Чужая Весна

Владимир Беликов
Весна пьяная, волнующая. Привычные тропы растаяли, новые – не проложены. Солнце опять жаркое, мысли – снова горячие. Теплые дни манят топтать жухлые сугробы, с вкраплениями исторических событий зимы и остатками переработанного рациона любимых собачек. Теплый воздух, непривычный асфальт под ногами, звук шагов по нему, новые запахи пробуждения -  формируют мечты о прошлых днях, когда я, молодой и счастливый, шел так же куда-то в приятные гости, слегка нетрезвый и с намерением продолжить пир. Праздновать весну, неясные томления – предвестники любви или флирта – как пойдет, гулять подмороженным вечером и ждать нового утра, когда проснемся вместе, примем душ и устремимся наружу под ливень солнечных брызг. Кожа на лице принимает первые ласки, смуглея ранним загаром, твои губы больше не холодны и целовать тебя на теплом ветру – словно наслаждаться изысканным десертом, основной секрет которого – предвкушение лета, близости, физического осязания мечты. Когда весь мир у твоих ног, а тебе это безразлично, потому что только одно имеет значение – ты рядом со мной.

Планы, воплощенные в повышении уровня жизни, в достижении внутреннего комфорта, но потерявшие свое обаяние с приходом неизбежной мудрости, щедро отданной прожитыми годами и даром свыше - умением анализировать и обобщать знания. Дар, использованный бегло и не по назначению, когда бремя знания все чаще толкает спать без желания проснуться.

Вот так, возвышенно вспоминая и спотыкаясь от неожиданного пафоса о нерастаявшие пока кочки, я бреду к дому, в гулкую тишину подъезда и лунное безмолвие пустого жилища. Где из всех окон одно я ненавижу больше всего, но неизменно припадаю только к нему. Это окно монитора моего ноутбука. Весна напоминает о себе оранжевыми бликами на стенах. Но я их замечаю чисто условно – мое место уже давно в непроглядном мраке, где не видно ничего впереди и где нет смысла оглядываться назад. У кого-то сегодня весна, у меня – как в павильоне мосфильма – всегда нужное, несогласованное со мной время года и суток – серые, ненаглядные, родные до тошноты сумерки. Режим забвения. Нервные подмигивания индикатора – вестника конца игры.

Беру топор и молоток. Вываливаю из шкафа все содержимое. И начинаю рубить прессованные опилки по начертанной в голове схеме – я давно хотел сотворить из этого скучного короба футуристическую скульптуру. Комната покрывается пылью мук творчества, в дверь барабанят, разбуженные грохотом, разъяренные соседи. Я не слышу звуков внешнего мира - увлечен работой. Когда закончу, дам изваянию имя, поставлю его посреди комнаты и уйду на войну. Не важно с кем и за какую мнимую правду. Главное – успеть погибнуть до наступления лета. Иначе, мне будет невероятно холодно купаться в лучах чужого всеобщего ликования.