Утром проснулась, лежу голая кверху задом,
где была, что пила, с кем - ничего не помню.
И три рубля за ухом.
Юмор 70-х годов.
В конце 70-х начале 80-х стали слегка пошатываться устои социализма. Днём на собраниях говорили одно, а вечером на кухне - совсем другое. Свободно рассказывались такие анекдоты, за которые раньше давали срок. Везде (в прозе, в поэзии, в песнях, в живописи, в кино, в театре) искали второй смысл, пытались понять, на что намекал автор между строк. И только в интимных отношениях почти ничего не менялось. Секса в стране официально не было. О публичных домах и не мечтали, в гостиницы влюблённые парочки не пускали, в общежитиях был тюремный режим, обманутым жёнам всегда были рады в парткомах и профкомах. Моральный кодекс строителя коммунизма ещё висел на стенах в коридорах организаций. О многоженстве не заикались даже мусульмане, хотя в глубинке у себя они творили всё, что хотели.
Почти у всех было рыльце в пушку и все ходили под Богом. Волею случая, каждый мог взлететь высоко и упасть так, что все пути перед ним были закрыты. Одному моему бывшему начальнику именно тогда не повезло. Он завёл любовницу и бросил, та от него родила и её мама написала в наш партком заявление. Руководство СМУ-5 не любило этого бабника за строптивость и неуправляемость. Поэтому решили на его примере припугнуть других, а заодно и выслужиться перед горкомом партии, вот, мол, как у нас строго с этим делом. Я на собрание опоздал, все задние места были заняты, и пришлось сесть на первый ряд, среди озлобленного руководства. Часа два эти старые больные коммунисты-импотенты били мордой об стол и размазывали по стенам моего бывшего начальника. Так как он не стал каяться и наотрез отказался жениться, или хотя бы усыновить младенца, то решили его за это исключить из партии. Те, кто сидел в темноте сзади, могли и не голосовать, а мне на свету, рядом с начальниками, поневоле пришлось поднять руку. Я тогда ещё не потерял надежду сделать в партии карьеру. Потом мой бывший шеф долго мне выговаривал при встречах: как ты мог, да зачем, да как тебе не стыдно, почему не проявил солидарность со мной, ведь ты тоже в душе бабник и не пропускаешь ни одну симпатичную девчонку. А когда развалилась компартия и все сами побросали партбилеты, он бил себя на каждом углу в грудь и кричал, что был первым, кто покинул партию по морально-идейным соображениям.
Вот в такое интересное время мне пришлось жить с первой женой. За мной, как за комсомольским секретарём, а позднее молодым коммунистом и учителем, сеявшим в МУПУ светлое, чистое, доброе среди девочек 9-10-х классов, следили особенно внимательно. Ошибиться я мог только один раз, как минёр на минном поле. Поэтому требовалась особая осторожность и осмотрительность. А мне не было даже 30 лет и молодой организм настойчиво требовал своего. К тому же мир вокруг меня был полон соблазнов. На работе я вращался среди молодых красивых женщин, вечерами в компаниях любовался аппетитными и ласковыми жёнами своих друзей, на улице видел целующиеся в темноте влюблённые парочки, после всего этого прибегал горячий и возбуждённый домой, а там меня ждала злая, лохматая, вечно недовольная и крикливая жена. Да ещё в старом халате-балахоне до пола, под которым не видно и даже не угадывается ничего того женского, из-за чего я и женился на ней. На все мои шутки и приставания она реагировала обычно с такой агрессией, что хоть стреляйся, хоть вешайся. Бить женщин я никогда не пытался, даже цветами. Таким меня воспитали папа с мамой и великая русская литература, со всеми её тургеневскими девушками, некрасовскими женщинами и пушкинскими красотками.
Сейчас, прожив длинную и трудную жизнь, я понимаю, что в чём-то жена по-своему была права. В то время я не смог обеспечить её материально в короткие сроки и по всем направлениям. Ей непременно хотелось сразу отдельную квартиру, машину, гараж, две стенки, мягкую мебель, двадцать ковров, три холодильника и застеклённый балкон. (Потом она получит всё это, но уже без меня. Загонит в гроб нескольких любовников, будет сидеть годами одна в этом своём пустом и холодном мирке, никому, кроме неё, не нужном. Даже единственная дочь уедет от неё в Канаду на ПМЖ.)
