Глава шестая. Город дождя.
Горение – процесс интимный. Сложил конфигурацию для растопки, подноси спичку к скомканным листам в самом низу, поджигай и закрывай. Не нужно каждую минуту приоткрывать дверцу и подсматривать горит – не горит? От этого только хуже будет. Подожги и не лезь, всё произойдет само, без твоего любопытного носа. Не любит Матильда навязчивого внимания, особенно, в самый деликатный момент, когда оживает её огненное сердце. Что может быть интимнее, чем запуск сердца?
(вырвано)
Столовка.
Они зашли в кафе, больше похожее на простую столовку, но официантка подошла чистенькая, аккуратная. Она приветливо улыбнулась, выдала обоим по меню.
Важный Костян раскрыл фолиант и… ничего не смог прочитать.
- Да, ёкарный бабай! – возмутился он, - ничего не вижу. Он извлёк из кармана свои нелепые окуляры и нацепил на нос. Северьян уставился на него:
- На кой чёрт ты очки взял?! – прошипел он, чтобы не привлекать внимания. - Не поможет. Забыл? Я же тебе вчера втолковывал?
Костян морщился, усиленно вглядываясь в текст, то снимая, то надевая очки, делал вид, что не слышит раздраженного голоса Северьяна.
- Футы-нуты, - озадаченно протянул он, - ты гля, и так не вижу и так. Вроде всё резко, а ничё разобрать не могу. Во какой бомбель получаецца.
- Дурак, - не выдержал Северьян, - ой, дурра-ак.
Это Костян услышал, он бросил на стол меню, отвернулся и насупился.
- Ну за каким чёртом ты их взял? – не унимался приятель, - чтобы потерять? Не дай бог посеешь, - всё, каюк! Не выберемся назад.
- Не шибко и надо, - пробурчал под нос упрямец.
- Что?! – Северьян разозлился не на шутку. – Ты что же это, чувачок, думаешь здесь всегда солнышко, и все такие любезные разлюбезные? Ну-ну, погоди, посмотрим что ты ещё запоешь. Давай сюда очки!
- Не дам! – мотнул головой Костян. – Мои.
У Северьяна сделалось тоскливо на душе. Ведь чувствовал, знал, что ничего хорошего от этого деревенского остолопа ждать не приходится. Пожалуй и вправду решит здесь обосноваться, что в таком случае прикажете делать? Силком тащить назад? Как ни смешно, а ведь это вполне реально. Чёрт бы побрал этого кретина!
От мрачных мыслей отвлекла официантка:
- Что будете заказывать?
Северьян сделал неопределенный жест рукой в воздухе:
- Что-нибудь этакое… покушать. На ваше усмотрение. Хорошо?
- Может трепиньяк, на первое? Ещё угрейки я вам рекомендую, очень хороши с авилоком?
- Замечательно, - растянул физиономию в дежурной улыбке Северьян, – и этому, – он кивнул на приятеля, - тоже самое.
Костян соизволил поворотиться, когда официантка отошла:
- И чё это? Мы не «отдуплим» после такого мармеладу?
Северьян не удостоил его ответом.
Почему так бывает? Готовишься к большому, важному делу, заранее перебираешь ситуации, просчитываешь варианты, прикидываешь алгоритмы поведения; ты знаешь, что занят очень важным делом, преисполняешься этой важностью, отнюдь не выдуманной, не показной важностью, ведь на кону твоя жизнь. Наконец всё готово, ты ждешь только свистка паровоза, чтобы события покатились по проложенным рельсам, от точки к точке, от станции к станции, точно по графику. И вот – он звучит, а тут поперек идеально выстроенной траектории нарисовывается этакое мурло – морда в ряске, очки в мутных разводах. И весь твой тщательно продуманный, выстраданный план, летит к чёртовой матери, под откос, вверх тормашками, и становится понятно, - ничто уже не поможет, всем приготовлениям и планам конец.
Есть в этом закономерность, какая-то суровая правда жизни. Может быть, всё дело в том, что таким образом мир взбрыкивает, показывает свою нелинейность и несводимость? Эй, ты, человечишка, знай своё место, а то, ишь возгордился будто понимаешь чего-то. А вот ничерта ты не понимаешь. Ты настолько неразумен, что даже не способен уразуметь свою неразумность.
