- Ой, маленькая, что ж ты тут одна-то? Заблудилась, или как?
Его шатало, но курс он держал. Красный нос показывал прямо на середину обледенелой дороги. А там ровно посередине стояла маленькая девочка в длинной белой рубахе. Распущенные волосы, закрывающие лицо. Голый пластмассовый пупс покачивается в руке.
- Что ж ты тут, милая? У нас же в такой мороз добрый хозяин собаку в дом зовет. А ты тут одна... Совсем одна?
Петька аж хлюпнул внезапно возникшей в носу жидкостью. И глаза заслезились. Прямо, как в детстве.
- Я вот, тоже, бывало, из дому-то сбегал. В чем был. Что было в руках, с тем и бежал,- тяжело присел он на корточки, чуть не завалившись на спину.- Батя нас гонял по пьяному делу. Совсем голову терял - страшно, аж жуть! Убить мог, наверное. Или покалечить. Вот и разбегались все до самого утра. Я так же вот стоял на дороге, плакал. И ведь никто, представь себе, ни одна падла не помогла тогда маленькому! Поэтому каждую зиму болел.
Он вытер нос рукавом, поднялся.
- Пойдем, маленькая, пойдем. Сейчас будет тебе тепло. Сейчас будет хорошо. Голодная небось? Как звать-то?
- Альма,- отозвалась вдруг девочка глубоким басом.
- Вот! И имя-то какое... Угораздило же родителей придумать. Кто это у тебя? Ну, чего стоишь-то? Мамка или папка спьяну дуркует? Да ладно, ты не говори ничего. Я же понимаю… Это я выпил просто - вот меня и раздербанило немного. Как можно вообще про такое спрашивать? Что я, зверь какой, что ли? Не по-людски...
- Я Альма!- снова пробасила девочка и качнула голым пупсом, который висел в руке и чиркал по снегу розовой пяткой.
Петька закивал часто:
- Альма, конечно. А как же? Альма и есть. Как уж назвали. Не твоя вина – родителей. А басишь - это все погода наша. Кто же у нас в мороз ребенка на улицу в одной рубашке погонит? Ну, пойдем, милая, пойдем со мной...
- Милая?- неуверенно переспросила девочка.
И голос был у нее в этот момент почти нормальный. Девичий.
- Конечно, милая. Вон, волосы у тебя какие красивые. И пупсик твой - смешной такой. Его купать пора, наверное. В теплой воде купать. И тебя кормить, купать - спать укладывать.
- Смешной?- недоверчиво переспросила она и снова покачала своим пупсом, чертя по сугробам линии.
- Смешной, смешной!- замахал руками Петька.
- Так ты что, мужик, совсем не боишься меня, что ли?
- А чего тебя бояться? Ты маленькая, я - большой,- удивился Петька.- Это вот папку своего я боялся, да. Он был большой. Ого-го, какой большой! А ты такая маленькая, такая симпатичная, такая милая, такая...
Бабахнуло так, что даже в ушах зазвенело. Девочка исчезла во вспышке. Сразу стало темно и еще будто холоднее. И из той темноты вдруг набежали какие-то люди. Стали хлопать Петьку по спине. Смеяться и радоваться стали. Стали спрашивать, как это он сумел, и какие еще знает секретные приемы. И стакан дали в руку.
Петька отхлебнул сразу полстакана и закашлялся - это же кипяток!
- Чай! Чай!- радостно кивали окружающие.
- Мужики, а водки нет ли у вас?
- Нет, ты лучше скажи, как ты умудрился не поддаться, не испугаться? Это же просто ужас такой, знаешь… Никто не может выдержать. Ты, что же, никого не боишься?
- Ну, почему - никого?- раздумывал медленно Петька.- Вот когда батя - это было серьезно. А если сильно зашибет, так и страшно донельзя. А тут - девочка!
- Ну-ка,- подвинул как-то всех в сторону один - серьезный и в очках.- А телевизор у тебя есть, мужик?
- Откуда бы?- искренне удивился Петька.
- Вот и все объяснения. Но для чистоты эксперимента... А поставьте вы ему телевизор!
- Вы бы лучше водки поставили,- обиделся Петька.
И так, с обидой своей, пошел домой.
Потому что завтра ж - на работу!
А эти-то все – «телевизор, телевизор»… Будто он маленький какой.