Тысячи лет из мешков с дождями падают на землю благодатные капли. Молнии разрывают облака, сотрясают громы, пугая всё живое, но опоясывает небо радуга. Это значит, что зацвёл дивным цветом ирис, любимый цветок богини радуги Ириды, одарил землю красой и покоем. А где тот цветок растёт – никто, кроме сказочников, не знает. О том сказка.
Во краю-то лесном дальнем, жили царь с царицею, да с дочкой Марьей, на выданье девицею. Нет пока у царя Парамона и царицы Матрёны шику дворцового, не учат этому в школе сельской. Ещё звездочёт на ближних планетах родственников царских не нашёл, по-крестьянски они звались. Только дочка была Марьей, а стала Марьяной.
Ныне на царей от сохи настала мода, выбрали их из народа. Честные выборы были, без обмана, заграница не без корысти за тем наблюдала. Когда ещё царь из народа, хоть он и крепкий фермер, хороший хозяйственник, поймёт, как хозяйство вести, где штанами трясти, в какую сторону идти. Тут они по - соседству подскажут, на карте покажут, кто друг, кто враг, а кто – ни так, ни сяк. Соседи и про демократию расскажут - хватит по дедовским законам жить, непорядок это.
Если думаешь, что во дворце жизнь мёдом намазана, сбитыми сливками полита – ошибаешься. Худо царевне во дворце, обучают её придворному этикету, непонятным наукам. Учители-мучители иноземные к Марьяне придираются, а зачем ей плюсы-минусы знать, историю-географию учить? Она бы лучше сказочников послушала.
Зашла как-то во дворец путница, пешеходница. Много где побывала, многое повидала. Есть-пить бабке хотелось, вот языку работа и имелась. Раз кормят и привечают - выдумывай, что ни попадя, ни за слово не отвечай:
- Была я давненько в краю дальнем, где земля с небом встречаются. Там растёт в лесу заповедном цветок – ирис, по - нашему касатиком зовётся. Его семена Ирида, богиня радуги небесной, взяла в Эдеме, высадила на земле в месте тайном.
Не сама сажала - богини не пачкают ручки в земле, сироту, девицу крестьянскую Ирину, приставила цветок выращивать. Кто тот цветок вырастит из семян, исполнится его единственное желание, а цветок пропадёт. Молния поразит всякого, кто с мыслями худыми к цветку подойдёт, да не очень-то и хотелось!
Запомнила Марьяна побаску про цветок. Время идёт, царевна растёт, скоро и бал первый во дворце. В странах заграничных девицы по моде одеты и причёсаны, им всё разрешено, у них демократия. Даже по последней моде наголо постричься можно, а ей, дочери царской, запрещено. Выбрала в журнале модное платье для бала, матери показала.
Накапала царица капли сердечные, выпила:
-Да это, доченька, не платье, а повязка набедренная, стыд прикрыть, такие только папуасы носят по великой бедности. Нет у них средств на длинное платье, а у нас - есть. Отцу картинку покажи! Как бы батюшку не прогневить! Лютый он в гневе, не обучен ещё царскому этикету.
Верно, царь прогневался, кулаком по столу грохнул - столешница лопнула, ногой топнул – терем качнулся - Не быть балу во дворце, если дочка царская в таком срамном наряде к гостям выйдет, так обе и запомните, меня не злите, заграницу не смешите!
Пришлось несчастной девушке заказывать длинное платье, шитое жемчугами, да самоцветами, надела, в зеркало глянула. Ну, и старина! Будет на балу она одета, как простая крестьянка. Это не платье а пережиток сплошной, старина древняя, но супротив родителей не пойдёшь, они нарядом довольны, дочерью любуются.
Знала Марья-царевна, что жениха ей ищут, замуж выдадут, наследник в царстве нужен. Но она в батюшку, с норовом, ещё посмотрит на жениха, будь он хоть принцем англицким. Испытание трудное устроит, а там видно будет. Отцу своё условие сказала.
Была Марьяна круглолица и румяна, красавица без волос, румянец во весь нос. Мастера заморские волосы приладили, причесали, всё на лице нарисовали – краса ненаглядная получилась. Женихи вокруг неё кружат, по-иностранному жужжат. Хотели бы графы, князья, бароны, да принцы именитые о приданом больше узнать, с чем невесту-то брать.
Пусть девица неказиста с лица, значит, больше будет казна. С лица воду не пить, а с богатством можно жить. После танцев и кушаний царь речь держал, да складно так сказал, что замуж за того пойдёт Марьяна, кто из края неведомого принесёт цветок ирис, что вырастила богиня радуги:- «Ступайте, ищите!»
