Мать говорит, ты роман напишешь об этих пьянчужках, и Олег говорит тоже, но как писать, если я прожить это не могу, как слепой котенок, что тычется носом за лаской, как мне быть с тобой, Олег, как мне жить без жалости и без боли, как не любить, если люблю и все решено с полувзгляда.
Еще один вечер.
- Олег в ванной, моется.
- Пожалуйста, попросите его - пусть зайдет.
Он зашел через час, я даже не поверила. В первый раз постучали, я кинулась открывать, но это девчонки кусочек хлеба просят.
Но он пришел, мы вышли, сели на скамейку.
- Сейчас, только схожу у Мориса узнаю, ходил он по повестке или нет.
Оказывается, менты изловили их с листом шифера - того, что у нас под окнами. Долго же они ходили мимо, ждали, когда мы в Екатеринбург уедем.
Вернулся:
- Не ходил.
- Правильно, и нечего делать. Нужны вы им. Больше мороки, чем этот лист стоит.
- Ты когда уезжаешь в деревню?
- В субботу.
- 15 рублей до субботы будет?
- Будет.
Сходили за бутылкой самогона. Выходит,, дает мне пятак сдачи.
- Ты мне лучше цветы подари как-нибудь для прикола.
- Для прикола? Ладно.
Устроились у него на кухне.
- Завтра часов в двенадцать ты со мной к одной сходишь? Я у нее подстричься хочу.
- А я зачем?
- Когда мне шестнадцать было, я с ней спал, а сейчас у нее муж сидит, она, короче, все по-новому хочет. А тебя увидит, отвянет.
- Думаешь? Нет, не пойду. Она тебя и без меня не изнасилует.
Мне нравится смотреть, как его в краску кидает.
- У тебя кольцо, я вижу?
- Ну. В Свердловск съездить и не купить.
- Можно посмотреть?
Он зачем-то смотрит камни на свет, возвращает. Кажется, понравилось. Сама выбирала.
- Я заметил, у тебя уши не проколоты..
- Да. Я в детстве видела, как мать сестре прокалывала. Я лучше в носу себе дырку сделаю. Одинаково дичь.
Смеется.
- Если бы еще в Махачкале эти серьги с ушами не рвали...
- Да, у нас тоже такое есть. Да что - вон Надежда своей дочери подарила, в первый же день в подворотню завели, сняли. Я сколько потом бегал искал - никто ничего не знает. Нет, на шестнадцать лет дорогой подарок надо...Вообще такая противная под конец стала, все доченьке, доченьке.
Я смеюсь.
- А ты думал, ты у нее на превом месте должен быть?
- Ну дак..Хотя бы не на последнем.
Только он выпил первую стопку, приперся пьяный Андрей. Олег спрятал бутылку в холодильник.
- Ты ж таблетки пил.
- Ну и что? Поссал краской, и все.
Затем пресловутая Лариса, подружка Тамары Александровны:"Выпьем!"
- А что?
- А разве у тебя нет?
- Откуда?
Сидят, треплются. Олег:"Давайте уе, нам с Ритой поговорить надо". Но "уе" они битый час, до пол-одиннадцатого. Наконец свобода, бутылка возвращается на стол. Олег рассказывает, как в 13 лет с компанией угнал у какого-то мента машину, набитую лекарствами и презервативами. Три года условно. Тем, кто старше был, дали по-настоящему.
Слушать эту блатную романтику мне неинтересно, я пересела с кресла на подоконник, поближе к нему, так, блин, он слинял в кресло. Истории о том, как развелся с первой женой и разошелся со второй. В обоих случаях, разумеется, злодейка мать.
- Слушай, меня это вовсе не интересует.
- Понимаешь, когда я пьяный, тянет на разговор...Спасибо, ты меня выручила сегодня, - кивает на бутылку.
- Пожалуйста.
Я уже снова в кресле, он на окне. На свет залетела крупная черная бабочка.
- Не надо ее, зачем!
Но он ее уже выгнал. И вернулся на подоконник. Обсуждаем блюда кавказской кухни. Как бы его заткнуть. Я уже не слушаю и не смотрю на него, рисую что-то мизинцем на подлокотнике. Из потока слов вырывается:
- Я хочу тебе что-то приятное сделать.
- Поцелуй, - реагирую я.
- Поцелую, - и продолжает трепаться.
Не сработало. Жду еще минут пятнадцать.
- Ладно, я пойду.
Ступая за порог, - До завтра.
И тут он шагает на коврик под дверью: "Я же тебя поцеловать хотел".
Он целует меня - дважды, и все это мне так не нравится, я прячу лицо у него на груди, мне горько.