А я в то время был неисправимым оптимистом, строил коммунизм и мечтал о светлом будущем для всех людей сразу. И когда меня за это с пеной у рта жена называла бездельником, трутнем и придурком кашинским, то я очень обижался. В такие моменты во мне закипала та часть крови, которая досталась от прадедушки грузина по отцу и я, на время забыв великий и могучий русский язык, называл её теми словами, каких она в данный момент заслуживала. Самым мягким выражением было такое - ростовская проститутка. Она требовала с меня денег от шабашек по вечерам, а я посылал её саму подработать по ночам, чем просто сидеть дома и ругаться. После затихания ссоры начиналось самое интересное - она раздевалась и ходила передо мной полуголая, радостно наблюдая, как у меня отвисает челюсть и текут слюнки. На все мои робкие попытки помириться она мстительно отвечала: “- Отвали! Ты меня проституткой обозвал!” И, довольная, уходила спать в другую комнату.
Однажды всё-таки такая ссора закончилась примирением в постели. Это был поворотный момент в наших семейных отношениях, медленно, но уверенно идущих к разводу. В тот вечер, наш сосед по коммунальной квартире выпивал на кухне и пригласил нас присоединиться. Он был весёлым пьяницей, страшным бабником и жил с нашей соседкой в гражданском браке, иногда убегая к первой жене или к очередной пассии. Работал он шофёром, возил хлеб, шабашил на своей же машине грузчиком и у него всегда, в отличие от меня, были карманные деньги на сигареты и выпивку. Вот и в этот вечер он принёс несколько бутылок шампанского и щедро угощал нас, так как до этого без спроса выпил всё наше вино, спрятанное на общей кухне. Пока сидели, он веселил нас, чтобы мы простили его. Для этого рассказал кучу всяких историй и анекдотов. Жене особенно запала в душу весёлая история, в которой городская интеллигентная женщина просыпается утром неизвестно где, неизвестно с кем, совсем голая, а за ухом у неё торчат три рубля, честно заработанные ночью. В те годы три рубля были хорошими деньгами и у них были два основных эквивалента: в жизни на них можно было купить бутылку водки в магазине, а в анекдотах такую цену платили женщинам за ночь любви.
В эту ночь я, как обычно, приготовился к длительной борьбе, стал просить прощения и приставать с ласками к жене, а она, к моему удивлению, видимо, ещё под действием шампанского, сразу согласилась, но с одним условием, чтобы я, как в той истории, положил ей три рубля за ухо. Мне такая игра тоже понравилась, и пришлось идти доставать деньги из заначки, отложенной совсем на другие цели. В долг она делать ничего не хотела из принципа и из-за своей природной вредности - только за хрустящие наличные. Уснули мы оба довольные. Я - с улыбкой на лице, потому что очень любил это дело, а она - сжимая в кулачке зелёную трёхрублёвку, потому что нашла ещё один способ, как высасывать из меня лишние деньги, особенно не напрягаясь.
Такая торговля у нас шла только тогда, когда мы ругались или обижались друг на друга. Иногда она сама приходила и просила у меня денег в долг, предлагая свои сомнительные услуги прямо сейчас, авансом. Но чаще приходилось мне писать ей расписки, обещая к определённому числу полностью рассчитаться. К моменту развода и размена нашей квартиры на улице Мичурина, мы полностью перешли на коммерческие отношения, потому что дома с дочкой теперь ночевали по очереди. У каждого была своя жизнь на стороне. Но иногда, случайно столкнувшись ночью в коридоре или в ванной, мы опять вспоминали молодость. Правда, теперь я ей клал за ухо не зелёненькую бумажку, а красненькую - червонец. Проклятая инфляция проникла и в интимную жизнь нашего общества. Водка с 2 рублей 87 копеек подорожала сначала до 3 руб. 62 коп., а затем и до 4 р. 12 коп., 4 р. 60 коп., 5 р. 30 коп. и так далее. Соответственно стали дорожать и услуги женщин в анекдотах. Теперь в 3 рубля можно было оценить только самую грязную бомжиху с вокзала. Приличной женщине предлагать такую сумму было просто неудобно, не комильфо, как говорили в высшем свете.
Про это время коммерческих отношений с женщинами хорошо написал Игорь Губерман (почти как про нас с женой):
В дела интимные, двуспальные
Партийный дух закрался тоже:
Есть дамы столь принципиальные,
Что со врага берут дороже.
После развода с женой, встречаясь с другими женщинами, я никогда не рассказывал им эту историю, чтобы и у них не возник соблазн перейти со мной на коммерческие отношения. Мужчина сам должен решать, как и чем отблагодарить свою женщину за любовь и верность.
1986 г., 2006 г.