Они не торопились. День был сложный, но все же им домой идти не хотелось. Осень в городе была какая-то ветреная, хмурая, пасмурная, но дождей не было. Каждый день серое небо утомляло, наводило на размышления, многие хандрили, некоторых мучила депрессия, и все свои проблемы, все почему-то связывали с серой осенью, осень в этом году была и в самом деле без солнца.
Они плелись по улице без всяких эмоций. Рабочий день подошел к концу. Алина любила свою работу, а Марина относилась к работе, как к чему-то неизбежному, отягощающему жизнь, работа по мнению Марины, связывала ее по рукам и ногам, не давала свободы. Она мечтала выйти замуж, сбежать в семейную жизнь раз и навсегда, она хотела растить детей, ждать мужа по вечерам и никакой работы! Но замуж ее не звали, несмотря на то, что она была миловидна, даже красива. Ее фигуре можно позавидовать.
–Осточертело все. Мне не нравится то, что я делаю. Каждый день одно: цифры, отчеты! Бухгалтерия бр…
–А зачем тогда выбрала эту профессию?
–Да, кто ее выбирал? Бухгалтер! Ха-ха! Так, пошла, потому что надо куда-то идти, вот и вся правда, с математикой у меня в школе хорошо было, – бравадно ответила Марина подруге, сотруднице по работе.
– А мне нравится, я люблю порядок и всю эту бумажную волокиту обожаю, особенно, когда все цифры сошлись, и все уже выполнено. Могу часами работать, не замечая времени, и вообще, спроси меня в момент подсчетов, кто я, так я и имя свое забуду.
–Да, мать, так ты трудоголик, а трудоголики сама знаешь, к ним отношение сегодня какое – никакое! – Марина посмотрела на подругу и остановилась на полуфразе, так и не закончив ее. Взгляд Алины был прямой, открытый и какой-то очень колючий.
–Холодновато сегодня, – Алина явно пыталась сменить тему разговора.
– Так ведь осень, – буркнула Марина. Она сердилась на подругу, Алина не поддерживает ее воззрений на свободу женщин. Марина любила дом, уют, а все остальное в ее понимании должен был делать мужчина.
– Ну, их это дело, понимаешь, их! Пусть мужики пашут. А женщинам дом, дети – семейный очаг, понимаешь, вот, о чем я, – снова на своем назойливо настаивала Марина.
– Да, ну тебя, для меня это рабство. Зависимость от мужчины, а работа для меня – свобода.
–Ты замужем, Алинка, уже лет пять, и, что, нравится артачиться и дома, и на работе? – ехидно спросила голубоглазая подруга.
– Да, ну тебя. Революционерка ты, Маринка.Дом, быт, уют. Работа тебе не нравится, вот тебя и мурыжит эта тема, ты сначала поживи с мое, потом поболтаем, а то хочешь того, о чем ничего не знаешь. Дома – хорошо, а вот на работе – лучше. Семья – это узы и порой очень рабские. Закрыться в скорлупе семьи – это не выход, а работа, хоть как-то снимает напряг от забот семейных.
–Да, ладно, вот мама моя, всю жизнь лямку тянула за себя и за отца, он на диване прохлаждался, а она на трех работах пахала. Это как? Нормально? И не поймешь, кто мужик в доме? Эта ваша эмансипация такого натворила, просто жуть. Не мужики, а какие-то полуособи, одежда их чего только стоит, эти розовые полуверчики, рубашечки, мокасины красные, да желтые. Кто они эти павлиноподобные? Мужика нет! Пьянь да рвань или… А в постели от них толку тоже нет! Денег добыть не могут, да, вообще, они ничего не могут, инфантильные, – раздраженно протараторила Марина.
–А мне мода мужская сегодняшняя нравится, как-то все ярко, весело, ну, что, что цветные одежды носят? Мир разный, не в одежде дело. Ну, конечно, ты права, чего-то им всем не хватает, и может по поводу эмансипации ты права. Но, зачем тебе, Маринка, вся эта глобальность. Ты построй свой маленький, уютный мирок, а вдруг у тебя и павлина не будет, и инфантильности, может тебе человек нормальный попадется, а то у тебя каша в голове.
Алину явно веселил Маринкин протест, она не относилась серьезно к словам подруги, хотя, частенько сама задумывалась над устройством сегодняшней жизни.
Вечерело, становилось довольно прохладно. Две девушки шли по тротуару, мимо с грохотом мчались трамваи. Маринка явно не хотела успокаиваться.
–И вообще, Алин, все носят маски, все вокруг, и все лгут, мир наполнен ложью, все только кричат о совести, а где она? Спрятаться можно только в уютном мире семьи. Я в это свято верю. А ты заладила, работа, работа.