От невеселых мыслей и тягостного молчания отвлекла официантка. Она переоделась и выглядела строже, как-то более дорого. Появился и официант, он ловкими, почти изящными движениями заменил простые, алюминиевые приборы на солидное серебро. Северьян окинул взглядом помещение. Пока он пребывал в задумчивости, класс заведения сильно повысился. «Что же это мы заказали такое?» - присвистнул он. Легкие занавески на окнах потяжелели и превратились в бархатные темно-синие портьеры, скатерти на столах заблестели шёлком. Дамы оголили декольте и излучали светскость, мужчины налились солидностью. Северьян тряхнул головой, пытаясь прогнать наваждение, но всё осталось на своих местах, даже смурной Костян, не замечающий сделавшейся вокруг перемены.
«Маразм какой-то» - печально вздохнул Северьян. Как ни старайся, а к фокусам Фьюжн-Мари привыкнуть невозможно.
На приборах засверкали огоньки от свечей, еду подали на тончайших фарфоровых тарелках, почти прозрачных. Но то, что заключалось в них, было гораздо интереснее. Первое блюдо представляло собой прозрачный и чистый как родниковая вода супчик, в котором одиноко плавали черные комочки, напоминающие маслины. Это Северьяну они напоминали маслины, Костян же разочарованно протянул, уставившись в тарелку:
- Козьи катышки?! Я такое не буду.
Северьян чуть не бросил ложку на стол, деревенский начал его доставать. Он зло посмотрел на гада и четко, расставляя паузы между словами приказал: - Жри, что, дают!
Сам осторожно, чтобы не тронуть «маслины», зачерпнул жидкость. Понюхал. Пахло вкусно. Попробовал. Прозрачная вода оказалась не тем чем казалась: по консистенции и по вкусу это был густой, наваристый бульон. При желании там и лучок, и морковку, и бог знает какие ещё приправы распробовать можно. Северьян закрыл глаза, чтобы не мешали получать удовольствие и смаковал блюдо. Когда «маслины» лопались во рту, это было похоже на распускающийся во рту цветок вкуса! Букет ароматов резко усиливался, расцветал в полную силу, затем немного изменялся, все акценты смещались в неожиданных, но всегда приятных направлениях и, наконец, плавно затухал. Фейерверки вкуса вспыхивали и гасли с каждым шариком…
Северьян с наслаждением доел всё и посмотрел на нерешительно ковыряющего ложкой в тарелке Костяна: - Не будешь? – с надеждой спросил он. Тот пожадничал.
Следующие пять минут Северьян наблюдал, как деревенский уплетает «водичку», когда же тот недоверчиво, с опаской попробовал «козью катышку» и вздрогнул после «взрыва» во рту, и сделал круглые глаза от восторга – тут уж Северьян не смог удержаться и расхохотался:
- Как бывает обманчива природа, да, Костик?
- Да, уж… вкуснотища, - облизывая ложку подтвердил Костян. Он блаженно лыбился.
Второе оказалось тоже не без сюрприза. На тарелке лежал хорошо прожаренный окорок, обложенный голубыми прозрачными пирамидками. Внутри пирамидок находились другие пирамидки, внутри них ещё и так до бесконечности. На их сверкающих гранях мерцали постепенно угасающие в глубине огни, зрелище завораживало, от него было трудно оторваться. Кусок же «мяса» покрытый румяной корочкой, лоснился вполне обычным жирком, но вкус… вкусом он походил на экзотический фрукт – манго, банан и ананас одновременно. Неожиданно, но здорово. Зато у кристаллов, как раз, оказался вкус скорее мясной, и что удивительно - они таяли во рту, как если бы нежнейшая телятина начала растворяться на языке как желе. Пирамидки смешивались с экзотическим мангово-банановым вкусом, это рождало богатые и противоречивые ассоциации.
- Вот тебе урок, Константин, - самодовольно поучал Северьян, у него после второго блюда улучшилось настроение, оно стало почти прекрасным - никогда не доверяйся своему жизненному опыту, он может подвести.
Костян больше не раздражал, Север был даже рад, что рядом есть нормальный человек, пусть и придурок.
Пока «нормальный человек» уплетал второе, Северьян сидел и формулировал вопрос за вопросом. Из чего вся эта пища приготовлена? Какова технология? Можно ли увидеть процесс приготовления? Что за структура ингредиентов: молекулярная, генетическая, белковая? Как она взаимодействует с организмом человека. А с организмом обитателя Фьюжна? Да что собой представляют эти организмы, наконец?! Вопросов тьма – изучать не переизучать. Можно всё человечество превратить в учёных, но и тогда пожалуй, на исследования не хватит времени до конца истории. А он один. Ох-хо-хо. Дела-а.