- Как я не хочу уходить!
- Так посиди еще.
- А можно?
Все эти рассказы о бабах, которые вешаются ему на шею.
- Конечно.
Возвращаюсь.
- Подожди, у тебя плечо в известке.
Послушно стою, пока он орудует щеткой.
- А то мать скажет - где тебя Олег прижимал, - улыбка.
- Она не такая.
На кухне. Я снова падаю в кресло, он на стул. Мне до чертиков стыдно, я не смотрю на него.
- Я тогда про детские стихи рассказывал. Мне показалось нетактичным - тебя расспрашивать.
Я молчу. Я не знаю, как рассказать, да и сама - сквозь резкий этот вечер - как оценить.
- Мы современные люди и гордимся своей независимостью, но хочется и зависеть от кого-то?
- Не знаю, - я через силу.
- Просто сказать не хочешь, - обвиняя.
Но я действительно не знаю! Как я могу хотеть - чего не знала! Я, грубо:" Сядь, пожалуйста, рядом... Спасибо."
Он берет меня за руку, и с третьей попытки я все-таки выдаю, - знаешь, я каждое твое прикосновение помню.
Молчание. Мне бы сквозь землю провалиться. Но резок свет, и черна ночь за окном. Мы не видим друг друга.
- То была веселая, а почему сразу такое настроение плохое?
- Лучше и не надо.
Но все мое мужество уже растряслось где-то, и я наклоняюсь над его рукой - лишь бы не свет.
-Рита...
Он, как котенка, гладит за ушком, целует заколотые волосы.
- Ты же с самого начала знала, что очень мне симпатична.
Я - в его руки:
- Ты лежал на ковре и сказал, что меня не любишь.
- Мало ли что в сердцах....
Его руки пахнут горечью. Он рассказывает какой-то бред - про Мориса, про еще три года за аварию - лишь бы не молчать. Я постепенно устраиваюсь повыше, у него на груди. Он говорит и не смотрит, а меня моментами будто нет - под звук его голоса в груди, под ритм сердца.
- Господи, зачем я только тебя дразню...
Взрослый мужчина, а я со своими глупостями.
- Ты извини, я уж забыл, как ухаживать-то. Раньше просто было : привет-привет, а сейчас...
- А сейчас попробуй так - тебя подальше пошлют и правильно сделают.
Он встает за вином все чаще, почти без перерыва. Курит:
- Я волнуюсь.
Садится передо мной на корточки и я, глядя в его глаза:
- Вам всегда все надо говорить? Может, еще в постель залезть, чтоб получше дошло?
- Я же застенчивый...
Хмыкнула.
- Я исправлюсь, - обещает он и встает.- Ты меня в неловкое положение ставишь.
- Почему?
- Потому что оканчивается на "у", - говорит он веско и отворачивается. Стоит у окна, курит в полночь. Садится на подоконник, и в нем столько отчаяния.
- Да что ты так, все отлично.
- Ага, - с резкой насмешкой.
Он качает головой, затягивается, долго смотрит в меня.
- Ты как солнечный день.
Я идиотски спокойна. Но он остается у окна, я порываюсь уйти.
- Подожди....Я тебя еще не отпустил, сиди.- И сквозь дымку легкости проскальзывает полувраждебное:- Если бы была двухкомнатная квартира, я бы тебя никуда из Сарапула не отпустил.
- Ладно, пошла я.
Он молчит.
Уже взялась за ручку двери - и он догоняет меня:
-Дай я тебя хоть в щечку поцелую, можно?
- Да сколько хочешь.
И опять я прячу лицо, рукам непривычно на его плечах. Олег держит меня - легко и крепко, обрывая дыхание.
- Я когда-нибудь уйду сегодня отсюда?
Он стоит на площадке и смотрит, как я ухожу.
На другой день у меня - неделей раньше - сорвались месячные.
Пришел новый владелец квартиры и сыграл нам вышибальный марш. А мы и забыли. Однако надо подумать и о новой квартире. Мы помчались в мебельный, оттуда мать заехала с машиной за нашими вещами и отбыла в неизвестном направлении. До вечера я дремала, ждала ее, потом села на окошко. Идут. Валера и мое сокровище. В сумерках он меня не заметил, а я окликать не стала, даже не шевельнулась - вчера выложилась полностью. Они покурили на скамейке и смотались, и я тут же раскаялась в своем безразличии. Полдвенадцатого вернулась мать. Одратным рейсом они забрали половину бабкиного добра, в субботу придет машина за остальным, а мы едем завтра вечером, все.
Восемь, Олега нет дома. И как я плакала на этих проклятых качелях, что не увижу его сегодня.