Цари - мастаки всякую небыль придумывать, посылать туда – не знают куда, искать то - не знамо, что. Вот, и наш царь недолго думал, а придумал. Коли, так умничать будет царь-батюшка, то принцесса с лицом щербатым и приданым богатым вековухой может остаться.
Как десяток лет в девках посидит – любому жениху рада будет. Мужик - не девка, ему спешить некуда, мужик и в сто лет – жених, в невестах роется, что кур в навозе. Потолковали так сынки именитые, выехали из дворца гуртом искать цветок неведомый. Сообча-то храбрее и веселее в пути дальнем, неведомом.
Зная, что везёт дуракам и простакам, снарядил царь в дорогу и подпаска Демьяна, пригож, высок парень, угодливый и понятливый. Такого водяной в болоте не утопит, Горыныч не сожжёт, Яга не обманет, этот со всеми договорится. Пожаловал от щедрот царских парню лошадёнку старенькую, еле она ноги переставляет, на ровном месте спотыкается.
Жалко Демьянке лошадёнку, спешился. А женихи богатые поскакали, пыль выше облака подняли. Долго ли, коротко ли ехали, да остановились на развилке у камня. Написано на нём что-то, да всё мхом заросло, не прочитаешь, но всем понятно: для дурака та надпись. Тот до всяких небылиц и загадок охочь - разгадать не прочь. А им и царёвой загадки хватит.
Разодетые женихи, монетами звенят, котули со снедью домашней на лошадей уложены. Если цветок не найдут, то свет белый увидят, попразднуют вволю без родительского догляда, то-то радость!
Впереди расходятся три дороги, решают парни, куда ехать. Глядь, на тропочке средней стоит козёл - золотые рожки, серебрена шёрстка. Больших он денег стоит при такой шкуре и рогах! Поймать задумали, но не подпускает близко козёл, по дорожке прыг-скок, да в лесок.
Парни лошадей за ним погнали - не дураки, упускать козла в злате-серебре.
Про колдовской лес заповедный сказки знали, да не ведали, что оказались в царстве Святобора, владыки лесного. Жил он в тереме сосновом с женой, красавицей Деванной. Козёл тот был её любимцем, его чесала, серебряную шерсть пряла, вязала свитера себе и мужу. Тура звала Туросиком.
Ещё были у них преданные слуги: Стукач, Свида и Пахма. Всяк своё дело знал, лес берёг и охранял. Не любили, когда без спросу в их владения заходили с ружьями, да костры жгли.
Вот и эти не с добром в лесу, надо людей лихих вразумить. Дело привычное: положил Туросик под ноги женихам тропку малую. И повела она по болоту и чаще петлями - кривулями, всё в овраг и буерак, через пень, да колоду. Заметили, что по этому месту три раза проезжали. Кони устали, фыркают, пугаются неведомого.
Тени рогатые по лесу ходят, из кустов зелёными глазами нечисть сверкает, болото чавкает, вздыхает. Выбрались из болотины на луг покосный. Куда дальше-то? Разглядели замшелую избушку, дедок травы и коренья на скамеечке раскладывает, зарос сивой бородой, словно пень, мхом.
Не сняли шапки, не поклонились старцу, расспрос ведут: - Не знаешь ли, дед, где найти цветок, что богиня Ирида вырастила? Мы хорошо заплатим!
Дедушка смеётся: - В царстве лесном – деньги без надобности. Не моё это дело, на цветы любоваться, вон, у бяши спросите, он везде бегает, знает, где что растёт!
Была нужда с козлом разговоры вести про цветок. Коли поймают, короток разговор: самого – в жаркое, шкуру с рогами – на продажу. Спешились путники, коней стреножили, сушняка для костра натащили. Хотели снедь разложить, а рядом козёл дразнится, мекает, серебряной шерстью трясёт, рогами золотыми сверкает. Хорош шашлык будет!
Нельзя в лесу заповедном стрелять, костры жечь, деревья ломать и рубить, да не для них законы писаны. Ружья достали – пальнули, превратились дорогие ружья в палки сучковатые. И козла нету, как сквозь землю провалился. Вместо него - медвежище стоит на задних лапах, рыкнул, на парней идёт. Лошади напугались, ускакали, с ними вся еда и поклажа пропали.
Кто-то гулко стучал в чаще, грохот со всех сторон, рядом заухал леший. А кому ещё ухать, кроме лешего? Ухает леший, ему волки подвывают, страсти-то какие, прости Господи! Загремело вдали, тучи тяжёлые пошли по самым верхушкам деревьев, совсем темно в лесу, только огни зелёные меж деревьев мелькают, не иначе - глаза волчьи.
Женихам страшно, да и есть охота. Надо деду поклониться, на ночлег проситься, пусть накормит путников, от непогоды укроет, они заплатят щедро.