- А у тебя деньги есть? – шепотом спросил Костян, видимо его страшил час расплаты.
- Не-а, - беззаботно отмахнулся Север.
- И чё теперь?!
- Расслабься, Костян, здесь денег нет.
- Как это?!
- Коммунизм, – легко бросил Северьян.
У Костяна вытянулось лицо:
- Фигасе!
- Шучу. Понятия денег тут нет, наверное за ненадобностью. Скажем, пища тут не является насущной потребностью. Привычка, ритуал – не знаю, может вид искусства, короче, хрен его знает. То что ты захотел есть, - это, скорее всего, условный рефлекс, воспоминания сработали или что-то такое. Но без неё можно обходиться, так зачем за неё платить? И если платить, то почему деньгами?
- Это ладно. Но как же деньги?! – не унимался Костян, - их что, здесь вообще нет? Как же без них-то?
- А почему они должны быть? С чего ты считаешь, что они обязательно должны быть? Включи мозги, Костя. Ты не задумывался никогда, что это только наше, только нашей цивилизации изобретение? Мы внушили себе что без них ну, просто никак. Открою тебе страшную тайну, что и там, за болотом, нет людей работающих за деньги. Работают по привычке, по необходимости, по нужде, от того что нравится, но вовсе не из-за денег. А вообще, ну их к чёрту, когда-то я про это дело целый диплом накатал.
- А всё-таки, как же без денег?
- Да почем я знаю? – Северьяну не хотелось заводить тягомотный разговор. Эта тема всегда навевала тоску. – Может здесь реализован скрытый механизм справедливости. Ты что-то делаешь людям, это записывается и учитывается где-то там, в Великом Вааще, а придешь вот так пожрать, тут и спишут по счёту. Кстати, кажись, мы не кисло так сегодня списали, – подмигнул он.
Разговор прервали. Подали десерт и третье. Официант, посмотрел как-то значительно и загадочно, улыбаясь одними кончиками губ, словно хотел сказать: «Извольте отведать, нечто совершенно исключительное».
Это было действительно нечто! Северьян заранее предвкушал найти что-то безумно вкусное, когда перед ним оказалась металлическая вазочка, с содержимым, похожим на мороженое. Жидкость в стакане рядом выглядела в точности как чай, казалось, внутри сквозь прозрачные грани можно увидеть настоящие чаинки. Северьян попробовал мороженое, отхлебнул чай и обомлел…
Это… было… обычное мороженое и самый заурядный чай.
Вкусное мороженое – сливочный пломбир, и ароматный чай, но Северьян был ошеломлён и сбит с толку, теперь он никак не ожидал встретить обычные нормальные кушанья. И даже не это удивляло больше всего, а то, как быстро он привык к непривычному и отвык от обычного.
- Вот, это другое дело! – облизнулся Костян. Позолоченной ложечкой он отправлял себе маленькими порциями мороженое и прихлебывал горячий чай.
Северьян тоже ел не без удовольствия, но в отличии от предыдущих блюд, это не отвлекало от мыслей, не захватывало целиком и не мешало думать. Он раздумывал почему так. Может наша еда не так вкусна? Да, нет, Официант подавал с такой физиономией, будто это квинтэссенция искусства местного шеф-повара. Она привычна для нас? Возможно. Но что-то подсказывало ему – ответ не так однозначен и прост. Это ничего, для того он и здесь, чтобы ставить вопросы, если не решать, то хотя бы формулировать.
Закончив обед, приятели с тысячей любезностей распрощались с официантами и с вышедшим к ним шеф-поваром и выкатились на улицу.
Город дождя.
Когда довольные и счастливые они очутились на улице, то быстро погрустнели. Присмиревший словно на экзекуции город вкривь и вкось хлестал холодный жесткий дождь. Дома пригнулись, посерели и угнетали облезшими, облупившимися фасадами; по улицам текли грязные потоки воды с обрывками газет, пластиковыми бутылками, окурками, раскисшими газетными страницами и прочей дрянью. Когда приятели попытались перебраться на противоположную сторону дороги, первая же машина не сбавляя скорость промчалась по глубокой луже рядом с тротуаром и окатила обоих с ног до головы стеной мутной воды вместе со всеми нечистотами, что в ней плавали.
Костян только и успел, что крикнуть вдогонку - «Сволочь!», да показать кулак. А толку-то?
