразу. Первой мыслью было определение дня недели. «Кажется, суббота. Что ж, никаких планов, насколько я помню, у меня на сегодня нет, что-нибудь придумаю» - думалось ему.
Н. оглядел свою спальню. Рядом с кроватью стоял длинный письменный стол, на столешнице лежали рекламные листовки из кинотеатра, письменные принадлежности, деньги, какие-то еще бумаги. В ящиках стола, помимо всевозможных интересных, но практически никогда не используемых вещей, давно пылись несколько тетрадей – дневники, попытки вести которые Н. много раз предпринимал со скуки, но каждый раз забрасывал, не зная, о чем писать. Сомневаться в том, что рано или поздно эта стопка станет еще чуть выше, не приходится – скучал этот человек довольно-таки часто. Напротив стола громоздился широкий шкаф, наполненный преимущественно изношенной, уже давно не одеваемой одеждой. У шкафа, в углу комнаты, с двух сторон была прижата пластиковая корзина для мусора, из которой торчало несколько смятых листков бумаги. На стенах висела пара абстрактных полотен в серо-голубых тонах. Так же в комнате располагались горшок без цветка, кресло и всевозможный хлам. Все эту картину венчала несколько нелепая маленькая люстра в виде тупого широкого полупрозрачного конуса.
Н. торопливо оделся, вышел в коридор, а через минуту – из дома. Он не имел никакого понятия о том, куда направляется, но чувствовал, что ему обязательно надо куда-нибудь пойти. Его дом располагался на узкой улице, грязноватой и душной от выхлопных газов вечно гудящих, еле двигаясь скопом, автомобилей. Ближе к концу улица расширялась и заканчивалась на небольшой площади, в центре которой стоял гранитный памятник. Н. отправился в другую сторону. Там улица становилась все уже и уже и, наконец, ее перерезал большой некогда красивый дом, теперь, однако, подлежащий разве что сносу. За домом простирался пустырь, местами заросший ивняком и разными сорными растениями.
В процессе ходьбы он постепенно переставал замечать грязь, и пыльный воздух его уже не раздражал. Он шел с четверть часа, когда на подступах к пустырю, почти в конце улицы достиг автобусной остановки. На ней было с полдюжины человек – пара бродяг спали на скамейках, другие же, конечно, не бродяги, но и не сказать чтобы их разделяла пропасть, ждали транспорта. Среди них Н. заметил своего старого знакомого – Константина. Тот тоже увидел своего товарища и пошел к нему навстречу. Они поздоровались.
-Привет, старина! – первым сказал Константин.
-Здравствуй. – не столь радушно ответил Н.
-Ты чего такой? Куда идешь вообще? Как здесь оказался-то? – начал спрашивать Константин.
-Да так, просто гуляю. – Н. был, как всегда, немногословен.
-Погода действительно неплоха, оно понятно.
-Да.
-И вообще, полезно ведь погулять иногда… Я тоже, бывает…
-Я понял тебя.
-Ну-ну…-сказал Константин и замялся. Он любил поболтать ни о чем и ему хотелось разговорить знакомца. –Ты знаешь, а я нашел новую работу, - тут он остановился, ожидая знака, что Н. его слушает, но тот даже не кивнул,- разношу теперь почту.-Константин мрачно усмехнулся.
-Да плевать мне на почту. У меня вот в последнее время крутится мысль… - лицо Н. сделалось напряженным и он посмотрел куда-то вверх и в сторону, -В общем, я думаю, что… Ну, в данном случае, ты можешь найти работу куда лучше, но не найдешь.
-Ты о чем?- не понял Константин.
-Ну, я имею ввиду… Мы… Короче, я понял недавно, что это не так хорошо, как ты, наверное, думаешь – осознавать собственные возможности. По крайней мере, для нас.
-О чем это ты? – Константин выглядел очень озадаченно.
Н. еще немного помялся, пытаясь сформулировать мысль яснее и уже начал что-то говорить, но собеседник перебил его на полуслове:
-Забудь. Лучше слушай…- и тут он с выражением лица, будто говорит что-то необычайно интересное, начал пересказывать какие-то пошлые сплетни про их общего знакомого. Наконец, он хлопнул в ладоши и воскликнул, - Ловко он ее, а?!