Побежали парни к избушке, только нет ни деда, ни избушки, ливень начинается, мелькает кругом, гремит. Где от дождя укрыться, ночевать без родительской перины? Никто этому парней не научил.
Нашли ёлку густую, под лапами уселись, прижались друг к дружке, а в лесу нечисть хохочет, волки воют. Так ночь и дрожали от страха под проливным дождём. Утром услыхали петушиное пение, пошли по чащобе и бурелому на кукареканье. Всю одёжку о сучки порвали. Вышли к деревне продрогшие оборванцы, а денежки золотые в карманах звенят, слух радуют. С деньгами – живи без горя!
В деревне праздник большой, хороводы, песни хмельные. Столы вдоль улицы дубовые, девки нарядные, бедовые. Приглашают гостей к столу, чашу преподносят с пивом пенным, парней в уста целуют, те на стол монеты кладут. Отчего не попить, не поиграть с девками бедовыми? С казной не пропадёшь, сыт и пьян будешь, любая девка полюбит и на сене приголубит. Так всё и было.
Хорошо целый день елось, пилось, плясалось, а ночью спалось в сене душистом под звёздами яркими. Вчера богатыми были, веселились – утром нищими пробудились. То ли от голода в животе урчит, то ли корова рычит? Ну, и дела чудные в краю этом!
Нет ни деревни, ни девок бедовых. Домой надо возвращаться, с мечтами о женитьбе на дочке царской прощаться, без цветка она проживёт, не полиняет! Поплелись пешие оборванцы с карманами пустыми домой на позор и насмешки.
Демьянку дорога тоже к деревне привела. Ох, и весело гуляет народ! Не привык сирота к веселью и безделью. Обошёл деревню за сараями, никто не видал, не слыхал, только Туросик. Он рогами помотал, шерстью потряс – превратился во пса худущего, к Демьянке подошёл, хвостом облезлым машет, ластится, суму обнюхал, понятно, голодный.
В суме у Демьяна еда бедняцкая: прошлогоднее сало с душком, краюха хлеба, соль, огурцы, лучок зелёный. Собака их не ест, а хлебом поделился. Поговорить-то не с кем, он псу и рассказал всё про жизнь свою: - Сирота я, без припасов и родительского благословления. По царёву повелению послан за цветком неведомым, пропади он пропадом вместе с царём и царевной!
Слушает пёс, хвостишком помахивает, как понимает, хлебушек съел, убежал, в лес, возвернулся скоро. Несёт в зубах торбу богатую с припасами, что парни в лесу оставили, таких харчей парень и в праздник не едал.
Наелись, Демьянка пса за ухом почесал, погладил, колючки из шерсти вытащил: - Нищие мы с тобой, бродяги блохастые, без дома и хозяина, вроде братьев, даже ночевать негде. Такие, брат, дела. Обещал царь, ежели ирис принесу, землёй наделить.
И земли столько даст, сколько на старой лошадёнке опашу за день, ещё и дом о трёх окошках на берегу ручья посулил. Да к гадалке не ходи – обманет. На смех это придумано. Где лошадёнке пахать, если она и на ровном месте падает? Пусть на лугу пасётся, бедолага! И куда нам дальше?
Пёс в лес бежит, идёт Демьянка за собакой, размечтался, с псом говорит. Известно, у бедняка и мечты бедняцкие:
- А в домике над речкой хорошо бы пожить! В палисаднике мальвы для красоты посадить. Весь палисадник в золотом сиянии будет, это цветки золотые шары станут головками покачивать, а пониже ноготки золотыми звёздочками радовать.
В таком-то золотом садочке без ириса- цветка хорошо будет, красота и без колдовства радостью одарит. Хорошо с устатку в садике посидеть, кваску испить. За садиком-то своё поле рожкой колосится, ленок цветущий утром голубой волной ходит. Да где у бедняка то поле? - Только в мечтах!
Привёл пёс к дубу древнему, под ним шалашик обустроен, охапка сена в нём. Понятно, тут пёс спит и живёт. Вот и ладно, есть на ночь крыша над головой, хватит обоим места, легли братья по беде в сено, прижались. Тепло с псом-то, хорошо, гладит его Демьянка, шерстку перебирает, дремлет. До утра ещё далеко, но светло стало в шалашике, словно утро настало. И не пёс рядом лежит, а сам Туросик, золотые рожки, серебряной шёрсткой сияет, от него и светло.
Не понимает Демьянка, спит он, или вправду всё. Вышел Туросик из шалаша, вокруг дуба кругами бегает, шёрсткой трясёт. Высок дуб, а как пригляделся Демьянка – вовсе это и не дуб, а старик могучий с посохом в богатой шубе. На плече у него сидит птица-Сирин, на сову похожа, крылья широко раскинула, яркими зелёными глазами вращает.