Свернули в осенний переулок. И наткнулись на ту же самую пару что и давеча, но женщина теперь безобразно ревела, цепляясь за сердитого мужчину. Тот зло отворачивался от неё. Когда он двинулся прочь отрывисто бросая ругательства себе под ноги и волоча за собой огромный чемодан на поломанных хрустящих колесиках, она вцепилась в рукав его куртки, истерично проглатывая рыдания. Мужчина остервенело дернул рукой, женщина повалилась в серую лужу, и, не отпуская куртку поволоклась следом. Дождь колошматил сверху налетая неровными частыми порывами. Белобрысый мальчуган, всеми забытый, кулачком размазывал слезёнки по чумазому лицу.
- Твою мать, - сплюнул сквозь зубы Северьян. Он поднял воротник пиджака, но разве тот мог защитить от холода и воды? – Паршиво то как.
- Куда мы? – нелепо разводя руками, спросил Костян.
- Вперед, - буркнул Северьян. Однако уверенности в его голосе не было. И тут на них буквально налетела бабка. Та самая, что совсем недавно так мило рассказывала и показывала дорогу. Она столкнулась с Костяном и визгливым фальцетом завопила:
- Куда прёшь, паршивец! Глаза залил с утра и толкается он. У, сатана!
- Ты чё бабуля? – изумился Костян, это ты на меня налетела.
- Он ещё и ругается! – бабка размахнулась и со всей силы огрела Костяна сумочкой по голове. – Полиция! Полиция! - вопила она.
Но первым подоспел какой-то дед в коричневом плаще:
- Чего орёшь, старая ведьма!? – вызверился он на бабку, а потом, баз разговоров, огрел Костяна по спине костылём. – Подлец! - Вопил он, - Я тебе покажу! Я тебе покажу!
Костян так изумился, что сразу не нашёлся что сказать, а потом сгреб дедугана за грудки и гневно прохрипел в сморщенное лицо: - Старый ушлёпок, придушу!
- Стоя-яать! – раздался властный голос. К ним приближался страж порядка. Северьян успел отметить, что это тот самый, который раздавал волшебные цветы. Но, на этот раз в руках у него была дубинка.
- Мла-ый сеж-нт бы-ба-юк, два-цы-я спц рота. В чем дело? – протараторил он скороговоркой и недобрым взглядом окинул топчущуюся в луже компанию.
Север понял, что сейчас им впаяют нападение на престарелых обитателей Мари, и у него засосало под ложечкой. Однако, спас положение дед, он ещё раз замахнулся палкой на Костяна и засипел, задыхаясь от гнева:
- Эти! Вот!
Что «эти», что «вот», он не стал договаривать и попытался со всей силы нанести удар по врагу, но тот был начеку и ловко увернулся. Удар пришелся по лицу стража порядка. Он схватился за щеку и зарычал.
- Товарищ, мили… - начал Северьян и осекся. Бабка кричала «полиция», значит надо говорить «полиция»? Чёрт их поймешь. Страж недобро сверкнул одним глазом на Севера, второй был прикрыт рукой:
- Мы шли по улице, а вот эти граждане, - Север не знал что соврать, чтобы было убедительно и выпалил - ни с того ни с сего применили холодное оружие. Против нас. Эта вот сумочку, а дед палку.
- Что-о!? – взревел одуревший поли-мент.
- У них там в сумочке оружие. А ещё, они клеветали на власть.
Мент выхватил у бабки орудие борьбы и попытался открыть, замок щелкнул и требуха из редикюля вывалилась в грязную воду. Бабка взвизгнула и вцепилась в вихры стража порядка. Фуражка слетела с его головы и покатилась на проезжую часть под колеса злорадно рычащих автомобилей. Дед злобно шипел и хлопал себя по ляшкам, радуясь дурдому.
Север толкнул в бок онемевшего Костяна:
– Сваливаем! Быстро!
Они бросились за поворот и бежали несколько кварталов, пока не перешли на быстрый шаг. Погони не наблюдалось. Дождь всё не стихал, и надо было где-то отсидеться, отдышаться.
Дождь не стихал но превратился в тоскливую, нудную морось, опускающуюся почти невидимо и превратившую город в серо-бурую сплошную массу. Сквозь пелену проглядывали остовы домов, грязные, насквозь промокшие, с черными, много лет немытыми окнами. А ещё час назад, всё вокруг сверкало чистотой и радугами. Такое же действие грязная вода произвела и на его обитателей. Одинокие фигуры, одетые в мрачные одежды похожие на балахоны, брели вдоль тротуаров, стараясь держаться подальше от обочин. Когда они сталкивались, то проходили мимо, не извинившись, не обернувшись. Несколько раз приятели видели жестокую перебранку, которая вполне могла закончиться потасовкой.
