В 1996 году, когда мне было шестнадцать, я работал волонтером в тюрьме Килброуд. Делал ремонт в тюремной библиотеке, ухаживал за больными в госпитале, красил заборы и инвентарь на спортивной площадке. Тюрьма располагалась в штате Техас. Сейчас её закрыли и такого названия наверняка уже не найти ни в одном телефонном справочнике.
Помню, я много думал о том, что давать тюрьмам название это очень глупо: какая разница, в какой тюрьме сидеть - с именем или без - но кто-то назвал её Киллброуд, а почему именно так, бог знает.
По данным статистики за тот год в Киллброуде прошло одиннадцать казней. Казни проходили вечером или ночью. Такой порядок. Частенько я представлял, как души казненных летят над тюремными крышами, или, зависая напротив окон, смотрят на живых черными глазами. Мы люди слишком схематично представляем процесс смерти, как те дети, что с помощью кукол имитируют секс.
Как-то раз мы сидели во внутреннем дворе тюрьмы с одним заключенным и курили. Перед этим мы убирали двор от опавшей листвы. Стоял холодный октябрь, было свежо и так ясно, что хотелось дышать глубоко и жить. Странное и необычное ощущение для октября, которое сильно мне запомнилось.
- И что ты будешь делать, когда станешь взрослым?
Его звали Рыбкой. Лицо у него было немного приплюснуто с боков, а глаза слегка навыкате. Вероятно, из-за внешности к нему прилепилось это смешное прозвище. А может в прошлом он был рыбаком, или принадлежал к коллекционерам аквариумных рыбок. В нем было много от рыбьего царства – молчаливый, с вечно не выспавшимся лицом и выпученными красноватыми глазами.
Когда он задал свой вопрос, в его голосе скользнула ироничная нотка.
- Не знаю. В космос хочу слетать. – ответил я, запрокинув голову к небу.
Сумрачно-синий занавес небосклона понемногу зажигал звезды. Одну за другой. Небо казалось глубоким, как огромный колодец.
- А куда?
Рыбка вслед за мной задрал голову и от восторга или удивления открыл рот. Сигарета повисла у него на губе, а потом упала на джинсы, разбрызгивая сноп искр. Он суетливо принялся ловить окурок и стряхивать злобные огоньки. Запахло жженой материей.
- Ну, вот, можно было бы на Марс рвануть или, например, на Сатурн. Чем не планета!? Плутон опять же, или Рабин. - ответил я, с улыбкой наблюдая за собеседником.
В ответ Рыбка заржал и тут же закашлялся.
- Нет такой планеты. – сказал он.
Как будто знал наверняка. А ведь бесконечность штука непостижимая и хитрая. В ней никак нельзя быть в чем-то уверенным на сто процентов.
- Этого, брат, никто не знает. – ответил я и постарался улыбнуться ему как можно дружелюбнее, чтобы парень почувствовал, что я не просто над ним насмехаюсь, а хочу, чтобы и он понял насколько многолика вселенная.
- Хочу открыть галерею художественной фотографии. – сказал я, переводя разговор на новую тему.
- И что, хорошо фотографируешь?
Этот вопрос всегда задавали. Я к этому привык, но поначалу было нелегко. Поначалу я всерьёз начинал размышлять о том смогу ли, получится ли, хватит ли таланта. Теперь обо всем этом вообще не думаю: не моя забота. Главное есть желание, а там уж Мир пускай подсуетится, подбросит мне парочку возможностей, а мне главное их не прозевать.
- Нет, отвратительно! – сказал я и послал Рыбке улыбку.
Выглядело это самодовольно, но он стерпел.
Он попросил ещё сигарету, а потом спросил, скоро ли у меня день рождения. Я ответил. Повисла пауза. Слышно было, как подрагивают сметенные в кучу листья. Тишина настигла нас неожиданно и как будто испугала. До сих пор не понимаю для чего ему понадобилась моя дата рождения.
Рыбка сидел за преднамеренное убийство. Что-то у него там вышло с другом, они поспорили, затеяли драку. Его знакомый неудачно упал и раскроил себе череп. Рыбка испугался и бросился в бега. На мексиканской границе его вычислили таможенники, вышла перестрелка. Рыбка ранил одного из служителей закона, за что и отсидел пятнадцать лет. Месяц назад комиссия по досрочному освобождению решила, что парень полностью искупил вину.
- Я вот все время думаю о том, что будет там. – он затянулся, пряча глаза за клубами дыма.
- Там, в смысле, на воле?
- Ага.
- Что тут думать: все будет так же как и здесь. Будут люди, будут вещи… ну и ещё что-нибудь будет. Ты думаешь, нет?
Пару минут он молчал. По глазам было видно, что размышляет.
- Последнее время как-то не особо верю, что там что-то есть.
Я удивленно кашлянул.
- Это как это!?
- Ну, ведь я не видел тамошний мир пятнадцать лет. Вначале никак не мог привыкнуть жить без него, а со временем всё изменилось и стало наоборот. И вот теперь пытаюсь себя убедить, что там гораздо лучше, чем здесь, но что-то внутри очень в этом сомневается.
