Алексеев не любил вареных раков.
Алексеев проснулся, умылся, почистил зубы, оделся и вышел на улицу. На остановке загрузился в автобус, встал у окна на задней площадке, заплатил за проезд и заметил пожилую семейную пару, явных ровесников. Подумал, что в такой комплектации женщина всегда выглядит старше мужчины.
Алексеев любил размышлять об увиденном.
Потом он встретился взглядом со знакомым, расположившимся на сиденье в середине салона.
-- Алексеев! – закричал знакомый на весь мир.
Алексеев дернулся, как от электрического разряда в триста восемьдесят вольт, и поспешно начал пробираться к выходу.
-- Вы выходите, вы выходите? – судорожно интересовался он у впередистоящих.
-- Алексеев, Алексеев! – звал его знакомый.
Впередистоящие огрызались, а одна противная старуха сказала:
-- Ишь ты какой, только вошли и сразу «выходите» – и больно толкнула Алексеева в спину кошелкой с замороженной рыбой.
Наконец, автобус остановился и Алексеев выскочил на улицу. Унял сердцебиение, огляделся и решил с этого дня передвигаться только пешком.
Алексеев не любил знакомых в транспорте.
Был месяц март. Снег подтаял, и собачье говно выступило на поверхность улиц веселыми куличиками. Алексеев шел и разглядывал фекалии.
Он любил разглядывать жизнь.
Вспомнил, как давным-давно познакомился с французом по имени Пере Доз или Перье Дозе, сейчас уже не вспомнить. И у этого француза была любимая русская присказка: как говна за баней. Вот это как раз про данный случай.
Алексеев старательно обходил кучки.
На углу пересечения улицы Корнилова с улицей Чапаева Алексеев заметил простенькую вывеску «Продажа и реинсталляция», решил зайти. Спустился в подвальный этаж, толкнул дверь и очутился в маленьком пустом помещении.
Алексеев любил маленькие пустые помещения с детства.
Обойдя старый письменный стол, единственный предмет мебелировки, Алексеев открыл дверь в противоположной стене, хмыкнул и поднялся по лестнице, ведшей вверх. Вышел на улицу, удивленно почесал голову и продолжил свою прогулку.
Лишь несколько минут спустя, он заметил, как изменилось все вокруг. Сам воздух и дома, и люди, и время. И даже дыхание.
Вечером, умываясь перед сном, Алексеев посмотрел в зеркало. Из мутной амальгамы на него взирал чужой человек с зелеными русалочьими глазами. Алексеев в ужасе отшатнулся от зеркала и провел по лицу ладонью. На руке остались фрагменты отмирающей кожи.
Алексеев не стал кричать, хотя ему очень хотелось. Наоборот, он зажал рот ладонью, закрыл глаза и попытался вызвать свою душу. С первого раза не получилось, но, сделав усилие подвластное любому, он ее разглядел.
Не аморфная, а вещественная, белая с красной каймой, плотная как ткань бытия, контуром напоминающая созвездие Водолея, душа изнемогала под спудом.
-- Дурочка, – убирая руку ото рта, прошептал Алексеев – нелепая.
Он сжал душу пальцами.
-- Психея, бабочка, душа – добавил нежно.
После чего принялся запихивать душу обратно.
Душа проходила с трудом, казалось, она сопротивлялась и немного попискивала.
Но Алексеев старался.