-Да, нет… Я-то хотел сказать… А, впрочем, ладно.- на этих словах Н. нетерпеливо развернулся и пошел в обратную сторону, к площади. Константин недоумевающе посмотрел ему вслед. Он постоял еще несколько минут и его автобус подъехал.
А Н. тем временем сдавило необъяснимое, иррациональное отчаяние. Он пытался идти как можно скорее, будучи не в состоянии о чем-либо размышлять, и, хотя решил вернуться домой, не заметил, как прошел его. Через некоторое время Н. понял, что ушел достаточно далеко, да и вообще что ему не нужно было сюда. Все-таки он хотел на пустырь. «Да, пожалуй, стоит вернуться» - подумал он.
Снова в тот конец улицы он отправился дворами, чтобы опять с кем-нибудь случайно не встретиться. Вскоре Н. был на месте. Здесь город резко обрывался, оставались лишь то ли какие-то руины, то ли заброшенные стройки, то ли и то и другое – но все это было щедро усеяно пивными бутылками. Рядом с постройками росли вышеупомянутые ивы, они же виднелись поодаль, через несколько десятков метров. Землю покрывала негустая трава, бледно-желтая и сухая. Тут и там виднелись заиндевевшие лужи грязи. Н. отошел от построек и прилег на траву, где было относительно чисто. Вгляделся в сумрачное небо. Он вспомнил недавний разговор с Константином. Никогда раньше он не думал, что его так может раздражать просто обычный пустой разговор. Они, конечно, никогда особо Н. не нравились, но и столь сильного, как сегодня, отторжения не вызывали. А может быть, его раздражала не сама бессмысленность разговора, а тот факт, что он никакими усилиями не может придать ему смысл, при том, что была масса способов это сделать? Вполне возможно.
Сколько он пролежал в таких думах, Н. в дальнейшем вспомнить не мог, но проснулся на следующий день в своей квартире и довольно поздно – на часах была половина второго. С постели ему вставать не хотелось, и он провалялся весь оставшийся день, мучаясь, правда, мыслью о том, что мог бы в выходной хоть что-то делать.
Н. был переводчиком в небольшой компании, занимавшейся, по сути, спекуляцией китайской техникой. Работы, как правило, было немного, и большую часть времени он мог заниматься чем угодно, правда, не занимался ничем. Но этот день Н. загрузили как никогда ранее.
Сначала он в некоторой степени даже обрадовался – по крайней мере, вряд ли придется скучать. Но буквально через полчаса энтузиазм стал отступать и разные мысли ползли в его голову. Раньше работа наводила тоску из-за того, что было просто нечего делать, а теперь есть дело, но никакой особой радости Н. не ощутил. Сам процесс перевода не мог его отвлечь. Одинаковые, бессмысленные, пустые инструкции, к которым большая часть обладателей даже не притронется; в свою очередь большая часть тех, кто все-таки станет ее читать, ничего оттуда для себя не вынесут. Имеются ли лучшие применения его способностям? Наверное, да. Попробует ли он их? Вот это уже куда более сомнительно. И не потому, что нет никаких надежд – просто одна лишь мысль об этом вызывает странное чувство, что это не то, не его… Не то чтобы он верил, что ему «не суждено» заниматься чем-то интересным, нет, Н. считал себя творцом своей судьбы. Вечно сомневающийся творец с непрекращающимся творческим кризисом. Чувство какого-то несоответствия зарождалось в Н., когда что-то начинало его удовлетворять… Но и в неудовлетворенности он тоже не видел ничего хорошего, разве что это ощущение было более понятным и привычным для него.
Вечером Н. перебирал свои почти полностью пустые дневники. Пробовал вчитываться – но это оказалось слишком скучным, и он просто листал страницы. Потом он раскрыл новую тетрадь, купленную сегодня по дороге с работы, взял в руки ручку и начал думать, о чем можно написать. В голову не приходило ничего, и три четверти часа были проведены за обгрызанием ручки и кручением оной между пальцев.
Н. вздохнул и убрал тетрадь. Его руки тряслись. Да, сейчас... Он открыл другой ящик стола и, вытащив оттуда револьвер, взвел боек и приставил дуло к виску. Револьвер показался куда тяжелее обычного. Наконец, он спустил курок. И в последний момент вместо выстрела ему почему-то почудился звон бьющегося стекла…