Я по-дружески похлопал его по плечу.
- Да ладно тебе, все будет в порядке.
- Нет, не будет. – он сказал это тихо и уверенно. – Если бы все было так просто, я не задавал бы себе идиотских вопросов. Для меня там ничего нет, полный вакуум. Есть два способа вырваться из него. Либо вернуться сюда, либо отсюда не выходить.
Он ещё немного помолчал.
- Мать с отцом развелись, когда мне было четыре года. Поэтому я не помню такой штуки, как счастливая семейная жизнь. Их развод я пережил достаточно легко. Отец часто приезжал и дарил разные подарки. Каждый раз видя его, я ощущал чувство вины, не отпускающее его совесть. К тому моменту он уже обзавелся новой семьёй и новым сыном. Как-то, на мое день рождение, отец подарил аквариумную рыбку. Я был так мал, что не смог разобрать её ученое название и потому назвал просто Милтер. Мы проводили много времени вместе. Я читал Милтеру книги, составлял рядом с аквариумом домики из кубиков, показывал свои игрушки и фигурки супер-героев. Мы сблизились с ним, как с настоящим другом и единственное, что меня раздражало, так это постоянное наличие стеклянной перегородки аквариума в наших отношениях. Она не давала мне почувствовать истинную близость с другом. Не понимая, что подвергаю питомца тяжелому испытанию, я стал периодически вытаскивать Милтера из воды и таскать с собой, бережно держа в кулаке. Конечно, я всегда возвращал рыбку обратно, но, однажды, получилось так, что я забыл это сделать - мать позвала обедать, я решил, что проведу обед вместе с Милтером и сунул его в карман. Когда я вспомнил о друге, было уже поздно - Милтер задохнулся.
Рыбка стиснул зубы, так что они выразительно скрипнули. Потом сплюнул.
- И дураку понятно, что у каждого свое место. Если бы Милтер мог и стал бы брать меня к себе в аквариум, для меня бы это кончилось ничуть не лучше. Но в тот момент я думал, что делаю для друга доброе дело: расширяю границы его мира, даю ему свободу. По факту, я просто его убивал - медленно и неумолимо.
- Не вижу смысла корить себя за дела ребенка. – усмехнулся я.
- Нет, смысл не в том, что я себя корю. Смысл в том, что каждый имеет свои рамки свободы, переходя которые, рискует погибнуть. У каждого есть своя свобода. Кто-то играет на гитаре, а кто-то поет. Один чинит машины, а другой лечит людей. Этот гениально рисует, а тот великолепно варит кашу. В общем у каждого есть что-то, что он может делать лучше всех.
- Ну, согласен, но почему ты сейчас об этом вспомнил? – спросил я.
- Мне кажется, единственное, что я умею делать очень хорошо, так это сидеть в этой тюрьме и это те рамки свободы, которые мне не следует переходить.
Секунду я молчал, а потом возмущенно высморкался. Я определенно был против таких разговоров:
- Что может быть лучше, чем свобода? – спросил я его.
- Индивидуальная свобода. – ответил Рыбка.
- И что ты будешь делать?
- Пока не знаю, но кажется выходить отсюда мне никак нельзя. Смертельно опасно.
Мы замолчали. Неловкая тишина, ведь один сказал правду, а другой не смог быть честным в ответ.
- Если быть откровенным, - начал я, - в чем-то понимаю тебя. Действительно, возвращаться тяжело. Видно человек привыкает к вещам настолько, что отрываться от них, все равно, что отправляться в открытый космос. Но, пойми, свобода дороже…
Мы снова закурили. Вечерние сумерки густели. Размазанная по воздуху синева растекалась по двору, постепенно заполняя уголки, где секунду назад ещё теплился отблеск солнца.
- А я в детстве тоже мечтал стать астронавтом. Очень мне нравилась эта идея. Особенно, когда представлял, как буду смотреть на землю из иллюминатора. – сказал Рыбка. – Я тебе все-таки рекомендую задуматься о своей свободе. Задуматься и найти её, потому что это, на мой взгляд, самое важное, что есть в жизни.
Покряхтывая, Рыбка поднялся. Затушил сигарету и медленно двинулся к корпусу. Я подумал, что мечтать о космосе нормальная человеческая привычка, только почему-то с возрастом мы окончательно отказываем себе в полете. Но я уверен, что он возможен.
Через неделю, ровно за день до освобождения, Рыбка повесился. Удавился на куске простыни, не написав никакого последнего письма. Страх перед неизвестностью выбил из него остатки разума и жизнелюбия. Событие вызвало всеобщий ажиотаж. Охранникам понадобилось несколько минут, чтобы разогнать любопытствующих.
Я отработал ещё несколько недель, а потом уволился. Во многом причиной тому была смерть Рыбки. Я считал его поступок малодушным.
Гораздо позже я понял, что такого рода страх является порождением преград. Когда кто-то привыкает жить в навязанных рамках, он перестает воспринимать мир за ними. Выйти за рамки означает для человека выйти в открытый космос. Не будучи одетым в скафандр и подготовленным на полную катушку, сделать это довольно сложно.