- Север, что-то мне как-то хреново здесь. – Нарушил сосредоточенное молчание, Костяныч. – Ты, эта… Знаешь хоть куда идем?
Это был тот вопрос, который Северьян меньше всего хотел услышать. Он не узнавал улицы и дома, они изменились не только внешне, но поменяли и конфигурацию. По прошлому опыту он знал, что допустил ошибку – отошел от избушки настолько, что начали проявляться эффекты сворачивания пространства. Это он обсуждал в институте после первой и второй командировок, но не удалось построить даже мало-мальски толковую теорию, как это всё работает не было идей и не существовало никакой возможности распутать конфигурацию пространства. Для Мари они придумали только одно простое, эмпирическое правило – не хочешь заблудиться – не отходи далеко от базы.
Оказаться в чужом мире, потерянным и дезориентированным – неприятное чувство. И хорошо бы он был один, а тут, ответственность за деревенского дурачка давит на плечи.
Северьян покосился на размашисто шагающего рядом Костяныча и остановился. Тот по инерции прошел несколько метров вперед. Северьян замер. Перед ним был совсем другой человек. Высокий, стройный, чуть ли не выше самого Севера, в хорошо подогнанном, хотя и мокром костюме. Костяныч, дико контрастировал с тем заморенным, жилистым недоразумением вошедшем сюда в забрызганной тиной брезентовой плащ-палатке.
Этого только не хватало Северьяну! То, что изменилась одежда, брюки стали в пору, пиджак по плечу – понять можно, они отсюда, из Мари, на них не действуют известные за болотом законы физики, леший с ними, но человек их носивший! Костян остановился и вопросительно обернулся. Север всмотрелся в его лицо. Это было другое лицо! Основные черты сохранились, но проступило в нем что-то такое, что трудно выразить словами - оно стало более интеллектуальным что ли, более умным.
- Что тормозишь? – не выдержал паузы Костян, - никак вспомнил чего?
- Всё нормально, вперед! – хмуро скомандовал Северьян и прибавил шаг.
Он немного ссутулился, сунул руки в карманы и молча шел впереди, он больше не оглядывался на товарища. По спине лилась холодная река. Одежда неприятно липла к телу, мешала идти; было противно и очень одиноко. Ещё одна нехорошая мысль пришла Северьяну в голову, когда тот взглянул в патиновое отражение в пыльной, треснувшей витрине, - Костян вовсе не тот деревенский дурачок, что пришел с ним. Он один из местных. Он обитатель Мари.
Северьян почувствовал головокружение, но приказал себе успокоиться и проанализировать ситуацию.
В какой момент могла произойти подмена, не известно, скорее всего где-то на границе, когда плутали по топям у седых ёлочек. Это логично. Теперь становилось понятным, почему Марь впустила деревенского – она его не впускала он сам был отсюда; понятно почему так изменилась одежда – она просто подстроилась под своего; понятно почему этот поддельный Костян не заметил превращения столовки в дорогой ресторан, - тот деревенский Костян непременно бы ошалел от такого. А этому что, этому привычно.
И где тот, настоящий Костян? В лучшем случае очнулся где-нибудь под кустом и поплёлся домой, весь же остаток пути до избушки вместе с Северьяном проделал другой, такой же придурковатый и забавный, но уже не из своих, не родной. Почему теперь он менялся? Непонятно, может закончился запас считанного образа на границе, может Мари нет смысла имитировать дальше, мол, куда ты теперь денешься, милок. Трудно сказать. Бессмысленно строить теории на в отсутствии экспериментальных данных. Сейчас остается только наблюдать и присматривать за самозванцем. Да, вот ещё что, хорошо бы понять, зачем это было сделано, для чего это понадобилось Мари? От этого многое зависело.
(вырвано)
Я с облегчением закончил чтение и отложил опус.
Ну, наплёл, ну, наплёл. Автор какой-то без тормозов и со съехавшей крышей. Главное, непонятно - для чего? Зачем всё это выдумано? За любой строкой, за любой фразой должна скрываться мысль, причём, неглубоко скрываться, чтобы и не самый умный легко понял, а тут…
Я надел слегка испачканную сажей и копотью строительную перчатку, приоткрыл пышущую жаром дверцу и сунул свернутые трубочкой страницы в топку. Матильда загудела с удвоенной силой, поглощая поступившую в её распоряжение порцию графомании. Да ладно, нехай пишут. Главное, чтоб кому-то от этой писанины было хорошо, пусть даже и Матильде.