–Маски, о чем ты? – Алина спросила, как – то нехотя. Ей явно надоедал разговор, она хотела домой, в уютный теплый дом. Да и погода подгоняла, холодный ветер хлестал по одежде. Серое небо окутывал вечер. В воздухе пахло сыростью, мрачные прохожие раздраженно шмыгали мимо девушек. Возле остановки толпились люди.
–Ну, ладно, Маринка, не сердись, побегу, мой трамвай…
–Вот, всегда ты так, Алинка, как только глобальные темы затронешь, так ты в кусты, ладно, черт с тобой, беги! Наболталась уже, холодно и в самом деле.
–Пока,Мариш, до завтра, – запрыгивая в переполненный трамвай, крикнула Алина. Она помахала подруге рукой.
Мест сидячих не было, она проталкивалась в глубь, со всех сторон ее прижимали тела. Усталость и тошнота накатились неожиданно и как-то мгновенно. Несносные запахи перемешивались с запахами женских духов и мужских одеколонов. Еще несколько остановок и людей станет меньше, и тогда можно присесть, а там и совсем никого не будет. Так каждый вечер, все как по нотам, все как обычно. Салон трамвая пустел. Неожиданно Алина поймала на себе взгляд. Большая огромная голова мужчины расплывалась от жира, через секунды Алина увидела вместо головы мужчины, голову свиньи, но волосы и глаза оставались человеческими. Рядом еще один пожилой мужчина, но вдруг его лицо тоже исказилось и на голове у него появились рожки, маленькие, как у козленка. Рядом с Алиной стоял парень, его рот расплылся, сделался широкий, кривой и мерзкий. Две девушки неподалеку уменшались,уменшались и казалось вот-вот превратятся в некую двухголовую бульбашку Все, кто остались в трамвае, были не похожи на людей. Туловища человеческие, а лица ужасные, звериные.
Алина на секунды закрыла глаза, потом открыла,дышала ровно и спокойно. Все исчезло! Страшные маски исчезли, только ужасный зловонный запах не испарялся. Алина присела, в салоне трамвая оставалось народу немного. Она села у окна, она попыталась отвлечься. Но лица окружающих ее людей продолжали искажаться, принимали разные формы и цвета. Алина вспомнила вопрос Марины о масках, ее снова подтошнило.
Холодный ледяной страх подкатывал, окутывал ее, потом снова исчезал. Алине хотелось рвануть к выходу, но она знала, что район опасный, лучше переждать, чем нарваться на улице, на какую-нибудь местную босоту. Ехать еще минут двадцать.
–Ну, вот, еще одна остановка, еще чуток и дома. Фу... бр... дышать нечем! Черт надо было дождаться маршрутку, – мелькнуло в голове Алины.
–Девушка, возле вам можно…
Голос парня прозвучал холодновато и нагло. Его огромные волосатые руки обхватили поручни сидения. От него явно несло перегаром.
Остановка. Алина рванула с места, и неожиданно для себя оказалась на улице. Развилка трамвайных путей заскрипела как-то странно, трамвай еще сделал несколько движений и скрылся из вида.
На улице горели фонари, полупустая улица все же была более приветливая, нежели лица трамвайных пассажиров. Возле старого дома, который казалось врос в землю, сидел старик, увидя Алину, он открыл книгу и стал читать вслух, громко, речитативом. Казалось, он молился. Он был похож на бродячего странника. Алина не слышала слов, они катились луной по пустынной улице. Девушка ускорила шаг, а потом и вовсе побежала. Старый район был не приветлив. Дома уродливые, перекошенные, старые, они вросли в землю, сюда редко, кто заглядывает из чужаков.
Она мчалась так, как будто за ней, кто-то гнался. Она и в самом деле не могла понять, что происходит, но она слышала рядом чье-то дыхание. Алина остановилась у самих ворот во двор, который был для нее родным и близким с детства.
Руки Алины были холодные, сердце колотилось. Огни горели ярко, фонари хорошо освещали улицу. Вокруг никого, как будто все вымерли. Дома Алину ждал муж и сынишка. Она не вошла, а ворвалась в дом и расплакалась. За ужином молчала как рыба. А через несколько часов она лежала на своем любимом диванчике, укутавшись пледом, муж гладил ее по волосам. Ей было хорошо, тепло.
– Знаешь, Антон, Маринка права, маски, все носят маски, так страшно и только старик у старого дома, он был без маски, но он появился из ниоткуда, и тоже страшный, я тебе точно говорю из ниоткуда. Может она и права, что только в семье хорошо. Муж гладил волосы Алины. Он понимал, что лучше помолчать.
– Вечер, осень, испугалась, страхи, – шепотом произнес Антон, целуя жену в щеку. Алина свернулась клубочком и крепко уснула.
– Впечатлительная! Спи… милая, мир лжив – это правда, но он также и красив – это тоже правда! – Антон гладил жену по голове, шептал нежно и ласково. Он укутал ее теплым пледом.