Не испугался парень, понял: перед ним Святобор, древний бог и хранитель леса со своим оком верным – птицей Сириным. Поклонился низко, винится: - Прости, батюшка Святобор, не по своей воле в царство твоё пришёл, царь за цветком ирисом послал, а где искать его – никому не ведомо. Мне-то он ни к чему, такая блажь у дочки царёвой.
Распахнул древний бог полы шубы, под полой много растений, каких Демьянка не видел. Растёт среди них ирис, драгоценным камнем переливается, выгнулась над ним радуга, сидят на ней разноцветные фазаны, хвостами красуются.
- Вот тот цветок, что Ирида мне на сохранение оставила, сорви, что стоишь, никак заробел, кары боишься?
- Не заробел, лесной повелитель, а цветком залюбовался. Не смогу такую красоту сорвать, не вор я. Не мною посажен цветок, не мне его и рвать! Скажу, что цветка того не нашёл. Обойдётся царевна без цветка волшебного, ей и без него хорошо живётся, не тужится.
Проживу и я без земельки над речкой, домика о трёх окошках и палисадника с цветиками золотыми. За непослушание, понятно, при моём сиротском звании, кнутом угостят, шкуру со спины спустят, да нам не привыкать, кожа – не шуба, срастётся.
Туман всё закрыл, а как рассеялся - не стало Святобора, вместо него опять дуб оказался. Вышла из-за него девица по - крестьянски одетая, лицо платком закрыто, только глаза видно. Держит в ладошке листок дубовый, на нём два семечка: - Вот семена цветка, что царевне нужен. Пусть семечко посадит и вырастит с любовью, тогда и зацветёт ирис, а другое семечко для твоего садика над речкой.
Положила листик дубовый в карман на рубахе, вздохнула: - Это тебе за сердце доброе, возвращайся к царевне, отдай семечко. Прощай, может, свидимся.
Проснулся Демьянка в шалашике на охапке душистого сена. Нет ни Туросика, ни повелителя лесного - хороший сон приснился под кроной древнего дуба! Лежит на сене сума с провиантом, что вчера пёс принёс, а теперь убежал, знать, по своим делам.
Вышел Демьянка, умылся в родничке под дубом, попил водицы из ладошки, древнему дубу низко поклонился: - Спасибо, батюшка Святобор, что позволил зайти в твои владения, сон колдовской послал, показал цветок, что Богиня вырастила.
Под рубаху попала травинка сухая, колется. Тут и нашёл Демьянка в кармашке два малых зёрнышка, что к листику дубовому приклеились. Отправился парень в дорогу обратную, принёс семечко цветка – ириса.
Смешно царевне: - Да не нужен мне этот цветок, пошутила я. А женихи и поверили! Ну, принёс ты семена! Неужто, вправду подумал, что я с мужиком под венец пойду? Заграница обхохочется!
Выручил царь: - Да он и не собирался на тебе, дочка, жениться, в земле копались его деды, он тоже землю, да домик о трёх окошках хочет, о них и уговор был.
- Так и дай, фатер, ему землю и домик, всего-то мечты у мужика: свою землю заиметь и домик над ручьём - не дворец просит.
Согласился царь: - Я уговор соблюдаю. Пусть опашет на старой лошадёнке землю и копается в ней! Сам хитро смотрит, да смеётся на работника, что поле пахать будет на старой хромой лошадёнке!
Привёл Демьянка лошадёнку, соху принёс, упряжь наладил.
Подошла к работникам путница по-крестьянски одетая, лицо платом тёмным закрыто, огладила старую лошадёнку, что-то пошептала. Лошадёнка листик дубовый с ладошки женщины губами взяла, превратилась в коня молодого, такой за день половину царства опашет, не устанет.
До вечера весёлый Демьянка за сохой шёл, пот вытирал, а царю не до веселья: столько зазря земли мужику досталось, да ещё и домик о трёх окошках. По всему видать, без колдовства тут не обошлось. Пришлось уговор соблюсти, как договорились.
Всё нынче у Демьянки путём. Домик у него о трёх окошках над ручьём, ребятишки в ручье плещутся, поле пшеницей колышется. В садике цветок- ирис радугой переливается, красотой радует, это вырастила цветок на радость люду деревенскому жена Ирина.
Деревенские-то про богиню не знают, ирисом цветок зовут, ведь это Иринка его вырастила. Работящая у Демьяна жена, да не из красавиц, видать, раз лицо всегда под платком прячет. Только Демьянка знает, красавица у него жена, но не всем положено её красотой любоваться. На лице у неё большое родимое пятно, словно цветок-ирис.
Да кому, какое дело до чужой жены и простого человеческого счастья! Своё заводи!